Рэйчел Кейн 10 страница

Нет, ифриты еще изворотливее.

— А как насчет, ну... более технических терминов?.. — Похоже, она все-таки хотела объяснить мне, пыталась описать что-то, для чего просто нет слов.

— Это уже случалось.

— Но Рэйчел сказала...

— Ей не говорили.

— Сара...

— Не произноси моего имени! — это был крик невыносимой боли. — Ты не понимаешь! Любовь поглощает. Любовь должна поглощать.

Я услышала голос Льюиса, который спрашивал меня о чем-то из соседней комнаты.

— Льюис? — позвала я.

Ифрит снова заговорил:

— Он человек. Люди слабы. Они не видят... — О ком это она? О Льюисе? О Патрике? Я понятия не имела, но все это выглядело полной бессмыслицей. Ифрит был сумасшедшим, это я знала почти наверняка. — Ты должна выбрать. Я не смогла.

— Хорошо, — сказала я и подняла руки, уступая. — Я выберу. Без проблем. А... Льюис?

Я вышла, пятясь — не хотелось подставлять ей открытую спину — и вернулась в гостиную.

Патрик снова оказался здесь и даже привел с собой друзей. А именно, двоих. Он снял пальто и как раз вешал его на какую-то безвкусную позолоченную вешалку — по-моему, я ее сюда не ставила?.. однозначно! — пока остальные двое осматривались, очевидно, оценивая мои дизайнерские способности.

Одного я точно не знала — парнишка лет шестнадцати-семнадцати; вид у него был бледный, мятежный и характерно недовольной. Он стоял, засунув руки в карманы штанов в позе «не-обращайте-на-меня-внимания». Ему не мешало бы постричься, хотя, возможно, у меня просто устаревшие взгляды.

Женщина стояла ко мне спиной, но эти локоны показались мне знакомыми.

— Патрик? — позвала я. Он бросил на меня короткий взгляд слишком-голубых глаз. Выглядел он смущенным и виноватым. — Что происходит?

Льюис настороженно встал с дивана. Нежданные гости не нравились ему еще больше, чем мне, особенно сейчас, когда все так... странно.

— Простите, — сказал Патрик. — У меня была уже назначена встреча.

— То есть?..

— Деловой партнер, — ответил он и указал на женщину, которая продолжала изучать Мондриана, демонстрируя мне спину. — У нас с ней бартерная сделка. И я ей кое-что должен.

Она обернулась, и я вспомнила. Иветта Прентисс, с моих похорон. На этот раз она была без униформы — не в кружевном платье — но облегающие джинсы с кружевными вставками по бокам и кружевная блузка в обтяжку, да еще и без лифчика были очень красноречивы. И они откровенно предлагали: «Привет, я жуткая потаскушка. Запрыгивай на меня — устроим веселые скачки». Добавьте к этому то, что она явно обладала ярко выраженной тягой к дрянным шмоткам. Я как-то отдала две сотни баксов за лакированные сапоги до бедер — просто, чтобы они у меня были. Но всему есть предел.

Ее глаза расширились, да такими и остались. Надо сказать, выглядело это сексуально. Ее пухлые — после коллагеновой инъекции — губки приоткрылись.

— О... — выдохнула она. — Я вас знаю.

— Иветта? — и Льюис попал в ловушку. Он сделал пару шагов ей навстречу и протянул руку. — Мы встречались на...

— На похоронах, — подсказала она, переводя взгляд на меня. — Ее.

Льюис тоже повернулся ко мне с таким видом, словно забыл об этом.

— Ну... да. Она...

— ...джинн.

Как мило — они заканчивают друг за друга предложения. Льюис так и не выпустил ее руки из своей. Мне, конечно, было все равно, но по ее теплой, ну-совсем-не-сексуальной улыбке, которой она одарила его, было видно, что она очень довольна.

— Спасибо, Патрик. Но, знаешь, она — не совсем то, что я искала.

Патрик прочистил горло.

— Да. Ну, есть еще одна маленькая проблема... Она уже находится в рабстве.

Улыбка Иветты скоропостижно и неэстетично скончалась. Оказалось, у ее красоты есть острое лезвие — как бритва под бархатом.

— Мы так не договаривались.

— Знаю. — Он беспомощно указал на Льюиса. — Я... сомневался.

Ее зеленые глаза впились в Льюиса. Улыбка вернулась, но теперь я бы не стала доверять ей. По ошеломленному лицу Льюиса невозможно было понять, обращает ли он внимание на что-нибудь кроме полуобнаженной груди Иветты.

— Конечно, — проговорила она. — Я рада встретиться с вами снова... простите, я не запомнила вашего имени...

— Зовите меня Льюисом, — сказал он. По моему мнению, она была последним человеком, с которым ему стоит знакомиться, но Льюис его не разделял. — Вы ищете джинна?

— Да, правильно, — ее страдания выглядели комично, но не настолько, чтобы поколебать ее убийственную привлекательность. — Дело в том, что мне... моему другу нужны его услуги. Я не знаю, что делать. Я надеялась уговорить вашу подругу работать на меня. Временно. Это важно.

Ну, все, хватит! Я скрестила руки на груди и приняла угрожающий вид. Никто из них даже не обратил внимания.

Патрик старался не смотреть мне в глаза. Парнишка слонялся по комнате, изучая обстановку. Он оглянулся на Иветту, которая слегка кивнула ему, и продолжил лапать предметы интерьера, разглядывая их, а потом ставя на место. Проверял ценники? Круто!

— Я боюсь, что она уже занята, — сказал Льюис. — Но, может быть, я смогу что-нибудь сделать для вас.

Иветта прощупала его взглядом. Откровенно.

— Я уверена, вы сможете, — хихикнула она.

Он засмеялся. Похоже, что раньше я не слышала, как Льюис смеется. Ну, я не хочу сказать, что вообще никогда этого не слышала. В общем, его нельзя назвать мрачным типом. Но его юмор был сдержанным, его сексуальность... ну, до этого я считала, что она как бы подавлена.

— Но неужели нельзя убедить вас передумать? — спросила она, глядя на него сквозь густо накрашенные ресницы. Подошла ближе. — Я думаю, мы могли бы... заключить сделку.

Я поискала глазами телефон, мысленно сняла трубку. «Алло! Здесь проходят кинопробы? Вам нужна актриса на роль суки-соблазнительницы? Конечно же, он видел, что она ломает комедию».

— Так вы хотели... сделку, — сказал он и улыбнулся ей.

Это хитрость? Или он действительно флиртует с Мисс Искусственный Интеллект — 2003?

— Возможно, позже мы могли бы...

Она изгибалась перед ним, как стриптизерша перед шестом.

— Так, может, начнем переговоры уже сейчас?

И тут ко мне вернулся голос:

— А-а... простите?

Она уцепилась пальцами за его карманы и притянула его к себе, лицом к лицу. Он попытался отодвинуться, но как-то не слишком стараясь. Притворное сопротивление вроде «я-хороший-парень-но-меня-можно-переубедить». Знаю потому, что женскую версию изображала довольно часто. Один раз даже для Льюиса.

Дэвиду она не нравилась. Очень. И я больше была склонна доверять его чутью, даром, что и сама жаждала крови.

— Не сейчас, — с отсутствующим видом ответил мне Льюис. Это был не совсем приказ, но приказом явно попахивало. И мне это совсем не нравилось.

— Эй! — прокричала я во весь голос. — Льюис! Думай другой головой! Какого черта она хочет? Ты думаешь, я буду работать с этой дешевой уличной соблазнительницей?

Ее рука выскользнула из кармана Льюиса.

Иветта держала маленькую бутылочку из-под духов и маленькую пластиковую пробку. Мою бутылочку. Я почувствовала толчок, как будто изменилось действие силы тяжести, и тошнотворное отчаяние. О боже...

Льюис вырвался и оттолкнул ее. Его глаза расширились. Он потянулся к пузырьку, почти схватил ее за запястье...

...и парнишка, который рассматривал тяжелую стеклянную вазу, рванулся и ударил Льюиса ею по голове. Тот пошатнулся и упал на колени. Мальчишка — высокий, неуклюжий, бледный — ухватился за край тяжеленной вазы и поднял ее для нового удара.

— Стой! — заорала я и бросилась, чтобы дать ему самую смачную оплеуху из своего арсенала.

— Нет, это ты стой. Здесь, — холодный, спокойный голос Иветты. Что-то резко остановило меня. Я не могла управлять собой. Точнее, мной управляла она. У нее была моя бутылочка, а, следовательно, и я сама. Душой и телом.

— Может, больше не надо? — слабым голосом спросил Патрик, кивая на мальчишку и Льюиса. — Ты получила, что хотела. Больше незачем применять силу.

— Заткнись, Патрик, — рявкнула она. Тот вздрогнул и отвернулся, дернув плечом.

Льюис пытался дотянуться до нее, ползком, кровь капала с его волос на бежевый ковер. Его голос был слабым и глухим:

— Джо, уходи, выбирайся...

— Ты! Не двигаться! — скомандовала Иветта. Я была прикована к месту, а мальчишка с вазой подался вперед, снова замахиваясь ей над головой Льюиса. — Кевин, давай.

Она могла запретить мне двигаться, но не говорить.

— Нет! — закричала я, когда парнишка замахнулся вазой. Я отчаянно искала силы...

Но Льюис успел первым.

Ваза раскололась на острые вращающиеся осколки в руках мальчишки. Он выругался, роняя их и тряся порезанными ладонями. Кровь забрызгала стены.

Он пнул Льюиса по голове, вымещая злость на ближайшем и самом беззащитном объекте. Льюис упал. И больше не поднимался. Мне было не видно его оттуда, где я стояла, пригвожденная к месту безжалостным приказом Иветты.

Патрик бегал вокруг с криками:

— Ну, хватит! Не надо больше!

Парень остановился, тяжело дыша. Его мертвенно-бледное лицо блестело от пота.

— Хочешь поиграть передо мной в справедливость? — Если ее и возмутило, что Патрик приказывает ее малолетнему психу, то она этого не показала. — Где ты собираешься искать следующую порцию для своей любимой Сары? Его попросишь?

— Просто остановись. — Патрик сглотнул, сжав кулаки. — Не в моем доме. Я не позволю этого.

— Но это ты допустишь, — Иветта вытащила бутылку из матового стекла из сумочки, которую бросила в углу. С многозначительным видом потерла ее. Выстрелила резиновой крышкой.

Появился джинн. Мужчина, очень эффектный — этюд в золотых и бронзовых тонах. Он выглядел таким аппетитным, если не обращать внимания на ужас, застывший в его глазах. Он попятился было назад, но она пригвоздила его к месту тихим приказом и обошла вокруг, скользя пальцами по его светящейся коже.

Я вспомнила, как Дэвид однажды сказал мне: «У них были общие интересы». Я была наслышана об интересах Плохого Боба Бирингейнина достаточно, чтобы почувствовать тошноту.

Патрик побледнел и запротестовал:

— Не надо... — но было поздно.

Черная тень ифрита выскользнула из дверей кухни, перетекла по ковру.

— Он хочет есть, — сказала Иветта и отошла с дороги. — Хочешь прочитать мне лекцию на тему морали, Патрик?

Тот опустил голову.

Ифрит прыгнул, как хищная кошка. Вонзил в джинна вспыхнувшие когти, вгрызаясь вглубь. Рот джинна открылся, но он не издал ни звука. Он не сопротивлялся. Он просто... умирал. Умирал страшно. Распадаясь на остатки окровавленного, пропитанного болью тумана.

Она всосала его через черный провал рта, проглотила его целиком. Ничего не осталось. Даже крика. Я была парализована приказом Иветты, но у меня не нашлось бы смелости бежать, даже если бы я оказалась свободна. В воздухе висело что-то хищное, что-то холодное...

Ифрит повернул ко мне свое не лицо, втягивая воздух, и я ощутила жуткий холод. Стоять неподвижно и быть сожранной без сопротивления — худшая участь, которую только можно представить.

Но она вдруг изменилась. Холодная черная кожа стала бледной, гладкой, светящейся. Сияющий водопад белых волос. Последними изменились глаза — от мертвой черноты до темной аметистовой глубины.

Сара, какой я видела ее во сне. Она молча простерла руки к Патрику и осела на пол. Он бросился к ней, подхватил на руки, заключил в объятия и коснулся губами мягких волн ее волос.

Он что-то шептал ей снова и снова. «Прости, прости, прости». Когда он посмотрел на меня, в глазах его было страдание.

— Это единственный способ, — сказал он. — Она должна есть...

И она съела другого джинна. Я и не представляла, как мне повезло вчера, когда он устроил спарринг между нами. И когда я разговаривала с ней сегодня на кухне. Что она сказала тогда? «Не осуждай его». Она знала, что он собирается сделать. Они делали это и раньше.

Холодные зеленые глаза Иветты ощупывали меня, как грязные руки. Она уже забыла про Льюиса, лежащего без сознания на полу.

— Ты такая же, как Патрик. Человек, превращенный в джинна.

Я никогда не стеснялась своего происхождения, и ответила ей яростным взглядом.

— Интересно, чем Патрик платил тебе, чтобы заполучить этих несчастных? Наверное, сводничеством, в котором он, похоже, спец?

Она улыбнулась, до тошноты сладко.

— Думаю, детали нашего соглашения тебя не касаются, красотка. Лучше поразмышляй над тем, как сделать моего сына Кевина очень счастливым.

Иветта бросила мальчишке пузырек, и тот еле поймал его. У меня была одна секунда, пока флакон летел по воздуху от нее у нему, и я воспользовалась ею, чтобы подбежать к Льюису и отдать ему всю целебную энергию, что у меня имелась.

Ему было больно. Ужасно. Я не могла сделать больше, не могла действительно помочь ему.

— Что бы делаешь? — возмутился Патрик, обращаясь не ко мне, а к Иветте.

Она набросилась на него с кулаками.

— Избавляюсь от мусора. Ты думал, мне нужна она? Ты говорил, что знаешь способ добраться до Дэвида!

— Знаю. — Он кивнул в мою сторону. — Он придет за ней. Как только узнает, что она у тебя, сразу придет.

— Лучше бы пришел, — сказала она, оскалившись всеми зубами. — Если он этого не сделает, тебе от меня не скрыться. И ты это знаешь. — Она посмотрела на меня, и я поразилась полной, непроницаемой пустоте ее взгляда. — Забирай свою игрушку, Кевин. Идем домой.

Мальчишка направил на меня пузырек и приказал:

— Ты. В бутылку. Быстро.

У меня не было выбора, совсем никакого. Распадаясь на части, я успела увидеть, как Иветта смотрит на меня мечтательными глазами цвета зеленого моря.

— Не волнуйся, милая, — услышала я, проваливаясь в серое забытье. — Мы обязательно придумаем для тебя что-нибудь интересное.

Никогда не думала, что в забытьи можно мечтать, но у меня получилось. Я мечтала о том, чтобы снова стать ребенком.

Слишком маленьким, чтобы понимать мир, который меня окружает — ребенком, только сделавшим первые неуверенные шаги, и хватающимся за все красивое, сверкающее, интересное, опасное.

Мне снилось, что кто-то держит меня на руках — может быть, мама — и моя голова покоится на ее плече. Я вспомнила дождь, россыпью бриллиантов падающий с мягкого серого неба. Я вспомнила ветер, прохладой ласкающий кожу. Я вспомнила гром, отзывающийся в моем теле, как Глас Бога.

Мечты и воспоминания — почти одно и то же.

Во сне, в прошлом я падала на холодную мокрую траву и кричала в страхе, и рядом был кто-то еще, подхвативший меня, удержавший, прогнавший боль, и ужас, и слезы.

«Шш...» Это был голос моей мамы, нежный и неясный, как и бывает во сне. «А то они услышат».

Я была слишком маленькой, чтобы говорить, но каким-то образом говорила. «Кто?»

Ее руки гладили мои волосы, заботливо и ласково. «Ты знаешь».

Я знала. Я крепче прижалась к ее теплу. Надо мной облака переговаривались между собой на языке, который я почти понимала. И я потянулась к ним, и почувствовала, как они близко, их мягкие края, их холодную чужую мощь.

Они хотели меня. Я хотела их. Согласно моей простой детской логике, это означало, что никакой опасности нет. Все, что интересуется мной — мой друг, правда?

Я не понимала, что этот интерес может оказаться голодом. Того, что некоторые части меня — нежные, сочные и очень вкусные, что мир полон хищников, которые ни за что не захотят упустить лакомый кусочек. Нет, я не понимала.

Но понимала мама. «Будь осторожна, — шептала она мне на ухо. — Что-то приближается. Ты должна быть готова, солнышко. Ты должна научиться видеть то, что скрыто за улыбками».

«Что скрыто за улыбками?» — спросила я детским голосочком. Она показала мне зубы. Длинные, острые, тонкие как иглы, чтобы съесть тебя, дорогая.

«Не доверяй никому», — прошипела она. И отпустила меня. И я упала в облака, и почувствовала, как разрываюсь, распадаюсь, сгораю, развеиваюсь.

Это была мечта. Или воспоминание. Или кошмарный сон.

Если не считать того, что случилось в действительности.

Первым, что я почувствовала, был поток холодного, свежего воздуха.

Я судорожно попыталась вздохнуть, но у меня не было ни легких, ни тела вообще. Но какая-то часть меня знала, что делать. Я последовала вместе с потоком вверх, вовне, к свету.

Я выбралась из пузырька, который лежал на краю усыпанного крошками от чипсов кофейного столика, рядом с помятым и засаленным выпуском «Спорте Иллюстрейтед», посвященным купальникам. Я медленно сгущалась.

Я чувствовала себя так, будто меня накачали наркотиками — тупой, заторможенной, способной только на то, чтобы бессмысленно болтаться в воздухе и ждать.

Дерьмо. Ничего хорошего все это не предвещало.

— Хм...

Какой-то человеческий голос. Тихий и неуверенный, он отозвался во мне церковным колоколом. Что-то во мне замерло в ожидании. Я собралась, как хищник перед атакой.

Это было совсем не так, как тогда, когда меня призывал Льюис. Совсем не так. И это было по-настоящему страшно.

— Здесь кто-нибудь есть? — спросил голос. Он звучал до смерти перепугано. Отлично. Добро пожаловать в клуб, ничтожество.

— Да, — сказала я — не потому, что хотела ответить, а потому, что была вынуждена. Мой голос звучал странно, поскольку исходил из той тонкой субстанции, которой на тот момент я являлась. Я запомнила это на будущее — когда-нибудь, наверное, придется изучать такие вещи. — Я здесь.

О, господи, это оказался тот маленький ублюдок, который ударил Льюиса. Льюис... Боже, он остался там. Что он помнит? И жив ли он вообще? Патрик, ты сволочь. Я уверена, что кое-кто за это заплатит.

Вблизи Маленький Псих выглядел не таким уж опасным: неуклюжий подросток с плохой кожей, длинными ногами, тощими руками, в видавшей виды майке с «Металликой». Этот прыщавый мальчишка — она называла его Кевин, а я, получается, должна была называть Хозяином? — сидел на краю незаправленной кровати и с безумным видом пялился по сторонам, особенно почему-то в угол комнаты. Смотреть в комнате было на что, вот только особо приятным это трудно назвать. Обстановка напоминала казарму перед генеральной уборкой: повсюду валялся мусор, упаковки из-под пиццы, коробочки с присохшей китайской лапшой. Рядом с кроватью возвышалась куча грязного белья. Плакат с коллагеново-силиконовой красоткой в броне-купальнике криво пришпилен к потолку — по-видимому, для лучшего обзора с позиции лежа.

В общем, сразу можно было сказать, что хорошего ждать не стоит. Льюис. Боже, что же с Льюисом?

Кевин нервно заерзал на кровати, которая отчаянно заскрипела под ним.

— Э-эм... Я призываю тебя. Появись! — он, наверное, думал, что похож на средневекового колдуна, а на самом деле смахивал на плохого актера с большим самомнением и жуткими прыщами на лбу и щеках.

И, тем не менее, я подчинилась. Мое тело материализовалось быстрее и легче, чем раньше, все слои одновременно, и я даже успела погордиться собой. Пока не посмотрела на себя.

О, Боже.

Вы уже поняли, да? Конечно, поняли. Туфли на шпильках. Чулки с подвязками из разряда «трахни-меня-скорее». Кружевные трусики-стринги под крохотной черной юбочкой с кучей оборок и белый фартучек, черный облегающий топ в форме корсета, слишком тесный для увеличившейся в размерах груди.

Я вздрогнула, подняла глаза и увидела свое отражение, с ужасом глядящее на меня из зеркала.

Бледная кожа, пухлые губы цвета пожарной машины, глаза жуткого серебряного оттенка. Я выглядела как порно-версия Мадженты из «Рокки Хоррора».

Кевин выглядел потрясенным. Искренне потрясенным. Хотя и не так сильно, как я. Я решила, что когда я снова встречу Дэвида, ему придется ответить мне на пару очень трудных вопросов, касающихся этой мерзкой игры.

— Мама! — завопил Кевин, но потом побледнел, осознав, что это была не лучшая тактика. Он метнулся к закрытой двери — тоже залепленной порнографическими постерами — и повернул замок на два оборота. — Нет, ничего, извини, ошибся!

Он повернулся лицом ко мне — спиной к двери, и я уставилась на него. Не в состоянии ничего сказать. Не в состоянии ничего сделать — только злиться и думать о том, что за дерьмо происходит. Она сказала, что ей нужен Дэвид. Чего Дэвид очень боялся — я хорошо уяснила это на похоронах.

Сейчас у нее есть я. Смогу ли я предостеречь его?

Я нащупала теплую серебристую пуповину, протянутую между нами через эфир. Она была на месте, и это означало, что Дэвид жив. Где бы он ни находился, и что бы Джонатан ни заставлял его делать. Я попыталась позвать его, но мой голос наткнулся на какую-то преграду и растаял.

Я моргнула и увидела голубые святящиеся искры, кружащиеся вокруг меня. Господи. Они не просто не исчезли, их стало больше.

— Кто ты? — спросил Кевин, возвращая меня к действительности. Я не чувствовала принуждения, а потому и не ответила. Я просто смотрела на него. Серебряные глаза, должно быть, выглядели устрашающе — черт, устрашилась даже я, глядя в зеркало — так что я смотрела на мальчишку, словно желая взглядом просверлить в нем дыру. Он занервничал, потом неуверенным срывающимся голосом сказал: — Эй, я задал вопрос! Ты должна ответить.

Нет, не должна. Парнишка явно не читал инструкций, потому что начисто забыл про Правило Трех, которое даже я знала к моменту своей первой встречи с джинном. Спросите трижды, и они ответят. А все, что они говорили до этого, забудьте.

Мы виртуозные и бессовестные лжецы. И холодная ярость, кипевшая во мне, подсказывала, что некоторые психопаты очень располагают к этому.

Взгляд действовал на него очень хорошо. Это было заметно по нервному тику под левым глазом, по тому, как он перебирал пальцами, пытаясь сесть как можно непринужденнее и выглядеть спокойным. Наконец он сунул руки в карманы и с вызовом посмотрел на меня из-под полуприкрытых век.

— Клёвый прикид, — сказал он. Я не улыбнулась. Маленький ублюдок сотворил это со мной, не важно, знал ли он сам об этом. Теперь-то я поняла, как мало изменилась тогда, когда меня призвал Льюис. Очевидно, то, чего Льюис хотел, и то, что он видел во мне, было почти одно и то же — оглядываясь назад, можно сказать: чертовски приятный комплимент. А Кевину, по всей видимости, была нужна живая резиновая кукла. И результаты оказались удручающими.

Не получив ответа, он надулся и встал.

— Ну и молчи себе. Мне насрать.

Что оказалось, конечно же, неправдой, и я убедилась в этом через полминуты. Я чувствовала себя участником шоу «Кто быстрее привлечет внимание».

— Ну? — рявкнул он и замер у двери, не дойдя до нее пары дюймов; мне это не понравилось. Хорошо бы он оставался запуганным и подавленным, но первый шок прошел, и теперь его голос приобрел неприятную твердость. — Нечего здесь стоять, как будто ты немая. Давай, сделай что-нибудь!

— И что бы ты хотел, чтобы я сделала? — спросила я. Я рассчитывала, что мой голос прозвучит язвительно, но получилось знойное хрипловатое соблазнительное мурлыканье. Потрясающе! Оказывается, у меня и голос устанавливается заказчиком.

Единственным плюсом было то, что это окончательно деморализовало мальчишку. Он был слишком очарован, чтобы понять, что действительно может приказывать мне. Пока.

Похоже, пришло время применить хитрость. Лучше всего было захватить инициативу, и, раз ничто не останавливало меня, я шагнула к нему, постаравшись принять позу в духе Зены — Королевы Воинов.

— А как тебя зовут? — спросила я его. Он отступил назад, его губы приоткрылись, карие глаза расширились и, не отрываясь, смотрели на меня.

— Кевин... Кевин. Кевин Прентисс, — он прочистил горло и постарался говорить низким голосом, чтобы выглядеть более мужественно. — А тебя?

— А как ты хочешь, чтобы меня звали? — Мне совсем не хотелось, чтобы этот сексуально озабоченный маленький ублюдок называл меня настоящим именем. А двадцать вопросов были способом потянуть время.

— Ну... Киска?

Тут чувство юмора мне отказало.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Что, правда?

Сопротивления он не ожидал.

— М-м... а что, нет?

— Скажем так: лучше бы ты шутил.

Он прищурился.

— Ты споришь со мной?

— Разумеется, нет, — промурлыкала я. Я действительно мурлыкала. Я не старалась, но так уж получалось. Очевидно, у моего нового голоса был встроенный режим соблазнения. — Зачем мне спорить с тобой? — Всегда отвечайте вопросом на вопрос.

— Не знаю. Но ты не должны спорить со мной, ты должна...

— Что? — перебила я, скрестив руки на груди. Это, совсем не случайно, оказалась классическая поза «я мечтаю о Дженни». Может быть, у меня получится изменить его подсознательные желания относительно моей внешности. Я согласна была поменять этот прикид даже на розовый гипюр, оранжевый шифон, конский хвост из белых волос в сочетании с шарманкой, обезьянкой и шляпой.

Он облизал губы, глядя на меня. О-ох... Желаемого эффекта не получилось.

— Ты должна подчиняться мне. Например, когда я скажу тебе сделать что-нибудь, ты должна...

— Но ты ведь ничего не говорил мне, — напомнила я.

— Ну, я бы хотел, чтобы ты...

— Подумай.

— Я бы...

— Правда, подумай. Не торопись. Потому, что у тебя только три желания.

Это, была чушь, но я решила, что если он не знает про Правило Трех, то все его познания о джиннах получены из мультфильмов. Как же мне хотелось уметь контролировать свою внешность! Даже если отвлечься от моего теперешнего внешнего вида, было бы круто создать что-нибудь в духе «Тысячи и одной ночи», наполовину скрытое туманом. Плюс, ни одному подростку не придет в голову захотеть трахнуть девушку, у которой вместо ног туман.

— Только... три? — он затаил дыхание. О, мальчик, только не говори мне, что ты их уже давно придумал на этот случай.

Надо было сказать, что одно. Но уже слишком поздно. Черт.

Он уже открыл рот, чтобы выпалить что-нибудь с обязательным наличием массажного масла и сауны, так что я опередила его:

— Тебе обязательно нужно хорошо подумать над первым. Это все равно, что заключать сделку с дьяволом. Всегда найдется какая-нибудь дырка, которая позволит ему вывернуть все наизнанку. Например, ты говоришь, что хочешь миллион долларов. Я даю тебе страховой полис на миллион долларов и убиваю тебя. Понял?

Он остановился, открыв рот — так что стали видны пломбы на дальних зубах. А потом хитро, насмешливо посмотрел на меня своими карими глазами, закрыл рот и улыбнулся.

— Ты мне мозги пудришь, — сказал он. — Ты меня боишься.

Ну, да. Я уже видела темную сторону Кевина, когда он пинал Льюиса по лицу с откровенным садистским удовольствием.

— Не боюсь.

— Боишься.

— Нет.

— Да.

Мы оба прямо подпрыгнули от щелчка дверной ручки. Она повернулась туда-сюда три раза и замерла. Раздраженный женский голос произнес:

— Кевин? Чем ты там занимаешься?

— Ничем! — Его голос предательски дрогнул. — Мам, не мешай, а?

Мне потребовалась минута, чтобы сопоставить голос из-за двери с воспоминаниями, которые я хотела бы забыть — Иветта Прентисс, прыгающая вокруг Льюиса перед тем, как начались Большие Неприятности. Мама? Что ж, она рано начала, если у нее есть сын возраста Кевина; она выглядела, самое большое, на «чуть за тридцать». Конечно же, безукоризненны макияж, ботекс и регулярные поездки на курорты творят чудеса, но не настолько же.

Я решила, что она счастливая мачеха, которой несимпатичный пасынок достался по наследству. Папы на семейном портрете уже нет; он, конечно же, умер. А ребенок — что-то вроде уродливого чугунного подсвечника, который получаешь в подарок на рождество и боишься выбросить, чтобы людей не обидеть. Иветта, конечно же, не притащила балласт вроде Кевина на мои похороны. Это испортило бы ее имидж и снизило бы шансы подцепить очередного богатого папика.

А, может быть, я слишком плохо о ней думаю. Может, она залетела в тринадцать лет, мужественно согласилась на беременность, прошла через неимоверные трудности, чтобы быть хорошей матерью своему отвратительному-до-мурашек-по-коже ребенку. Может быть, ей оставалось только пользоваться тем преимуществом, которое дала ей природа.

Угу. А я — мать Тереза в наряде Мадженты. То-о-очно! Как минимум, она использовала ребенка как орудие нападения. А, может быть, и убийства. Боже, Льюис...

Ручка снова дернулась. Сильнее. Громче.

— Открывай! — прокричала Иветта. Она не казалась самоотверженной Мадонной. Она казалась сукой, у которой к тому же плохое настроение. — Открывай, Кевин, или я...

— Хорошо, хорошо, иду... — Кевин оросил на меня умоляющий взгляд. Я в ответ посмотрела на него. Его голос превратился в испуганный, натужный шепот. — Вернись в бутылку, а?

Принуждения не было. Я только подняла брови и вскинула голову, глядя на него еще пристальнее. Уровень тревоги у него подскочил на десять делений, а шепот стал еще жалостливее:

— Пожалуйста. Вернись в бутылку.

Иветта ударила в дверь. Сильно. Дверь чуть из петель не выскочила.

— Хватит издеваться, пожалуйста! Давай, возвращайся в бутылку!

Упс. Командный режим включен. Я почувствовала, как истончаюсь до тумана, как бутылочка засасывает меня, словно раковина воду, и вспомнила о боли, которая обязательно должна была прийти.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒