ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. СМЕРТНЫЕ

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

СМЕРТНЫЕ

«Конец придет всевластью смерти».

Д. Томас

Обзор

Цель обозначена. Осталось найти способ. Начинаю поиск с вопроса, почему львиная доля интеллектуальных и материальных ресурсов направлена против жизни, на военные изыскания, а не сконцентрирована против смерти? Все это очень странно, и без понимания причин конструктивного разговора не получится. Для понимания причины в предельно крупных штрихах изложу историю взаимоотношений человека со смертью.

В первобытный период человек озадачен выживанием — поиском пищи, тепла, безопасности. Им движут только инстинкты и шаблоны. Других мыслей не может быть по той же причине, по какой у вас, когда вы голодны и замерзаете, и кругом опасность, не может быть иной потребности, кроме как защититься от смерти, холода и голода.

На первобытной ступени развития у пещерного человека не было осознания смерти. К мертвым собратьям он относился, как животные к своим мертвецам. Они не понимают, что произошло. У них нет ассоциативного мышления, для них нет завтра, и потому нет смерти. Глядя на мертвого собрата, животное не видит в нем своего будущего.

По мере развития у человека появляется гарантированный минимум безопасности, еды и тепла. Это образует ступень, с которой он делает гигантский рывок вперед — задает вопрос и ищет ответа, что же дальше происходит с умершими людьми.

Сначала человек отрицает смерть в принципе. Он живет в мистической эпохе, где все одухотворено. Не было самого понятия «мертвое». Космос и звезды, вода и земля, леса и реки, растения и животные — для него все было равно живым, но каждое по-своему.

Никто не считал умерших людей мертвыми. Считалось, человек просто сбросил с себя тело, как змея кожу. Но не исчез, а лишь стал невидимым. Это не ослабило его, а сделало сильнее. Считалось, невидимый человек продолжает жить среди видимых людей.

Умерших соплеменников кормили, принося им жертвы, просили о помощи. Вопрос о преодолении смерти перед нашими далекими предками не стоял, потому что не было самого понятия смерти. Была только жизнь, переходящая из одного состояния в другое.

Мистическая эпоха длилась плюс-минус десять — двадцать тысяч лет. Ее сменяет религиозная эпоха, длящаяся несколько тысячелетий. Смерти здесь тоже нет. Но, в отличие от мистической эпохи, умерший человек не остается жить в земном мире. В этот период появляется понятие загробного мира, куда человек попадает после смерти.

На раннем периоде еще нет причинно-следственной связи между земной и загробной жизнью. Шумеры называли загробный мир «Страна-без-возврата». Они считали, что все люди после смерти переходят в эту неземную страну, где влачат печальное существование.

От шумеров через Вавилон эта концепция утверждается в иудаизме. Он признает, что есть загробный мир, но говорит это не прямо, а косвенно. Например, про царя Вавилона говорится, что загробный мир «…пришел в движение ради тебя, чтобы встретить тебя при входе твоем» (Ис. 14, 9). Запрет вызывать мертвых «Не обращайтесь к вызывающим мертвых» (Лев. 19, 31) указывает, что есть мертвые и, как следствие, есть место, где они находятся и откуда их можно вызывать. Но еще не возникла зависимость загробной жизни от качества земной жизни человека. Теория воздаяния появится позже.

В древних религиях посмертное будущее предопределяло не то, как ты жил, а статус. Например, у инков в высшие сферы попадали только вожди и жрецы. Остальным были предопределены нижние сферы. Исключение составляли принесенные в жертву дети.

Силы природы в этот период получают образы. Если раньше гроз и молний просто боялись, не визуализируя, то теперь видят могучих сверхъестественных сущностей, от которых они исходят. Им нужно поклоняться и приносить жертвы, чтобы задобрить на удачу в охоте и на войне, исцеление от болезней и плодородие. Если не приносить жертву метателям громов и молний, они нашлют засуху, болезни, неудачи и прочие несчастья.

По мере развития общества концепция потустороннего мира усложняется. Во второй половине религиозной эпохи возникает теория воздаяния. Высшие сущности теперь не просто ждут от человека жертв. Они ждут выполнения данных ему правил (заповедей). От этого зависит, куда человек попадет после смерти. Законопослушных боги отправляли в рай — место, лучше земной жизни. Нарушители отправлялись в ад — место, хуже смерти.

Социум религиозного периода можно сравнить с тонущим судном. Все люди на борту знают, что судно тонет. Главной задачей все считают спасение. Каждый участвует в решении задачи по мере сил. Одни в трюме пробоину заделывают — в священники и монахи идут. Другие выбирают жизнь мирянина: пашут, строят, торгуют. Трудящимся в трюме со всех трудов на дело победы над смертью отдают десятую часть своих доходов.

Религиозное общество напоминало страну в состоянии войны. Оно разделилось на две части — на тыл и фронт. Священники находились на передовой линии фронта, лицом к лицу с врагом рода человеческого. Миряне в тылу активно помогали фронту.

Общество продолжает развиваться. Однажды оно доходит до уровня, исключающего веру в эффективность религиозных технологий. Растет количество людей, не верящих в возможность преодолеть смерть через пассы руками, говорение заклинаний и обряды.

Что вчера считали дорогой в жизнь вечную, на новом витке развития воспринимают бессмысленной тратой времени и сил. С этого момента религия стремительно деградирует. Из мировоззрения она превращается в суеверие для простецов и пустую традицию.

Сменившая религиозную эпоху атеистическая длится несколько веков. Человек в этот период признает существующим только то, что можно понюхать, потрогать, увидеть, услышать и вкусить. Чего нельзя, тому они отказывают в существовании. Весь мир как бы сжался до границ пяти чувств. Таким маленьким он никогда еще не был.

Атеизм заявляет: если никто не видел оживших покойников и загробного мира, не видел инопланетной или небиологической формы жизни, превышающей в развитии человека, значит, жизни после смерти нет и никаких форм жизни выше человека тоже нет.

Из этого следует, что человек — высшая форма жизни и высшая ценность. Что есть такая ценность, то есть Бог. Так человек оказался на месте Бога. Из атеизма родился гуманизм. Его теоретики заявляют, что высшая цель человека — обретение всемогущества и бессмертия. Обратите внимание, не обустройство быта, как сейчас говорят гуманисты всех мастей, а преодоление смерти, которое будет следствием всемогущества.

Такая цель не означала отказа от бытовых ценностей. Все хотели прожить свой век в покое, достатке и с удовольствием. Но земные ценности не имели статус главной цели. Они были в роли бонуса по дороге. Если обустройство быта препятствовало движению заданным курсом, идейное общество отказывалось от бонуса ради продолжения движения.

Это требовало сосредоточить ресурс на развитии науки. Полученные на первом этапе знания должны были увеличить срок жизни. На втором преодолеть смерть и сделать человека всемогущим (что это — понималось больше интуитивно, чем рационально).

Благие намерения разбились о реальность. Проблемой было то, что атеизм, в отличие от религии, никогда не был единым общепризнанным учением. Вместо него был набор поверхностных суждений от людей, которым общество присвоило статус философов. Под философией они понимали подмечание парадоксов и их объяснение в бытовом масштабе.

Когда гуманизм заявлял мир вечным, и на этом основании отрицал Бога — здесь логика понятна. Но если даже допустить, что мир вечный, а Бога нет, из этого никак не следует, что нет нематериальных форм жизни или загробной жизни.

У атеистов и гуманистов никогда не было мировоззрения и Книги. На серьезные вопросы они никогда не имели вразумительного ответа (не имеют и сейчас). Гуманизм был хаосом эклектичных, никак не связанных шаблонов, скудных мыслей и общих слов. Каждый трактовал его в целом и частности как хотел. Закономерно, что прекрасное дитя атеизма, гуманизм, было туманнее родителя, и в его рядах пошел разброд и шатания.

Образно говоря, все гуманисты были согласны с формой и качеством детали. Но одни считали оптимальной холодную штамповку, другие — горячую. Каждый считал себя правым, а противника в лучшем случае идиотом, но чаще сознательным врагом.

Гуманизм распадается на три основных направления: коммунизм, либерализм и фашизм (как раньше распалось христианство на католицизм, православие и протестантизм). В русле каждого варианта возникает множество подвидов.

Причисление фашизма к разновидности гуманизма вызывает шок. Кажется, фашизм и гуманизм — противоположные понятия. Фашизм — нечто античеловеческое и ужасное. А гуманизм — человеколюбие и доброта с молочными реками в кисельных берегах. Нечто такое всеобъемлюще доброе, аморфное, расплывчатое и неопределенное.

Шок легко преодолеть. Главный признак гуманизма — объявление человека высшей ценностью. Фашисты считают высшей ценностью человека, а не Бога. По базовому признаку они именно гуманисты. Если бы у них имелось некое божество, которое они признавали выше человека и приносили ему в жертву людей в газовых камерах, которых считали ниже себя, тогда они не были бы гуманистами. Но у них не было такого божества. Жертвы они приносили во имя человека. Немецкого человека. Поэтому фашизм — это не что иное, как разновидность гуманизма. Да, с некоторыми особенностями, но это детали.

Между ветвями гуманизма произошла Великая размолвка. Началась внутривидовая вражда — самая жесткая вражда. Каждый, сначала с пеной у рта, а потом с оружием в руках отстаивает перед оппонентами преимущества своей технологии.

В ситуации противостояния ресурсы нельзя сосредоточить ни на чем, кроме как на идее победить конкурента. Если бы кто в тот период посмел напомнить, что наше цель не оппонентов победить, а всемогущества и бессмертия достигать, его бы тут же смяли братья по гуманизму. Все мозги и золото идут на противостояние гуманистических группировок. Главная идея уходит на второй план и постепенно забывается.

Залог успеха — перетащить симпатию массы на свою сторону. Так как большинство людей в силу разных причин ни о чем другом не мечтают, кроме как о хорошем быте, все разновидности гуманистов берут на знамя идею бытоустроения. Все взахлеб и на разные лады обещают массе хлеба и зрелищ — построить светлое будущее. Если у ранних гуманистов это был бонус на пути к цели, то у поздних сам бонус становится целью.

Борьба фашизма, либерализма и коммунизма требовала решать массу текущих сиюминутных задач. Это определяло кадровую политику. Дэн Сяопин сформирует ее во фразе: «Не важно, какого цвета кошка. Важно, чтобы она ловила мышей».

В ранних вариантах гуманизма наверх поднимались только носители идеи. Позднее идейное общество отвергает носителей идеи. Сначала начинает поднимать организаторов и администраторов. Когда конструкция устоится, наверх пойдут победители аппаратных войн. Полного идиота в государственных вопросах с нулевым масштабом мышления, если он был гением бюрократической борьбы, система гарантированно поднимала наверх.

С момента Великой размолвки идейная эпоха заканчивается, и наступает четвертая эпоха. Атеизм окончательно деградирует и трансформируется в вульгарный материализм. Опирающийся на это основание строй превращается в избыточный, и тем уродливый потреблизм. Люди в новой системе становятся трубами, стремящимися пропустить через себя как можно больше товаров. Смыслом жизни этой эпохи становится потребление.

Образно говоря, в идейные эпохи люди после насыщения приходили к мнению, что есть дела и поинтереснее еды. В эпоху потребления люди после насыщения приходят к мнению, что еда может быть не только источником насыщения, но и удовольствия. Так они переходят к изысканному насыщению, потом к сверхизысканному, и так до бесконечности.

Гуманисты едят, не испытывая голода, и пьют, не ощущая жажды. Они меняют новые вещи на другие новые не потому, что предыдущие утратили свой функционал, а потому что их к тому побуждают различными установки. Экономика записывает им на подсознание посредством специальных технологий (преимущественно через СМИ), что нет в жизни более достойной и прекрасной цели, чем наращивать объем потребления.

«Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. «Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек, и моргает при этом. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его порода неистребима, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», — говорят последние люди и при этом моргают» (Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра»).

Потребительское общество приобретает кардинально новые черты. Если главным признаком идейного общества является общая цель, выведенная из понимания мира, все остальное — или вторичные цели, или бонусы, от которых можно отказаться, то главным признаком потребительского общества является отсутствие единой цели. Оно характерно тем, что у всех есть свои маленькие цели — каждый идет в свою сторону. И никто не хочет выходить за рамками текущих дел. Не важно, бытового они характера или коммерческого, научного или творческого, политического или экономического. Важно, что сиюминутные. И не простираются дальше своей природы. Мировоззренческого масштаба в них нет.

Идейное общество похоже на плывущий к месту назначения корабль. У пассажиров и членов экипажа есть свои малые цели. Одни рыбу ловят, другие загорают, третьи танцуют. Все достигают своих целей как умеют, но в целом все идут к главной цели.

Потребительское общество похоже на корабль, где ни одна живая душа не знает, куда плывут. Все просто плывут. При такой стратегии корабль сотрясают споры, где выясняют, куда лучше плыть — туда, где рыбы много, или туда, где солнца много. Не имея единой цели, люди расползаются в мнениях, как тараканы, куда глаза глядят, в разные стороны.

Нет ничего плохого в хорошем быте. Но при условии, что это не одержимость. Когда бытоустроение становится высшей целью, человек поневоле становятся жирным ужом, не понимающим, что такое небо… «— Ну, что же — небо? — пустое место… Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно… тепло и сыро!..» (М. Горький, «Песня о Соколе»).

Полная сосредоточенность всех ресурсов общества на потреблении способствует развитию экономики. Сначала возникает материальное благополучие, далее излишество. «Несчастье происходит не от недостатка, а от излишка» (Л. Толстой, «Война и мир»).

⇐ Предыдущая 31 32 33 34 353637 38 39 40 Следующая ⇒