Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Приложение 11 страница



 

 

Глава 30

 

Уважение к дому: душевное создание дома и обязательство быть в красоте

Мы принадлежим Земле, она наша сила, и мы должны оставаться близко к ней, или, возможно, мы пропадем.

Йирркала, абориген Австралии

 

Мы идем в красоте.

Традиционная молитва племени навахо

 

Мне нравится эта область не только потому, что здесь живет минимальное количество людей, но потому что многие из построек, находящихся в этом сельскохозяйственном округе, отражают историю и характер самой земли. Кирпичи из шлама и глиняная черепица на раме из бревен и латиллас, сделанные из переплетенных ветвей. Мне кажется, я встречаю так много строительного бедствия в местах, куда езжу, с бесхарактерными участками домов и зданий для проживания, выглядящих как учреждения. Они угнетают своей похожестью, бесконечные одинаковые квадраты на одинаковых улицах в районе Где угодно в Америке. Чуть больше желания открытого пространства, и ревущие самолеты, сирены и стрельба приведут к жажде и потребности в тишине. С другой стороны, некоторые жилые дома вырастают из земли словно ландшафты, словно пещеры, словно деревья. Мы раскрываемся внутри них, а они – внутри нас.

Особую любовь я испытываю к старейшим и наиболее архаичным из домов, настолько же наполненным смыслом и духом, как расположенные в особом порядке камни Стоунхенджа или стены руин, оставшихся от поселений американских индейцев. Они зачастую ощущаются как маленькие монастыри, места прибежища, точки назначения духовных паломников, обитель души. Дома организации «Джинджербред» для очаровательных бабушек, с волшебными садами и их добросердечных поклонников. Побывав хоть однажды внутри какого‑нибудь освященного старинного дома, мы можем чувствовать различные настроения, эмоции людей, принадлежавших к прошлым поколениям. Будь это городские дома восточного побережья с их фундаментами и чердаками или покрытые мхом бревенчатые хижины в Орегоне, я чувствую смирение и желание «снять шляпу и понизить голос», когда вхожу в них. Ощущаю ручную работу, вложенную в каждую доску и кирпич, и как и вложение стольких человеческих часов в проживание внутри связанного каркаса дома.

Полированные дубовые полы сверкают от слез радости и тоски настолько же, насколько от полировки, доведенной до глубокого блеска скользящими по ним ногами в чулках. Зашпунтованные доски, отражающие быстро сменяющиеся картинки того, как семьи росли, умирали и сменялись. Изгороди впитывают больше, чем пот рук, что бывают нежными и сильными, дразнящими и беспокойными – маленькими ручками, что тянутся вверх, покалеченными руками, делающими усилие ради захвата. Они впитывают и затем испускают перехлестывающие через край эмоции от сопротивления и уступки, вовлеченности и отречения, потери и приобретения, любви и гнева, желания и удовлетворения. Уберите тяжелую деревянную мебель и темные драпировки с цветами, тяжелый шерстяной шнурок и стеклянную люстру в свинцовой оправе, свисающую в центре потолка, внесите яркие ворсистые акриловые ткани и модные «плоские» гравюры с алюминиевыми краями, но старый дом все равно будет отдавать отзвуками прошлого. Его можно перекрасить, но нечто глубокое и старинное продолжает сиять сквозь краску. Некоторые стены оставляют впечатление, как будто в них впечатаны замысловатые тени, отброшенные прошлогодним оконным кружевом.

Задайтесь вопросом, какие люди жили в том доме, где вы находитесь сейчас, прежде чем в нем появились вы. Рождались ли дети в его задних комнатах, жили ли здесь гордые женщины – главы рода, которые испускали свой последний вздох у восточного окна, там, где до сих пор видно, как встает солнце? Дом может быть новым или вы можете быть первым постояльцем помещения, но были ли снесены какие‑то помещения, чтобы освободить пространство для той комнаты, в которую вы переехали? Возможно, целый ряд старых ни в чем не повинных кирпичных домов был соскоблен с лица Земли ради новой постройки или саманная касита с плоской крышей уступила место ранчо с широкими окнами и лужайками с голубой кентуккской травой? Этнография окружающей территории могла поменяться несколько раз за последние 200 лет, с индейской на испанскую и французскую, с французской на английскую, а итальянский квартал сейчас считается частью кубинского анклава, клановые ирландские семьи сменились афроамериканцами, которые в свою очередь заменились на покупателей историй различных рас, кто по счастливой случайности может позволить себе оплачивать недвижимость, растущую в цене. Выгляньте из дома. Какие люди ухаживали за садами в глубинах усадеб, постоянно ожидая налетчиков, и вторгались ли к ним действительно эти «налетчики»? Какое исконное племя собирало однажды моллюсков на краю залива и проходило по узкой тропинке там, где сейчас проложена федеральная автострада? А кто последовал за этим племенем? Я живу в речном каньоне, и прежде чем я туда добрался, он был необитаем в течение тысячи лет. Но за несколько миль отсюда река извивается через долину, где трейлеры пенсионеров располагаются среди хасьенд из обожженной глины, а жители последних поддерживают живым традиционный латиноамериканский пограничный стиль жизни. Мне нравится смотреть, как семьи поджаривают чили, старший сын уходит на охоту в поисках мяса на зиму, а маленьким девочкам заплетают в дуги косы на многочисленные празднества. С того места, где я паркую грузовик, чтобы отправиться в наше место, я могу наблюдать землю, которая принадлежала Сеновио, нашему неугомонному покровителю или защитнику. Маленькая касита пуста, как дырявый карман, а установленная ради имиджа спутниковая тарелка, которой никто никогда не пользовался, сейчас почти сокрыта занавесью из прекрасных несрезанных ветвей. Но я помню эту землю как продолжение маленького человечка в большой соломенной шляпе.

Когда я смотрю в ту сторону, я представляю, как он глядел на острый раскол рассвета, облокотившись на вилы, указывая сморщенными губами на лошадей, набивающих брюха утренним овсом. Его возлюбленные животные были накормлены, солнце взошло в своем обычном утреннем свечении. Я вижу силуэт этого испанского американца, в мешковатых штанах, вросшего в свое место, пренебрежительно относящегося к любым городам, расположенным на расстоянии, занимающем больше, чем трехчасовая отлучка от своих нуждающихся в заботе животных, равнодушного к любым призывам далеких чудес или сомневающегося в их привлекательности. Все, чего он когда‑либо хотел, было гораздо ближе. Так близко, что можно было увидеть, так близко, что можно было ощутить запах, и, конечно же, так близко, что можно было этому медленно кивнуть, вместе с наклоном пыльной шляпы.

Но есть еще больше. За ним я чувствую бесстрашных апачей, разбивших лагерь под трехгранными тополями или прокрадывающихся к нему из‑за амбара. А за ними – жителей землянок и утесов, за которым они охотились, предков индейцев пуэбло, людей, которых называют «Старое Племя», которые укладывают семена кукурузы в прибрежную почву с помощью прутика ивы. Они являются самыми ранними из всех известных человеческих обитателей этого биорегиона, и их присутствие все еще можно ощутить, более чем тысячу лет спустя, после миграции с засыхающей реки. В бесчисленных руинах, в остатках ирригационных каналов, имеющих возраст камней, в наскальной живописи и горшечных черепках, разбросанных по пустынному полу, в красочных аллеях, которые они сами причудливо организовали – здесь мы находим наследие народа Сладкого Целительства. Археологам они известны как культура Сан‑Франциско или Изготовители Корзин, а распространенное, хоть и ошибочное их название – анасази (слово из языка навахо, изначально обозначающее «враг»). И прежде чем, да, прежде чем хоть одна человеческая нога ступила на залитую дождем обрамляющую породу, здесь находились другие изначально дикие существа: растения и животные, характеризующие и характеризуемые взаимодействием веществ и энергий, которые и есть Земля, в уникальных комбинациях, которые ее определяют. За силуэтом латиноамериканских старейшин, находятся тени Апачей и отголоски Старого Племени. Мы видим, мы чувствуем, мы наслаждаемся танцем призрачных образов листа и усика, хвоста и лапы, плавника и пера, мерцающего в рассветном бризе неба Нью‑Мексико.

По пути к городу я прохожу жилища, что после 150 лет до сих пор стоят, и бревенчатые хижины с хитроумными цистернами для сбора дождевой воды. А в горах мы находим недавно воздвигнутые дома, которые выглядят, как будто они выросли из самой земли, с выдающимися волшебными садами, устроенными со смыслом и изяществом, построенные новым поколением празднующих землю. Старые или новые, региональные, церемониальные и возведенные владельцами постройки могут быть воплощением того, что означает дарить «уважение»: чтить себя, Землю и Дух через художественное и экологическое воссоздание человека и дома. В посевной земле между домами находится множество засухоустойчивых диких цветов. Они, как и мы, это плодородные примеры возобновленного проживания – воплощения миллиардов лет истории, обещанные красоте и давшие обязательство быть в красоте.

 

 

Глава 31

 

Мать Гайя

Теория Гайи звучит настолько же отлично от мнения утвержденной науки, как и мнения широкого мира гуманизма. В Гайе мы просто еще один вид, мы не являемся ни владельцами, ни управляющими этой планеты. Наше будущее намного больше зависит от правильных взаимоотношений с Гайей, чем с бесконечной драмой человеческих интересов.

Джеймс Лавлок

 

Наша сложная физиология начинается с простой оплодотворенной клетки зиготы, экстатически делящейся на две, а затем превращающейся в разнообразие всех ролей, необходимых для функционирования органической системы. И точно так же как связаны, организованы и взаимодействуют клетки нашего тела, точно так же все живые и так называемые «неживые» вещи в Природе гармонично сотрудничают ради здоровья, разнообразия, проявления и исполнения непрерывного Целого. Мы являемся родственниками, органами и продолжениями этого жизненного Целого, которое мы называем Гайя. Гайя, жаждущая в жару. Гайя, несущая семя и вещество любой воображаемой возможности. Гайя, дающая рождение сама себе.

 

Возможно, я слишком много времени провел за этим ноутбуком, пытаясь распространить вести об озарениях и утверждениях любому, кто будет их читать. На моем рабочем столе, сидящая в виде Будды, находится скульптура Оберона Целль Сердце Ворона «Гайя Тысячелетия», которая служит мне напоминанием о том, что я есть Мать‑Земля, выражающая себя через преданное сердце и руку. С ее головы спадают косы закрученной ДНК, по артериям которых все виды древней и современной жизни танцуют свой танец и совершают свой подъем. Ее живот – это надутый глобус, плодородная матка, беременная обещанием. Именно для нее рождаются все и вся. Фигура Гайи, выполненная древним магом Обероном – это один из самых тонких образов Матери‑Земли и один из последних в древней линии преемственности вырезанных вручную знаков почтения и уважения. Широко известная Виллендорфская Богиня, или Виллендорфская Венера была вырезана из кости около 32 000 лет назад в Европе и долгое время считалась старейшим, поддающимся проверке человеческим артефактом. Но, как обратил на это мое внимание Амбер К из Адрантаны, очень простая статуэтка Матери была недавно обнаружена на Голанских высотах в Израиле, и по возрасту угля ей между 232 000 и 800 000 лет. Ашельская Богиня с ее молочными грудями и божественной вульвой предшествует Виллендорфской на целую четверть миллиона лет! Так обозначаются даты начала человеческой культуры – и как мы можем сделать вывод – самого раннего поклонения Благословенной Матери, священного женского начала – вплоть до самых корней человеческого опыта... до самого палеолита!

Цитируя Гомера, «она древнейшая из всех, матерь всех Богов». В этой области вселенной она является воплощением Духа и таким образом – Источником и Родником всей исконной религии. Именно она дает вдохновение основателям и знания практикующим каждой духовной практики, имеющей в основе себя экологию – включая викканство и магию, пантеизм и неоязычество, глубокую экологию и практики друидов. Не важно, как мы называем себя – гарднерианцы, универсалисты, эклектики или вуду... Гайя является источником нашего существа и территорией наших видений. Матери нет необходимости соревноваться с другими богами и богинями, потому что они являются ее детьми и происходят от нее. Она мать, к которой каждый ищущий может повернуться за ободрением и наставлением, и ее мечты могут принести ясность, сосредоточение и силу любому виду духовной и магической практики. И для каждого, даже для тех, кто ее отрицает или не уважает, она является коленями и провалом, куда мы забираемся, когда умираем... плоть и молитва, из которой мы исходим.

В зависимости от языка она Матерь‑Земля, Цибель, Мами или Аруру, или Терра. У йоруба она известна как Ассайя, у аборигенов – как Кунапипи, индусы называют ее Притиви... а исконные народности Перу зовут ее Пачамама, та, из тела которой мы возникаем и растем как ветви или придатки. В версии древних греков она создана из света и любви всеохватывающего хаоса. Первым ее уроженцем был Уран, небо. Оплодотворенная энергией Эроса, она несет в себе множество влияний и духов, которых мы называем богами и богинями, а также континенты и океаны, животных и растения... и нас. Для всех культур, поддерживающих связь с миром природы, любая попытка или стремление к отделенности отсекли бы нашу кровь и питание, что мы получаем от Земли, и, следовательно, привели бы к нашей погибели. Недаром пренебрежение нашей связью влечет за собой экологический кризис.

Вот по крайней мере два показателя полностью задействованного динамичного сообщества. Когда видно, что есть вложения для покупки и возвращения сакральности Земле для проведения ритуалов и исцеления. И когда есть последовательность и частичное совпадение поколений единомышленников, идущих в одном направлении: когда при рождении в расширенных семьях дети получают поддержку старших, поддержку школы сообщества и других систем для обучения детей племени в соответствии с путями Земли и Духа. Недавно я обнаружил себя очарованным видом округленного живота моей подруги Ди Рейд, когда мы были на праздновании солнцестояния в Альбукерке, которое называлось Долгий Танец. Она практически выглядела Гайей в миниатюре. На ее лице можно было разглядеть каждую эмоцию от сочувствующего страдания до неудержимого экстаза и от неотложности нашей миссии до удовлетворения, что является нашей наградой. Ее подруга Эзра свернулась у ее тела так, как творение льнет и сворачивается клубком у сексуальной и исполненной материнства Земли. И Ди казалась больше обещанием, чем символом, обязательством отдать себя, как Гайя отдает себя снова и снова. В это время перенаселения и растущих угроз рождение детей – дело не для всех, и должно быть не для всех. И тем не менее есть несколько методов сделать нашу жизнь и практику более настоящей, чем рождение и поддержка рождения детей в племя, любящее Гайю.

Хотя, к сожалению, я теперь редко вижу своих собственных отпрысков, их суть отпечаталась на моем существе, как наша отпечатывается на глиняной душе Земли. Мне повезло, и я присутствовал и был единственным, когда пришло время принимать двоих из них. Я никогда не забуду, как их мамы, как и все будущие мамы, казалось, воплощали готовность Гайи претерпеть боль, чтобы даровать жизнь. Я все еще могу представить пот на их бровях, словно облака, что обнимают вершины каньонных скал, и капли, стекающие по его окрашенным плотью краям. Опускание брюшной полости как встречу выгибающих спину львов, как рождение гор. Растяжение или разрыв святой пещеры и этот чудесный запах! – запах соленой воды, запах маточных морей Гайи.

Пуповина разрезана, но связь никогда не разрывается. Каждый ребенок кормится энергиями и примерами Гайи во всех ее формах и видах. Каждый вырастает в подростка, имеющего выбор: дорожить или пренебречь тем, что когда‑то почувствовал и узнал ребенок, и при этом Гайя все равно будет вести с ним разговор. И когда взрослые столкнутся с главными темными моментами ужаса и потери направления, именно какое‑то из лиц Гайи, не важно, в обличье из листьев или плоти, повернет их снова к состоянию равновесия и света. Те, кто все время сознательно остаются близко к ней или кто мужественно возвращаются в ее объятия – это призванные колдуны и ведьмы, идущие новым или старым путем – путем Гайи. Для каких бы ритуалов они ни рисовали свои круги, какие плащи бы ни носили, они выступают как ее добрые и осмысленные дети – ее наследники, ее поклонники, ее победители, ее любовь.

 

 

Глава 32

 

Третий путь: иерархия, анархия и клан

Иногда возникает ошибочное представление, что танго – это шаги. Нет. Танго – это чувство. Это одно сердце и четыре ноги.

Хуан Карлос Копес

 

Правительство и политика

Слово «политика» происходит от греческого слова «politiko», означающего «гражданский». Как таковая, политика – это просто действия обычных мужчин или женщин, то, как мы определяем действия нашего человеческого рода. Но в корне этого слова мы обнаруживаем «polis», город. Это напоминает нам, что прежде всего политика – это сфера управляющих городов, и за несколькими исключениями она приносит много вреда тем, кого лишили гражданских прав: подвергающимся завоеваниям и эксплуатации, женщинам и молодежи, крестьянам и фермерам в деревнях... и всему миру природы, существующему сразу же за границами города и стенами замка.

Итак, вопрос нашего времени: как нам управлять нашими коллективными «Я», так чтобы получать личную силу и чтить Землю? Как нам заповедывать политику взаимоотношений, не копируя исторические системы, известные своим разрушением и ложью? Конечно же, выбор, участвовать или нет, доброволен и должен зависеть от условий. Мы должны решить, когда участвовать, а когда – нет, взвешивая каждую ситуацию, возможное воздействие, которое мы можем на нее оказать, и воздействие, которое это участие окажет на нас. Правительство – это институт политики. Управлять – означает не только проявлять политическую власть, но также «направлять и ограничивать; контролировать действия или поведение кого‑либо». Мы стремимся, чтобы наши политические и законодательные руководители не позволяли загрязняющим веществам отравлять устья рек и наказывали многонациональные лесозаготовительные компании, доводящие сотни видов растений и животных до вымирания. Некоторые из наиболее впечатляющих экологических достижений за последние несколько десятилетий носили политический характер, а наши победы были большей частью законодательными или судебными. Но, обращаясь в центральные органы власти, мы утверждаем силу тех же самых учреждений, что поддерживают основанные на получении прибыли лесозаготовительные компании, приводящие один вид за другим к невозвратимому вымиранию, которые колонизируют рабочую силу недоразвитых стран третьего мира и кодифицируют «право» асфальтировать практически каждый дюйм живой почвы во имя прогресса. А каждое экологическое судебное решение или закон можно легко обратить или аннулировать по капризу всегда растущего населения. Один из основополагающих вопросов для всех участников политической деятельности будет состоять в выборе между тем, чтобы оставить место для эволюционирующего мира природы, или предоставления его для человеческого обитания и использования. Слава каждому активисту и группе, которые смогли выиграть хотя бы одно поколение или одно десятилетие отсрочки для находящихся под угрозой лесов и отступающей дикой природы.

 

Проблема с системами и привлекательность анархии

В 60‑х годах XX столетия существовала идеология, что вместо противостояния доминирующей парадигме будет лучше построить альтернативные здоровые инфраструктуры (сообщества, школы, кооперативы питания, духовные традиции) и затем наблюдать, как вокруг нас рушится Вавилон. Единственная проблема в том, что Вавилон процветает, и это процветание может продолжаться после убийства большого процента «высших» форм жизни, истощения последних запасов нефти и загрязнения воздуха и моря. Человечество скорее применит технологическое мастерство и политическую волю, чтобы пережить практически все, кроме микробов и тараканов... ценою любого другого живого существа.

К счастью, альтернативные структуры, которые мы создали, тоже выжили, хотя и как вновь разожженные мечты и проявления любящего Землю и мир меньшинства. И вместе с этим продолжает существовать противоположное течение мыслящих изгнанников, служащее своего рода антиподом удушающему порядку системы... представители которого называют себя анархистами, называют себя свободными.

В своем крайнем проявлении анархия создает потакающее личности мировоззрение и нефункциональное и конфликтное общество. Но неудивительно, что дети предпочитают анархичный упор на индивидуальное выражение, мотивацию и ответственность системологиям, которые так долго управляют нашим видом. Когда люди поддерживают связь со своими личными нуждами или связаны с нуждами и волей живой Земли, они не могут больше мириться с монотонностью бесцветного коммунизма или диктаторством защиты прав потребителей в массах, которое мы называем «демократией». Каждая «лучше организованная» система, известная человеку, опошляет, превращает в товар или полностью уничтожает индивидуальную свободу. Они демонстрируют такой род бездарной ригидности, которая превращает изгоев в мифических героев, гражданское непослушание в ритуал трансформации, а нонконформизм в разумный поиск смысла жизни. Они оскорбляют нашу истинную человеческую сущность, одновременно управляя миром Природы и разрушая его.

Кажется, что ни одна управляющая система никогда не была свободной. Даже племенное устройство имеет историю легализации некоторых практик, не уважающих Дух, от санкционированного избиения жен в определенных обществах американских индейцев до введенных в институт человеческих жертв у моих собственных кельтских предков. Племенное единство и выживание зависят от устойчивых ко времени традиций. Эти традиции являются неписаными законами, которые люди то поддерживают, то верят в них, то обижаются на них и низвергают, то слепо им следуют. И, как и все практики и законы в течение всей истории, некоторые из них внесли вклад в здоровье и разнообразие природных экологических систем, в то время как другие привели к их разрушению. В каждом племени, как и в каждой политической системе, изгоями являются те, кто, кажется, определен судьбой, чтобы признавать вред, что несут традиции и законы, барды, которые рассказывают об этом, и активисты, которые должны этому противостоять.

 

Третий путь

Вместе с тем существует то, что я называю «Третий путь», модель, которая не является ни анархической, ни иерархической – архаичный клан. Клан – это в первую очередь собрание людей с одними и теми же намерениями, практиками, приоритетами и ценностями. Он, по необходимости, меньше, чем другие сообщества, и люди естественным образом отрываются от него и отправляются своей дорогой, когда группа начинает насчитывать более 30 членов. Решения и обязанности естественным образом исполняются очевидно самыми информированными и талантливыми в каждом отдельном случае. Часто это бывают мудрецы, старейшины или старухи – но по случаю это может быть, напротив, и ребенок, показавший необходимое понимание в определенной сфере суждений. В каждом случае эти обязанности падают на плечи самого способного и готового давать и служить – мотивированного любовью и уполномоченного своей связью со Всем. Лидеры – это те, кто вдохновляют других своим примером.

Никто не остается в невыгодном или подавленном положении, когда группа так мала, что все могут прийти к согласию! В здоровом мире (мире обширной дикости) для того, чтобы не согласиться или отклониться, человеку придется только уйти, пересечь горы и прийти в другой клан или положить начало своему собственному. Таким образом, клан всегда держался вместе не только из нужды и необходимости, но из истинной привязанности и демонстрируемой преданности. До настоящего дня добровольные члены каждого клана разделяют не только общие убеждения, но и имеющую важнейшее значение верность общему благу. Им не нужно было учиться быть толерантным обществом, потому что они заботятся друг о друге.

Законное владение собственностью Святилища Сладкого Целительства доказало, что является полезным инструментом, но именно преданность клана привела к полной вовлеченности и единству. С того самого времени, как я попал сюда, я чувствовал принадлежность клану жителей землянок на горах Могольон, которые заботились об этом речном каньоне за тысячи лет до нашего прихода. Я ощущал, как мы можем лучше всего продолжить существовавшие в прошлом защиту и сакральность в нашей собственной группе. Люди, которые приходили и уходили, каждый внес свой вклад в сохранность этого места. А те, что остались, сделали свой вклад в наши усилия и дали обещание линии преемственности: исполненная чуда Лоба, поющая молитвы священным скалам, гладящая траву, целующая каждый камень и насыпь. Живущие здесь практиканты и подмастерья, открытые всему, чему можно научиться, с радостью вскидывающие на плечи ношу Кокопелли, отдавая всех себя в преданности и творчестве. Мы объединены обязательством отдать все, что можем, и заплатить любую цену за то, что дорого для нас.

В таком клане общие приоритеты и цели заменяют власть, а механизмы контроля сменяет политика сочувствия, заветов, преданности и любви.

 

 

Глава 33

 

Экология сообщества

Я увидел, что в любом мероприятии для человека недостаточно полагаться только на самого себя.

Одинокий Человек (племя тетон народности сиу)

 

Природа служит как среда для любого устойчивого сообщества, не важно, будь это группа людей или других видов. Существование духовно, эмоционально и физически здорового человеческого общества невозможно без осознания и наличия взаимных отношений с более крупным, превосходящим человеческое, племенем.

Экология – это изучение взаимозависимости среди бесконечного числа элементов прекрасно переплетенного Целого. Воздействие на каждую отдельную часть будет иметь непредвиденные последствия для остального, и невозможно понять ни одну из составляющих частей вне превосходящего их контекста. Точно так же экология сообществ рассматривает то, как человеческие сообщества взаимодействуют и зависят от нечеловеческого мира и как он оказывает на них влияние.

Вероятно, вы знакомы с деревянными русскими куклами, которые сидят одна в другой. Снимите верхнюю часть с одной и внутри вы найдете еще одну куклу, и так снова и снова, пока вы не обнаружите самую последнюю крошечную куклу‑семечко. Можно представить, что самая маленькая кукла – это «Я»: общность объединенных частей человека: органов, навыков, опыта, потребностей и желаний. Каждая часть взаимодействует с остальными согласно своей выделенной цели. Эта маленькая кукла‑индивид сидит в большей – в человеческом сообществе, которое и связано с судьбой превосходящей его Природы, живя в ней. Природа существует внутри сообщества планет и звезд, которые все ограничиваются формами и намерениями всевключающего Духа.

Процесс трансформации человеческого общества потребует внимания к разнообразным интересам нашего истинного внутреннего «Я». И наше «Я», и культура зависим от примера, который дает мир Природы, и этот природный мир нуждается в нашей активной защите. Это невозможно без вдохновения и искры жизни, которая является даром сакрального.

Нам нужно только повернуться к окружающей нас природе, к водоемам и диким животным, населяющим ее, чтобы научиться равновесию и правильной жизни. Нам нужно только уделить внимание к внешнему миру, забыть о материальной суете и будоражащих нас эмоциях, чтобы ощутить тонкие уроки и наставления.

Традиционно местность, погода и доступные природные материалы диктуют тип построек, характерных для данного сообщества, например остроконечные крыши бревенчатых хижин Аляски и плоские крыши и толстые, изолирующие стены юго‑западных домов из самана. Как вопиющий пример безразличного отношения сообщества к земле, благодаря которой оно существует, можно рассмотреть газоны с мятликом и плавательные бассейны с постоянно испаряющейся водой в пригородах, расположенных в пустынях. Вряд ли что‑то может быть более очевидным, чем простой факт, что безводные регионы нуждаются в стратегиях садоводства для засушливой почвы и в осознанном создании ландшафта из кактусов и гравия.

Влияния климата и земли также отражаются на нашей деятельности, на нашем жизненном распорядке и даже на самом нашем характере. Здесь кроется нечто большее, чем простой стереотип, когда мы говорим о «стоических» качествах фермеров среднего запада, их решительности, закаленной грозами и непогодой, их прозорливости и дальновидности, сформированным плоскими ландшафтами и открытыми горизонтами, их терпению, вызванному большими расстояниями земель без следов обитания.

Даже современный город, заполненный обычными высотками, из окон которых не видно ничего, кроме таких же высоток, демонстрирует четкое ощущение своего характера, который частично является результатом проходящих по его территории рек, океана, омывающего его пляжи, или гор, темнеющих на горизонте. До какой‑то степени даже самое замкнутое и сосредоточенное на себе общество должно все еще чувствовать силу палящего солнца, влияние долгих месяцев, в течение которых небо затянуто облаками на северо‑западе, глухую мольбу земли, находящейся под тротуарами. Осязаемый камень, рвущийся на свободу ветер и бороздящие подземелья корни – все на подсознательном уровне затрагивает людей. Страх и надежда, и вдохновение, что украшает землю страстным искусством, музыкальными стенаниями и безответным желанием чувствовать себя дома.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.