Послесловие 11 страница

– Сможете подняться? – забеспокоилась Германика. – Я позову кого‑нибудь…

– Не надо. – Атлет оперся на молот и встал. – Куда идти?

– Жозеф, проводи! – распорядилась опер‑ловец. – Хватит резвиться.

– Привет, парень. – Людвиг улыбнулся, когда леопард притерся к нему пятнистым боком. – Ты здорово свалил тех двоих. Вы вовремя, ребята. Еще немного, и нам бы крышка.

Леопард заворчал и ударил хвостом по поджарым ляжкам.

– Вот и я ему говорил, что соваться вдвоем сюда – это безумие, – сказал Людвиг. – А он…

– Ты такая же, Герми. Совсем не изменилась.

Германика моргнула. Наверное, ей придется все‑таки посмотреть на него.

«Но можно же вести разговор и не глядя, – подумала девушка. – Так даже проще. Можно представить, что это обычный преступник…»

– Как в тот день, когда я тебя встретил. Помнишь, в Базеле…

Германика моргнула еще раз. Кажется, какая‑то соринка угодила в глаз. Тут столько дряни летает после штурма. Как же он постарел!

– Рад, что вы успели.

Германика собралась с духом и перевела взгляд на Франчелли. Сделать это оказалось не так уж и трудно. Гораздо труднее было не сравнивать это лицо с тем, что хранила ее память.

– И глаза все те же, – обрадовался Марко. – Знакомое выражение. Не сердись, Герми, так получилось.

– Так получилось?! – Германика медленно раскалялась, и рядом не было никого, кто бы ее остудил. – Ты все рассчитал, да? Ты знал, что мы прослушивали телефон Морригана и отследим СМС?

– Стандартная процедура отработки объекта это и предполагает. – Марко похлопал себя по карманам и растерянно признался: – Курить хочется. Представляешь, не курил сигареты двадцать лет. У тебя нет?

– Дамские. С яблочным вкусом, – едко сказала девушка.

Франчелли скривился:

– Потерплю. Билл не виноват. Он бы никогда меня не предупредил, тем более по мобильному. Я ему нить принуждения посадил.

Видимо, выражение лица у Германики было соответствующее, потому что Марко довольно засмеялся.

– Знаешь, Марко, ты тоже совсем не изменился, – сказала после долгой паузы девушка. – От твоих шуток все так же хочется плакать. Влипаешь в самые мерзкие истории.

Франчелли помолчал. Пошарил в кармане, лицо его озарила улыбка. Он достал маленькую серебряную фляжку, сделал небольшой глоток и выдохнул:

– Герми, ты не видела Дженни. По части влипания в истории она меня значительно превосходит.

– Да, дочка Эдны, – ровно сказала Германика. – Ты все это затеял из‑за нее?

– Поначалу из‑за Калеба Линдона, а уже затем из‑за Дженни. – Марко отпил еще глоток. – Но, строго говоря, все началось по вине мистера Фреймуса. Ты же наверняка читала отчет.

– Не перекладывай ответственность на темника! – возмутилась Германика. – Можно же было обратиться в СВЛ с экстренным вызовом.

– И мою заявку рассматривали бы месяц. Я же знаю, как все это делается.

– Ты бы мог использовать частные каналы…

Марко грустно посмотрел на девушку:

– Ты не думала, что я просто не хочу видеть кого‑то из СВЛ?

– Врешь. – Горло Германики перехватило.

– Вру, – согласился Марко. – Хотел тебя увидеть. Но не хотел, чтобы ты меня видела.

Германика шагнула к нему, сердце ее колотилось. Как он постарел! И… совсем не изменился. Эти карие глаза, эта улыбка – ироничная и слегка грустная. – Марко, я…

– Шеф! – Жозеф выглянул из‑за искореженного куска железа, в котором с трудом угадывались очертания большого грузового контейнера. Зверодушец уже вернулся в человеческий облик, переоделся в спецкомбинезон СВЛ и где‑то даже раздобыл бутерброд. – Шеф, прибыли Макфи, Торрес, Вазизи, Верлиока. Все здесь, короче.

Марко поднялся:

– Не будем заставлять ждать старых друзей.

Он галантно предложил ей локоть, но Германика проигнорировала подобный знак внимания и пошла вперед. Марко не сбежит.

«Беги, беги! Неужели ты не понимаешь, что тебя ждет?! – Девушку трясло. – Трибунал Магуса!»

Франчелли следовал позади, и Германике Бодден с каждым шагом становилось все больше не по себе. Этот хитрец опять что‑то задумал. И у девушки росла жуткая убежденность, что на сей раз дело не обойдется тридцатью годами чьей‑то жизни.

Ледяная химера легко выскользнула сквозь один из проломов в крыше. На счастье Ллиюр и Калеба, которые в этот момент представляли собой единое существо, наблюдатели СВЛ – чайки и голуби, уже покинули небо. Не было на крыше и оперативников – внизу уже работала команда зачистки.

Химере повезло и в том, что над городом висела плотная пелена облаков и смога, которая надежно укрывала ее от смертоносных солнечных лучей. Соволемур распахнул полупрозрачные крылья и спланировал вниз, в частую решетку улиц и переулков, где сонным зверем ворочался морской туман, притекший из бухты. В лапе химера держала маленький ларец черного дерева.

Глава 21

Дженни проснулась от запаха кофе. Кофе! Она выпрямилась в кресле и, как зомби, поднялась на дрожащих ногах. Сделала два шага, нащупала край стола и рухнула на деревянную лавку. Глубоко вдохнула этот запах – будоражащий, горячий, обволакивающий. Взяла чашку и сделала осторожный глоток.

– Боги! Какое счастье! Хоть один человек в Норвегии умеет варить кофе!

Сейчас она была готова расцеловать Арвета.

– Скажи, твоя семья, они язычники?

Дженни поперхнулась и едва не пролила прекрасный кофе.

– Арвет, – выдавила она. – Ну у тебя и вопросы с утра.

– Ты довольно часто говоришь «боги». Не Бог, не Господи, а именно «боги». Это с чем‑то связано?

Дженни проморгалась, отхлебнула кофе и задумалась. Арвет был серьезен, как никогда. Утро выдалось безоблачным, солнце вставало в синем небе и на полу лежали теплые фрагменты света, рассеченные оконным переплетом. Но юноша был собран, подтянут и спокоен. Похоже, он не только протопил печь с утра и сварил кофе, но и успел сделать зарядку, проверить снегоход и переделать кучу мелкой работы.

– Не знаю, – Дженни рассмеялась. – Я никогда не думала об этом. Просто у нас часто так говорили в цирке, вот я и подхватила, наверное. Но всяких там кровавых обрядов я не совершала, даю слово!

Скупая улыбка – вот все, что позволил себе Арвет. Но он хотя бы немного расслабился и принялся сооружать завтрак.

Уже доедая второй сэндвич с семгой, Дженни вдруг задумалась – а ведь и правда, в каком‑то смысле она была такой махровой язычницей, куда там всем этим доморощенным неоязычникам, которые прочитали полторы книги по истории и брошюрку по этнографии и начали скакать по лесам и полянам, завернувшись в простыни. Она была наследницей живой и древней Традиции, которая насчитывала не одну тысячу лет – и у которой были зримые и порой очень убедительные доказательства ее правоты. Да она сама была таким доказательством!

– А это важно для тебя? – спросила она, когда Арвет уже укладывал рюкзак. Сама Дженни в этот момент подводила глаза – в рюкзаке Йоханны обнаружилась походная косметичка. Вообще, он был набит кучей полезных вещичек, от выкидного ножа до небольшой аптечки. Имелось и небольшое количество этих чудны_́́́́х норвежских бумажек, которые они называют деньгами. А также – о чудо! – шерстяной свитер тонкой вязки, белый, с традиционным красным рисунком. Дженни с наслаждением скинула с себя хотя бы одну Бьорнову тряпку – страшно надоевшую ей растянутую толстовку. Вообще, видно было, что Йоханна обстоятельно подготовилась к побегу, и Дженни уже второй раз помянула ее добрым словом. Кто бы мог подумать, что под этими фиолетовыми перышками и фрагментами металла таилось доброе, хотя и довольно склочное сердце.

«Если вдруг меня еще раз занесет в «Озеро троллей» – хотя, чур меня, конечно, – надо будет сказать ей спасибо», – заметила Дженни.

Осталась еще одна ресничка, и она будет окончательно готова встретиться с норвежской зимой лицом к лицу.

– Ты о чем?

– Я говорю, для тебя это имеет значение – язычница я или нет? Ты бы не стал меня спасать, если бы я поклонялась, например, Одину? – Дженни захлопнула косметичку. Все, она готова выступать.

– А ты поклоняешься?

– Нет.

– Тогда и говорить не о чем. – Арвет затянул рюкзак, закрыл его, проверил все замки и остался доволен. – Пойдем, пора выезжать.

Дженни осталась сидеть с открытым ртом. Как он резво распоряжается!

– Погоди‑ка! – Она запрыгнула в сапожки, намотала шарф, нахлобучила шапку и выскочила на открытую террасу, держа в одной руке куртку, а в другой рюкзачок. В запальчивости она и не заметила, что ее сапоги и куртка заботливо высушены у печки, так же, как и не обратила внимания, откуда взялись теплый шарф и шапка – шерстяная, с большим помпоном и ушами‑застежками.

– Ты что это имеешь в виду?

– В смысле? – Арвет закрыл дверь на замок и спрятал ключ над косяком. Подергал дверь – заперто надежно, подхватил рюкзак и пошел вниз, к снегоходу. Дженни засеменила следом, на ходу одеваясь.

– Нет, ты притормози! Ты что – не стал бы меня спасать, если бы я была язычницей?

– А ты…

– Это гипотетическая ситуация! – Дженни рубанула воздух ладонью. – Отвечай сейчас же. Ты что – бросил бы меня из‑за такой ерунды?

Арвет поднял голову, отставил канистру и завинтил крышку бензобака. Заправились под завязку. Теперь надо закрепить обратно все канистры. Остальное снаряжение уложено. Осталось только понять, едут ли они вообще.

– Это вовсе не ерунда, – мягко возразил он.

– Ах, не ерунда! – Девушка задохнулась от возмущения. – То есть ты бы мне не помог, если бы я мазала петушиной кровью какого‑нибудь деревянного болвана или закалывала барашка в жертву мертвым? А вот если бы я жгла дурацкие свечки или протирала штаны на коленях, то помог бы? Ты это хочешь сказать? А если я была неверующей, ты бы меня вообще оставил в той пещере? Так, что ли?

– Для неверующей ты много знаешь о религиях и обрядах, – заметил Арвет. – Но я…

Она всплеснула руками:

– Он не стал бы меня спасать, это надо же!

– Я вовсе не это имел в виду, я… – начал Арвет, но Дженни уже несло.

– А что он имел в виду? Перекрестись, Дженни, а то я не дам тебе руку и ты рухнешь в пропасть?! Как можно быть таким, таким… бездушным! Как можно делить людей на какие‑то дурацкие категории!

– Понятно, Джен, понятно… – терпеливо повторил Арвет, протягивая руку. Внимание его привлекло что‑то далеко внизу, в еле видимом начале горной дороги. Там что‑то двигалось, но пока еще слишком далеко, чтобы понять – что именно. Тем не менее Арвет забеспокоился. – Поехали.

– И не подумаю! – Девушка фыркнула и демонстративно отступила от снегохода. – Я гадкая, нечестивая и вообще пахну серой.

– Дженни, что ты несешь? – изумился Арвет. – Я спросил тебя, потому что это важно для меня.

– Значит, ты меня все‑таки бросил бы?! – Девушка торжествующе ткнула в него пальцем. – Ты ханжа, Арвет Андерсен, и святоша. Никуда я с тобой не поеду!

– Господи! – воскликнул юноша. – Садись на чертов снегоход, и мотаем!

– А, еще и богохульник! А других‑то учит… – Дженни запнулась, потому что Арвет поднял ее в воздух и силком усадил на снегоход.

– Кто‑то едет! – повысил голос Арвет, и девушка похолодела. Весь кураж и дурачество, которые она возгоняла в себе, испарились. Их место занял страх, вспыхнувший, как порох от искры.

– Погоня? – пискнула Дженни, подтягивая лямки рюкзачка.

– Пока не знаю. – Арвет привстал. – Вроде бы один снегоход. Но идет резво, не хуже нашего.

– Нам одного Хампельмана хватит, поверь мне! – Дженни подергала его за штанину: – Включай, чего там у тебя включается, и рванули.

Арвет поглядел на нее, покачал круглой головой.

– Ну прости, – сжалась девушка. – Для меня это тоже очень важно – знать, что меня не оставят. Никогда…

– Никогда, – буркнул Арвет и включил зажигание. – Ты меня с ума сведешь.

Снегоход взревел, когда он повернул ручку газа, и прыгнул вперед, вверх по склону, в одну из долин национального парка Йотунхеймен.

Они мчались уже четвертый час – первый подъем остался позади, и теперь под ребристыми колесами снегохода простиралось заснеженное полотно узкой горной долины. Арвет мчался вдоль линии летней грунтовки, поросшей сейчас коркой льда и переметенной снегом. Машина прыгала на рытвинах, взрывала узкие, похожие на дюны, сугробы, и они летели, оставляя за собой шлейф серебряной пыли и четкий след в снежной пустыне. След, по которому их так легко отыскать.

Арвет, похоже, думал о том же самом, потому что то и дело оглядывался, но преследователя видно не было.

– Может, мы оторвались? – прокричала Дженни, когда он обернулся.

Арвет покачал головой.

– Нас, наверное, даже со спутника видно! – крикнул он. – Если полиция поднимет вертолеты… Это дело времени.

Дженни обернулась. Перед глазами прыгала и тряслась белая пустыня, пробел, неизвестность, взятая в тесные скобки черно‑седыми громадами гор. Как бы ей хотелось здесь затеряться, войти в пустоту и не выйти оттуда. Полиция – совсем не худший вариант.

«Есть ли у Фреймуса свой спутник? – задумалась она. – Какие у него пределы возможностей? Есть ли они вообще или мне придется бежать вечно, до самого края мира? Ах да, мы же туда и едем».

Дженни улыбнулась и крепче обхватила Арвета. Удивительное дело, но она даже умудрилась задремать в таком положении – на бешено несущемся снегоходе, с мерзнущими руками и брызгами наста, режущими лицо. Иначе нельзя было назвать то состояние, в которое она впала в какой‑то момент. Воздух вокруг загустел, стал тягучим, будто застывающая золотистая карамель, он и цвет такой приобрел, в нем все вязло, и Дженни почувствовала, как ее увлекает этот мощный поток. Ее тянуло куда‑то, как тянет случайный обломок скалы обманчиво неторопливое движение густой лавы – раскаленной, жаркой, вскрывающейся бело‑алыми трещинами в багровом панцире.

«Такое уже было, – подумала Дженни. – Такое со мной уже происходило… раньше. Чья‑то сила влекла меня к себе, и я прошла сквозь золотое сердце, чтобы… чтобы стать членом Магуса!»

Это осознание пробило ее, как мгновенный разряд тока.

«Я не сплю! Я на Дороге Снов!» – Девушку охватила дрожь. Значит ли это, что кто‑то из ее друзей жив? Может быть… дед?

Марко Франчелли жив, вдруг поняла она. Это знание появилось ниоткуда, родилось в ней вслед за вопросом о его судьбе.

Он жив. И…

«Синяя печать… печать фейри… он хочет отдать ее в обмен на жизнь своей приемной внучки» – это было похоже на беззвучный шепот, который она могла видеть. Строчки вспыхивали внутри нее, и она не только понимала их смысл, но и чувствовала отношение говорящего. Недоброе отношение к ней и к деду.

«Магусы должны знать… – шептал кто‑то невидимый, и речь его вилась, как синий дым. – Темники сумели воззвать… Кто‑то пришел из Тартара и придет еще… Договор под угрозой… из‑за Дженни Далфин и Марко Франчелли…» Девушка покрылась холодным потом. Она хотела проснуться, она больше не хотела видеть этот сон, не желала слышать этот беззвучный шепот, который был адресован вовсе не ей. Она не должна это знать! Но пробуждение ускользало, вытекало, как свет сквозь пальцы – она слышала рев мотора, чувствовала ветер и мороз, стягивающий щеки и губы, различала даже крики Арвета, который ее подбадривал, но не могла пробиться к действительности, не могла выпутаться из липких объятий Дороги Снов.

«Отпустите меня! – Дженни боролась, она рвалась к свету, солнцу и снегу, а золотое течение уносило ее прочь. – Я вас не слушаю!»

«Дженни Далфин… это ключ и причина перемен, – теперь говорил кто‑то совсем другой, гораздо более древний, ронял синеватые крупинки слов в золотое варево. – Мы уже не те, что прежде… Ты не слышишь гула перемен, еле уловимого, как слабое дуновение воздуха? Ты не видишь, как Магус меняется, как он жаждет измениться? Ты не чувствуешь, как судьба идет к нам, подобно огненному столпу? Значит, ты слепой глупец. Мир меняется, и, возможно, она – его объяснение и выбор…»

Дженни закричала, и ее вышвырнуло прочь, в привычную реальность – золото и синева снов исчезли, уступили место белизне снега и черноте скал. Низкие кусты выбрасывали свои цепкие ветви, точно руки, из‑под снега, и так и норовили сбросить ее на землю. Но она вцепилась в Арвета и всхлипывала, размазывала быстро сохнущие слезы о его куртку. И просила только об одном – чтобы он ничего не заметил и продолжал вести снегоход.

Арвет не обернулся. Он был занят – он гнал вперед из последних сил. Он не хотел говорить Дженни, но кажется, пару раз он видел над кромкой гор вертолет. Таинственный снегоход не отставал, шел ровно за ними. Арвет лавировал и отклонялся от курса, стараясь, чтобы их преследователю солнце било прямо в глаза. Но даже если вертолет ищет не их, водителю снегохода достаточно просто идти по колее, которую они за собой оставляют. Арвет тронул Дженни и указал вперед:

– Сморстабббрин! Ледник!

Дженни подняла глаза, и ей стало жутко. Солнце сияло изо всех своих зимних сил, небо полнилось невыносимой синевой, а прямо на их пути все круче поднималась стена гор, забор на половину мира, составленный из необъятных громад, на чьих вершинах распростерся дракон. Он был невероятен, он выворачивал свое брюхо насыщенного бирюзового цвета и подставлял его солнцу – мол, щекочи, и жаль, ты ничего не сможешь сделать, потому что твое время еще не настало. Он запускал свои непомерно длинные лапы в долины и терзал ими каменную плоть гор. Он топорщил острые гребни, и ветер полировал его снежно‑прозрачную чешую. Он был велик. Он был древен. Он был живой. И он их не пропустит.

Дженни различила это так же четко, как и недавний шепот на Дороге Снов. Только сейчас девушка начала осознавать, в каком мире она оказалась – в мире, который еще помнил поступь Первых и их певучую речь, в мире, где древность все еще была повседневностью. Если даже в обжитом, домашнем, по сути, Люсеботне она умудрилась столкнуться с ниссе и фоссегримом – духом водопада, то что же ее ждет здесь, в чистом сердце норвежских гор?

Она затравленно огляделась, но ничего не могла сделать – снегоход вез их все глубже, в самую пасть дракона. Ей оставалось только надеяться, что те, кто обитают в этих горах (о, как явно она уже слышала их размеренные шаги и мерные удары сердца), примут их за обычных людей и оставят без внимания двух человеческих мошек, дерзнувших нарушить покой Йотунхеймена.

Арвет был встревожен, но его беспокоили более прозаические проблемы. Точнее, одна проблема – снегоход, идущий по пятам. Вот если бы началась метель. Или лучше того – буря. Арвет поглядел в небо без малейшего следа облаков. Глупо. Ни он, ни Дженни заклинать облака не умеют. Надо молиться и гнать машину до последней капли бензина. Хорошо, хоть топлива в достатке в запасных канистрах.

«Канистры!»

Арвет похолодел. Они забыли запасные канистры у домика! Нет, как ОН мог их там оставить? Ладно Дженни, ей изрядно досталось, но как он забыл об этом? От этого зависит их жизнь!

Арвет лихорадочно размышлял, вертел в голове карту окрестностей, которую изучил досконально. Пожалуй, есть шанс. Как говорит путеводитель, в приюте возле горы Стороксла припасена канистра‑другая для нужд егерей. Если его уже не использовали…

Арвет не хотел думать об этом, но надо было рассмотреть все варианты. Если у них кончится бензин, остаются только лыжи. Уйти на них от снегохода… Есть один вариант, и Арвет его даже просчитывал. Но это очень опасно.

«Мы оторвемся. Там есть бензин. Все будет хорошо. – Арвет прибегнул к простой, но такой эффективной технике самоубеждения, какую используют все мужчины – вне зависимости от расы, возраста и религиозной принадлежности, когда чувствуют, что ситуация выходит из‑под контроля. – Мы доедем до края мира, Джен!»

Простое решение большой проблемы было прямо за его спиной. Если бы Дженни Далфин знала, какие мысли мучают Арвета, она бы рассмеялась. Метель, Арвет? Буря? Что может быть проще для Видящей Магуса – первой за триста лет?

Но Дженни всхлипывала и крепче вжималась в его спину, а Арвет гнал тяжелую машину вперед. Они ехали на север, а за ними по пятам следовала темная точка второго снегохода.

Глава 22

Навигатор показывал, что он углубился в парк Йотунхеймен уже на двадцать километров. Клаус Хампельман притормозил, поднял лыжные очки и взглянул на часы. Проклятье. Они уже в долине Ветлеутла и не останавливаются. Если так пойдет и дальше, он не нагонит ее к закату. Уже четвертый час, а расстояние между ними почти не сократилось – проклятая девчонка гнала так, будто родилась в этих горах, прямо на сиденье снегохода. Или у нее хороший помощник. В прицел Клаус разглядел, что на снегоходе было двое. Может быть, он гонится не за теми?

Хампельман обдумал подобную возможность и счел ее маловероятной. Дженни Далфин находилась в приюте «Озеро троллей» еще двое суток назад. И исчезла оттуда прямо перед его приездом – причем на снегоходе, след которого вел именно сюда. Он вычислил их стоянку – в небольшой избушке на склоне гор, и обнаружил там пару светлых волос на расческе. Это была Дженни Далфин – и сотрудники, и воспитанники приюта опознали ее на фотографии.

Как же она оказалась в Норвегии? Как она смогла переплыть Северное море?! Это выше человеческих сил. Подобное в голове у Хампельмана не укладывалось, хотя он уже многое повидал за время службы у Фреймуса. Но все равно, какой силой бы она не обладала, она просто девчонка. Ах, если бы он приехал чуть раньше, то уже бы ехал обратно в аэропорт, а на заднем сиденье лежала бы его дорогая «дочка» с лошадиной долей транквилизатора в крови. Если бы не этот проклятый рыжий кот, который перебегал дорогу прямо перед машиной! Клаус едва не улетел в пропасть, его спас только отбойник. Пришлось вызывать дорожную полицию, звонить в службу проката, разбираться со страховкой и менять машину. Это отняло у него часов шесть, не меньше. Тело проклятой кошки, кстати, не нашли. Наверное, ее зашвырнуло в пропасть. Хампельман был готов поклясться, что рыжая тварь, которая самоубийственно бросилась под колеса его «Ауди», была точь‑в‑точь как та бестия, с которой Дженни Далфин заявилась в резиденцию Фреймуса в Дартмуре. Разумеется, это обман зрения – любимая зверюшка Дженни давно гниет где‑то в дартмурской трясине. Все его нервы, эта работа загонит его в могилу…

Хампельман поморщился. Не долеченная рана в легком опять заныла, отсутствующие пальцы тут же откликнулись, их мотив подхватило треснувшее ребро, и некоторое время в теле Клауса Хампельмана играл свою мелодию маленький, но бодрый оркестр боли.

Клаус вытянул небольшой пузырек, с трудом удерживая его искалеченной правой рукой, и пальцами в толстой перчатке отвинтил крышечку. Выкатил на ладонь одну красную горошину. Потом подумал и добавил еще две. Закинул их в рот и расслабился, ожидая, когда препарат растворится и начнет свое волшебное действие.

Снег вспыхнул, каждую его крупинку будто подсветили изнутри прожектором, скалы источали благородную черноту, и седина льдов струилась с их вершин прямо в зрачки Клаусу. Шеф безопасности поднял винтовку и поймал в прицел далекую мишень – снегоход, прыгающий, как заяц, среди сугробов.

– Бегите, детки, бегите. – Хампельман довольно потянулся. Сила бурлила в его теле и рвалась наружу. Теперь он был готов гнать эту добычу до конца, до тех пор, пока не кончится земля и перед ними не распахнет соленые просторы Ледовитый океан – а если потребуется, и дальше, вспарывая волны в поисках крови под пламенеющей короной полярного сияния.

Подобные образы никогда не приходили раньше к Хампельману, он всегда считал, что поэзия – это чушь, которой занимаются неудачники, больше ни на что не годные. Но теперь этот образ мысли казался ему естественным.

«Таблеточки…» – Клаус невольно облизнулся, ощущая их терпкий, солено‑сладкий вкус, похожий на вкус крови и железа, только гораздо слаще, намного слаще. Наверное, вкуснее их могла быть только кровь… кровь Дженни Далфин.

Он был глупцом, что сначала не принимал их – хотя Альберт Фреймус приказал начать их пить еще до отлета. Он подозревал подвох и не понимал, что босс хочет помочь ему, хочет сделать его совершенным охотником, идеальной гончей, которая загонит этого верткого зайца – Дженни Далфин.

Края его зрачков дрожали, а радужка мерцала и будто не знала, какой цвет ей выбрать – привычный блекло‑голубой или насыщенный бордовый. Хампельман надвинул лыжные очки – настолько непрозрачные, что в них можно было смотреться вместо зеркала, и рванул вперед.

Впереди была Дженни Далфин – запах ее преображенной крови висел в воздухе: несколько молекул пота или, быть может, слеза? Неважно, Клаусу Хампельману этого достаточно. И все равно, кто ей помогает – его никто не остановит.

* * *

Судя по карте и расчетам Арвета, они должны быть на высоте примерно километр над уровнем моря. Гора Хиллерхо осталась позади справа, и перед Арветом стоял выбор – ехать к трассе 55 и городу Кроссбю, ехать дальше по долине вдоль реки – там, где пешеходные тропы вывивались среди бесчисленных мелких озер и ручейков, скованных льдом, или повернуть направо в сторону ледника, к горе Стороксла, где в горной хижине должен быть запас топлива.

Справа горы поднимались все выше, казалось, что край мира поднимается, словно они находятся в огромной чаше, а на острых вершинах чудовищным зверем вольготно разбросался ледник, выкатывая в долину свои лазурные языки. В эту сторону было страшно даже глядеть, не то что ехать. Слева путь шел узкой долиной, постепенно повышаясь, но карта четко говорила, что снегоход там пройдет, они минуют основные вершины и легко выйдут в Кроссбю.

Выбор был очевиден. Оставалась только одна проблема. Топливо. Указатель уровня бензина дрожал у нижней отметки – Арвет шел на последних остатках, скреб по дну бака. Еще немного, и они заглохнут посреди этой нечеловеческой красоты, так и не добравшись до обжитых мест. А потом их нагонит «опекун» Дженни. До сей поры Арвет немного сомневался в правдивости рассказов девушки – очень уж невероятно все это звучало. Но упорство, с каким их преследовали, показывало, что этот Клаус Хампельман – кем бы он ни был, настроен серьезно. И действовал он, как наемник, выполняющий заказ, а не как обычный человек, ищущий свою дочку. Он не обратился в полицию. Не поднял вертолеты спасателей. Он раздобыл снегоход и кинулся следом. Нестандартное поведение для обывателя.

Вариантов не было. Приют у горы Стороксла. Юноша плавно повернул руль и направил снегоход правее, царапая выступающие из‑под снега камни и прыгая по участкам открытого льда. Сморстабббрин лежал перед ними – неподвижен и молчалив, он равнодушно сиял миллионами тонн своего бирюзового тела. Ледник ждал.

Дженни ехала с закрытыми глазами. Ей было страшно. Рев мотора и резкий ветер немного помогали – они заглушали шепот, который неотступно сопровождал ее, с тех пор, как она увидела ледник. Чем глубже в горы они заходили, тем отчетливей был этот шепот, и девушке чудилось, что она различает слова – необычные, чудны́е слова языка. Этот язык древен, знала она, он родился здесь, в нем неслышная, неостановимая поступь голубых ледников, в нем грохот обвалов и рев водопадов, но в нем и плеск форели, и звон ручьев, и мягкие удары капели. В нем солнце, цвет камнеломки, седой мох на скалах и шепот холодных летних вод фьордов, полных обманчивой, теплой лазури. Это язык Первых, коренных обитателей этой страны. Они все еще здесь, они укрылись от Договора и не ушли на Ту сторону, в Скрытые земли. И Дженни боялась открыть глаза, боялась их увидеть. Ведь тогда они никогда не выберутся отсюда.

Он спал и видел сны. Облака летели над ним – быстротекучие, легкие, неуловимые, как время. Месяц за месяцем, год за годом, столетие за столетием, время не меняло его, а лишь откладывалось в теле, как соль, прессовалось в тысячелетний лед в его расщелинах. Лес всходил и засыхал на его склонах, реки и ручьи протачивали новые морщины на его лице, а Грелдалстинд спал, и рядом спали его братья и сестры – Хиллерхо, Стороксла, Сторебьорн, Гейта и дальше, дальше, до самого сердца Йотунхеймена, до самой седой великанши Гальхёпигген – они все спали непробудным сном. На спинах их дремали их верные сторожа, их извечные спутники, лазурные звери древнего льда, выпуская во сне холодные когти.

Грелдалстинд спал, и ему снились дети Восхода, Первые – он помнил, как они появились на заре времен, когда он сам еще поднимался из жаркой, гремящей глубины Великой матери, они сопровождали его юность и зрелость, они были плоть от плоти этих гор, и они ушли. Да, почти все ушли, исчезли, их больше нет, и без них осиротели воздух, вода и горы. Только в самом сердце Йотунхеймена еще таились их следы, но и там век от века их присутствие гасло, сходило на нет. Как же они уступили свое место в мире этим мошкам, быстролетным и надоедливым, почему они оставили свои горы?

Грелдалстинд спал и оплакивал во сне ушедших Первых. Он не проснулся, но сон его стал неровен и зыбок. Что‑то приближалось – снизу, из долин, полных суетливой жизни, что‑то быстро поднималось в горы, и Грелдалстинд впервые за долгие века услышал отзвук Первых . Приближались дети Полудня, люди, но кто‑то из них был неведомым образом причастен Первым , хранил на себе тень их силы.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒