ОТ ПЕРЕВОДЧИКА 5 страница

Дети Люции взяли Кристиана за руки и потащили его на луг, где он сделал им гренадерские шапки из тростинка; еще одну шапку он сплел для их матери и, загнув верхний конец, наполнил ее красивыми полевыми цветами — получился рог изобилия, настолько восхитительный, что Люция повесила его над зеркалом.

Стол был накрыт к обеду, скатерть сверкала белизной, и дети знали, что сегодня их ждет какое-то необыкновенное и очень вкусное блюдо: раз в две недели, когда к ним приходил в гости скрипач, мать всегда стряпала что-то особенное. Дети считали, что скрипач мог бы приходить и каждое воскресенье, ведь идти-то было всего две мили.

С детьми Кристиан сам возвращался в детство и, как послушный ребенок, терпеливо сносил нотации учителя, в которых, однако, было зерно истины.

— Ты разбогател, — говорил учитель. — Наверняка кое-что у тебя и прикоплено. Негоже человеку быть одному; женись, а не то кому достанется твоя кубышка? Уж не сборищу ли святош, которые хотят ввести у нас в стране католичество?

Тут учитель сел на своего конька и начал витийствовать против папы и духовенства упомянутой конфессии.

— Католичество сделало много добра, — возразил Кристиан. — Теперь посеянное им принесло урожай, он питает нас и дает нам силу; во времена варварства только оно охраняло науки и искусства; оно родило прекрасную идею большого человеческого сообщества, оно поставило духовное начало выше грубой силы!

— Но теперь оно выродилось, — не сдавался учитель, — и превратилось в гонителя духа и свободы.

— Я думаю, — сказал Кристиан, — вернее будет рассматривать его как теплицу, которая помогла человечеству пережить суровую зиму средневековья. В монастырях, укрытые за их стенами от грубой силы, которая правила бал в миру, пышно расцветали науки; они развивались в ожидании будущего лета. Теперь лето пришло: для духа и свободы всюду светит солнце, все вокруг цветет и зеленеет гораздо ярче, чем в католической теплице; теперь мы чувствуем, что тепло там искусственное, воздух спертый, а цвет зелени нездоровый; теперь снаружи лучше: все сделало успехи, продвинулось вперед, в теплице же все осталось как прежде, там стало даже меньше благородных деревьев, потому что они теперь растут на воле, под солнцем.

— Опять свару затеяли! — шутливо заметила Люция.

— Он хвалит католичество, — ответил ее муж. — С ним просто сладу нет.

— Я просто хочу, чтобы над всеми верующими, в какую бы церковь они ни ходили, простерлось бы единое покрывало любви, — сказал Кристиан. — Когда-нибудь я сыграю вам католический гимн — слова и музыку я узнал от одного итальянца, у него на родине этот гимн поют на Пасху крестьяне в горах. Он дышит истинным христианством, совсем как наши старые псалмы.

Солнце уже зашло, а детей уложили в постель, когда Кристиан тронулся в обратный путь; в двух милях отсюда ждал его одинокий дом. Был один из тех прекрасных лунных вечеров, которые художник старается запомнить и запечатлеть на холсте, а_л поэт вдохнуть в себя, чтобы его стихи стали красивее и больше трогали бы душу. На Кристиана тоже подействовал аромат красоты, разлитый в этом вечере; в такие минуты он все еще чувствовал, что внутри у него спрятано великое сокровище духа; казалось, стоит только дождаться благоприятного полуночного часа, и он сумеет поднять этот клад — но вдруг все гасло, и оставалась лишь надежда, что время придет в другом мире, мире духов.

Он не прошел еще и полпути, как спокойствие и радость, навеянные прекрасной природой, покинули его. А ведь он должен быть счастлив! Ему не довелось пережить измены и разлуки с женщиной, когда-то безраздельно любившей его. К нему хорошо относятся, он свободен от заботы о завтрашнем дне. Он не обязан успехом могущественному покровителю и не должен из благодарности вечно унижаться перед ним, зная, что на самом-то деле он — полное ничтожество. Ему не приходится ежедневно видеть, как ту, кого он любит, целует другой, как она мечтает о другом, в то время как с ним, Кристианом, всего лишь добра и любезна. Ему не нужно за улыбкой скрывать свои муки. В его жизни не было больших потрясений и катастроф; над его могилой пастор скажет: «Спокойно и счастливо текли его дни. Ни разу грозовая туча, тяжелая и сверкающая молниями, не нависала над его головой!» Нет, небо над ним было серым, всегда ровного серого цвета, так что, если долго смотреть на него, оно начинало казаться голубым.

Дома некому было порадоваться его приходу. Он был пуст — Кристиан всю жизнь прожил таким же одиноким, какими все остальные люди будут в могиле. Он зажег свечу, сделал кое-что по хозяйству, закрыл ставни, которые были в доме изнутри, и заглянул в торфяной сарай, где жил аист. Птица спала. Тогда Кристиан раскрыл большой выкрашенный синей краской сундук и достал из потайного отделения два тяжелых мешочка. Он осторожно высыпал их содержимое на стол, пересчитал блестящие серебряные монеты, разложил их столбиками и улыбнулся такой же улыбкой, какой улыбался детям Люции.

«Вот как много я успел скопить, — подумал он. — Все это для нее. Да, когда ей будет уж совсем невмоготу, она вернется сюда; другие и знать ее не захотят, но я буду ей братом. Больше ей не придется страдать!» И Кристиан снова улыбнулся: ведь он думал о Наоми.

Легкомыслие молодости толкнуло ее в большой мир; разумеется, это не могло хорошо кончиться. Рано или поздно она вернется сюда с какой-нибудь бродячей труппой, бедная и больная. Он видел это во сне и не сомневался, что сон был вещий. Сколько раз, услышав, что в трактире или в соседней деревне дают представление бродячие комедианты, он ходил туда в надежде отыскать Наоми; это для нее он копил блестящее серебро.

Библия, скрипка и аист — это были его три друга. Птица, прихрамывая, без страха заходила через дверь в комнату, порой, улетала в рощицу по ту сторону луга, но всегда возвращалась.

— Ах, если бы ты перезимовал у меня, — вздыхал Кристиан, — если бы не улетал в теплые края со своими собратьями! Нет, лети! Раз уж ты умеешь летать… Я тоже когда-то мечтал о далеких краях, но остался здесь, и мне уж не суждено вырваться… Лети, может быть, ты увидишь Наоми! Может быть, ты пролетишь над могилой моего отца…

С этими словами Кристиан взял красную ленточку, написал на ней «Привет из Дании», привязал ленточку к ноге аиста и сказал:

— Лети себе с остальными, но обязательно возвращайся весной!.. Уже тринадцать лет я не видел Наоми! В моей памяти она осталась молодой и красивой, с гордым взглядом. Ах, если бы я был так же хорош собой, как тот наездник!

И мысли его умчались далеко-далеко…

Часто дети, будь то мальчики или девочки, в свои самые ранние годы кажутся нам прямо-таки безобразными, но вот проходит несколько лет, черты и формы развиваются, и мы видим красоту там, где прежде ее не замечали, и не можем не любить за нее этих детей. Так и после смерти, в потустороннем мире тот, чью внешность мы здесь находили отталкивающей, меняется, его чересчур резкие черты смягчаются, обретая красоту, и он завоевывает наше сердце, заставляя нас любить его. Ведь человеческая внешность — это всего лишь личина; стоит лишь упасть лохмотьям, и оборванный нищий станет красив, как аристократ. Вот о чем думал, о чем втайне мечтал Кристиан…

Наступил сентябрь — время роскошного расцвета датской природы; однажды Кристиану приснилась Наоми, причем в таких удивительных обстоятельствах… Все это как живое стояло у него перед глазами, когда он внезапно проснулся среди ночи; но утром он уже ничего не помнил, кроме того, что она положила голову ему на грудь и сказала: «Я умираю, похорони меня в своем садике».

Сон привел его в душевное смятение; он прочитал псалом и стал искать слово утешения в Библии.

Выйдя днем прогуляться, Кристиан услышал где-то впереди звуки трубы, веселые призывы и крики крестьянских ребятишек. У одной изгороди стояли, глядя на дорогу, несколько старух.

— В чем там дело? — спросил он.

— Комедианты едут, хотят дать представление на постоялом дворе.

Тут и Кристиан увидел человека в костюме паяца, но бедном и грязном; он ехал верхом на чахлой лошаденке, а впереди него сидела девочка с красивыми темными глазами и тамбурином в руках. Паяц громким голосом зазывал зрителей: дескать, в послеобеденное время на постоялом дворе будет показана удивительная комедия с участием марионеток, а кроме того, в высшей степени диковинные фокусы. Лицо у паяца было раскрашено белой краской, и он корчил причудливые гримасы. Девочка выглядела болезненной; всякий раз, когда отец дудел в трубу, она била в тамбурин.

Кристиан вспомнил свой сон, вспомнил Наоми — быть может, это ее муж, ее ребенок?

Он пошел на постоялый двор и сразу увидел крытый фургон комедиантов; сверху была выложена для просушки старая перина. Внутри во всю длину стояла убогая сцена с занавесом, куклы в оборванных и грязных нарядах висели и лежали как попало. Толстая простоволосая брюнетка с проседью в черных волосах держала на руках младенца; неопрятная одежда была расстегнута — она кормила его грудью. Другая женщина, помоложе, пришивала бумажную звезду к платью большой куклы. Кристиан заговорил с ними; голос его дрожал, пока он» не убедился, что Наоми среди них не было.

Такое бывало с ним часто — он разочаровывался и все же был рад. Вид этих людей вкупе с воспоминанием о давешнем сне глубоко взволновал его.

Вернувшись домой, Кристиан не застал аиста. «Ну ничего, придет, — подумал он и оставил дверь в торфяной сарай открытой. — Впрочем, кто знает, возможно, он уже летит сейчас с остальными над соленым морем. Листья-то совсем пожелтели!»

Ночью Кристиан спал неспокойно; на рассвете он оделся и вышел в свой маленький сад, тот самый, где в его сне Наоми просила похоронить ее. Внезапно он услышал диковинные звуки, доносившиеся с большого луга, и увидел сотни аистов — птицы взлетали и сшибались друг с другом. Крестьяне говорят, что так они пробуют силы для перелета. Несколько аистов оказались побежденными, и другие заклевали их до смерти своими крепкими клювами. Затем большая стая поднялась в воздух и улетела, хлопая крыльями.

Кристиан пошел на луг; там лежали семь мертвых аистов, их вырванные перья еще кружились в воздухе.

— Природа не наделила вас силой и тем самым обрекла на смерть. Ваши собратья не взяли вас с собою в теплые края! Бедные птицы!

С этими словами Кристиан нагнулся над убитыми и увидел у одного на ноге красную ленточку. Кристиан взял птицу на руки — она была еще теплая, белые перья запятнаны кровью, длинная шея безжизненно повисла. Это был его аист. Кристиан прижал птицу к груди.

— Вот так исполнился мой сон! Тебя, а не ее держу я мертвым в своих объятиях. Я похороню тебя под цветами в саду.

Он поцеловал мертвую птицу, выдернув из ее крыльев черное и белое перо, укрепил их над зеркалом, а затем вырыл могилу, обложил ее зелеными листьями и похоронил в ней аиста. Куст шиповника с желто-зелеными плодами рос у изголовья могилы.

— Итак, я снова один! — вздохнул Кристиан. — Ты не прилетишь ко мне весной. Ты мертв. Все умрут. Мы всех потеряем. Так будем же ловить мгновение, будем счастливы! Полной грудью буду я вдыхать последние солнечные лучи этого года, я буду наслаждаться ясной морозной зимой и грядущей повой весной!

Но зима принесла только слякоть, снег с дождем и серые дни; деревья в лесу стояли мокрые, черные ветки в тумане казались опутанными паутиной; вся природа, казалось, закуталась в кокон, который лишь через много месяцев лопнет под солнечными лучами.

Кристиан прихварывал, но все же, как и прежде, неизменно посещал Люцию, у которой всегда был желанным гостем. Однако это бывало лишь раз в две недели, по воскресеньям, поэтому Люция очень удивилась, увидев его однажды в будний день; он был бледнее обычного.

— Нет, со мной ничего не случилось, — сказал Кристиан, — просто мне сегодня нечего было делать, и я очень соскучился по детишкам, вот и решил прийти.

Кроме того, он слышал новость, но не торопился ее выложить. Лишь позднее он рассказал, что узнал от графского садовника: этой весной господа ждут гостей — французского дворянина с супругой, и это якобы не кто иная, как Наоми; она уже много лет замужем за ним и стала богатой и важной дамой.

Глаза Кристиана наполнились слезами.

— Все же я сегодня нездоров, — сказал он. — Малейший пустяк так волнует меня!

Люция сжала ему руку.

Ах, как одиноко стало у него в доме! Раньше он часто пересчитывал свое сокровище с мыслью о Наоми, теперь же больше не раскрывал сундук и не складывал столбиками блестящее серебро.

Зима была такой длинной, такой серой — правда, ее называли сиротской зимой, доброй к беднякам, которые не слишком мерзли; но до чего же она была слякотной и до чего серой, бесконечно серой! Эта зима походила на осень, которая незаметно перетекла в весну.

Была середина мая, первый чудесный солнечный денек, но дети Люции стояли опечаленные у кровати Кристиана: он хворал и Люция ходила за ним.

— Благодарствуй за всю твою любовь, Люция! — сказал Кристиан. — Все же этот мир прекрасен и люди такие добрые! Я хорошо помню, как ты много лет назад сказала мне: самые обычные дары Божьи нам, смертным, так велики, что просто грешно желать еще большего. Тот, кто стоит высоко, стоит на самом ветру, а нас, стоящих внизу, он не так пробирает. Ты помнишь чудесный псалом: «Розы растут в долине — там мы и встретимся с Иисусом»? Выдающийся человек стоит в пересечении лучей, но лучи сжигают его. Мы можем позавидовать ему, потому что он полнее воспринимает все вокруг себя, но при этом он больше, чем мы, чувствует и разрушительную силу окружающего. Он отдает с горячей душой то, что мы, простые смертные, принимаем нашими холодными душами, он приглашает нас к себе на пир, и мы приходим, как гарпии, злые птицы, о которых я читал, приходим, чтобы все загадить.

Сам того не замечая, Кристиан теперь хулил человечество, которое несколько минут назад называл добрым и полным любви.

— Наши мысли тщеславны, наши деяния ничтожны, — продолжал он. — То, что мы называем великим и бессмертным, когда-нибудь для других поколений будет чем-то вроде надписей углем на стенах тюремной камеры, которые теперь читают любопытные… Когда я умру, дай детям мою Библию. В ней спрятан ключ к сокровищу, которое не источит ни моль, ни ржа! Я увижу Наоми, прежде чем умереть, — вдруг добавил он, и глаза его просветлели, — да, я чувствую, что увижу ее!

— Не говори о смерти, — ответила Люция. — Ты не умрешь, мы еще много лет проживем все вместе.

Ласточки вернулись; аист сидел в своем гнезде; датчанин вновь гордился своими зелеными лесами; в эту пору Люция сложила руки покойного на груди, закрыла ему глаза и приказала детям в последний раз взглянуть на дорогого Кристиана. Малыши плакали.

— Ему теперь хорошо, — сказала Люция, — по-настоящему хорошо, как никогда не было на этом свете.

Приколотили крышку, и соседи вынесли неказистый гроб из дома; Люция с мужем и детьми шли за ними. Дорога на кладбище была узкая; вдруг навстречу вылетела господская карета, запряженная четверкой лошадей. Это были гости из усадьбы, французский маркиз и ее светлость Наоми.

Пропуская важных господ, крестьяне со своей ношей сошли в канаву на обочине. Они обнажили головы, а ее светлость Наоми с неизменно гордым взглядом и прелестной улыбкой высунулась из окна и помахала им. Покойник был бедным человеком. Всего лишь скрипачом.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Вряд ли найдется читатель, который не знал бы Ханса Кристиана Андерсена (1805–1875) как великого сказочника. Именно благодаря сказкам он завоевал мировое признание, что удалось немногим из его соотечественников. Другой всемирно известный скандинавский писатель, швед Август Стринберг, сказал о романе Андерсена «Всего лишь скрипач»: «Это большая сказка, и одна из лучших у Андерсена». Действительно, в романе есть все, что отличает сказки Андерсена, — поэтичность, гуманизм, юмор, а с другой стороны — острое неприятие эгоизма, лести, спеси, самодовольства. Так же как в сказках, реалистические картины сосуществуют в нем с удивительными событиями, крутыми поворотами в судьбах, неожиданными встречами и совпадениями. Так же как в сказках, в нем присутствуют странно-необычные, неправдоподобные явления — из области фантастики или мистики.

Андерсена всегда любили и много переводили в России; рецензию на его первый роман «Импровизатор» писал еще В.Г. Белинский в 1845 г. «Всего лишь скрипач» — второй из пяти романов Андерсена (вышел в Дании в 1837-м) также издавался в России (правда, не в переводе, а в переложении) в 1890-м и 1909-м[57].

«Всего лишь скрипач», как, впрочем, и многие произведения Андерсена, автобиографичен. Недаром писатель дает герою свое имя. Андерсен, сын бедного башмачника, проведший детство и раннюю юность в крайней нужде, как бы проигрывает варианты собственной судьбы в случае, если бы ему не улыбнулась удача (или — добавим через полтора столетия — он не был бы, в отличие от Кристиана, истинно гениален, а не просто талантлив). Многие персонажи списаны с натуры, отдельные эпизоды взяты из жизни. Впечатления самого Андерсена от путешествий по родной стране и по Европе (Андерсен отдал щедрую дань также и жанру путевых очерков) легли в основу многочисленных ярких описаний.

Одновременно «Всего лишь скрипач», как по своей стилистике, так и по проблематике, занимает место в ряду литературы романтизма. Его основная тема — художник и общество — разрабатывалась такими, например, известными немецкими писателями-романтиками, как В.Г. Вакенродер, Л. Тик, Э.Т.А. Гофман. Вариацией на эту тему можно считать и образ Наоми, но авторскому замыслу противопоставленный Кристиану. Ей «повезло» — бедную сиротку без роду-племени взяли на воспитание в графский дом, и с этой «стартовой площадки» волевая и энергичная девушка сумела взлететь на верхи светского общества. Но творческие способности, которыми она, безусловно, была наделена, не получили развития и заглохли, недюжинный ум растрачивается в пустой светской болтовне… Пожалуй, Наоми повезло еще меньше, чем Кристиану, не добившемуся славы, но сохранившему талант и душу.

В одном из многочисленных лирических отступлений Андерсен сравнивает литературные произведения с узором на ковре. Это сравнение как нельзя более подходит к самому роману, художественная ткань которого пронизана символами, лейтмотивами, ассоциациями, подчеркивающими авторскую мысль, — читатель наверняка заметил в книге эту особенность. Таким лейтмотивом, например, является образ аиста — «удивительной, загадочной птицы», — проходящий через всю книгу и через всю жизнь Кристиана.

В сегодняшней Дании роман «Всего лишь скрипач» обретает новую жизнь. В 1988 г. он был издан в серии «Датские классики» с большим послесловием и серьезными комментариями. С этого издания и сделан перевод.

Мы надеемся, что читатель оценил по достоинству этот роман, проникнутый подлинной поэзией и удивительной человечностью, которыми неизменно чарует нас великий сказочник Ханс Кристиан Андерсен.

С. Белокриницкая

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1] Здесь и далее стихи, кроме особо оговоренных случаев, даны в переводе И. Гуровой.

[2] Еврейское кладбище. — Здесь и далее, где это не оговорено особо, примечания переводчика.

[3] Булль Уле (1810–1880) — известный норвежский скрипач и композитор.

[4] Амфион — в греческой мифологии сын Зевса, мастер в музыке и пении. Иувал — в Библии потомок Каина, создатель первых музыкальных инструментов.

[5] Возможно, имеются в виду гравюры с «Каприччос» Гойи.

[6] Перев. В. Микушевича.

[7] Иисус — спаситель человеков (лат.).

[8] Прекрасная мельничиха (нем.). Одноименный песенный цикл Шуберта написан на стихи немецкого поэта Вильгельма Мюллера (1794–1827).

[9] Это предостережение, которое невидимая рука начертала на стене, когда царь Валтасар пировал в Вавилоне, означало, что его царство захвачено персами.

[10] Заканчивается легенда так. Пастор, разгневанный грехом женщины, не раз говорил ей: «Я не прощаю тебя, и Господь тоже не простит! Скорее розы вырастут из нашего каменного пола!» Той ночью, о которой идет речь, пастору приснилось то же самое, что увидела женщина в церкви, а наутро оказалось, что каменный пол растрескался и из щелей выросли двенадцать прекрасных роз: это были двенадцать ее нерожденных сыновей. «Теперь ваша мать — покойница», — сказал пастор. Пошел искать ее и нашел мертвой перед алтарем. (Примеч. автора.)

[11] Перев. В. Левина.

[12] Раздражительное племя (лат.).

[13] Псевдоним немецкого писателя Ж. П. Рихтера (1763–1825).

[14] При виде острова Мён в лунном свете (нем.).

[15] К. Мольбек (1783–1857) — датский писатель и критик, в какой-то мере послужил прототипом советника.

[16] Перев. В. Жуковского.

[17] Через тернии к звездам (лат.).

[18] Существует легенда о том, что в III веке, во время преследований христиан, семеро юношей были замурованы в пещере и проспали 200 лет.

[19] Перев. И. Елина.

[20] Лафонтен Август (1759–1831) — немецкий беллетрист.

[21] Великолепно (фр.).

[22] Перев. Н. Добролюбова.

[23] Детские часы (нем.).

[24] Ты спишь, мой ягненочек? (нем.).

[25] Г. Николаи (1795–1852) в упомянутой книге, вопреки тогдашней моде, описал Италию с самой отрицательной стороны.

[26] Амтман — в Дании глава административной власти в округе.

[27] Персонаж романа Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера»

[28] Герои исторических драм Эленшлегера, соответственно норвежец и датчанин.

[29] Соль разума, или Избранные мысли (фр.).

[30] Иоанн, 5, 8.

[31] По народным поверьям у короля эльфов вместо спины — пустое место, нечто вроде корыта для опары.

[32] Пс. 136, 5.

[33] Быт., 16, 12.

[34] Иов, 7, 9.

[35] Иов, 7, 6.

[36] «Молодая Германия» — литературное течение 30-х — начала 40-х гг. в Германии, вдохновленное Июльской революцией 1830 г. во Франции.

[37] Перев. Вс. Рождественского.

[38] Карл Бернхард. (Примеч. автора.)

[39] Жемчужина среди дуэний, истинный дракон на страже целомудрия (фр.).

[40] В Вероне похоронены Ромео и Джульетта, в Ассизи — святой Франциск.

[41] «Уленшпигель» дословно означает «совиное зеркало».

[42] Снова эти чудные места (нем.) — ария из популярной в те годы оперетты «Алина».

[43] Иоанн, 8, 3–9.

[44] Историческое название хорватов, которым в те времена, как и цыганам, не разрешалось ночевать в Вене.

[45] В Вене у каждой лавки есть вывеска, но которой и названа лавка, например: Кардинал, Мадам Каталани, Датский король и т. д. Чаще всего эти изображения обладают портретным сходством, а некоторые и художественной ценностью; такова вывеска у аптеки, изображающая возвращение юного Товии. (Примеч. автора.)

[46] Тесей, скульптура Кановы. (Примеч. автора.)

[47] Иксион — мифический царь лапифов. В наказание за попытку соблазнить Геру, Иксион в Тартаре привязан к вечно вращающемуся огненному колесу.

[48] См. сноску на с. 248.

[49] Бочка составляет в длину 14 футов 4 дюйма, а в разрезе 12 футов. (Примеч. автора.)

[50] Перев. Б. Пастернака.

[51] Беттина фон Арним (1785–1859) — немецкая писательница, опубликовавшая свою переписку с Гёте.

[52] Перев. Ф. Тютчева.

[53] Ныне площадь Согласия.

[54] Пчелы были символом империи Наполеона (в отличие от лилий — символа французских королей).

[55] Сборник персидских сказок (не путать со сказками «Тысячи и одной ночи».)

[56] В. Гюго. «Ода колонне».

[57] Первая публикация: «Это только скрипач» сост. по повести Андерсена Е.А.Сысоевой, «Родник», СПб., 1890, № 9-12. То же самое под названием «Только скрипач», «Читальня народной школы», СПб., 1909, выи. 9-10. То же в виде книги, «Читальня народной школы». СПб., 1909.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 202122 Следующая ⇒