Приложение 10 страница

Глава 27

Живое искусство: ритуал выражения

Культура поднимается из земли, вибрирует через тело, потому что каждое существо утверждает жизнь и выражает свою собственную творческую силу. Она сохраняет жизнь, когда мы сознательно ценим сакральность четырех Великих Мистерий: пищи, секса, рождения и смерти. Церемониальные искусства – это каналы для выражения человеческих отношений с этими изначальными мистериями.

Седония Кахилл

Мы связаны друг с другом, с нашим «Я» и с домом через плоть и кровь, прошлое и будущее, нужду и ее удовлетворение, прикосновение и любовь – и через выражение наших магических существ, через активную силу искусства.

Искусство и любовь без сомнения стоят среди наиболее свободоносных милостей. И наиболее значительно то искусство, которое отражает, возвышает и получает информацию от одухотворенной Природы. Это признание и прославление внутренней непостижимой сути, о которой человеческие творения могут в лучшем случае лишь намекнуть. Это бракосочетание символа и контекста, Земли и Духа. Искусство – это видение, которое стало видимо, Дух, обретший физическую форму, выращенный и напитанный любящими руками, нарисованный с палитры с красками горной глины и пигмента Земли... боли и радости, борьбы и награды. Именно сочетание глубокого соединения с Землей и сильного намерения делает настоящее искусство чем‑то большим, чем просто украшение, поднимая его на уровень ритуала и магии. Художник празднует не только линии и цвет определенного ландшафта, но и характер, который порождает и определяет особенности земли этого места, почитая духов местности искусными мазками. Он любит землю в тишине тусклых красок зимы так же, как и в сияющем тепле весенних ростков. Это так же верно для нашей поэзии, переписки и записей в дневник, для труда и песни, и танца, посвященного осознанию непрерывной внутренней силы, энергетическим тканям, соединяющим нас с Целым. Танцы с дичью, песни богам дождя, магические рисунки на циновках древесной коры и мифы, передающиеся из уст в уста над извечным племенным костром, – все это истории, и именно история связывает нас с нашими верованиями, с прошлым и будущим и с переживанием места. Это нити, которые снова ткут связь с Землей, определяющей и составляющей нас, жизненно важные уроки, передающиеся скорее через унаследование искусств, чем через последовательность генов.

Изначально с тем, что означает быть «человеком», было связано благоговение и возвышение богов и богинь, одухотворение Земли и того, что мы по‑настоящему любим, – и это происходило в месте, посвященном искусству и ритуалу, где мы узнавали, что все это и мы – одно Целое. Жители европейского палеолита оставили нам скульптурное изображение тела архетипической Матери‑Земли, а стены их жилищ были наполнены призывами магических сил. Древние жители народа пуэбло на Юго‑Западе оставили после себя черепки раскрашенных горшков, которые продолжают пробуждать Великую Тайну – обожженные глиняные фрагменты жизни, полной уважения, кусочки мозаики, все еще вибрирующие многолетней энергией почтительного прикосновения. Они выразили свою верность Земле в каменных изваяниях, вырезанных из их коллективной и индивидуальных душ, и в изображениях носителя семян Кокопелли[39] на стенах пещер.

Здесь также присутствуют отпечатки пальцев и ладоней художников – их подписи, знаки их «Я» – в живых ладонях, тянущихся к их последователям через пропасть времени. Они оставили стойкие образы важных и любимых вещей, богов и мечтаний. Они оставили самые святые выражения чуда и единения, свидетельства бракосочетания с природным местом, освященного в вечном искусстве.

Часто в современной, не связанной с Землей культуре, недостает не просто предметов искусства в нашей жизни, но искусства самой жизни: искусства сознательных, отзывчивых, полных радости отношений. Задача не только в том, чтобы отношения состоялись, но и в том, чтобы их наполняла красота! Важно не только удовлетворять потребности другого, но доставлять наслаждение теми средствами, что у нас для этого есть. В своих отношениях с Землей мы дарим ей свое внимание, любовь, защиту и наполненное искусством празднование совместного бытия. В нашей экстатической встрече кроется возможность для дальнейшего растворения границ. Границ между нами и Землей. Между силой Творения и сотворенным, между художником и искусством.

Слишком часто в этом обществе мы низводим искусство до видимых форм, которые, как кажется, существуют вне нас, до законченных и пригодных для продажи товаров, но не признаем, что это продолжающийся процесс, в котором существенную роль играем мы. Произнесите слово «искусство», и у многих в воображении возникнут образы мумифицированных картин, висящих в стерильных музеях; более привлекательная графика украшает рекламные щиты по краям автострады или лучшие драматические фильмы этого года. Для некоторых искусство – это то, что привлекало и наслаждало взор в течение всего того времени, как оно было создано рукой человека, в то время как для других его можно обнаружить только в некоторых творениях, стоящих особняком от остальных – призывающих, волнующих и обнажающих эмоции. Другие находят художественное совершенство, которое вряд ли возможно повторить на бумаге или в глине, в творениях Природы или Бога, в сиянии заката и грациозности трепещущих крыльев птиц. И наконец, все наше искусство, как и все люди, и все формы жизни... принадлежит Земле. Мы имеем в основе дикую и творческую Природу и получаем мощь от Духа.

То, о чем почти все мы забываем, – это насколько мы можем и должны быть участниками художественного процесса, в который погружены. Хотя мы можем считать себя «зрителями», неизбежно мы добавляем осознанность, переживание и эмоции в то, что в основном является обменом. Обмен с чьей‑то картиной, с окружающей нас архитектурой или с тяжелыми облаками, нависающими над головами. Мы воистину являемся художниками, и у нас есть шанс превратить свою жизнь в искусство. Каждый из нас оставляет отпечаток на этом мире, и мы можем превратить его в настоящее отражение нашего истинного духа. Каждое действие, каждое движение или жест руки может быть искусством, передающим, кто мы и кем стремимся быть.

Мы художники, погруженные и вовлеченные в мир искусства через свои чувства. Качающиеся сосны, дикие одуванчики, взгляд в глаза возлюбленной: искусство, значимость и смысл. Фасад старинного здания викторианской эпохи, грубый ковбой, бренчащий песенку своей тридцатилетней жене, взлеты и развороты сноубордиста, даже один‑единственный полностью сознательный вдох‑выдох – искусство. Мы всегда и творцы, и зрители, помогающие творить и переделывать момент своим участием, своим желанием смотреть и чувствовать и своей настойчивостью в том, чтобы быть настоящими.

Возможно, мы именно так говорим о том, что такое истинное искусство – по тому, каким оно не является: не фальшивое, не вычурное, не поддельное в угоду смеху или состраданию. Настоящее искусство не оправдывается, не умоляет о прощении и не требует послушания. Оно является отражением всего этого и одновременно уникально, как нет ни одного одинакового стихотворения, картины или татуировки в мире – и, следовательно, оно не всегда удобно. Оно может быть предложением поделиться своими страхами, что каким‑то образом усилит нашу надежду, а также демонстрацией невыносимой красоты. Оно может быть стихией и рассудительностью, дикостью и медитацией, смертью и перерождением. Может показаться, что оно занимает слишком много места, а может оставлять слишком много пространства нам. Может обнажать истины или же вуалировать их. Его ужасы напоминают нам о нашей смертности, а его сияние привлекает внимание к каждой неисполненной или оставшейся без внимания мечте.

Мы иногда чувствуем себя отделенными от процесса искусства, но в каждом из нас все еще живет ребенок, который все еще любит рисовать, держать в руке острый карандаш, разбрызгивать акварель или вдыхать аромат скипидара и льняного масла, которые разбавляют пигменты и связывают их с холстом. Видение может прийти так же немедленно, как и прикосновение – прямое и не нуждающееся в объяснении. Как священники и жрицы, мы церемониально готовим пустые листы из древесной плоти, высвобождаем свою жизненную силу в фонтане красных красок, освобожденных от всех предвзятых концепций о дизайне по мере того, как смысл становится главным. Человек никогда на самом деле не производит ни приключения, ни искусства. Мы сталкиваемся с ним, оно нас поглощает... и переделывает внутри себя! У искусства всегда есть цель, находящаяся за пределами набора намерений художника, и она приходит внезапно и уходит легко, как те замысловатые тибетские рисунки на песке, в вечно движущейся среде, в которых разные цвета обязательно будут накладываться один на другой, перепутываясь и смешиваясь, пока полностью не сольются, не станут неотличимы от ландшафта, из которого они и были взяты.

Нас удовлетворяет не завершение какого‑то проекта, а скорее само занятие искусством. Именно оно делает нас целыми.

«Цель искусства – это представлять не внешний вид вещей, но их внутреннее значение», – провозглашал Аристотель. И это верно как для эстетических форм, которые развивались независимо от человеческого влияния, так и для наших «собственных» творений: для рек и переплетенных кедровых ветвей, а также скульптур, рожденных инструментом в человеческой руке. Каждый отблеск на скале, каждый изгиб речного мускула – это вдохновение для сердца и пища для души. Искусство – это то, что приходит из взаимоотношений между мной и другим, когда ему позволяют выразиться. Мы существуем и действуем внутри сложной и развивающейся структуры. С художественной кисточкой или без, мы тянем руку, чтобы сделать свою отметку из центра своего переживания искусства, жизни, нашей возлюбленной Земли. В словаре художника наше внимание к форме называется «стилем». Как только мы делаем из искусства способ бытия, деятельности, слова, мы видим, как оно соответствует словам «грация, милость», что означает «красота или очарование движения без видимого усилия», «совершенство, дарованное Богом» и «молитва благодарения». Именно этим чувством текущей красоты, доброты и благодарности мы придаем грацию своим действиям и в свою очередь получаем милость одухотворенного мира, внутри которого и с которым мы действуем.

Рутинное повторяемое действие превращается в искусство, когда оно имеет стиль, становится ритуалом, параллельно с нашим признанием его смысла и важности. Те же самые действия, выполненные без внимания и осознанного намерения, являются просто привычками. Нам не нужно отрывать время от жизни, чтобы заниматься ритуалами, скорее нам нужно сделать ритуальным свое повседневное существование. Сесть утром в кровати лицом к первым солнечным лучам становится ритуалом, как только мы осознаем это как действие взаимного проникновения и выражения благодарности. Прием пищи превращается из быстрого утоления голода в искусное действо, а затем и в ритуал, когда каждая подача блюд священна, а каждый укус делается в единении. Единении с теми формами жизни, что питают нас, с солнцем, дождем и почвой, которые делают салат возможным, с духовной и эволюционной силой, движущейся как через потребителя, так и через то, что он потребляет.

Результатом становится воссоединение, поскольку наше искусство и практика вплетает нас обратно в материал нашего опыта. Вместе с ритуальными усилиями остальных мы создаем живую ткань культуры, совместно рисуем на этой ткани историю своих битв, своих чудес... своей прекрасной, прекрасной надежды.

Глава 28

Волшебный барабан: Природа и Ритм

Рабочая религия – это, возможно, та, что связывает воедино множество ритмов, которые оказывают на нас воздействие, посредством создания техник – ритуалов, что стремятся синхронизировать три танца: личный, культурный и космический. Если техника работает, то наградой становится открытие нового измерения ритма и времени – измерения сакрального.

Мики Харт

Ритм – это повторяющийся образец ударов, отмечающих движение времени. Он проявляется в самих циклах природы: жизнь и смерть, испарение влаги и дождь, последовательность океанических волн, приливов и отливов, вдох и выдох животного дыхания, цикличность жизни листьев. Земля – это планета, на которую очень сильно воздействуют фазы движущейся по орбите Луны, и она зависит и определяется своим постоянным ходом вокруг Солнца. Последовательное сердцебиение матери – это первый звук, который слышит плод, плавающий в матке, и ребенок рождается в ритмический мир. В каком‑то смысле здоровье индивидуальной или экологической системы – это результат не только ее разнообразия, но полиритмического взаимодействия составляющих ее частей. Рассуждая таким образом, мы можем увидеть, что через свою разобщенность и разделенность современное цивилизованное человечество «выбилось из ритма», из синхронизации со всем музыкальным произведением огромного Творения.

Ритм может быть помощью для возобновления связи, и барабан – это инструмент ритма. Игра на барабане имеет потенциал привести как барабанщика, так и вовлеченных в процесс зрителей в глубокий чувственный и эмоциональный контакт с их естественным «Я», друг с другом и с природным миром, неотъемлемой частью которого они являются. Исполняемые ритмы могут отражать, а временами увлекать за собой ритмы тела, на время приостанавливая будничное мышление и приводя к расширяющемуся чувству соединения или единства. Результат может быть не только музыкальным, но и магическим. Практикующие Новую Природную Духовность, а также «примитивные» туземные народы считают, что смысл и успех человеческих дел определяется духами и силами природы. Барабан для шамана – транспортное средство, на котором он достигает сфер обитания этих духов, чтобы принести людям мудрость и песни, найденные там. Старейшие целители множества племен и традиций – таких как эскимосы из Канады, хаурани из Эквадора и сибирские буряты – используют различные гипнотизирующие ритмы для вызывания измененного гиперинтуитивного состояния, которое может привести к сакральным видениям, героическим духовным откровениям и чудесным исцелениям.

Барабаны производят акустические импульсы низкой частоты «крутого фронта», которые оказывают наибольшее воздействие на слуховую зону коры головного мозга. Интересно, что эксперименты в области биологической обратной связи определили, что физически возникающие «границы альфа/тета» возникают, когда мозговые волны электрического вектора пульсируют на скорости от шести до восьми циклов в секунду – преобладающий ритм в музыке шаманов Гаити и трансовых танцев Африки. Состояние тета‑волн возникает после занятия сексом и сразу же перед сном: сумеречная фаза, во время которой линейное мышление уступает место свободным образам, а осознавание себя узко определенным «Я» вытесняется отождествлением с движущимися полями органичного Целого.

Барабаны и экстатические танцы – это обычные элементы не только примитивных обитающих на Земле народов, но также и многих современных собраний, отличающихся объединением духовности и Природы, таких как «Юджин», Конференция по правовым нормам по охране окружающей среды в Орегоне, ежегодное мероприятие «Земля первая!» Это сборы и встречи «племен» фестиваля «Рейнбоу» в США и Европе и языческие фестивали, такие как «Старвуд» в Нью‑Йорке или празднования солнцестояния и равноденствия в Стоунхендже в Великобритании.

...Множество афроамериканцев обоего пола творят свои варварские ритмы и звуки многочисленных и ужасных конга, танцуя бессовестно и аморально и распевая языческие песнопения...

Бернардо Вильена

Глубинное свойство барабана – вызывать личные религиозные переживания – понятным образом угрожало различным государственным церквям и их широко раскинувшемуся миссионерству; эту тенденцию к вызывающему поведению в обращенной в христианство Римской империи назвали «безнравственной» и «приносящей вред». Португальские колонизаторы в Бразилии в XVI и XVII веках вводили законы против перкуссионной музыки, которую исполняли их африканские рабы. Звука барабанов американских индейцев было иногда достаточно, чтобы вызвать насильственный отклик от американской кавалерии во время мессианского религиозного возрождения в поздние 70‑е года XIX века, которые известны историкам как Танец Призраков. C 60‑х годов XX века барабаны являются неизменным атрибутом экологических акций протеста по всему миру, начиная с попыток спасти лес Дейнтри в Новом Южном Уэльсе в Австралии до «барабанных состязаний» на ядерном полигоне в Неваде. В ряды барабанщиков‑экоактивистов входит Стархаук, признанный автор и викканская жрица, известная тем, что организовала сообщество и выработала четкую экологическую позицию.

Стили барабанов варьируются от крошечных азиатских пальцевых барабанчиков до гигантских бочкообразных барабанов, обнаруженных в различных буддистских храмах в Японии. Некоторые односторонние, некоторые натянуты с обеих сторон. Открытые ручные барабаны были популярны среди сибирских шаманов, а также жрецов друидов в древней Великобритании. В Америке наиболее популярными считаются самодельные барабаны – модели, которые берут корни из Африки: ашико с узким дном и джембе, имеющий форму песочных часов. До введения первых пластиковых покрытий в 50‑е года XX века барабаны создавались исключительно из натуральных материалов. Их подобные матке оболочки обычно делались из дерева или глины, а верхние части изготовлялись из животной кожи, крепко натянутой с помощью железных болтов и колец или веревки, зашнурованной по краям.

Резчики церемониальных барабанов принимают во внимание религиозную символику материалов, из которых изготовляется барабан. Корпус инструмента может принимать скульптурные формы духов животных, может быть окрашен священными минералами или окроплен кровью, а также обвешан мехом и перьями. Говорят, что на Кубе в 60‑е года XIX столетия жрецы братства Абакуа использовали во время похоронных церемоний барабаны, изготовленные из человеческих черепов, вместе с символами воскрешения. На языке ритуала мимолетность жизни становится более легко переживаемой благодаря очевидной мимолетности смерти.

Другие традиционные перкуссионные инструменты, которыми пользуются для церемониальных и духовных целей, – это трещотки, погремушки, гонги, колокольчики, клавесы (коробочки), африканская мбира (калимба, пианино для больших пальцев) и бразильское беримбо (струна, закрепленная на деревянном луке, по которой ударяют раскрашенной палочкой и проводят монеткой, чтобы добиться длительного вибрато). В создании ритмов игрок становится частью процесса, который исходит из начала времен.

«Звук проникает в воздух, потом в огонь, затем в воду и землю, – писал Джозеф Кэмпбелл, – и именно так возникает мир. Вся вселенная содержится в этом первом звуке, в этой вибрации...»

И как мы пришли, так мы и уйдем.

Как наше полное наслаждение своими смертными годами, так и само выживание человеческого вида может держаться только на одном нашем намеренном возвращении к ритмам, циклам, процессам и потребностям огромного живущего мира. Так собирайте барабаны! С каждым взмахом наших трещоток мы все глубже встраиваемся... в тело Гайи, в музыку и магию, в направление и танец... в круг барабанщиков жизни!

Тогда – вперед. Вперед под этот ритм.

Кухонные ритуалы: магия и таинство пищи

Хороший повар подобен волшебнику, раздающему счастье.

Эльза Скиапарелли

В приготовлении еды присутствует элемент магии. А любящий повар это маг. Магия – это заклинание, стоящее за каждым удачным рецептом. Не важно, насколько базовым является замысел и обычным внешний вид блюда. Не важно, как часто оно подается или как быстро съедается... и это один из недостающих ингредиентов в любом кулинарном провале. Элемент волшебства очевиден в гостях проекта Земной Духовности, особенно когда они находятся в милой приветливой кухне Лобы, широко раскрытыми глазами глядя на пылающую глазурь фламбе[40]. Или будучи в очаровании от красоты искусно выложенной на тарелке еды, цвета которой перетекают один в другой под влиянием ямайского перца и света свечей. Без сомнения, магия следует по пятам, когда солнечный свет мягко прохаживается по всем сушащимся тарелкам. Когда Лоба наклоняется к окну с видом на реку, чтобы зачерпнуть побольше лунных лучей в голубизну своей чаши. И когда раздается зов орла, как раз после завершения поваром ее ежедневных благословений перед ужином. Смотрите, как она взмахивает лопаточкой в воздухе, словно магическим скипетром, за которым вьется след из крошечных вспыхивающих звездочек. Нежное движение руки, и Лоба призывает дух летящих голубей из дымящегося горшка с пирогом, пробуждает сущность смеющихся детей, обитающую в домашних печеньях и молоке, поднимает качающиеся снопы пшеницы со святой земли своего целебного хрустящего хлеба.

И суть магии не ограничивается такими особенно изящными моментами. Есть абсолютная магия в том, как органические молекулы меняют свою конфигурацию, переходя из почвы в растение, в животное и в человека и затем неизбежно возвращаясь снова в почву. Есть магия в нашей системе пищеварения, в партнерстве телесных кислот и бактерий, превращающих пищу в пюре из усвояемых питательных веществ. В том, как ароматы переносят нас сквозь эфир к напоминающим мираж воспоминаниям и немедленно возникающим желаниям. В том, как крошечные дрожжевые клетки вдохновляют тесто для хлеба набухать и подниматься. В том, как солнечные лучи впитываются сияющими листьями, наполняются древесными соками, а затем впрыскиваются в поры пульсирующего апельсина – и становятся воздействием апельсина на наш язык. В его благотворном воздействии на наше тело. И в неизменной улыбке на лице любого ребенка, который ест апельсин.

Магическое зелье – это то, что очаровывает и околдовывает, вызывает состояние повышенного восприятия, делает лихорадочно острым ощущение запахов и вкусов. Оно растворяет границу между крайней пробужденностью и чувственным сном, дневными видениями и ночными снами. Говорят, что достаточно лишь щепотки порошка из покрытой шелком шкатулочки, одного окропления святой водой или глотка из священного бараньего рога... чтобы сердце и чувства одолели рациональный ум. Единственный укус одного из блюд Лобы, и к вам с громом ворвутся мощные откровения. Происходит соединение со Вселенной. Внезапно становятся возможными величайшие вещи, и при этом никуда не нужно идти... все, что имеет значение, находится прямо здесь.

Воистину в комнату словно снисходит тишина, когда бы Лоба, любящий повар, ни подавала наши блюда. Возможно, именно весомое появление художественно разложенной еды успокаивает беспокойный разговор, остановленный магией сногсшибательных красок и гипнотизирующими запахами. Или причиной может служить то, как гостеприимно Лоба приносит еду: входит, как принцесса. Кланяется, как служанка. Порхает, как ангел. Улыбается, как фея, которая в эту минуту сделала так, что у всех исполнились их желания!

Мы смотрим на чаши, которые аккуратно расставляются по одной перед каждым привилегированным гостем, приглашенным к обеду. С вилками, щипчиками и черпаком, Любящий Повар занимает свое место во главе нашего деревянного стола. Мы сопровождаем взглядом ее появление, потом смотрим один за другим в глаза нашей преданной... и вздыхаем. «Посвящать» означает делать что‑то священным через наши действия, наши усилия. Таким образом, когда мы протягиваем руки и соединяем ладони, это момент сознательного, безмолвного посвящения, создание священного круга, застывшего во времени. Кажется, что проходят века, пар поднимается вверх, как святое благовоние. Сквозь ароматные завесы этих доходящих до небес облаков раздается нежный голос:

«Благодарю тебя, еда, за то, что ты даешь себя нам. И за то, что ты соединяешь нас в благодарности».

Молитвы Лобы всегда мягкие и всегда попадают в точку! То, что люди называют «призывать милость перед едой», также означает признавать милость и проявлять милость. «Благодарю тебя, Великий Дух, за полную чашу, за пустой желудок и за жаждущее сердце!»

С такими словами любящий повар поворачивается, чтобы поцеловать меня, и все ладони размыкаются, чтобы нащупать еду и взять ее с тарелок. Звуков раздается немного, за исключением звона и касаний вилок и небольших «Ммм!», которые невозможно подавить. Снова, как почти каждый день в нашей жизни, одухотворенная Земля дает.

Говорится: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день». Мы можем думать о еде как о манне небесной – но это манна, быть достойными которой мы должны стремиться. Еда может научить нас своему собственному набору из семи добродетелей: скромности и надежде голода, терпеливости садовника или собирателя, мудрости, приходящей от интимного взаимодействия с Природой и удовлетворении базовых потребностей, чувственности оживленного дегустатора, благоразумию и чувству меры повара, состраданию, которое следует за просьбой поделиться, и благодарности полностью сытого. И помимо многих других способов, человек становится достойным через свою любовь и отклик, свое благоговение и обязательность, интенсивность и искренность своих молитв.

Любящий повар превращает каждый аспект своей жизни в заботливую, молитвенную практику. Она всегда осознает источник нашей еды, каждым дыханием благодарит плодородную, священную Землю. Спасибо Богу, Гайе, Святому Духу на любом языке, под любым именем. Она понимает, что качество «святости» относится к «целостности»[41]: быть завершенными, согласованными, связанными через Дух со всем, что есть.

Десятки тысяч лет на всех частях земного шара еда считалась священной. Священной не потому, что она нужна нам, чтобы жить, но потому что мы признаем в ней выражение и телесное продолжение божественного Целого. Еда появилась как материальное проявление Анима Мунди – души мира. Большую часть нашей долгой истории человечество верило, что потреблять жизнь любого вида – это буквально «есть Бога», потреблять и принимать проявленную плоть Духа – своего рода Пантеон на тарелке! Для наших предков любой расы торжество заключалось в ритуальном принятии участия в Вечери Господней, в священной трапезе. Они точно так же утверждали внутреннюю целостность/святость каждого элемента неискаженной Природы. Они признавали, что в жизни истины наиболее целостные, приносящие удовлетворение, приходят не как рациональный вывод, но как духовное откровение, как прозрение. Они знали ритуальный подход к своим ужинам, усиливающий смысл, углубляющий чувство ценности: каждое принятие пищи – волшебный обряд. Каждая еда – это источник объединения.

Было время не в таком отдаленном прошлом, когда все четки для преданных изготовлялись из настоящих розовых лепестков, скатанных вручную и запечатанных сажей. Вместо безвкусных вафель на мессах священники подавали настоящие несущие здоровье ломти хлеба, отломанные от общей буханки. Виккане придают своим церемониям больше жизни, кормя друг друга хлебом и медовухой. Именно эта глубина подлинности, важности и питания дает силу любой истинной религиозности – «соединению». Когда мы берем в руки, вдыхаем запах и едим одну и ту же еду, это связывает нас тонким опытом, а также телесной целью.

Мы связываемся через еду, через Землю, дающую ее, через нежные руки, что сажали, давали или перевозили ее. Мы связываемся друг с другом через совместный опыт и совместный вкус. Мы связываемся со своей семьей, своим сообществом и своей экосистемой, связываемся со всем, что есть.

Наблюдение за Лобой, готовящей еду, это урок духовных измерений в приготовлении пищи. Она кажется псаломщиком, а ее кухонная стойка – алтарем, заставленным не только искусно исполненной едой, но кухонной утварью, в которую вложено намерение и магия важных ритуальных инструментов. Она председательствует над изобильным столом, на котором находится все, от вселенских закусок, до ее чаши для омовения пальцев. Она служит как кантор, ведя паству в радостной песне, заслуживая благословения муз. Она действует равно как пастор и как пекарь. Как провидица, прорицательница, шаманка и мудрец. Как безотказная монахиня, в образе с кружевным передником. Лоба – это фанатик, истинный верующий, паства, сворачивающая тесто. Она – посланец, несущий благовест в поисках эстетического и духовного искупления за языческие «кафе быстрого питания», предлагая при этом утешение и поддержку любому повару‑товарищу, потерявшему свой путь. Ее сервис – сервировать, министерство мини‑ломтиков. Это ее задача. Истинный зов, на который у нее нет выбора не откликнуться – горящие глаза и рот, наполняющийся слюной.

Не важно, современна она или обычна, каждая кухня в мире предлагает возможность для озарения: для самопознания, любви к себе, получения силы, соединения и очарования! Обучение приготовлению и отношению к еде – это не рутинная работа, но скорее ритуал перехода, испытание, которое никто другой за нас не пройдет, священный поиск исправления наших собственных наделенных разумом душ. Приготовление пищи открывает дверь в опыт сакрального пространства и приглашает нас. Каждый из нас может подняться из матки кухни как из хижины, где он родился. Наши страхи и иллюзии, колебания и сомнения в себе – это все, что препятствует нашему кардинальному изменению с помощью этой литании во время приготовления пищи. Мы превращаемся в свое изначальное «Я», проявленное в виде ответственных празднующих эту чудесную жизнь участников процесса Гайи, товарищей по играм вездесущего Духа! Тех, кто готовят, и тех, кто едят, и тех, кто преданно молятся!

Давайте откроем свои рты навстречу новым вкусам, свои умы – навстречу новым идеям, а свои сердца – навстречу любви. И давайте широко раскроем глаза... на повседневное чудо нашей непостижимой жизни.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒