Рэйчел Кейн 8 страница

— Я хотел попросить тебя об одолжении, — сказал он, наконец, — но с учетом того, что ты только что мне рассказала, я уже не уверен, что сейчас это такая уж хорошая идея.

Патрик взглянул на нас поверх газеты.

— Я вполне уверен, что хорошая.

— Ну, без обид, ты-то не будешь терзаться кошмарами, если это окажется чертовски гнусной идеей. — На моей памяти Льюис обычно не был столь раздражителен. Он, несомненно, пришел в замешательство. — Нет. Забудь об этом. У тебя своих забот достаточно.

— Минуточку! Ты даже еще мне ничего не сказал, — вмешалась я. И почему парни норовят принять решение еще прежде, чем они хотя бы обозначат проблему? — Давай, Льюис, объясни толком, что тебе нужно.

Он продолжал крутить в пальцах бутылочку, глядя на нее с таким напряжением, что я решила, будто он собирается на манер Копперфильда заставить ее исчезнуть. Хм... а я бы на него поставила. Стекло — это чистое, если вспомнить неорганическую химию, проявление Земли. Он мог преобразовать его в кучу песка, если бы захотел.

При скольких градусах песок плавится в стекло? Большую часть своих уроков по основам наук Земли я проспала, так как знала, что буду Хранителем Погоды. Я что-то смутно помнила: для создания одного стеклянного стакана требуется где-то около триллиона песочных крупинок, но более ничего, кроме того факта, что преподавателем была неприятная тощая женщина в черепаховых очках и платье, похожем на абажур...

— Что-то происходит, — сказал Льюис, — на эфирном плане. Я думаю, он рвется под напором Пустоты.

— Повтори?

— Пустоты. — Он, наконец, поднял глаза и встретился со мной взглядом. — Это место, откуда появляются демоны. И откуда они влияют на мир при помощи Меток.

О, да, про Метки я знала все. У меня была одна, и сказать, что мне не понравилось — это значит — ничего не сказать. Стоило только вспомнить, как демон когтями разрывал себе путь наружу сквозь меня, как зрел, словно личинка, в инкубаторе моего беспомощного тела... брр! Не самые приятные воспоминания. Мысль о том, что схватка может повториться, наполнила меня острым чувством тревоги.

— Демоны пытаются вырваться в наш мир?

— Не сию минуту. — Льюис позволил бутылочке выскользнуть из пальцев на поверхность стола и мягко подтолкнул, заставив описать кривую. — Но это не значит, что они не хотят. Нам необходимо закрыть и запечатать дверь.

— И когда ты сказал нам, это означало «мы, великий Льюис, самый-крутой-чувак-среди Хранителей, и мы не нуждаемся в какой-либо помощи», так? — Мне очень не нравилась тропинка, на которую свернул наш разговор. Это напоминало очень неприятную сказку с Бабой Ягой и засовыванием в печь.

— Я хотел сказать, что не смогу сделать это один, — ответил он. Он набрал полную грудь и выдохнул: — Мне нужен джинн.

— Замечательно. Просто достань одного из загашника и потри бутылочку, приятель.

— Я их освободил. Всех, что у меня были. — Он пожал плечами. — Тогда это казалось хорошей идеей. Я согласен с Дэвидом по вопросам рабства и, кроме того, я не планировал в ближайшее время делать что-либо с использованием джинна.

— И это то, зачем ты здесь?

— Да. — Он перестал играть с бутылочкой, сложил руки и стал просто смотреть на меня.

— О, нет! Даже не думай, — воскликнула я. — Я даже близко не готова к подобным вещам, спроси Патрика.

— Я спрашивал.

Я выпучила глаза и бросила яростный, неверящий взгляд на моего так называемого учителя, одетого в неприличный порнодиснеевский наряд. Пока я смотрела, он создавал что-то вроде завтрака. Но это не было привычной яичницей с беконом — немного пышной массы йогурта, чуть-чуть чего-то, что выглядело как таинственная смесь разноцветных фруктов. В какой бы стране они не произрастали, это было не то место, которое мне бы хотелось посетить, и уж точно, я не стала бы есть подобное на завтрак.

— Патрик? — спросила я требовательно.

Он взял кусочек фруктового сюрприза без какого-либо видимого дискомфорта.

— Джоанн? — Он вложил в мое имя настолько много смысла, что я растерялась. Он переключил свое внимание на Льюиса. — Она делает успехи, но ей необходимо изучить потоки энергии. Со временем она смогла бы научиться, но времени у нее нет. И если она собирается сделать это несмотря ни на что, ей нужен резкий старт, хороший пинок. Твое предложение может быть одним из таких вариантов.

— Эй, вы меня извините, конечно, но никто меня пинать не будет, хорошо? — Я сделала пару глубоких глотков воздуха и попыталась рассуждать здраво. — Так, только для того, чтобы внести ясность, ты хочешь предложить мне стать твоим джинном? Твоей рабой?

У него хватило приличия выглядеть шокированным этим утверждением.

— Нет! Наемным работником. И только на короткое время, может быть, на час или около того. Когда дело будет сделано, я уничтожу бутылку, и ты вновь будешь свободна.

— Даже если я поверю тебе, почему ты думаешь, что у меня получится сделать то, что ты хочешь? Я не самый сведущий джинн среди прочих, на случай если ты не слышал. На самом деле большинство из этих ребят едва ли считает меня за половину.

Патрик хмыкнул и зачерпнул бледно-серого йогурта с плавающими на поверхности кусочками зеленого лайма.

— Меньше, чем половина, — уточнил он. — Я боюсь, что для них ты только паразит, которому лучше бы умереть.

— Ну вот, видишь? Паразит. Я всего лишь паразит. Тебе нужен кто-нибудь понадежней. Вроде Дэвида.

Лицо Льюиса стало абсолютно безжизненным. И как только кто-то способен сидеть так неподвижно...

— Я не смог найти Дэвида. Рэйчел завернула меня обратно. Патрик посоветовал обратиться к тебе.

— И это весь твой список? Что насчет тех троих, которых ты отпустил? — Ну, давай же, думала я, поговори с ними об ответной услуге... но напряженное выражение не сошло с его лица. Сдвинуть с мертвой точки его не удалось.

— Они ушли, — сказал он, — их больше нет на этом плане бытия.

Я повернулась к Патрику за разъяснениями. Тот снова равнодушно пожал плечами.

— Они не хотят, чтобы их снова поработили. Их можно понять. Я и сам тоже не хотел бы рисковать этим. И хотя я верю, что Льюис не стал бы даже думать об этом без крайней необходимости, я боюсь, что крайняя необходимость для Хранителя может вовсе не означать таковой для меня. Множество Хранителей имеют джиннов. Вот удобный случай воспользоваться одним из них.

Льюис непреклонно вздернул подбородок. На его челюсти играли желваки.

— Они не способны это увидеть. Я думаю, что только джинны могут видеть это, и еще Хранитель, которому подчиняются все три стихии.

— Что означает — только ты.

Льюис кивнул.

Патрик отправил в рот еще одну ложку склизкой гадости.

— Ну, надо же! Это то, что делает тебя самым незаменимым на свете существом? Может, ты теперь определяешь судьбу мира? И как мы только жили, пока ты не появился!

Он мог бы получить приз за самый ядовитый сарказм... Даже меня передернуло. Льюис, не привыкший к тому, чтобы люди обвиняли его в мании величия, только моргал. Выглядел он несколько растеряно.

— Я только излагаю факты.

— Факт лишь в том, что ты хочешь, чтобы так было. — Патрик направил ложку на Льюиса, словно учитель линейку, готовый шлепнуть по рукам. — Тебе необходимо быть героем, парень. Обычный человеческий недостаток.

Льюис открыл рот, потом со стуком захлопнул его и отодвинул стул.

— Отлично. Извините за беспокойство. Мне пора. И еще, мне очень нравится то, что ты сделал с жилищем, Патрик. Этакий результат задумки «Кристофер Ловер-обращается-к-темной-стороне-вещей».

Еще одна полная ложка гадости, отправившаяся в рот Патрика, выглядела вполне естественно в этой чрезвычайно экстравагантной квартире.

— Не будь столь чувствительным. Я не сказал, что ты непременно ошибаешься. Иногда ты должен быть героем. Я только хотел сказать, что не стоит превращать это в привычку. Нет долгосрочных перспектив. Трусы живут дольше.

Льюис, успевший встать, нерешительно колебался между желанием остаться и намерением уйти. Я поставила свою кофейную чашку и тоже поднялась.

— Я понимаю, что ты пытаешься сделать, — сказала я, — вот только не думаю, что готова.

— Да. Я понимаю. В любом случае, спасибо.

Он повернулся, чтобы уйти. Я схватила его за руку.

— Я не сказала — нет. Докажи мне.

— Что?

— Что я готова.

Он придвинулся ближе, а может, мне только казалось. Такая уж у него была аура. Стоит тебе только прикоснуться, как она затягивает. Я почувствовала опьяняющую легкость, зараженная его энергией и убежденностью.

— Это не имеет никакого значения, готова ли ты, — сказал он. — Ничто не остановит тебя, Джо. Ничто и никогда. Ты нужна мне, потому, что ты единственная из всех, кого я знаю, кто совершенно неспособен проиграть битву.

Я почувствовала, как меня заливает румянец — не человеческий румянец, не в реальности, скорее все происходило на эфирном плане, а потом передавалось через капилляры и я сказала, проявляя скромность, возможно, большую, чем когда-либо в жизни:

— Ну, ты знаешь не так уж много людей, Льюис. Твои коммуникативные способности — полный отстой.

Он наградил меня долгой мягкой улыбкой.

— Раньше ты так не думала.

Эта улыбка вызвала в памяти схожую ситуацию. Сейчас это было не очень-то уместно, но вспомнить оказалось чертовски приятно. Грозовые молнии, освещающие все вокруг, два обнаженных тела, двигающихся в сладком жарком ритме, влажные от пота и желания, и чудовищная энергия, выделяющаяся в эту минуту....

Не самый плохой способ потерять невинность, все продумано.

— Итак, — сказал он, сдвинув брови. Между ними вновь обозначилась симпатичная морщинка, которую мне так захотелось разгладить пальцем. — Да или нет, Джо?

Патрик, все так же сидя за столом, зашелестел газетой, переворачивая страницу, чтобы просмотреть колонку юмора.

— Она согласна.

Льюис даже не взглянул на него.

— Точно?

Я нырнула в эфир и подтолкнула к себе бутылочку из-под духов. Потом взяла ее со стола, вложила в его раскрытую ладонь и сжала вокруг его пальцы.

— Считай, что так.

Удивительно, как много всего потребовалось для ритуала. Сначала мы ждали, пока Патрик закончит свой завтрак, который сейчас выглядел еще более омерзительно. Потом он вместе со своей газетой и неприличным халатом уплелся в другую комнату. Льюис и я поиграли в «О божечто-это-за-убожество-здесь?» — с Патриковской коллекцией дерьма и пришли к выводу, что большую часть всех этих вещей можно встретить только на третьесортной распродаже. Когда мой персональный Оби Ван появился снова, он выглядел серьезно, переодевшись для работы в брюки цвета хаки и черную шелковую рубашку. На шее у него поблескивала серебряная цепочка.

Льюис вышел. Я посмотрела, как он уходит, потом обернулась к Патрику.

— Одобрил ли происходящее Джонатан? — спросила я. Это была шутка. А может быть, и нет.

Патрик бросил на меня откровенно оценивающий взгляд.

— Джонатана не заботят детали производственного процесса, — сказал он. Его губы изогнулись в странной полуулыбке. — Уже нет. Хотя когда-то он, как бы это сказать, придерживался слишком авторитарного стиля управления.

Я села на банановый диван, подтянула под себя ноги, устраиваясь поудобнее, и плотнее завернулась в пошлый леопардовый плед. В комнате было прохладно или, что более вероятно, холод шел изнутри меня.

— Ты знаешь, об этом парне никто не торопиться ударяться в чрезмерную откровенность. Чем он занимается?

— Джонатан? — Патрик высоко вздернул густые белые брови. — Ты отдаешь себе отчет, что твой вопрос совершенно идиотский?

— Очевидно, нет.

Брови сдвинулись снова, на этот раз хмуро.

— Ты сможешь узнать историю всего и вся, если пожелаешь, Джоанн. Все, что для этого потребуется — немного сосредоточенности. Ты должна бы знать это. — Он выглядел прискорбно разочарованным мною. — Это ты расскажи мне о Джонатане.

Он протянул руку и коснулся меня вытянутым пальцем прямо по центру лба. В меня словно врезался грузовик с цементом, идущий со скоростью восемьдесят миль в час.

Голова взорвалась цветами, светом, хаосом, болью, гневом, яростью, холодом, бешенством.

Джонатан вручил мне холодную запотевшую бутылку пива.

Глаза Джонатана, темные и бесконечно глубокие, впервые встретились с моими.

«Туда, — возник тихий шепот Патрика в моей голове. — Иди туда».

Он резко подтолкнул меня вперед, и я, потеряв контроль над собой, провалилась в хаос.

Когда я вновь обрела опору — что бы ею ни служило в этом месте — я стояла на необработанном камне скалы, головокружительно высокой; вокруг, продувая меня насквозь, бушевали пронизывающие ледяные ветра. Мои длинные черные волосы развевались за спиной, словно боевое знамя.

Здесь я выглядела иначе. Бледная, как снег, одетая в тонкое черное платье, облаком парившее на ветру.

Я вздрогнула, осознав, что от падения меня отделяют какие-то дюймы. Гравитация пела во мне сладкозвучную песнь сирены. Я резко опустилась, припав к земле и положив обе ладони на холодный камень. Вспышка молнии окрасила небесное полотно в жаркий синий цвет.

Далеко подо мной, глубоко внизу, на самом дне пропасти умирали люди.

Я чувствовала это. Чувствовала каждую рану, слышала каждый вскрик, ощущала вкус каждой капли пролитой крови.

— Когда закончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу, — прошептал Патрик. Он был рядом со мной, надежный, ослепительно сияющий. Рядом, чуть выше него висело черное ледяное марево. — И хотя это не тот Джонатан и не тот Дэвид, которых ты знаешь, библейский стих остается верным. Если ты хочешь узнать что-либо о Джонатане, ты сможешь узнать это здесь.

Здесь. Это был тихий шепот ифрита.

Я смотрела вниз, дрожа, отчаянно желая уйти. Слишком много здесь было смерти, слишком много боли.

Так много умирающих.

Среди них выделялся один. Сиянием своей силы. Хранитель. Он был высок и худощав, двигался быстро и с изяществом, успевая повернуться и отбить атаку любого, кто нападал на него. Молнии продолжали призывать его, но он не отвечал им. Земля звала его, ее голосом был гром, шум реки, медленно нарастающий рокот гор.

Он не отвечал на ее зов.

— О боже, — прошептала я, — он совсем как Льюис.

Нет, он был больше, чем Льюис. Весь мир вращался вокруг него, через него, цеплялся за него, как любовница. Это был не просто человек, способный управлять стихиями — они любили его.

И яростно защищали.

Дождь лился сплошным потоком, прозрачный, как слезы.

Здесь, на поле битвы, он отвергал их любовь. Он сражался не как Хранитель, а как человек. Меч в руке, жесткие удары металла о металл. Его кожаный с металлическими вставками доспех получал повреждение за повреждением. Кровь...

Я чувствовала, что развязка близка. Весь мир вокруг меня это чувствовал.

Удар. Дротик пробил жесткую кожу доспеха и слишком мягкую бронзу, вспарывая...

Я закричала. Неудивительно. Весь мир кричал вместе со мной. Мать-Земля стонала над умирающим сыном, и хотя я находилась на вершине горы, и сражавшиеся далеко внизу были не крупнее муравьев, я во всех подробностях видела, как Джонатан обеими руками напряженно пытается выдернуть из груди дротик, видела его окровавленное яростное лицо.

Нет, нет, нет...

Молния ударила в него, превращая дротик в золу, расплавляя металл.

Преобразуя Джонатана в тигле чистого огня. Это было не просто молния, не просто энергия и плазма, не просто алхимия. Здесь появилось кое-что еще.

Чистая безжалостная магия.

Кто-то еще кричал внизу, продираясь сквозь кровавую грязь. Человек — всего лишь человек — уже умирающий, с кинжалом, застрявшим в груди.

Он вполз в огонь в безуспешной попытке спасти друга.

У меня возникло ощущение, что мир втягивает чье-то дыхание. Все живое погибало в этой долине смерти — досуха выжатое, лишенное воздуха, жизни, души. Прах. Пустые тела превращались в него тысячами. Прах. Что-то распространялось волнами падающих тел и доспехов, концентрическими кругами расширяясь от того места, где продолжали плясать и буйствовать молнии.

И это продолжало расширяться. Дальше. Пастухи и овцы умирали на холмах, расположенных в милях отсюда. Деревня в двадцати милях. Город, где жили тысячи невинных.

— Хватит! — закричала я. Но это останавливаться не собиралось. Неистовая боль мира разливалась вокруг, словно кровь из раненого сердца, собираясь поглотить все в своем безумии.

Рука Патрика крепко сжала мое плечо. Я услышала, как он со свистом втянул воздух...

...и увидела, как далеко внизу один человек вытаскивает другого из яркого белого пламени.

Оба целые и невредимые.

Но больше не люди.

— И рассказал ему Ионафан и сказал: я отведал концом палки, которая в руке моей, немного меду; и вот, я должен умереть, — произнес Патрик тихо. — Теперь ты знаешь, что нужно для того, чтобы создать джинна, заинька, Ярость мира.

Мое внимание было приковано к двум джиннам внизу. Один из них поддерживал другого, ошеломленно разглядывая простирающееся вокруг царство смерти.

Глаза Джонатана стали абсолютно темными, словно космос.

Мрачными, как день, породивший его.

Глаза Дэвида были медными, как кинжал, убивший его.

Он поддерживал Джонатана под руку, подставляя лицо дождю, и я знала, что он рыдает от радости, от горя, от чувства вины, что не смог вытащить друга быстрее для того, чтобы остановить все эти смерти.

— Ты хотела узнать о Джонатане, — продолжил Патрик, — Никто не мог пробудить Мать-Землю до него. Молюсь, чтобы этого не случилось впредь.

Он прикоснулся ко мне между глаз, и все исчезло.

Все длилось не больше минуты. Я съежилась на диване, ощущая холод несуществующего дождя, вздрагивая при воспоминании о невероятной мощи и зажав мертвой хваткой леопардовое покрывало. Патрик продолжал стоять рядом, глядя на меня сверху вниз, совершенно не затронутый тем, что я видела.

— Сколько? — прошептала я. Его брови приподнялись. — Сколько умерло?

— В тот день? — Он пожал плечами. — Достаточно для того, чтобы создать Джонатана. И для того, чтобы создать Дэвида тоже. Мы рождаемся из праха, разве ты не знаешь? Не только люди. Вообще все. Но не позволяй этому испортить себе жизнь, солнышко.

Я сидела и тряслась.

Льюис появился из-за моей спины и нерешительно остановился рядом со мной, закоченевшей и дрожащей, потом посмотрел на Патрика. Тот снова пожал плечами.

— Джо, ты в порядке?

— Вполне. — Я закрыла глаза и усилием воли прогнала ведение прочь. — Какого черта мне быть не в порядке?

Он присел на неудобную жердочку стула-туфли.

Патрик для себя выбрал нечто пластиковое в форме руки. Он запасся каким-то алкогольным напитком и сейчас, словно преданный фанат теннисного матча, с доброжелательным интересом ожидал начала шоу.

— Пора, — сказал он.

Мы с Льюисом переглянулись.

Льюис вновь вертел между пальцами пузырек, проверяя его на прочность.

— Просто сделай это. Ничего сложного.

Я вовсе не была уверена, что могу это сделать. И уж совсем сомневалась, что хочу. Боже, если для того, чтобы сделать настоящего джинна требуется такая масса энергии, каким образом мне сможет все это помочь? Как вообще это может хоть кому-то помочь? Я крепко зажмурилась, борясь со слезами.

Кто-то взял мою руку. Большие грубые теплые пальцы. Я смотрела в безмятежные, голубые, как море, глаза Патрика.

— Ты хочешь умереть? — спросил он меня очень тихо. — Если да, Джо, то сделай это сейчас. Тогда тебе не придется больше страдать.

Я подумала о Дэвиде, бегущем через дождь и грязь, теряющем последние капли крови, чтобы достичь чего-то, что он ценил больше собственной жизни. Шедшем наперекор величайшей силе мира, силе самого мира, во имя жизни.

Мне досталось это в наследство.

Благодаря этому я получила жизнь.

И было бы чертовски трусливым отдать се без борьбы.

— Нет, — сказала я, — я в порядке. Все нормально. Отвали, Санта.

Патрик улыбнулся и вернулся на свое место.

Льюис сделал глубокий вдох, раскрыл ладонь, на которой замерла в равновесии открытая бутылочка.

— Ну ладно. Готова?

— Нет. Но ты не обращай внимания.

— Будь моей рабой, — произнес он. Я ожидала более высокопарного тона, но это было сказано буднично, так, словно он заказывал пиццу. Я не чувствовала никаких изменений. Я сделала легкий жест рукой — давай же.

— Будь моей рабой.

Патрик наклонился вперед, навалившись на подлокотник — большой палец? — пластикового кресла, и я задумалась, что бы почувствовала, сидя в кресле в форме руки. Словно какой-то великан лапает тебя за задницу, может быть, так.

— Будь моей рабой, — закончил Льюис, и кое-что поменялось.

Я не сразу поняла, что именно.

То есть, конечно, я знала, но все началось на каком-то клеточном уровне и постепенно проявлялось вовне. Быстро. Сначала я почувствовала себя необычно, потом странно, а потом вполне клево.

И тут я разлетелась на части в бесшумном взрыве, став вращающимся туманом; но каким-то образом я все еще могла видеть, но только человеческими глазами, вернее в человеческом диапазоне... то есть не на эфирном уровне, но, тем не менее, имея доступ к этому плану, иначе я не смогла бы делать то, что делала.

И потом, когда эта волна достигла пика, я почувствовала, как меня вывернуло наизнанку, рассыпало на мельчайшие частицы, переделывая... перерождая.

В меня же саму. Только... другую. Лучше. Быстрее. Сильнее.

— Bay! — восхитилась я, но тут мое тело потеряло плоть. Я стала прозрачным серым туманом, движущимся все быстрее, влекомым силой притяжения, столь огромной, словно я была частицей пыли, засасываемой в черную дыру.

Этой черной дырой была маленькая бутылочка из-под духов в руках у Льюиса.

Я нырнула в крошечный, тесный контейнер, сдавив себя до некого джинноконцентрата, и как бы настойчиво не пыталась снова выбраться обратно, ничего не получалось.

Шок от происшедшего постепенно сменялся чувством бешеной ярости. Парень, мне это не нравится. Мне так это не нравиться.

Через некоторое время, показавшееся мне тысячелетием, Льюис произнес:

— Джо, выходи.

И противодействующее давление, удерживающее меня в пузырьке, исчезло. Я мигом выбралась наружу, кружась вокруг него, словно сердитый пчелиный рой, и снова вернула себе физическое тело.

Это требовало некоторой сосредоточенности, но на этот раз мне удалось это сделать гораздо быстрее — только доля секунды между кожей и одеждой. Она наделась на меня как колпачок на ручку. Льюис сначала выглядел удивленным, потом на его лице появилась немного глупая самодовольная улыбка, но секундой позже он вспомнил, что является джентльменом, и притворился, что ничего не видел.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я осмотрела себя и с облегчением отметила, что остаюсь симпатичней многих, только сейчас на мне была более домашняя одежда — голубые джинсы, кроссовки и хлопчатобумажная рубашка. Рабочий джинн. Я была готова хоть сейчас отправляться на стройплощадку.

— Все нормально, — сообщила я рассеяно, занятая попыткой переделать наряд в что-нибудь поменьше — буквально — голубого цвета, но, к сожалению, это было не в моей власти. Этим управлял Льюис, независимо от того, знал он об этом или же нет. Великолепно. Но, по крайней мере, теперь мне стало ясно, что его возбуждает. Выносливая женщина в практичных туфлях.

— Ты в порядке?

— Ты меня уже спрашивал. — Я озадаченно взглянула на него.

Он послал мне кривую полуулыбку.

— Точно. Так ты в порядке?

Ну да. Правило трех повторений. Я почувствовала некое насильственное вторжение, и тут же услышала, как мои губы произнесли:

— Нет, к дьяволу! Ты — идиот. У меня не все в порядке! Меньше недели назад я умерла, Дэвида держит в плену джинн-придурок, возомнивший себя богом, а мою задницу только что засунули в бутылку! Из-за тебя! И эта дерьмовая одежда!

Он все выслушал с большим вздохом облегчения.

— Ты действительно в порядке.

— Точно. Отлично. Как бы то ни было. Давай что-то делать.

Я была порядком обескуражена и чертовски уверена, что и не думала говорить ничего из того, что сказала. Ну ладно, хорошо, может быть, только про одежду, но все остальное была полная ерунда. Итак. Значит, подобное принуждение действительно работает. Интересно.

— Дай мне приказ. Что-нибудь несущественное.

— И что ты будешь делать с этой просьбой? — спросил Патрик. Я совершенно забыла о нем. Но он оставался здесь, продолжая сидеть на руке-кресле, держась за подлокотники и глядя на меня этими хрустально голубыми глазами, плотоядным взглядом, совершенно не подходящим Санта-Клаусу. Он тоже наблюдал мое небольшое стрип-шоу, но, в отличие от Льюиса, не изображал из себя джентльмена. — Если ты собираешься высказывать желание, попроси что-нибудь полезное. Заставь ее попотеть.

Льюис несколько секунд обдумывал его предложение, потом неопределенно взмахнул рукой, обводя порно-теат-рально-цирковое жилище Патрика.

— Ладно. Переделай здесь вес.

Патрик вскочил с кресла как ужаленный, но было слишком поздно.

Вот что произошло.

Энергия ворвалась в меня, мгновенно заполнив — насыщенная, яркая, золотистая, нескончаемая. Потенциальная энергия Льюиса. Сейчас у меня был доступ ко всему, что он имел, ко всему, чем он являлся, ко всему, чем он мог бы быть. Мощь, заключенная в нем, была просто неописуема — вполне достаточно для того, чтобы разрушать огромные города, разрушать горы, менять лик земли.

И этого было более чем достаточно для того, чтобы придать приличный вид этой квартире.

Я начала с одного конца и пронеслась сквозь нее гармонизирующим цвета штормом. Ковер приобрел изящную бледность шампанского. Цвет стен сменился на светло-кремовый. Статуи полностью исчезли в вихре отдельных частей тел, срывающихся с плохо отштукатуренных небес.

Порнографическое подражание Микеланджело заменил элегантный подвесной потолок с оконными вставками и золотыми штрихами. Я добавила винные штрихи на стены и развесила картины обнаженных пышногрудых красоток Мондриана. Не думаю, что украла оригиналы, но, в конце концов, я была пока новичком в таких делах.

Мебель. Банановый диван сменился черным кожаным, масляно мягким, со смелыми латунными вставками на ножках. Стул Льюиса в форме туфли стал изящным креслом.

Я заставила пластиковое руку-кресло Патрика исчезнуть совсем, вместе с хромированным кофейным столиком в виде ступни.

— Стой! — вопил Патрик в абсолютном ужасе. — Что ты делаешь!

— Пребываю на службе обществу. — Ответила я и добавила симпатичный кирпичный камин с декоративным латунным экраном. И рядом — маленькую китайскую вазу для хранения спичек. Потом повернулась к Льюису. — Какие-то особые пожелания?

Его прищуренные глаза светились весельем. Действительно, я оставалась собой. Черт, это было даже забавно... безграничная сила потрескивала в кончиках моих пальцев. Я могла сделать что угодно. Абсолютно — что угодно.

— Я думаю, она очень точно выразила свою мысль, — сказал он Патрику.

Патрик беспомощно ходил по квартире кругами, не зная, куда смотреть. Каждое новое открытие вызывало у его дополнительный приступ отчаянья. Я поборола импульс злорадного желания добавить экземпляр журнала «Лучшие интерьеры» на новый столик вишневого дерева но не стала — ввиду бесполезности попыток вбить ему хоть что-то в голову.

Льюис отыскал пластиковую пробку от маленькой бутылочки и положил и пробку, и пузырек в карман голубых джинсов.

— Ты готова? — спросил он, обращаясь ко мне.

Я все еще витала в облаках косметического ремонта.

— Ты шутишь? — Я не могла сдержать смех, рвущийся из меня, жизнерадостный, полный острого удовольствия. — Давай, задай мне задачу. Черт, это так клево!

Я ощутила, как он поднимается на тонкий план. Так как он был человеком, то не мог исчезнуть из реального мира, его тело останется на физическом уровне, временно безжизненное. Я поднималась вместе с ним, не имея подобно ему серебряной нити, соединявшей дух с физической оболочкой, и вплывала в потустороннюю игристую волшебную страну, называющуюся эфирным уровнем. Возвращаясь сюда, я каждый раз находила се вес прекраснее, делала новые открытия. Возможно, мое зрение джинна все еще настраивалось, но, каковы бы ни были причины, в этот раз цвета оказались ярче, насыщенней и глубже. Аура Льюиса была похожа на стакан молока, сейчас спокойная, но все равно гораздо сильнее любой другой, виденной мной у людей прежде. Она не походила на ауру джинна, нет, имела совсем иной вид. Что-то... исключительное.

Человеческий голос плохо распространялся здесь, поэтому он прикоснулся ко мне и указал.

Я ухватилась за него — он оставался здесь в твердой форме и более-менее похожим на себя — и мы начали движение через местный ландшафт, поднимаясь выше и сворачивая под углом направо. Вверх, вверх, вверх... Земля выгнулась далеко под нами, вся в ярком жемчуге, укутанная дымкой облаков. Он продолжал тянуть меня. Я чувствовала, что сопротивление эфира — так и должно было быть по законам физики — начинает уменьшаться. Мы достигли границы удаления от Земли, безопасной для Хранителя.

Я отпустила его, паря рядом. Он вновь поднял руку и сделал указующий жест. На сей раз я смогла почувствовать силу его желания, направляющего меня, и принуждение, которое приведет меня к цели.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒