![]()
|
|||
Две недели спустя 13 страницаЯ кинулся на соперника, не давая ему шанса наступить на переднюю ногу, и толкнул, тут же пробивая удар. Умудрился даже попасть ногой по его лицу. Но несмотря на порез на щеке, Юань, похоже, не собирался отступать. У него челюсть будто стальная. Мы немного покружили. Аризона и Хуарез делали то же самое. Арена разделилась пополам. Я старался не волноваться насчёт Аризоны и фокусироваться на Юане, но всё равно следил за партнёром. Я велел Аризоне не переживать обо мне и заботиться о себе. Но не обещал, что сам за ним приглядывать не буду. На протяжении полугода он был моим напарником. Раньше у меня был Митч, теперь — Аризона, и, конечно, я буду его оберегать. Так поступают напарники. Затем я заметил, что Аризону опять повалили на пол. Снова и снова Хуарез бил его локтем, а я не мог помочь. Юань нападал, и невозможно было повернуться спиной, даже на секунду. Он отвлекал меня сильными ударами по рёбрам и быстрыми выпадами в лицо. Но я развернул нас обоих, чтобы увидеть Аризону. И обнаружил, что Хуарез захватил его в удушающем приёме: позиция, в которой один соперник зажимает горло второго и перекрывает доступ воздуха, пока тот не отключится. Настоящий боец вскоре бы опустил руки, иначе захват окажется смертельным. Аризона уронил руку на пол и бил по матам. Он сдавался, показывая рефери, что не может выбраться и заканчивает бой. И тут же я понял, что судья уже не в клетке. Я даже не подумал. Выбора не оставалось. Я кинулся на Юаня, отпихивая его в сторону футбольным приёмом, и свалился на Хуареза, сталкивая с Аризоны. Мы приземлились на пол, угодив в ограждение. Я вскочил, прицельно попадая коленом Хуарезу в голову. Я знал, что поступил глупо. Знал, что открыл спину Юаню и оказался в невероятно уязвимом положении. Но я не мог допустить, чтобы Хуарез убил Аризону. Не так. Не из-за меня. Все дальнейшие события я наблюдал будто со стороны. Будто они происходили с кем-то другим. Двое мужчин схватили меня, повалили на пол и прижали голову к полу. Знаю, что я сопротивлялся, но безрезультатно. Их было больше, а я оказался внизу. Самая беззащитная позиция в клетке. Я почувствовал удары кулаками и локтями по телу, коленями — по голове, но боли не последовало. Будто всё случилось не со мной. Я лишь слышал грохот толпы. Рёв. Помню, думал, что не должен умирать вот так. Помню, думал о Кире и радовался, что он не здесь. Что он не видит мою смерть. Его бы это уничтожило. Помню, что заметил, как с моей головы льётся кровь и собирается лужицей на полу, и подумал, что она не должна быть настолько тёмной. Потом услышал выстрелы, слова, которые издалека не смог разобрать. Увидел где-то снаружи сине-красные мигалки, людей, бегущих в разных направлениях. В ухе шумело, похоже на приглушённый рокот. И вдруг двое мужчин больше не удерживали меня на полу. Вместо них возле лица появились полицейские ботинки, кто-то знакомый звал меня по имени и требовал грёбанных врачей. Я гадал, почему слышу звуки будто из-под воды. А после не помнил уже ничего Глава 16
Я попробовал приподняться и открыть глаза, но меня удержали руки. — Мэтт, не двигайся, — сказал далёкий знакомый голос. — Мы с тобой. Картинка перед глазами казалась размытой, а голова будто потеряла равновесие. Потом знакомый голос прозвучал одновременно слишком близко и слишком далеко. — Где, блядь, скорая помощь? У нас офицер пострадал. Я гадал, кого же ранили, но глаза закрылись, и я провалился в темноту. * * * *
На лице была маска, звучали приглушённые голоса и сирены, мигали яркие огни. Я потянулся к маске, чтобы содрать, но меня остановила рука. — Всё хорошо, детектив. Расслабьтесь, сделайте несколько вдохов, — проговорила женщина. — Вы в машине скорой помощи. Через пять минут мы доставим вас в больницу. «Это хорошо», — подумал я. «Потому что у меня болит… всё». * * * *
Проснувшись, я попытался открыть глаза, но боль в голове оказалась невероятна. — Эй, Мэтт, — произнёс кто-то. Знакомый голос. Очень далёкий, будто доносился из соседней комнаты. Но кто-то находился прямо рядом со мной. — Не двигайся. Я решил, что не двигаться — превосходная мысль. * * * *
Проснулся снова, уже понимая, что глаза открывать не стоит. Захотел поднять правую или левую руки, но они были слишком тяжелыми. И тут я осознал, что всё тело горит огнём. Боль не только в голове, а вообще повсюду. Вообще. Блядь. Везде. — Детектив Эллиот, — раздался тихий, приглушённый голос. — Постарайтесь не двигаться. * * * *
При следующем пробуждении я не смел даже шевельнуться. Не открывал глаза. Удивительно, что дышать по-прежнему получалось. Я почувствовал, как что-то касается моих пальцев. Кто-то держал меня за руку. — Кира? — спросил я. Мой голос хрипел, едва издавая звук. Совсем не похоже на меня. Никто не ответил, поэтому я рискнул открыть веки. Понадобилось время, чтобы сфокусировать взгляд, но когда получилось — его уже не было. Я закрыл глаза. * * * *
Проснулся, но не пытался поднять веки. Не пытался говорить или двигаться. Я пытался слушать. Звуки раздавались, но… было не понятно, где именно. Я услышал знакомый голос. Митч. — Нет, у него нет родственников. Мы — его семья, — сказал он. — Ну, у него есть партнёр, парень, но они недавно расстались. — Его тон немного смягчился. — Он очень близок с родителями парня. Они относились к нему как к сыну. Сердце сжалось, буквально заболело в груди, и я провалился обратно в сон. * * * *
Очнувшись в очередной раз, я обнаружил, что в комнате тихо, а свет приглушён. И испытал благодарность. Мне ужасно хотелось пить. Я попробовал сесть и застонал от резкой боли, пронзившей тело с головы до ног. Тут же рядом оказалась медсестра. Её голос звучал отдалённо, хотя она стояла близко. — Ш-ш-ш, детектив, не двигайтесь, — сказала женщина. — Вы в больнице. — Воды, — прохрипел я. Она отошла, чтобы принести мне стакан с соломинкой. — Пейте через трубочку. Чтобы не садиться. Даже пить было невозможно без головной боли. — Больно. — Да, — ответила медсестра. — Вы пережили суровое испытание. Я сделал ещё один глоток, и потом она унесла стакан. Я вновь простонал. — Сюда поступил другой мужчина? Медсестра обошла кровать, и её голос колебался, будто кто-то менял громкость. — Которого привезли вместе с вами? — Да, — подтвердил я. — Аризона. Абель Козур. — Он здесь, — сказала она. — В порядке? — Лучше, чем вы. Казалось, будто она говорит издалека или даже из соседней комнаты, и я решил, что виновата жгучая боль в голове. Мне лишь хотелось знать, что Аризона чувствует себя хорошо. У меня не получалось сориентироваться. Я знал, что в палате чуть раньше находились люди, но сейчас было пусто. — Сколько времени? — пробормотал я, прикрывая глаза. — Пять пятнадцать утра, — проговорила она невнятно. — Отдыхайте, детектив. Они сказали, что вернутся к вам как можно скорее. * * * *
Проснувшись, я почувствовал запах, от которого желудок сжался. Постепенно мозг осознал, что всё тело болит. Левая нога, рёбра с обеих сторон, живот, правое плечо, голова. Блядь, голова. Она болела и прежде. Но то было ничто по сравнению с теперешним состоянием. Мне больше не казалось, что в череп вонзили топор. Сейчас всю правую сторону будто бы раскололо на кусочки. Боль сбивала с толку. Челюсть, нос, щека, глаз. Череп, мозг, кожа — всё доставляло мучения. Меня затошнило. — Детектив Эллиот, — раздался голос. — Детектив? Меня зовут доктор Стеннер. Вы можете открыть глаза? Я простонал и медленно поднял веки. Точнее, одно веко. — Отёк на правом глазу будет мешать ещё какое-то время, — сказал врач. — Вашей голове досталось несколько сильных ударов. Я смотрел прямо на него, но голос звучал будто бы… с одной стороны. Горло саднило, и говорить было неприятно. — Звук странный. Я осторожно поднял правую руку к уху и нащупал повязку. Мужчина в белом докторском халате кивнул. — Да, так я и полагал. Я не понял, что он имел в виду. Было больно думать. — Хотите позавтракать? — спросил врач. Я простонал. — Нет. — Эй, — вмешался кто-то. Я неспешно повернул голову и увидел стоящего в дверях Митча. Он выглядел чертовски плохо. Митч сразу подошёл ко мне и взял за руку. — Эй, — повторил он. Взглянул на меня со слезами в глазах. — Блядь, Мэтт. Следом появились Беркман, Курт и Тони, скрывая жалость во взглядах. — Я оставлю вас ненадолго, — произнёс доктор. — Скоро вернусь. Четверо мужчин смотрели на меня, но не находили слов. — Аризона? — спросил я. — Он цел, — ответил Митч. — Избит. Страдает от боли и сожалений, но живой. — Свидетели сказали, что ты его спас, — вмешался Курт. — И почти поплатился собственной жизнью, — добавил Беркман. — Тресслер? — Мой голос был едва слышен. — Мы его взяли, — подтвердил Митч. — И Юаня. Взяли всех. Дело вышло за пределы штата, поэтому контроль на себя взяли Управление по незаконному обороту наркотиков и ФБР. Оказалось, что схема гораздо шире, чем мы считали. Я прикрыл глаза и вздохнул. На самом деле конец. Облегчение, которое я должен был ощутить, так и не пришло. — Больно. Митч отпустил мою руку и вложил в ладонь какой-то небольшой цилиндр, холодный на ощупь. — Вот, — произнёс он. — Это морфин. Нажми, когда потребуется. Он переместил мой большой палец на кнопку. Прозвучал ещё один знакомый голос. — О боже мой. Я открыл целый глаз и увидел Юми, застывшую в проёме, с прижатой ко рту рукой. Её глаза заволокло слезами. — Мой Мэттью, — проговорила она, подходя к кровати. За ней следовал Сэл. Юми повернулась к четырём полицейским, стоящим вокруг кровати, и ткнула пальцем в каждого из них. — Не смейте со мной говорить, — велела она. — Никто из вас. Глядите, что вы натворили с моим мальчиком! Женщина махнула рукой в мою сторону. — Уже второй раз. — Она выставила два пальца. — Сначала на больничной кровати мой Кира, теперь мой Мэттью. Сэл положил ладонь на плечо Юми, и она развернулась к нему. — Они должны знать! — Миссис Такео Франко, — начал Беркман сожалеющим тоном. Женщина обернулась, явно расстроенная, и подняла палец. — Я велела не разговаривать со мной. А потом появился Кира. Он приобнял мать. — Мам, — мягко произнёс он. — Это… — начал он, но взглянул на меня и замолчал. Его рот приоткрылся, а на глазах выступили слёзы. — Боже. — Кира, — попытался выдавить я. Наконец-то я его увидел. И даже грустный, он был прекрасен. Казалось, мы не виделись сотню лет. — Кира. Он мотнул головой и попробовал заговорить, уставившись на меня. Одинокая слеза скатилась по его щеке, и он рвано вдохнул. — Ты мне врал, — сказал он. Повернулся к Митчу, Курту, Тони и Беркману. — Вы все врали. — Потом перевёл взгляд на меня. — Ох, Мэтт, — воскликнул он, проводя ладонями по лицу. Снова попытался заговорить, но вместо этого развернулся и вышел. Все замерли в молчании, не зная, что добавить или куда посмотреть. Беркман пошевелился первым. — Пойду пообщаюсь с ним, — сказал он, направляясь к двери. Я судорожно вздохнул, будто вырвался на поверхность из-под толщи воды. Сердце стиснуло почти до боли. Я инстинктивно свернулся на боку, прижав ладонь к груди и удерживая боль внутри. Двинувшись, громко застонал. Внезапно рядом появился врач, проверил аппараты и убрал мою руку с сердца, чтобы прижать стетоскоп. — У вас боли в груди? Сэл положил ладонь на плечо доктора и помотал головой. Врач обернулся, и Сэл вздохнул. Он сложил два кулака вместе и изобразил жест, похожий на разламывание палки. Я понял, что он имел в виду. Сломано. Моё сердце разбито. Нажал кнопку морфина несколько раз, ожидая, когда меня поглотит забвение. * * * *
Просыпаться не хотелось. Не хотелось знать. Я лежал, неподвижный и безразличный. Но в палате разговаривали люди. Голоса звучали странно. Непонятно почему. Сперва я услышал Юми. — Он винил себя в случившемся с Кирой, — негромко произнесла женщина. Затем мою ладонь сжали. Я даже не осознавал, что её кто-то держит. Смотреть не хотелось. Я так сильно желал, чтобы это оказался Кира. Представлял, что меня держит его рука, его пальцы. Согревает его тепло. Не хотелось рисковать и обнаружить, что это совсем не Кира. Я не вынес бы новую боль. — Пожалуйста, поймите, — раздался следом голос Беркмана. — Он прошёл психологическое обследование перед операцией. И весьма успешно. Мы ни в коем случае не пустили бы его на задание, если бы не верили в его способности. — Он обдурил всех, — добавил кто-то. Курт. Курт заговорил. — Не думаю, — тихо произнёс Митч. — Он уже давно был сам не свой. Изображал, будто всё в порядке. Будто, если долго притворяться, то ложь станет правдой. Я заметил. Просто не хотел признавать, что что-то не так. Он — мой напарник. Он мне словно брат. Мою ладонь вновь сжали. Опять заговорила Юми: — Он сказал, что хотел боли. Хотел, чтобы его избили. Вот почему он пошёл на задание. Сказал, что боль — его наказание за случившееся с Кирой. Вот так. Наказание. Мою ладонь подняли и прижали к чьему-то лицу. Раздался приглушённый всхлип. Я открыл глаза, чтобы посмотреть. Моя рука казалась бледной на фоне смуглой кожи. Копна торчащих чёрных волос, закрытые миндалевидные глаза. Он выглядел измождённым. — Кира? — прохрипел я, давясь слезами. Его глаза резко распахнулись и сфокусировались на мне. Он оглядел забинтованную голову с печалью и беспокойством. Мне нужно было сказать. — Прости. Кира поднял другую руку и ласково убрал прядь с моего лба, а потом посмотрел прямо в глаза. — Я ужасно на тебя зол. Но, тем не менее, он осторожно прижал тыльную сторону моей ладони к своему лицу и нахмурился, когда слеза скользнула по щеке. — Я тебя люблю, — просипел я. Кира кивнул, сжимая ладонь. — Прости, — повторил я. Он так и не сказал ничего больше, не ответил, что тоже меня любит и прощает. Лишь склонил голову. Но не отпустил мою руку. Это было начало. * * * *
— Итак, — произнёс врач. — Сейчас мы снимем повязки и взглянем. Нужно сделать ещё один тест. Кровать подняли, чтобы я почти сел, и доктору было легче убирать бинты. Он посветил фонариком в мой уцелевший левый глаз, потом в правое ухо. — Хм. Наступал вечер. Я провёл в больнице почти двадцать четыре часа. Ещё даже не полные сутки. А казалось, будто всю жизнь. Юми, Сэл и Кира до сих пор были здесь, вместе с Митчем и Беркманом. Доктор пожаловался, что людей слишком много, поэтому Курт и Тони попрощались, зная, что никто из оставшихся добровольно не уйдёт. Юми скривилась, увидев моё разбинтованное лицо. Кира отвернулся. Швы не получилось наложить, потому что отёк был слишком большим. Две раны — над глазом и на щеке — скрепили каким-то хирургическим клеем. Но, судя по всему, большая часть повреждений оказалась внутри. Шесть сломанных рёбер, отбитая почка, увеличившаяся селезёнка, заново разбитый нос. А больше всего врача беспокоила раздробленная височная кость. — Рентген показал поперечные надломы вот здесь. — Он указал на мой висок, между ухом и глазом. — Распространенное повреждение при ударе тупым предметом. Или, как в вашем случае, нескольких ударах коленом. Я не смел поднять взгляд на Киру и Юми. Уставился на доктора. — Что ещё? Он аккуратно вставил мягкую затычку в моё левое ухо, и внезапно мир умолк. Ничего. Полнейшая тишина. Вот почему все звуки прежде доходили до меня волнами и с одной стороны. Правое ухо перестало слышать. Я посмотрел на врача, и он вытащил затычку. — Что-нибудь? — Нет. Он кивнул. — Сенсоневральная потеря слуха — частый побочный эффект при подобных травмах головы. Судя по МРТ и КТ, нет никаких кровотечений или скоплений жидкости, но удары по виску и уху вызвали повреждение нерва во внутреннем ухе. Поэтому вы не слышите. — Что это значит? — уточнил Митч. Доктор повернулся лицом ко всем присутствующим. — Что он оглох на одно ухо. — Снова посмотрел на меня. — К тому же, будут проблемы с равновесием. Возможно, станет лучше со временем. Головные боли и головокружение пройдут не скоро. — Глухота навсегда? — спросил я. — В правом ухе — да, — откровенно сообщил врач. — У некоторых людей через полгода-год возвращается какой-то процент слышимости. Но в вашем случае такой вариант маловероятен. — Он открыл мою карточку и продолжил: — Что касается работы… — Не важно, — негромко перебил я. Все глаза обратились ко мне. — Я не вернусь. — Ты что? — в унисон воскликнули Митч и Кира. — Не вернусь, — повторил я, внезапно почувствовав усталость. — Я уже давно перестал быть полицейским, — прошептал я. — После… после Томича… — Мэтт, — мягко проговорил Кира. — Всё нормально, — пробормотал я, пытаясь не заснуть. — Я перестал быть копом в тот день, когда работа почти отняла тебя. После я уже не любил своё дело. Кира взял меня за руку. — Ты был не виноват. Я проигнорировал. — Не важно. Полицейский из отдела по борьбе с наркотиками не может быть глухим, в любом случае, — объяснил я. — Вроде как решение принято за меня. Я едва удерживал глаза открытыми, а раскалывающая боль вновь пронзала голову. — Кира, детка, — шепнул я. — Да? — Можешь нажать кнопку с лекарством? — Да. — Детка? — Да, Мэтт. Я здесь. — Нажми дважды.
Глава 17
На второй день я проснулся рано и чувствовал себя немного лучше. Голове не слишком полегчало, да и рёбра болели по-прежнему, но мышцы ныли не так сильно. А когда я увидел Киру, спящего в кресле у стены напротив, почувствовал себя на миллион долларов. Я знал, что Кира не простит меня с лёгкостью, что у нас впереди долгая дорога. Нам нужно выговориться и восстановить уничтоженное мною доверие. Но я не имел ничего против. Я был готов сделать что угодно. Кира остался здесь со мной, и это внушало надежду, что он тоже не собирался сдаваться. Я лежал на больничной кровати, уставившись в пятна на потолке, и думал о жизни: через что прошёл, где оказался и куда хотел попасть. Мой правый глаз ничего не видел, но врач пообещал, что зрение восстановится, как только спадёт отёк. В отличие от слуха. Я полностью оглох на правое ухо. Восстановится ли что-нибудь — вопрос времени, но в любом случае маловероятно. Странно. Меня это не беспокоило. По словам доктора, мне очень повезло, что не осталось более серьёзных последствий. Судя по всему, рядом с височной костью проходили слуховой и зрительный нерв. Переплетались, будто провода для видео и аудио у телевизора. И по счастливой случайности не были повреждены оба. Повезло, что не пострадал мозг. Повезло, что я не умер. Прошлой ночью врач сказал Юми и Сэлу прямо перед уходом, что есть вещи и похуже потери слуха. Сэл показал жестами: «Ага, думаю, мы справимся». Кира озвучил, и доктор рассмеялся, пообещав зайти утром. Родители Киры задержались до ужина. Они спросили Киру, нужно ли подбросить его домой, но он взглянул на меня и помотал головой. — Я останусь. Впервые за несколько месяцев я ощутил… прилив надежды. Кира до сих пор мало говорил, но я понимал, что это впереди. Зная Киру, он дождётся, пока я не восстановлюсь, а потом выскажется. О том, как сильно я облажался, как предал его доверие, как разбил сердце. Как мне придётся извиняться до конца жизни. А я так и поступлю. Удивительнее всего было осознавать, что я теперь не полицейский. Точнее, фактически я ещё не уволился, но для себя уже решил. Я чувствовал облегчение. Странно. Мне не стало лучше, когда объявили об аресте Тресслера или Юаня. Но от понимания, что больше не являюсь копом, я испытал облегчение. Словно подвёл итог. Беркман и Митч сказал, что придут проведать меня сегодня. Возможно, они хотят проверить, не передумал ли я. Или предложить другую работу для наполовину глухого детектива. Но я был уверен. Я больше не хотел работать в полиции. Уже довольно давно не хотел. Если бы я был честен сам с собой, то уволился бы год назад. Мне однозначно не стоило идти на задание под прикрытием. Не стоило врать проверявшим меня психологам. Не стоило врать Митчу или Беркману. И совершенно точно не стоило врать Кире. Нужно было подать в отставку. Нужно было признаться. — Доброе утро! — жизнерадостно поприветствовала медсестра. — Завтрак. — Фу, — проворчал я. — Нет, спасибо. — Доктор хотел бы, чтобы вы поели, — заявила она как ни в чём ни бывало. — Он никогда не завтракает, — раздался сонный голос. Я улыбнулся, увидев, как Кира садится и потягивается. — Только кофе. — Я слегка поужинал вчера вечером, — добавил я. Женщина просмотрела бумаги в изножье кровати. — В вашей карте указано, что вы съели две ложки супа. — Он был отвратителен. Медсестра фыркнула и вышла, а затем вернулась с подносом, полным еды. — Ешьте, — велела она. — Доктор планирует закончить с вами сегодня. Но для начала нужно поесть. Мне она не понравилась. Медсестра подняла кровать, чтобы я смог сидеть. Отчего у меня заболели рёбра, а голова закружилась. Затем женщина пододвинула мне поднос. — Ешьте. Я потянулся к кнопке с морфином, но медсестра убрала её в сторону. — Не дам, пока не увижу, что вы едите. Да, мне она точно не нравилась. Я уставился на еду. Овсянка, холодный тост и нарезанные фрукты. Желудок скрутило. Но следом маленькая китаянка вкатила тележку с напитками. — Кофе? Чай? — Да! Кофе, пожалуйста! — попросил я. Посмотрел на миниатюрную леди, которая поставила чашку на поднос и наполнила её. — Вот вы мне нравитесь. Медсестра метнула возмущённый взгляд, но меня спасло появление родителей Киры. Юми зашла в палату как к себе домой, держа в руках белый бумажный пакет. Сэл — следом, с сумкой и кофейными стаканами в подставке. Улыбаться было больно. Юми глянула на поднос с больничной едой так, будто он её оскорбил, потом повернулась к медсестре. — Он это не ест, — произнесла она безапелляционно, словно сообщала, что небо — голубое. — Ему на завтрак нужен только кофе. Медсестра заворчала, закатила глаза и вышла. Маленькая женщина с тележкой подняла чашку с только что налитым напитком и уточнила: — Всё ещё хотите? — Да, — ответил я. — Спасибо. Я уселся, держа перед собой два стакана и слушая, как Кира с родителями болтают, уплетая бейглы. Мне нравилось за ними наблюдать. — Ты в порядке? — поинтересовалась Юми. — Что-то болит? Используй лекарство — Она встала и протянула мне кнопку с морфином. — Нет, спасибо, — сказал я. — Иначе я захочу спать. Кажется, придётся привыкать. — Я обвёл рукой лицо. — Вроде бы, меня сегодня хотят выписать. — Тогда отдыхай. Закрывай глаза. Мы останемся почти на весь день. Но прежде чем я успел опустить веки, раздался тихий стук в дверь. — Войдите, — проговорила Юми. В палату медленно зашёл Аризона. Он хромал, белая повязка закрывала его бровь, подбитый глаз и щёку. В остальном Аризона выглядел неплохо. Но видимо чувствовал себя хуже, судя по движениям. — Привет, — проговорил я. Как хорошо было его увидеть. — Привет, чувак, — тихо сказал он. — Боже, выглядишь хреново. Я фыркнул, и в носу закололо. — Спасибо. Ты в норме? Аризона глянул на мою забинтованную голову, израненное лицо, сломанный нос и синяки вокруг глаз. — Получше, чем ты. — Повисла неловкая тишина. Он заговорил снова: — Так это правда? Ты по-прежнему коп? Поэтому Тресслер хотел тебя прибить? — Да, до вчерашнего вечера был, — признался я. — Мы проводили операцию по поимке Тресслера. Они вместе с Юанем управляли картелем, через оба бойцовских клуба распространяли по улицам кокаин. Громила покачал головой. — Так ты мне врал? — Всем врал, — негромко подтвердил я. — Мало сказать «прости»… — Я умолк, зная, что извинения было недостаточно. — Как бы там ни было, Аризона, я считаю тебя другом. Ты был мне напарником. Ты — хороший человек, а это редкость в наши дни. Аризона посмотрел на Киру, на Юми с Сэлом. Они все наблюдали. Он громко сглотнул. — Ты спас мне жизнь в клетке. — А ты — мне. Аризона кивнул и глубоко вздохнул. — Нужно идти. У меня нет медицинской страховки, но твой приятель… — Он открыл бумаги о выписке. — Эм… Росс Беркман. Он позволил мне остаться на ночь и списал это на какие-то полицейские расходы. Сказал своим проверить, чтобы всё было в порядке. — Аризона глянул на меня и пожал плечами. — Не знаю, кто это такой. Я улыбнулся, но решил, что нет необходимости рассказывать. — В общем, — продолжил он. — Пойду я. Моя девочка скоро приедет за мной. — Передай Лашоне, что мне жаль, — сказал я, сопротивляясь сну. — Прости за всё. Аризона, может для тебя мои слова ничего не значат, но обещаю, что найду способ загладить вину. Мужчина кивнул и вышел без единого слова. Очередной человек, которого я подвёл. Которому врал. Которого подверг опасности. Я попытался придумать, как возместить ущерб, но не успел и провалился в сон. * * * *
Меня разбудила боль. Никак иначе это не описать. Лишь грёбаная боль. — Хочу встать, — пробормотал я. — Всё ноет от того, что я слишком долго лежу. Медсестра вновь подняла изголовье кровати. Я немного посидел, а потом сдвинулся на край матраса. Кровать опустили, чтобы я смог коснуться ногами пола. Пришлось на какое-то время замереть. Всё болело, но теперь по-новому. Голова кружилась и пульсировала, доставляя невиданные мучения, а рёбра громко протестовали, когда я шевелился. Но мне нужно было это сделать. Да, хотелось встать, подвигаться и сходить в душ. Хотелось продолжать жить. Начать заново. А поэтому нужно выбраться из больницы. И для начала помыться. Меня отцепили от капельницы и помогли подняться. Сидеть на краю кровати было несравненно легче. Медсестра поддерживала меня с одной стороны, врач — с другой. А я медленными шажками добрёл до ванной. Болело всё. Вообще, блядь, всё. Меня усадили на стул в душе, сняли все повязки и оставили в покое на несколько минут. В дверь постучали. Я ожидал медсестру или доктора, но нет. Зашёл Кира. — Эй, — тихо произнёс он. — В порядке? — Да, — проговорил я, выдавливая улыбку. — Просто голова кружится. — И болит. — Да. Кира постоял несколько секунд молча, а потом велел: — Встань. Я неуверенно посмотрел на него. Он повторил: — Встань. Глубоко вдохнув и схватившись руками за поручни сиденья, я медленно поднялся. Сжал зубы, ощутив боль в рёбрах, и покачнулся из-за головокружения. Кира меня поймал. Осторожно повернул меня лицом к зеркалу рядом с ванной. Я был полностью обнажён, без повязок и бинтов. И сплошь испещрён тёмно-фиолетовыми отметинами. Синяки. Большие припухшие синяки покрывали мои ноги, бёдра, живот, бока, плечи и руки. Я опустил взгляд. — Посмотри на себя, — тихо произнёс Кира. — Кира… — Посмотри, — сказал он вновь, строже. Я послушался и поднял глаза на отражение. Теперь сфокусировавшись на лице. Правая сторона отекла, на коже красовались порезы и черно-синие пятна. Кира также смотрел на меня. — Видишь то же, что и я? Я слегка кивнул. — Хочешь знать, кто именно у меня перед глазами? — рассержено поинтересовался он. — Мужчина, который боялся со мной поговорить. Мужчина, который почти потерял всё из-за грёбанного страха. — Его тон смягчился. — Мужчина, который лгал мне, предал меня, желая защитить. Глупый, ужасно глупый мужчина. Кира помотал головой. Его глаза наполнились слезами. — Мужчина, который хотел получить наказание за то, в чём даже не был виноват. Я не пытался спрятать слёзы. Позволил им литься по щекам. — Я должен был признаться, — прошептал я. — Да, должен был, — ответил Кира, а затем спросил: — Почему не сказал? Почему с самого начала не рассказал о своих чувствах? — Казалось, ты так успешно оправился после истории с Томичом, — объяснил я. — В отличие от меня. Не хотелось тебе напоминать. — А почему врал насчёт боёв в БК? — Хотел защитить. — Ну, не удалось. На этот раз меня ранил не какой-то торчок-психопат, верно? Я кивнул.
|
|||
|