Эпилог. Последнее слово Макс

Рай

Шестеро крылатых и одна совершенно ошалевшая от дальнего перелета собака выползли из самолета Нино Пьерпонта в тропическую жару под восхитительно сияющее солнце.

Джеба мы оставили в самолете. Мама сказала, что здесь есть больничка и что медики с ним сами разберутся. Их уже предупредили, что за ним глаз да глаз нужен. А лучше бы и вовсе под замок посадить, по крайней мере, на время.

– До вашего дома отсюда рукой подать, – говорит мама, и через десять минут мы гуськом тянемся за ней в спасительной тени джунглей.

Оглядываюсь вокруг и немею от восхищения: лианы змеятся по высоченным, как небоскребы, деревьям. Стволы поросли мерцающим, точно неоновым мхом. Птицы наперебой чирикают или такие трели запустят – только держись! В прорехах ветвей виднеются далекие утесы, выросшие над белым песчаным берегом и голубой водой.

Мама права, здесь настоящий рай (см. картинки к слову «рай» в иллюстрированном словаре).

– Ну и ничего ж себе! – выдыхаю я.

– Да здравствует наша новая жизнь! – Клык берет меня за руку и сплетает наши пальцы, а улыбка его говорит больше, чем мы за всю жизнь сказали друг другу словами. Но я и так эти слова знаю: «Вместе». «НАША новая жизнь».

Я развеселилась, и голова у меня мгновенно закружилась от миллиарда всяческих новых возможностей. Чего только ни обещают нам эти волшебные края!

– Смотрите, смотрите! – Надж вертит головой по сторонам. – Игги, ты только потрогай, какой мох на деревьях мягкий! Красота‑то какая! Я никогда не видела такого яркого зеленого цвета. А попугаи! Вон! – визжит она от восторга. – Да вон же, наверху! Послушайте, слышите, странный такой клекот? Ой! Их здесь сотни. Голубые, красные, желтые. А здоровые какие!

Газзи взлетел вверх к попугаям, схватился за лиану и, как Тарзан, раскачивается и прыгает с дерева на дерево. Игги за ним. Ума не приложу, как он между деревьями лавирует и башку себе не разбивает?!

– Отгадайте, какой лучший способ испортить нам первый день в раю? Усесться в смолу покрытой пухом задницей! – вопит Тотал. И Газзи, повиснув на одной ноге вниз головой, как сумасшедший, заливается хохотом.

– Здесь наверняка и водопады есть, – продолжает трещать Надж, не обращая на мальчишек никакого внимания. – В тропическом раю всегда водопады есть. Это я точно знаю. Правильно?

Мама довольно улыбается:

– Конечно есть.

– Здесь и дома на деревьях построены! – Газзи чуть не выпустил из рук лиану. Ништяк! Класс! Целых три дома! Глядите!

И вправду, три дома так замаскированы, что, уж на что у меня глаз острый, я их даже сначала не разглядела. Но стоило Газзи пальцем тыкнуть, сразу сообразила: в кронах деревьев, на самых верхушках, настоящая маленькая деревня построена.

Для нас.

– Тут имена наши на дверях написаны! – кричит во все горло Газзи. – Надж, вон твой домик.

– Не может быть! – Надж со всех ног (хотя правильнее будет сказать, со всех крыльев) кинулась на вершину.

Из трех наших домов дом Надж самый хипповый: суперсовременный. Дизайн минималистский. Все белое, простое, но ужасно изысканное. Гвоздей никаких не видно. Как оно только все вместе скреплено? Чудеса.

– Здесь кровать с балдахином! – доносится до нас ее восторженный визг. И тут же вслед несется: – Газзи! Ну‑ка слезай! Немедленно!

Я только хихикаю молча.

– Тотал, по‑моему, вон там и твой дом, – говорит мама, показывая на построенный на дереве настоящий дворец.

– Мой? – не верит своим ушам Тотал и тут же взлетает вверх. – О!!! Доктор М! Какие великолепные арки! А колонны‑то! Колонны! Просто как в греческом храме! А бархат‑то, бархат! Вот что значит изысканный вкус. Абсолютно как у меня. Элегантно! Очарова…

Не успел он закончить с восторгами, как неподалеку раздался заливистый радостный лай, и в просвет в густом кустарнике высунулся мокрый черный нос.

– Акела! – Тотал кубарем скатился с дерева, чуть не упав на свою возлюбленную.

Ничего себе! Они действительно все продумали. Ни о чем не забыли.

Клык, Ангел и я смеемся и бодро шествуем по тропинке за мамой.

– Макс, тебе туда. – Мама показывает на огромный бенгальский фикус баньян.[5]

Если про него не знать, мой новый дом разглядеть практически невозможно – укрытие они мне приготовили просто на славу. Ствол – настоящая башня, и густая раскидистая крона темно‑зеленых листьев тянется к солнцу.

– Как краси‑и‑иво! – восторженно протянула я.

– Твой дом очень тебе подходит, – говорит Клык позади меня, и от его дыхания у меня по шее бегут мурашки.

Гляжу на толстые узловатые корни, густо падающие с ветвей настоящей защитной стены вокруг ствола. Интересно, что Клык имеет в виду, говоря, что мой дом похож на меня?

– А как туда войти? – спрашиваю маму.

Она улыбается:

– Взлететь.

«Вот здорово! Тут летать можно», – восхищенно думаю я. Представляете! Собственный дом, в котором летать можно!

Внутри дерево совершенно пустое – настоящее сквозное дупло. Потолок из стекла, но он высоко‑высоко, на самом верху. Сквозь крону широких кожистых листьев бьют лучи света, и мне кажется, что мое дупло похоже на старые пыльные церкви, где под стрехой летают ласточки.

Клык куда‑то ушел с мамой. Наверное, она увела его в местную райскую больничку снимать бинты с его быстро заживающих ран. А Ангел осталась со мной исследовать дом. Мы все излазали и все обсмотрели, каждый закуток, каждую попавшуюся нам на глаза деталь. Например, мебель. Ее вроде бы даже специально не делали. Похоже, что дерево само, самым естественным образом разрослось так, что в извивах висячих корней получились стулья, а главное пространство оказалось окружено балкончиками с удобными гамаками. На первый взгляд здесь нет ни системы, ни порядка. Но приглядишься – все под рукой, все удобно и обустроено, и очень‑очень красиво.

Похоже, тот, кто все это придумал, хорошо меня знает.

Нажимаю кнопку на стене и откуда‑то сверху на землю, как по мановению волшебной палочки, бесшумно сползает железная винтовая лестница. Тут уж не чудо природы, а чудо техники.

Но мне лестница ни к чему – недаром же мне крылья даны. Взлетаю, но кажется, что это не я лечу, а дерево само меня закружило и по спирали поднимает вверх, туда, где в стеклянном потолке открывается люк на крышу. А там – смотровая площадка, прикрытая густой листвой. И оттуда весь остров видно. На одном краю – обрывающиеся в море утесы, на другом – море ласкает пологий песчаный берег. Ну и, конечно, нет лучшего места, чтобы следить за моей шебутной стаей.

Короче, ничего офигеннее и придумать невозможно. Мы с Ангелом на минутку присели.

Я размечталась об ожидающих нас впереди долгих счастливых беспечных днях. О том, как мы будем плескаться в волнах, прыгать с утесов, кувыркаться в небе над нашим прекрасным островом. Только вдруг замечаю, что Ангел чем‑то озабочена. Странно… С чего бы это?

– Ты что хмуришься?

Она нервно вцепилась мне в руку:

– Я хочу остаться здесь навсегда. Макс, я никуда не хочу отсюда улетать.

– Не волнуйся, мое солнышко. Мы же сюда навсегда прилетели, – обещаю я ей. Снова счастливо оглядываю свой дом. Он здесь словно целую вечность стоял и еще целую вечность стоять будет. – Мы здесь теперь навсегда поселились.

Вы когда‑нибудь замечали, пока что‑то вслух не скажешь, пока только про себя думаешь, мысли эти – все равно что мечта. А стоит их вслух высказать – и мечта становится реальностью.

Но Ангел по‑прежнему пристально на меня во все глаза смотрит. И глаза у нее огромные и почему‑то сильно испуганные.

– Ангел. – Я сильно забеспокоилась. – Что с тобой?

– Так… ничего, – с усилием откликается она. – Ничего. Мне, наверное, показалось.

Обнимаю ее за плечи:

– Ты не волнуйся. Просто на твою долю столько всего недавно выпало. Но теперь все уже позади. Тебе отдохнуть нужно, оправиться. И маме моей поверить. Нечего нам здесь бояться. Мучителям твоим сюда ни за что не добраться. Да и как они прознают о том, где мы. Мы здесь в безопасности.

Ангел напряженно повела плечами и улыбнулась вымученной улыбкой.

– Спасибо тебе, Макс. – Она встала и направилась к двери. – Пойду к себе. Приходи, когда захочешь.

Целую ее на прощание и вдруг замечаю толстую ветку, как будто специально переброшенную от моего дома к соседнему. Интересно, с кем мне по утрам воевать придется? Если там Надж, мне явно светит перспектива просыпаться под ее слащавую попсу. А вдруг там Газзи? Надо срочно здешнюю розу ветров проверить. Если ветер с его стороны дуть будет, тоже мало хорошего.

Как же я сразу не заметила? На двери табличка. И с нее на меня черные жирные буквы смотрят. «ДИЛАН». Челюсть у меня отвисает, а из груди вырывается задушенный крик.

Не. Понимаю. Ни‑че‑го.

Имя на табличке – как удар под дых. На меня обрушивается все, чего я до сих пор почему‑то не замечала. На что глаза закрывала. А теперь прозрела. Этот подлец у нас на глазах пытался Клыка убить, а я‑то, идиотка, от каждого взгляда его замирала. Стыд какой! Что я только в его голубых глазах нашла? Какая он мне, к черту, идеальная половина? Чувствую, что меня сейчас от отвращения ко всей его слюнявой романтике вырвет.

Поэтому, когда на плечо мне вдруг сзади ложится чья‑то рука, я чуть не до самого стеклянного потолка подпрыгиваю. Пусть только попробует сюда заявиться…

– Макс, это я, – говорит мама.

Уффф. Я же забыла убрать лестницу.

Секунда – и она понимает, с чего это я побледнела. Быстрым и ловким движением скользнув по ветке к соседнему дому, срывает табличку с двери и швыряет ее подальше, как ненужный мусор.

– Не беспокойся, Макс. Мы табличку теперь заменим.

Я даже застонала от облегчения – ни на какую другую реакцию я не способна. Стискиваю зубы, стараясь отогнать от себя подальше любые мысли о Дилане.

– Клык! Иди сюда! Дом твой тебя давно заждался! – кричит мама Клыку с балкона. И, обернувшись ко мне, смотрит на меня с… жалостью.

– Прости меня, моя девочка. – Мама стискивает мне руку. – Клыка здесь не ждали.

– Вам надо еще кое‑что знать, – сказала мама, когда мы наконец снова собрались все вместе, и мы с Клыком озабоченно переглянулись.

Слишком уж все пока гладко идет. Поди, она нам сейчас что‑нибудь неприятное преподнесет.

– Пойдемте, я вам кое‑что покажу.

Пока мы недолго, быстрым шагом продираемся сквозь заросли, беспокойство мое стремительно растет. В конце концов выныриваем из джунглей к тем умопомрачительной красоты утесам, которые сверху, с моей крыши, казались гораздо дальше. Сердце у меня так и подскочило. Вот бы скорее спрыгнуть с обрыва, покружить между скалами, почувствовать ветер в крыльях.

Но нырнуть вниз я не успела. Мама внезапно вложила два пальца в рот и лихо, пронзительно свистнула. А мы как стояли, так и стоим в полном ошеломлении. Во‑первых, даже я так не умею. Тут с ней, пожалуй, только наши мальчишки посостязаются. А во‑вторых, кому она свистит‑то? Нам ведь казалось, что на острове нет никого.

Из зарослей, из расщелин, медленно, один за другим, начинают появляться люди. Вспоминаю, что Ангел по‑прежнему маме не верит. Кто эти люди? Враги?

Стая встает в боевую стойку, и я вдруг ловлю себя на том, что это у меня мгновенно рефлексы сработали, колени сами собой спружинили, кулаки сжались. А ребята просто следуют моему примеру.

А приглядевшись, я и еще что‑то понимаю: это же все дети. Среди них ни одного взрослого нет. Напряжение мое постепенно спадает.

Все они спокойно и даже счастливо улыбаются. А когда подходят поближе, у кого хвосты становится видно, у кого чешую, а у кого металлические руки или ноги.

– Мутанты… – шепчет Газзи и берет Игги за руку.

– Так и есть, – кивает мама. – Все эти дети такие же, как вы, «усовершенствованные».

И точно, в подтверждение ее слов девчонка, на вид лет восьми, распахивает пестрые черно‑серые крылышки и весело смеется СВОЕЙ стае. Все они взлетают футов на двадцать‑тридцать над землей и, похоже, принимаются играть в пятнашки.

– Точно, на нас похоже… – задумчиво тянет Надж.

Глядя на них, даже Клык улыбается. Да и как не улыбаться? После экспериментов и опытов, которые ставили над нами долгие годы, после того, как за нами все кому не лень гонялись, а мы только и делали, что снова и снова ото всех удирали, мы наконец очутились в родной стихии.

– Макс, – снова начинает мама, и я смотрю туда, куда в джунгли, за спины моей стаи, устремлен ее взгляд.

Из зарослей, с широченной, от уха до уха, улыбкой выскочила Элла, моя сводная сестричка.

– Элла, – взвизгнула я, а она с разбегу врезается в меня и, чуть не сбив с ног, повисает у меня на шее. Мы не виделись с тех самых пор, как Группа Конца Света массированно промывала ей мозги. Еще до того, как Ангел исчезла в Париже.

Мы все еще не можем оторваться друг от друга, тормошим, разглядываем и обнимаемся, когда за плечом у нее вырастает Игги, красный от смущения и совершенно влюбленный.

Она расцветает и, привстав на цыпочки, целует его прямо у всех на глазах, а он под разнесшееся с утеса на весь остров веселое улюлюканье мутантов прижимает ее к себе, нежно и долго‑долго.

Глядя на них, я буквально опьянела от любви, радости и надежды. Рядом со мной стоит Клык, молчаливый, сильный и надежный. Его пальцы нащупывают мою руку, и улыбка говорит все, что я не могу выразить словами.

Мы наконец дома.

А потом начался пир горой.

Мама привела нас в зеленый грот из лиан и листьев, с удивительным водопадом. Именно такой, о котором мечтала Надж и который ей обещала мама. Сказка! Так и кажется, что сейчас единорог прискачет и эльфы всякие распевать начнут.

Надж бултыхается в озерцо перед водопадом, а стайка девчонок болтает с ней с берега. Она совершенно счастлива – наконец‑то она в родной стихии. Во всех отношениях.

Игги вот какой трюк выкинул: нырнул с утеса, сделал безукоризненное двойное сальто и ушел под воду в полуметре от Эллы. Да так, что ни одной капли на нее не упало. Но все равно она чуть в обморок не грохнулась, то ли от страха, то ли от неожиданности, то ли от восторга. Но я особо не вдавалась. Пусть сами разбираются.

Даже Ангел более или менее пришла в себя. Хохочет и плещется с Акелой и Тоталом, а Газзи их под водой за ноги хватает.

Мы с Клыком сидим в стороне за деревянным столом с мамой и Нино Пьерпонтом и не нарадуемся на стаю, на нашу новую «усовершенствованную» компанию, на остров, на дом – на все‑все вокруг. Пьерпонт – мы с ним прежде не встречались – в целом очень даже ничего и даже особо не выпендривается и богатством своим никому в нос не тычет. Только он, похоже, с удивлением наблюдает, как с расставленных перед нами бесчисленных тарелок исчезают жареная свинина, паэла, салаты и прочие деликатесы, приготовленные целой армией его личных поваров. Если и есть какой‑то путь к нашим сердцам, то он точно лежит через желудок, и я начинаю чуток беспокоиться, не старается ли он усыпить мою бдительность?

– Так где подвох‑то? – спрашивает Клык. Ему в голову явно те же мысли, что и мне, закрались.

Откусываю здоровенный кусок ветчины и отчаянно надеюсь, что в кои веки раз здесь никакого подвоха не обнаружится.

– Ты о чем? – поднимает брови мама с подозрительно невинным видом.

– Получается, все заканчивается хэппи‑эндом? – вторю я Клыку. – Как‑то не верится, что все эксперименты, побеги, преследования и сражения на этом закончились. Не верится, что нам теперь до скончания века предстоит жить долго и счастливо на деревьях под ясным звездным небом нашего нового острова‑рая.

Мама улыбается, но настороженных глаз ей от меня не скрыть.

– Хотелось бы, Макс. Я очень на это надеюсь. – Она бросает быстрый взгляд на Пьерпонта, который уже некоторое время беспокойно ерзает на стуле. – Но…

– Но что? – Клык рядом со мной напряженно выпрямился.

– Это ваш новый мир, ваша новая жизнь. Вы теперь не одни, – осторожно начинает мама. – Но мы вас всех здесь собрали для того, чтобы вам…

– Выжить, – мрачно заканчивает Нино. – Кроме вас, никто не спасется.

– Что? – вилка падает у Клыка из рук. – Мы здесь что?

Я в ужасе смотрю на маму. Она печально кивает. Я не первый год только и слышу, что про конец света да про гибель человечества. Я не первый год готовилась к этому моменту. Точнее сказать, меня к нему только и делали, что готовили. Но новость эта меня все равно как обухом по голове ударила.

– Да объясните же вы, что все это значит, – требую я звенящим от напряжения голосом. – Сколько можно темнить? Будете вы, в конце концов, говорить правду?

– Даже не знаю, с чего начинать, – тяжело вздыхает мама.

– Да хоть бы с того, что мы уже знаем: с того, что девяносто‑девяти‑процентщики собираются геноцид устроить, якобы чтобы спасти Землю. А проще сказать, истребить почти все человечество. Вот теперь и скажи нам, что за планы у них на уме?

Мама тяжело вздыхает, а я беру Клыка за руку. Он – единственная моя поддержка, потому что в одиночку слушать ее мне будет тяжко.

– Ну, слушай. Уже долгие годы девяностодевятники разрабатывали штамм вируса птичьего гриппа. Им нужно было, чтобы он особенно быстро распространялся, особенно легко передавался человеку и бесконечно мутировал, чтобы естественно вырабатывающийся у людей иммунитет был против него бессилен. Действует он так же, как чума, и симптомы болезни похожи. И конец так же неизбежен. – Мама помедлила, дабы убедиться, что мы все понимаем. – Вирус этот называется Н8Е, но девяносто‑девяти‑процентщики зовут его попросту «исполнитель».

– И что получается, – спрашиваю я. – Мы ему особо подвержены, потому что у нас птичьи гены есть?

– Наоборот, – улыбается мама. – Это кажется нелогично, но ваша смешанная ДНК – ваша защита. У вас она вызвала естественный иммунитет ко всем модификациям этого вируса. Ни у каких других живых существ такой иммунитет не обнаружен. Вы этот вирус только передавать можете. Но вам он вреда причинить не может. Само собой разумеется, что ни Элла, ни Нино, ни я никак не защищены. И Джеб, конечно, тоже. И некоторые другие усовершенствованные.

К горлу у меня подкатил ком.

– Значит, если, несмотря на все ваши предосторожности, вирус этот как‑то сюда попадет и мы все заразимся, а от нас вирус перейдет к вам, то…

Мама открыла было рот, но Нино Пьерпонт жестом ее оборвал:

– Тебе, Максимум, не стоит об этом беспокоиться.

Я нахмурилась: что он ее затыкает?

– Мы это убежище уже почти двадцать лет создаем. Никого из вас еще на свете не было, а мы уже проект разработали. Мы хотели сделать так, чтобы спаслись те, у кого есть хоть малый шанс выжить. Чтобы человечество не исчезло. Мы уверены, вы здесь будете жить долго..

– Достижение! А я‑то думала, – не удержалась я, – что, раз вы про этот биотоксин десятки лет знали, вы время и денежки потратили, чтоб вакцину против него изобрести.

Пьерпонт снял свою хипповую шляпу и провел рукой по коротко стриженной седеющей голове. Но маму мне никакими яростными нападками никогда смутить не удавалось.

– Он слишком быстро мутирует, Макс.

А Нино между тем продолжал:

– Это только кажется, что вы в тропическом раю оказались. – Он кивнул головой на искрящийся водопад. – Но, случись непоправимое, вас ждет удивительный город подземных пещер, защищенных новейшей технологией. Хитроумная система переходов позволит вам удобно жить под землей.

– Вы хотите сказать, до тех пор пока биотоксин сам собой не исчезнет, вместе с последним живущим на Земле человеком? – поднимает на него глаза Клык.

Мама и Нино молчат. Видно, Клык угадал.

– И как этот токсин действует? – Не уверена, что я на самом деле хочу это знать, но пора докопаться до сути. Хватит с нас страшных тайн и секретов.

Мама заглянула к себе в блокнот, перевела глаза на Эллу, брызгающуюся в водопаде. Посмотрела на носки своих туфель. Мама не из робкого десятка. Если даже она мнется, значит, дело совсем труба.

– Да говори ты. Как есть, так и говори, – прошу я ее, а сама прижимаюсь к Клыку, который и сам одной рукой притянул меня к себе за плечи. – Не бойся, мы выдержим.

– Ладно, слушайте. – Она начинает читать. – Токсин распространяется по воздуху и поступает в легкие через нос, вызывая кашель и в некоторых случаях раздражение. Стремительное размножение клеток влечет за собой разрывы внутренних органов и закупорку кровеносных сосудов. Через короткое время на кожном покрове образуются многочисленные нарывы. Когда они лопаются, раны становятся еще более активным источником бактериального заражения. – Мама закашлялась. – На этой стадии инфекция распространяется из множественных источников, развивается стафилококковое заражение, вызывающее разложение тканей. В течение нескольких дней тело в прямом смысле сгнивает заживо.

Короче, человек вдыхает бактерию, от которой разжижаются внутренности. Потом кровь разносит ее по всему организму, от нее разрушается кожный покров, человек сам истекает кровью и заражает вокруг себя совершенно все и всех.

Тошнота сдавила мне горло. Клык побледнел, и я чувствую, как он дрожит.

– Марк, – говорит он вдруг, – контаген…

Мы одновременно вспоминаем одно и то же: последние слова Марка в выгоревшей лаборатории, где мы нашли Ангела.

– Мама, – у меня дрожит все: голос, руки, ноги, – а может случиться, что… что заразу уже распространили?

Мама даже не повела бровью. На сей раз она отвечает прямо.

– Да, – тихо говорит она. – Токсин убьет почти все население планеты. Но мы предполагаем, что по крайней мере половина людей покончит жизнь самоубийством, только бы избежать мучительного конца.

Я закрыла лицо руками.

Такого ужаса я себе не могла представить.

Поздно ночью, когда мне в конце концов удалось выкинуть из головы все, что я узнала от мамы, и когда я слегка успокоилась, Клык пробрался ко мне по ветке, перекинутой между нашими домами.

Он огляделся и присвистнул:

– У тебя тут настоящий пентхаус.

– Не без этого, – соглашаюсь я, наблюдая за его гибкими движениями и любуясь сложенными за спиной блестящими черными крыльями. – Я бы сказала, номер для новобрачных.

Клык повернулся и вопросительно поднял бровь.

– Ну, тогда… – Он скользнул ко мне и схватил на руки. Я даже вздрогнуть не успела, а он уже несет меня в гамак на один из моих балконов.

Думаю, вы уже давно поняли, что я не из тех недотрог, за которыми надо бегать, уговаривать да уламывать, но от шального блеска его глаз у самой циничной кокетки голова закружится.

Мы уселись, потеснее прижавшись друг к другу. Каждой клеточкой моего тела ощущаю жар его тела.

Он уткнулся носом мне в шею и жадно втянул в себя воздух:

– Ммм… Ты так вкусно пахнешь.

– Ага, – хмыкнула я. – Это новый парфюм «La boue et la sueur des jungles». «Грязь и пот джунглей» – очень даже сексуально.

Я рассмеялась, но голос у Клыка вдруг осип, он еще плотнее придвинулся ко мне, и в следующий миг его мягкие губы прижались к моим губам.

От радостного возбуждения меня бросает то в жар, то в холод, но где‑то в глубине души меня не оставляет неудобное чувство вины. Как ни стараюсь, избавиться от него невозможно.

– Клык, – шепчу я.

– Мммм? – мычит Клык. Сказать он все равно ничего не может – губы его нежно касаются моей шеи, и от их прикосновения мурашки бегут у меня по всему телу. И я целую его снова.

Жизнь моя вдруг превратилась в сказку, где я – принцесса, а Клык – мой долгожданный принц, нашептывающий мне на ухо сладкозвучные нежности. И все между нами так просто. И так правильно. Все наконец так, как и должно между нами быть. Но…

Кроме одного маленького «но». Пока мы здесь, в раю, прохлаждаемся, избранные и спасенные, человечество будет вот‑вот уничтожено. Чертовщина какая‑то.

Тяжело вздохнув, отодвигаюсь от Клыка и уворачиваюсь от его прикосновения:

– Ты прости меня, но мамин рассказ у меня никак из головы не выходит. Все пытаюсь понять, что к чему.

– У меня тоже. – Он ласково погладил меня по спутанным волосам. – Я старался не думать, притвориться, что ничего этого не происходит, что мы ничего не слышали, не знаем, не понимаем. Не получается. Никуда от ее слов теперь не деться. Вот хоть бы мой блог возьми. Что ж получается, те, кто его читают, они тоже на такую же страшную смерть обречены? Никак у меня это в голове не укладывается.

Слушаю его и не пойму, кто из нас дрожит, я или он.

От отчаяния хочется заорать во весь голос.

– Мы всю жизнь гонялись по свету в поисках дома. Такого, как этот, чтобы всем нам было спокойно, чтобы мы были в безопасности и счастливы. И что ж теперь получается, он нам достался ценой гибели всех остальных!

– Именно так и получается. Такова, видно, суровая правда жизни. Детей выращивают в клетках, шестилеток пытают «на благо науки», – голос Клыка звенит от негодования, и оба мы вздрагиваем, одновременно подумав про пережитое Ангелом, – а кучка взбесившихся белохалатников готова стереть с лица земли все человечество состряпанным в адской кухне вирусом.

Он замолкает, и мы оба долго не произносим ни слова. Высоко в небе луна сияет, как громадный всевидящий глаз. Лицо у Клыка посерело. То ли от падающей на него тени густой листвы, то ли от сознания неизбежной страшной катастрофы.

А я думаю о черных днях нашего лабораторного детства, проведенного в клетках, о быстро промелькнувших годах свободы, когда Клык был мне братом, а Джеб казался отцом. Когда я и выживать‑то не умела, а не то что сражаться. Вспоминаю, как Голос впервые сказал мне, что я предназначена спасти мир.

Как все это давно было!

– Мне кажется, я теперь старая‑старая… – говорю я, глядя сквозь ветви на бесконечное звездное небо. – Будто мне уже двадцатник стукнуло…

Клык ухмыльнулся.

– Всегда можно устроить себе очередной день рождения, – напоминает он мне про одну из наших затей.

– Да ну его, день рождения. Даже напиться не получится. До чего все‑таки у людей идиотские правила: алкоголь нам пить еще нос не дорос, а спасением мира заниматься – всегда пожалуйста.

Клык подвинулся в гамаке, чтоб лучше видеть меня в лунном свете, и губы у него снова дрогнули в его всегдашней кривой усмешке.

– С каких это пор ты правилами так озабочена?

Я ткнула его под ребро.

Вдруг голос у него снова посерьезнел, и мне показалось, что он меня насквозь видит.

– И вообще, Макс. НАМ мир теперь уже спасти не удастся. И тебе тоже.

Выходит, Клык говорит мне, что последние три года моей жизни пошли псу под хвост.

Он, конечно, прав. Но если мне больше мир не спасти…

…зачем живет на свете Максимум Райд?

Клык притянул меня к себе сильными жилистыми руками. Глубокая ночь. Мы качаемся в гамаке. Даже в тропических джунглях стало прохладно. Но нам тепло. Мы согреваем друг друга. Он прижимает меня к груди и гладит, и гладит по спине между крыльев. Он теперь мой, только мой, и мне хочется обо всем забыть и утонуть в его любви. Если бы не уколы совести…

– Я знаю, надо быть благодарной Нино. – Мысли у меня путаются, говорить трудно. – Но мне противно, что он и даже мама нас защищают. Что спасают они только нас. Разве от того, что у нормальных людей нет крыльев, они не достойны выжить?

– Вот именно. – Клык скрипнул зубами. – Всю жизнь или нас использовали и эксплуатировали, или мы кого‑то спасали. А теперь никого спасти мы не можем.

– Мы бессильны что‑либо сделать, – вздыхаю я. Всем известно, что нет для меня худшего наказания, чем утратить контроль над ситуацией.

– Согласен. Бессилие меня больше всего убивает, – соглашается Клык. – Но, с другой стороны, нас спасли, нас притащили на этот остров не случайно. Здесь полно ребятни, которой ты нужна. Упрямей тебя, Максимум Райд, я еще никого не встречал. А еще ты умная. И красивая, и чертовски обаятельная, если, конечно, немножко постараешься. Поэтому тебе и удается добиваться от людей того, что тебе надо.

– Ничего я ни от кого не добиваюсь, – вспылила я.

– Да ты не горячись. Потому что это как раз то, что делает тебя классным командиром, – остановил меня Клык. – И первостатейным бойцом. Вот они тебя и выбрали, чтоб вести за собой новое поколение.

– А между делом все остальное человечество порешили.

– Очень может быть. – Он раскрыл крылья, укрыл ими нас обоих, и его мягкие перья щекочут мне плечи и руки. – Но, коли мир все равно обречен, давай лучше проведем хоть одну ночь вместе, забудем про все ужасы и кошмары и будем счастливы. Всего одну ночь.

Я на мгновение притихла. «Будем счастливы». Как бы мне хотелось освободиться от всего и просто быть одну ночь счастливой.

– Макс?

– Хмммм?

Клык взял меня за подбородок и пристально на меня посмотрел:

– Я всю жизнь ждал, чтобы быть с тобой. Понимаешь ты это или нет?

Сердце у меня затрепетало. Еще бы мне не понимать – я тоже всю жизнь его ждала.

– И я…

– Вот и давай обо всем забудем. Давай просто порадуемся друг другу. Хотя бы недолго…

Глаза у Клыка горят в темноте, а на губах играет знакомая чуть заметная улыбка. Родная улыбка… Любимые губы… Я как в пропасть лечу, а он, не сводя с меня черных бархатных глаз, наклоняется ко мне, и губы его прижимаются к моим в нежнейшем из поцелуев. И я забываю обо всем на свете и только с наслаждением вдыхаю его запах.

Когда, опьянев от счастья, я наконец открыла глаза, на лице у Клыка была написана такая боль, будто он только что увидел нечто ужасное.

– Что? – дернулась я.

– Ничего. Я просто… – Голос у него охрип. – Мне больше ничего в жизни не надо. Только ты. Мне только ты нужна.

Он снова обхватил меня, только теперь он целует не мягко и нежно, а жадно, почти отчаянно. И я отвечаю ему так же страстно, чуть ли не впившись в него губами. Его пальцы едва выпутались из моих нечесаных кудрей, и вот я уже чувствую, как его руки скользнули по моему животу на бедра и с силой притянули меня к его телу.

Я прижалась к нему, ноги наши переплелись. Кажется, он никогда меня не отпустит.

Почему я дрожу? Ведь мне так жарко! Мне не оторваться от него, будто мы навечно слились воедино. Я даже не понимаю, дышу я или нет. Или это он за нас двоих дышит? И мы целуемся целую вечность, наверстывая упущенное за все те годы, когда не позволяли признаться ни друг другу, ни даже себе самим, что друг без друга мы жить не можем, за все те месяцы, дни, минуты, когда мы по собственной глупости бегали друг от друга и жили в разлуке. Целуемся так, точно умрем здесь и сейчас, в объятиях друг друга.

Целуемся так, будто вот‑вот наступит конец света.

И вдруг и вправду наступил конец света.

Нас подбросило внезапным взрывом. Все мое дерево содрогнулось. Под ним словно земля разверзлась. В кровь мне хлынул адреналин. Мы с Клыком насилу выпутались из гамака и прыгнули с балкона внутрь моего жилища. Стекло – вдребезги, дерево трещит, кто‑то врезается в меня с силой и скоростью торнадо. Что за черт!

– Сматывайтесь отсюда! – трубит чей‑то голос. – Немедленно!

Какая‑то непонятная высокая фигура вырастает из тени, заламывая руки в приступе безумия и отчаяния.

Мной овладела дикая ярость. Мало ему было все испортить, так теперь он еще и мою волшебную ночь с Клыком испоганил.

– Дилан! – заорала я. – Какого черта ты сюда заявился? Кто тебя звал на наш остров?

– Макс, я все сейчас объясню…

– Объяснишь? – У меня побелело в глазах от гнева. Я своим ушам не верю. – Да как ты посмел! Псих ненормальный! Ты стаю бросил. Ой, чуть не забыла, ты КЛЫКА УБИТЬ СТАРАЛСЯ! Вали отсюда со своими объяснениями!

– Начинается! – стоит на своем Дилан. – Я ЭТО в небе видел. – Взгляд у него совершенно дикий. – Надо срочно отсюда сматываться.

– Тебе надо срочно отсюда сматываться, – тихо говорит Клык и вплотную подступает к Дилану. – Немедленно!

Дилан не шевельнулся, только ноги шире расставил. Потом схватил меня за руку и толкнул к двери. Клык рванулся к нему: лицо перекошено гневом, крылья широко распахнуты, кулаки сжаты. Сейчас убьет.

Ситуация выходит из‑под контроля.

– Послушайте. – Дилан наконец попятился. – Кто спорит, между нами всякие сложности в последнее время были. Но сейчас вы должны мне поверить.

– Тебе? Поверить? – прошипел Клык, точно сквозь зубы сплюнул. – С чего это нам тебе верить?

– Потому что мне всегда‑всегда было только одно важно: чтобы Макс была жива.

Клык злобно ощерился, но Дилана этим не остановишь.

– Потому что с каждой секундой, что вы здесь остаетесь, ей все большая и большая опасность угрожает. Всем угрожает. И ты, Клык, будешь в ответе за ее гибель! Этого ты хочешь? Этого?!

– Хватит пугать! – крикнула я и сделала шаг между ними. – Ладно. Даю тебе шестьдесят секунд. Выкладывай.

Дилан перевел дыхание.

– Я что‑то видел в небе. – Он тяжело дышит, собираясь с духом, стараясь не путаться и не сбиваться. – Только не знаю, как объяснить что. Надо срочно всем в пещеры бежать. Всем. И ребятам, которые не в стае, тоже. Срочно.

Я покачала головой:

– Мы знаем и про чуму, и про План Девяносто Девять Процентов. Этот остров специально оборудован, чтобы всех, кто на нем, защитить. Мы здесь в безопасности.

– Единственные на планете, – тихо добавляет Клык у меня за спиной.

– Это все ерунда! – кричит Дилан вне себя от ужаса. Вид у него совершенно безумный. Он как будто вот‑вот рассудка лишится. – Никакая это не чума! И близко не лежало!

Кладу ладонь ему на плечо. Может, успокоится, бедняга. Как я ни зла на него, видеть его в таком состоянии все равно тяжело.

– Давай по порядку… Ты что‑то увидел в небе, – спокойно начинаю я, стараясь вникнуть в его бред. – Что‑то или кого‑то. С крыльями или без? Самолет? Флайбоя?

– Нет, это все не то! – Дилан отчаянно трясет головой. – Что‑то… громадное. И оно движется с такой скоростью, что даже мне не рассмотреть. Но оно летит сюда. В направлении острова.

Клык шагнул к окну и выглянул:

– Ничего. Небо совсем чистое. Ни один лист не шевельнется – ни ветерка. Может, ты, чувак, звезду падающую увидел?

От раздражения на скулах у Дилана перекатываются желваки:

– Уж падающую звезду я как‑нибудь распознаю.

Я в задумчивости защелкала костяшками пальцев.

Смотрю на Клыка. Он слегка наклонил голову, и из‑под упавшей на глаза челки угрожающе сверкают уголья глаз. Но по всему видно, он напряженно думает, так же, как я, оценивает ситуацию.

А Дилан, похоже, совсем обезумел и сломлен. Он без меня пропадет. Это точно.

– Да поймете вы наконец или нет? Макс! Я создан, чтобы тебя защищать!

– Меня защищать, – снова сорвалась я. – Да я всю жизнь сама кого хочешь защищаю. Не то что себя. У меня это в крови, – зарычала я. – Мне никакие защитники не нужны. А такие, как ты, и подавно. Ты когда родился‑то? Без году неделя на свете живешь? А теперь и вообще спятил. Клыка чуть не убил! Как у тебя только наглости хватает снова сюда заявиться, да еще тащить нас за собой куда‑то. Потому что тебе, видишь ли, померещилось, будто что‑то с неба сейчас свалится. – С каждым словом я расхожусь все больше и больше. – Вот и подумай головой, Дилан, кого тут защищать нужно, меня или тебя. Пойди проспись, только лучше куда подальше.

Он молчит, только умоляюще на меня смотрит. Я стою как вкопанная.

– Оно приближается. Прошу тебя…

Я вздыхаю:

– Иди, Дилан… Иди…

– Ну и черт с тобой, – вспылил он. – Оставайся здесь, если тебе собственной жизни не жалко. Чем тебя уговаривать, я лучше ребят соберу в пещеры. Чтобы меня потом хоть за их гибель совесть не мучила. Я знаю, ты мне больше не веришь. Но я тебе никогда не врал. Ни разу в жизни. В чем хочешь меня подозревай – я это, может, даже и заслужил, – но только запомни, что бы я ни делал, это все всегда было ради тебя.

Он развернулся и пошел прочь. Меня передергивает от звука его шагов по битому стеклу.

– И еще, Макс. – Он обернулся уже от двери. – Ты знай, как отведу всех в пещеры, я снова за тобой приду. Даже если это значит, что мне здесь с тобой умереть придется. Рядом с тобой мне и смерть не страшна.

– За кого этот псих себя принимает? – взорвался Клык, когда Дил

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 10 11 121314 Следующая ⇒