|
|||
СТРАННИК МЕЖДУ МИРАМИ 1 страница
Как всегда, посвящается Инид
Машина была черная. Корпус черный, бампер черный, колеса черные и стекла тоже черные. Дождь оседал на блестящей поверхности черными маслянистыми каплями. Черный автомобиль в ночной тьме. Эверетт Сингх застегнул молнию до самого подбородка и натянул капюшон, наблюдая, как черная машина ползет вверх по склону вплотную за его отцом, вовсю налегающим на педали. Вечер был самый неподходящий для велосипедных прогулок. Деревья раскачивались, махая ветвями на ветру. Ветер – враг велосипедиста. Новогодние украшения на фасаде Института современного искусства дергались и громыхали. Эверетт давно заметил: каждый год, как только городской совет Стоук‑Ньюингтона развесит на улицах фонарики к зимним праздникам, обязательно поднимется буря и все их посрывает. Он отправил городскому руководству письмо по электронной почте с советом вешать фонарики на неделю позже. Они даже не ответили! Буря и в этом году налетела, как обычно, – вдоль Хай‑стрит валялись сорванные ветром украшения.[1] Эверетт Сингх всегда обращал внимание на такие вещи: совпадения, взаимосвязи и закономерности. Потому и автомобиль заметил. Вместо того, чтобы раздраженно обогнать медлительного велосипедиста, черная машина сбросила скорость и упорно следовала за ним. Лондонские машины так себя не ведут, особенно в холодный дождливый вечер понедельника, поднимаясь вверх по Мэллу за десять дней до Рождества. Папа, конечно, ни сном ни духом. Когда Теджендра садился на велосипед, он уже ничего вокруг не видел. Он увлекся велосипедной ездой вскоре после развода. Говорил, что это прекрасный способ передвижения, быстрый, экологичный и помогает держаться в хорошей спортивной форме. Эверетт рассказал об этом на сайте Divorcedads.com. Форум был создан с самыми благими намерениями – чтобы «дети могли обсудить в Интернете тяжелые переживания, связанные с разводом родителей». А дети превратили отведенное им сетевое пространство в клуб для разговоров о дурацком поведении отцов. Постоянные посетители форума единодушно объявили, что для разведенного папы вполне типично купить роскошный двухподвесочный маунтинбайк за четыре тысячи фунтов и ездить на нем по таким дорогам, где днем с огнем не найдешь пригорка выше, чем «лежачий полицейский». Участник с ником Удавка полюбопытствовал, почему было не купить «Порше», как все. «Потому что мой папа – не такой, как все», – ответил Эверетт. Другие отцы дают сыновьям имена знаменитых футболистов, или родственников, или тех, кто выступает по телевидению, а Теджендра назвал сына в честь ученого‑физика. Другие после футбольного матча ведут сыновей в пиццерию, а Теджендра устраивал в своей новой квартирке «вечера кулинарных изысков». После каждого матча любимой команды «Тоттенхэм Хотспур» на своем поле они с Эвереттом устраивали пир по рецептам разных стран. Теджендра любил тайскую кухню, Эверетту хорошо удавалась мексиканская. Другие отцы водили сыновей на лазерный пейнтбол, занимались с ними картингом или серфингом, а Теджендра брал с собой Эверетта в Институт современного искусства, на лекции о нанотехнологиях, фрикономике и о том, что будет, когда иссякнут природные запасы нефти. Эверетту нравилось. По крайней мере, не скучно. И вот сейчас Теджендра жал на педали, нагнув голову от ветра и дождя, сверкая флуоресцентной лайкрой, светодиодным проблесковым маячком и отражателями, а за ним на малой скорости следовал здоровенный черный автомобиль немецкого производства. Отцы‑индусы не должны носить лайкру, подумал Эверетт и замахал рукой. Продернутые в манжеты гибкие светящиеся шнуры выписывали в воздухе замысловатые сияющие кривые. Теджендра заметил, помахал в ответ, велосипед немедленно завихлял, Теджендра был совершенно бездарным велосипедистом. Встречный ветер чуть не погнал его назад, в сторону Конститьюшн‑хилл. Почему эта машина никак его не обгонит? Ползет не быстрее десяти километров в час. Ага, ускорилась! Взревев мотором, обошла велосипедиста и остановилась, преградив ему путь. Теджендра вывернул руль и затормозил, чуть не сверзившись при этом на землю. – Папа! – закричал Эверетт. Из машины вышли трое в длинных темных пальто. Теджендра попытался заорать на них. Неизвестные действовали быстро и уверенно. Один завернул Теджендре руку за спину, второй толкнул его в машину, на заднее сиденье. Третий поднял и швырнул в багажник упавший велосипед. Хлопнули дверцы. Черный автомобиль тронулся с места. Очень уверенно и очень быстро. Эверетт так и стоял, ошарашенный, забыв опустить руку, не зная, верить ли своим глазам. Черный автомобиль, набирая скорость, ехал прямо на него. Эверетт отскочил под колонны, украшающие фасад Института современного искусства, и вытащил из кармана телефон. Автомобиль промчался мимо. Желтым светящимся пятном в заднем окне мелькнул Теджендра. Эверетт шагнул к обочине и сделал снимок, второй, третий, четвертый. Он снимал, пока черная машина не затерялась в потоке транспорта, огибающего памятник королеве Виктории. Нужно что‑то делать… А Эверетт не мог сдвинуться с места. Наверное, так и проявляется шок. Посттравматический синдром. Столько всякого‑разного можно было бы сделать. Эверетт представил себе, как бежит во весь дух за уносящимся вдаль черным автомобилем, под дождем, в час пик, по оживленному Мэллу. Никогда в жизни не догнать. Машина уже слишком далеко, а город велик. Никаких сил не хватит. Можно остановить такси и сказать водителю, чтобы следовал за той машиной. Теджендра как‑то говорил, что каждый таксист мечтает поучаствовать в погоне. Ну допустим, он сумеет выследить черный автомобиль в потоке лондонского транспорта, и что дальше? Что он сделает один против троих здоровенных мужчин, которые подняли его отца, как котенка? Супергерои бывают только в комиксах. Можно броситься к прохожим, что спешат на лекцию по нанотехнологиям, укрывшись зонтами и подняв воротники: «Вы видели, что произошло? Видели?» Можно спросить дежурных в форменных рубашках у входа в музей. Только ничего они не видели. Они заняты своей работой: посетителей встречают. Столько неправильных действий, как найти одно‑единственное верное? В конце концов, Эверетт все‑таки придумал, что делать. Он нажал три кнопки на мобильном телефоне. – Алло, полиция? Меня зовут Эверетт Сингх. Я сейчас на Мэлле, около Института современного искусства. Моего папу похитили.
В полицейском участке воняло. Там недавно сделали ремонт, и запах промышленной особо стойкой краски пропитал буквально все, от входной двери до комнаты для допросов. От крепкого аромата потом неделю не избавишься. У Эверетта уже слегка кружилась голова. Впрочем, это могло быть и от мигающих ламп дневного света, слишком жарких батарей, от пересушенного кондиционером воздуха, от стула с выпуклой окантовкой, которая врезалась под коленями, нарушая кровообращение, так что ноги уже покалывали тысячи невидимых иголочек. От любой из десятка причин, о которых в полиции не задумываются и которые выводят из равновесия обычных людей. – Простите, можно воды? – Конечно, Эверетт. Полицейских было двое – мужчина и женщина. Говорила в основном женщина, инспектор по делам несовершеннолетних. Она старалась держаться дружелюбно, чтобы не напугать подростка. На вид ей было лет около тридцати; пухленькая крашеная блондинка с искусственно выпрямленными волосами, отчего лицо казалось чересчур большим. «Она похожа на переодетого комика, играющего роль женщины‑полицейского», – подумал Эверетт. Названное ею имя он сразу забыл. Эверетт вообще плохо запоминал имена. Ли, Леанна, Леона? Представилась бы лучше по фамилии. Мужчина, который вел протокол, был полной противоположностью Ли‑Леанне‑Леоне. Впалые щеки и усы, как у полицейских в фильмах семидесятых годов – Теджендра часто их смотрел по телеканалу «Дэйв‑ТВ». У полицейского было усталое лицо, словно его уже ничто не в силах удивить, но нужно быть на всякий случай готовым – вдруг мир еще подбросит ему сюрприз. Звался он сержант Миллиган. Эверетту это понравилось. Хотя на его просьбу откликнулась Ли‑Леанна‑Леона, воду из кулера в дальнем углу комнаты принес Усатый Миллиган. – Итак, Эверетт, вы с папой собирались в Институт современного искусства? Она произнесла это так, словно более противоестественного места и не придумаешь, куда отец мог бы повести своего сына. Издевательство над ребенком, да и только. – Это все папины идеи, – сказала мама. Сразу после полиции Эверетт позвонил домой. Разговор получился тяжелый. Сначала мама ему не поверила. Чтобы человека похитили прямо посреди улицы, в понедельник вечером, в самый час пик, за десять дней до Рождества? Так не бывает. Эверетт все придумал, ребенку не хватает родительского внимания. – Мам, я видел, как его увезли! Он нарочно это говорит, ей назло. Эверетт, я все понимаю, ты винишь меня за то, что папа ушел. Он не вернется, нужно это принять и жить дальше. Вести хозяйство, заботиться о семье. Я знаю, тебе нелегко. Думаешь, я не переживаю? – Мама, послушай, не в переживаниях дело. Я сам видел, как его схватили посреди Мэлла и затолкали в большую черную машину, «Ауди». Вместе с велосипедом. Совсем плохо стало, когда он сказал, что находится в полицейском участке района Белгравия. Мамин голос зазвучал сдавленно и отрывисто – как всегда, когда ей хотелось, чтобы сын ощутил угрызения совести. Стыдно‑то как! Неужели он совсем себя не уважает? Ничем не лучше мальчишек Вирди – они не вылезают из полицейского участка. Одному Богу известно, где среди ночи искать адвоката. Может быть, Милоша… К нему всегда можно обратиться за помощью. – Мама! Мам, послушай. Не нужно адвоката. Я просто хочу подать заявление, вот и все. Только без тебя ничего нельзя сделать. Мама полтора часа добиралась от Стоуки, а потом еще час ушел на ворчание по поводу парковки, и платы за въезд в центр города, и что пришлось завезти Викторию‑Роуз к миссис Сингх. Эта старая ворона, бабка Аджит, вечно забивает малышке голову всякими глупостями. А в полиции краской воняет! Когда мама приехала, Эверетт сидел на банкетке, просматривал Фейсбук на смартфоне и жевал купленный в автомате батончик «Твикс». Дежурный полицейский принес ему стаканчик кофе. Как Эверетт и ожидал, кофе был дрянной. Лора Сингх присела рядом и начала быстро‑быстро шептать на ухо – не ровен час, дежурный услышит. Она уверяла Эверетта, что совсем его не винит. Это все отец виноват. Вполне в его духе – втравил сына в неприятности, а самого и след простыл. – Мама… – Миссис Сингх? – Брейден. Когда она начала себя называть девичьей фамилией?.. Инспектор по делам несовершеннолетних Ли‑Леанна‑Леона, представившись, повела их по каким‑то коридорам со свежевыкрашенными, словно вспотевшими стенами, в провонявшую краской комнату для допросов. – Мы с папой ходим на лекции в Институт современного искусства, – начал Эверетт, уперевшись ладонями в стол и глядя в глаза Ли‑Леанне‑Леоне. – Экспериментальная экономика, технологическая сингулярность, нанотехнологии – передний край науки и техники. У них и нобелевские лауреаты выступают. Глаза Ли‑Леанны‑Леоны остекленели, зато Усатый Миллиган, как заметил Эверетт, записал у себя в блокноте слово «нанотехнологии» без орфографических ошибок. – Эверетт, это замечательно, что у тебя есть возможность по‑прежнему общаться с отцом. Мальчику необходимо мужское влияние. Итак, твой отец должен был встретить тебя возле Института после работы. – Папа собирался приехать на велосипеде из Имперского колледжа. – Он – ученый, – вмешалась мама. Она каждый раз встревала, успевая с ответом раньше Эверетта, словно боялась, вдруг он ляпнет что‑нибудь не то, и тогда полиция мигом вызовет социальных работников, и Эверетта с младшей сестренкой Викторией‑Роуз заберут в детский дом. – Физик‑теоретик, – сказал Эверетт. Усатый Миллиган изогнул одну бровь. Эверетт всю жизнь мечтал так научиться. – Какой раздел физики? – спросил Миллиган. У Ли‑Леанны‑Леоны гневно раздулись ноздри. Вести беседу с подростком полагалось ей. – Квантовая теория. Теория множественности миров, созданная Хью Эвереттом. Меня в честь него назвали: Эверетт Сингх. Ну, знаете, мультиверсум, параллельные вселенные и так далее. Усатый Миллиган записал в блокноте рядом со словом «физик» – «не ядерщик». – Что значит «не ядерщик»? – спросил Эверетт. Усатый Миллиган заметно смутился. – Ну, ты же знаешь, какая сейчас обстановка в мире. Если бы твой папа был физиком‑ядерщиком, могли быть проблемы. – То есть, если бы он мог построить атомную бомбу? – Приходится учитывать любую возможную угрозу. – А если он не строит атомные бомбы, а просто занимается квантовой физикой и ни для кого не представляет угрозы, то он уже пустое место? – Эверетт! – зашипела Лора. Но Эверетт разозлился. Ему надоело, что его не принимают всерьез. Хоть в полицейском участке, хоть в школьном компьютерном классе, всегда одно и то же – давайте поржем над ботаном! А он ничего такого не хотел, просто собирался пойти с папой на лекцию. Конечно, бессмысленно ждать от мира справедливости, но можно ведь изредка дать человеку вздохнуть! – А вы знаете, в чем состоит теория множественности миров? – спросил Эверетт, подавшись вперед. Те, кто сидел за этим столом до него, изрисовали облупившуюся пластиковую поверхность звездочками, завитушками, кубиками и названиями футбольных команд. – Каждое, даже самое мельчайшее событие создает развилку. Есть одна вселенная, где это событие произошло, и есть другая, где его не случилось. Каждую секунду, каждую тысячную долю секунды от нашей вселенной отщепляются новые миры. Для каждого события в истории существует своя вселенная – совсем рядом, вплотную к нашей. – Эверетт провел пальцем черту в воздухе. – Миллиарды вселенных. Самых разных. Это не чьи‑то выдумки, а настоящая научная теория. Основательная, вполне вещественная, как и вся физика. Вы считаете, это все ерунда, мелочи? А по‑моему, ничего важнее и быть не может. – Эверетт, все это очень интересно… У Ли‑Леанны‑Леоны была кружка с изображением жирного кота, валяющегося кверху пузом и махающего лапками. Кот говорил: «Чаю хотю!» – Эверетт, не отвлекай людей от работы, – сказала Лора. – Всякие заумные теории им ни к чему. – Была же какая‑то причина, почему его похитили, – сказал Эверетт. – Это мы и пытаемся выяснить, – сказала Ли‑Леанна‑Леона. – Кто‑нибудь видел ту машину и троих мужчин? Эверетт сник. Инспектор по делам несовершеннолетних отыскала клапан, через который вся его злость мгновенно испарилась. – Нет, – прошептал Эверетт Сингх. – Что, не слышу? – Я сказал: нет. Надо было поговорить с сотрудниками Института, с людьми, пришедшими на лекцию, с собачниками и любителями бега трусцой под дождем: «Видели? Вы это видели?» Вот только подобные умные мысли не приходят в голову, когда твоего папу вдруг стаскивают с велосипеда и швыряют на заднее сиденье большой черной «Ауди». – У меня в мобильнике есть фотографии! – встрепенулся Эверетт. – Могу показать! Несколько движений пальца – и вот они на экране. Щелк, щелк: снимки сменяют друг друга. Безумные ракурсы, размытые огни фар. Если не знать заранее, нипочем не догадаешься, что здесь заснято похищение. Полицейских фотографии оставили равнодушными. Эверетт задержался на одном четком снимке, где видна была внутренность машины, попавшей в свет фар встречного автомобиля. – Видите вот это желтое в середине заднего окошка? Это мой папа! Эверетт прокрутил изображение, чтобы в центре оказался номерной знак, и увеличил картинку. Крошечная камера мобильника давала отвратное разрешение, но при максимальном зуме удалось кое‑как разобрать цифры и буквы. – Номер можно проверить! – Можно прогнать снимок через программу улучшения изображений, – заметил сержант Миллиган. – Оставь у нас мобильник, – сказала Ли‑Леанна‑Леона. – Всего на пару дней. – Не хочу, – сказал Эверетт. – Пусть забирают, – сказала Лора. – Отдай им телефон, и тогда нас отпустят. Бог знает, что там бабуля Аджит наговорила Виктории‑Роуз. Ли‑Леанне‑Леоне она сказала по‑взрослому: – Мальчишка столько времени проводит на сайтах, посвященных теории заговоров, просто кошмар! Хоть бы их запретили. – Я вам дам карту памяти. – Эверетт подцепил ногтем крохотный квадратик, выковыривая его из гнезда. – Здесь все фотографии. Он положил карту памяти на стол. Никто не шелохнулся. – Вы мне не верите? – Давайте, я ее приберу. – Усатый Миллиган сунул карту памяти в пластиковый зип‑пакет и застегнул молнию. – Мы попросили бы вас принять кое‑какие меры предосторожности, – сказала Ли‑Леанна‑Леона. – Просто на всякий случай. Если вы действительно хотите нам помочь, не рассказывайте никому об этой истории, пожалуйста! Не пишите о ней в Твиттере или в Фейсбуке. Если кто‑нибудь к вам обратится или объявится сам мистер Сингх… – Доктор Сингх, – поправил Эверетт. – Как скажешь. Будь то сам доктор Сингх или кто‑нибудь еще, немедленно обращайтесь к нам. Что бы они ни говорили. Если похищение совершено ради выкупа, родственникам всегда ставят условие: не обращаться в полицию. Не слушайте, сразу звоните нам! – Ради выкупа? Господи боже! Что с нас взять? – ужаснулась Лора. – Мы не богаты, еле сводим концы с концами. Нам не из чего платить выкуп! – Если, – произнес Эверетт. – Вы сказали – «если похищение совершено ради выкупа». А для чего еще похищают людей? – Перечислить? – спросил Усатый Миллиган. – Пожалуйста, только тебе от этого легче не станет. Есть разновидность похищений, которую мы называем «ловушка на тигра»: например, у служащего банка берут в заложники близкого человека и требуют открыть сейф с наличными. Затем, бывает, людей крадут для обмена заложниками. Еще – ради информации. Врачей порой похищают, чтобы заштопать какого‑нибудь громилу, подстреленного во время бандитских разборок. Еще один вид киднеппинга – экспресс‑похищение. Человека держат где‑нибудь на квартире и каждый день привозят к банкомату, заставляя снять определенную сумму денег, обычно – дневной лимит. Похищения, сынок, – это бизнес, причем процветающий. А иногда люди просто исчезают. Был – и нету. Без вести пропавшие. Их больше всего. – Усатый Миллиган поднял вверх шариковую ручку и посмотрел Эверетту в глаза. – А теперь, сынок, изложи все, как было, и вы с мамой можете ехать домой, а уж мы отыщем твоего папочку. Эверетт откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул насыщенный краской воздух. – Ну, значит, после школы я поехал в Лондон. Мы договорились встретиться с папой…
Лора молчала, пока они ехали по шоссе А‑10, через Далстон и вдоль Хай‑стрит, главной улицы Сток‑Ньюингтона. Ни единого слова, только постукивала пальцами по рулю и чуть слышно подпевала «Дорожному радио», безбожно перевирая слова, пока Эверетту не захотелось врезать кулаком по кнопкам радиоприемника. Любую другую программу, лишь бы в ней звучало хоть немного драйва, ритма и жизни! Лишь бы не слышать, как мама коверкает тексты песен. – Вот она! Вопит одна! Королева танцпола опять больна! «Не так!» – исходил бессильной злостью Эверетт. – Земля вызывает, ответьте, Мао Цзэдун… «Майор Том! – едва не кричал Эверетт. – Майор Том, майор Том, майор Том!!! Неужели трудно запомнить?» Песня написана сорок лет назад, а Эверетт знает ее лучше мамы. К тому времени, как они доехали до Эверкрич‑роуд, где нужно было забрать Викторию‑Роуз, Эверетт понял, в чем дело. Так у Лоры выражалась злость. Он всего раз в жизни видел маму в таком гневе. В тот день Эверетт, придя с тренировки по футболу, обратил внимание, что в доме горят все огни, двери всех комнат распахнуты, радио орет на полную громкость, а мама в кухне яростно драит пол, распевая под звуки известной поп‑группы «Гёрлз Элауд»: – О, о, о, дергай меня за юбку!.. – Мам, что ты делаешь? – У нас не кухня, а настоящий свинарник. Здесь воняет. Гадость! В кухне не должно вонять. Между плитками набилась всякая дрянь. И не смей пачкать мытые полы своими мерзкими бутсами! Эверетт поспешно стянул с себя футбольные ботинки. Бетонный порожек холодил ноги в носках. – Мам, ты хорошо себя чувствуешь? – Отлично, просто замечательно. – Ты уверена? – Уверена, уверена. – Ты уже третий раз моешь этот кусок пола. – Ничего не третий. – Третий, точно. – А если даже и третий, что с того? Пол грязный, его надо вымыть. В какой помойке мы живем… Не хватает сил привести все в порядок. Ну почему у меня ни на что не хватает сил?! – Мам, у тебя все нормально? – Да, все прекрасно. Понял? Могу повторить. Все. Прекрасно. Лучше некуда. Заладил одно и то же. Конечно, у меня все в норме, а куда я денусь. Кто‑то же должен, и это всегда я. Да замолчи ты, наконец, замолчи, замолчи, сколько можно! – заорала она на радиоприемник. Хлопнула по выключателю, а потом просто выдрала вилку из розетки. Эверетту было неловко, стыдно и страшно. Как будто стены привычного, уютного и предсказуемого мира вдруг стали прозрачными и сквозь них видны силуэты громадных, жутких чудовищ. – Эверетт, прости, – сказала мама. – Понимаешь, мы с папой… Он сегодня не придет… В общем, мы решили, что нам будет лучше на время расстаться. Не знаю, надолго ли. Может быть, навсегда… Вот так, стоя в одних носках на холодном пороге черного хода, Эверетт Сингх узнал, что знакомая с самого рождения семейная жизнь закончилась. Он застыл у двери, в школьном пиджаке поверх спортивной формы, с бутсами в руках. Мама сжимала швабру, а по радио надрывались «Гёрлз Элауд». На самом деле, все закончилось давным‑давно, понял вдруг Эверетт. Родители много лет ему врали. С тех пор прошло девять месяцев, две недели и три дня. Эверетт надеялся, что никогда больше не увидит маму в таком состоянии. И вот опять. Бабушка Сингх научила Викторию‑Роуз пенджабской песенке, которую малышка и распевала громко и фальшиво, пока Лора устраивала ее на заднем сиденье и пристегивала ремень безопасности. Лора включила «Пойте с нами». – А споем нашу любимую песенку, Ви‑Эр? Нашу хорошую песенку? Давай? Они пели вдвоем, так же громко и фальшиво, всю дорогу через Южный Тоттенхэм и Стэмфорд‑Хилл. «Не надо меня наказывать, – думал Эверетт. – Я не виноват. И никто не виноват. Просто тебе нужен громоотвод, чтобы выплеснуть свою злость. А я тут, под рукой. Я всегда под рукой». Теперь он понимал, зачем мама коверкает слова. Придумать собственные слова – значит, получить власть. Хотя бы над дурацкой песенкой. Эверетт мысленно еще раз повторил свой рассказ в полиции. Усатый Миллиган зачитал протокол вслух: – «Вечером пятнадцатого декабря, примерно без четверти шесть, я стоял у входа в Институт современного искусства. Ровно в шесть мы должны были встретиться с моим отцом, доктором Теджендрой Сингхом, и пойти на лекцию о новейших направлениях развития нанотехнологий. Я увидел, как папа приближается на велосипеде по Мэллу со стороны штаб‑квартиры Королевской конной гвардии. Он ехал с работы, из Имперского колледжа. На нем была очень яркая, узнаваемая одежда для велосипедной езды. Я заметил, что за ним следует черный автомобиль с затемненными стеклами, немецкой марки – возможно, „Ауди“. Автомобиль двигался необычно медленно, а мой отец не обращал на него внимания. Метрах в ста от меня автомобиль внезапно прибавил скорость, обогнал отца и преградил ему дорогу, вынуждая остановиться. Из транспортного средства появились трое мужчин»… – Просто – вышли из машины, – сказал Эверетт. – «Из транспортного средства появились трое мужчин, – продолжал читать Миллиган. – Двое схватили моего отца и втолкнули его на заднее сиденье. Третий убрал велосипед в багажник. Затем автомобиль направился дальше по Мэллу, в направлении Конститьюшн‑хилл. Я сделал ряд снимков на мобильный телефон, однако не пытался звать на помощь или окликнуть кого‑нибудь из прохожих». – Записано верно? – спросила Ли‑Леанна‑Леона. – Да, вроде. Звучало все это ужасно неубедительно. Ни свидетелей, ни улик, только слова Эверетта и нечеткие фотографии, на которых, если смотреть беспристрастно, может быть изображено все что угодно. – С твоих слов записано верно, Эверетт? – Да. – Распишись вот здесь. Нажимай посильнее. Нужно, чтобы подпись была видна еще на двух копиях.
У себя в комнате, в своем личном пространстве, вдали от шума и криков, Эверетт открыл «Доктора Квантума». Теджендра подарил ему планшетник на прошлый день рождения. Хороший был подарок, лучше и не придумаешь. Слишком хороший для его возраста – Эверетт был тогда еще ребенком. Лора тут же запретила брать компьютер в школу, даже один‑единственный раз, чтобы похвастаться. В кои‑то веки Эверетт не стал спорить. Он хорошо соображал, и у него была быстрая реакция – никто не ждал такой от известного на всю школу заучки. Не зря его взяли вратарем в Красную футбольную команду. Так, открываем почту. Тема: «похищение на Мэлле». Пара движений пальцем, и вот перед ним папка с изображениями. Эверетт развел пальцы в стороны, как птица раскрывает крылья. Увеличенная фотография заняла весь экран. Еще раз – и вот на экране при сильном увеличении ярко‑желтое пятнышко на заднем сиденье автомобиля. Теджендра, это точно он! Еще чуть‑чуть, и можно было бы прочесть логотип «Assos» на ветровке. Правила выживания в двадцать первом веке: ни в коем случае не отдавай полицейским единственный экземпляр фотографии. В дверь позвонили. Эверетт, изучая снимок буквально пиксель за пикселем, слышал звонок вполуха. В дом постоянно звонят, пытаются впарить разные товары, не обращая внимания на табличку с вежливой надписью: «Мы не покупаем у разносчиков». Затем в прихожей раздались шаги и голоса. Шаркающие по дощатому полу ботинки и негромкий голос с ирландским акцентом. Пол Маккейб. Эверетт чуть‑чуть приоткрыл дверь своей комнаты. Пол Маккейб стоял посреди прихожей, слегка сутулясь, в дождевике, каких не носят уже лет сорок, похожий в нем на дешевого частного сыщика. Он вечно ежился, горбился, как будто был в чем‑то виноват. Даже в собственном кабинете в Имперском колледже он казался не на месте, как будто забрел случайно в восьмидесятых и с тех пор ждет, когда кто‑нибудь из начальства обнаружит, что он самозванец, и выгонит вон. Голос у него был мягкий и нерешительный, словно заранее извиняющийся. Разговаривая с Лорой, он, должно быть, услышал, как открылась дверь, – оглянулся и посмотрел прямо на Эверетта. – Эверетт, ну здравствуй, здравствуй! Как себя чувствуешь? Хорошо? Славно, славно. Кошмарная история, ужас, ужас. Искренне желаю наилучшего исхода. Звонили из полиции. В отделе все страшно расстроены, страшно. Колетта в отчаянии, просто в отчаянии. Теперь уже не сбежишь. Эверетт, ребенок физика, вырос среди лабораторий и лекционных залов, исписанных формулами досок и сложного исследовательского оборудования с волнующими воображение желтыми наклейками: «Лазеры! Радиация! Наночастицы!». Сотрудники отдела были ему как родные, а Пол Маккейб, папин начальник, – как чересчур жизнерадостный дядюшка, за которого всегда немного неловко. Пол Маккейб поджал губы, словно пробуя на вкус малосъедобные слова. – Вообще говоря, Эверетт, я пришел к тебе. В гостиной Пол Маккейб тоже выглядел неуютно. Так и не сняв плаща, он уселся на середине дивана, сложив руки на коленях. Лора пошла заварить чай, чего никогда не делала после девяти. Держалась на кофеине. В комнате было полутемно, горели только настольные лампы, да мигающая гирлянда на рождественской елке бросала на ученого безумные отсветы. – Эверетт, мне звонили из полиции насчет твоего отца. Невероятно, просто невероятно. В центре Лондона, средь бела дня! То есть… В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать. Невероятно, в голове не укладывается! В наше время, и чтобы ни на одну камеру видеонаблюдения не попало… Мы же – страна всеохватывающего контроля. – Я успел сфотографировать машину. На снимке видно номера. Пол Маккейб сел прямее. – В самом деле? Правда? Он похож на суриката, подумал Эверетт. – Молодец! Это уже какая‑то зацепка. – А о чем полицейские вас спрашивали? Лора придвинула к дивану журнальный столик и поставила на него кружку с чаем. От плитки «Кит‑Ката» гость отмахнулся. – Спасибо, спасибо, от шоколада у меня ужасная мигрень. Просто ужасная. О чем спрашивали? Да так, обычная рутина. Что, где, когда, не был ли твой папа сильно перегружен по работе, не замечали ли мы у него в последнее время, э‑э… необычного поведения. – А замечали? Пол Маккейб смущенно развел руками. – Эверетт, ты же меня знаешь. Мне всегда последнему становится известно то, что происходит в отделе. Впрочем, я бы спросил тебя о том же, если можно. – В смысле? – Ты не замечал в последнее время, чтобы папа вел себя… не совсем обычно? Эверетт представил себе Теджендру, мысленно перебирая воспоминания. Мгновенными снимками: субботние вечера, воскресные утра… Внезапные паузы в разговорах по скайпу, когда вдруг оказывалось, что Эверетт говорит в пустоту – Теджендра то ли отвлекся, то ли отошел от компьютера. Момент на стадионе Уайт‑харт‑лейн, когда папа хмурился, читая сообщение на айфоне, и пропустил великолепный гол Денни Роуза. Или еще тот раз, когда они собирались в галерею Тейт Модерн на вернисаж выставки Марка Ротко, и папа проехал на велосипеде мимо Эверетта, в упор его не заметив. Мгновения, обрывки, стоп‑кадры, на которых Теджендра словно бы перемещался в какой‑то другой мир. И общая нить, объединяющая все эти странности.
|
|||
|