Книга первая 4 страница

– Клык представляет собой куда большую опасность, чем ты думаешь. Никто из нас до сих пор не понимал, как он опасен. – Доктор Вильямс с довольной улыбкой пододвинулся к Дилану вплотную. – Тебе я могу раскрыть эту тайну. В тебе мы все уверены, тебе доверяем.

Дилану уже давно не нравится, куда зашел этот разговор. Очень и очень не нравится. Но слова «Макс» и «тайна» заставляют его подсознательно наклониться вперед.

– Оказалось, что у Клыка совершенно другая ДНК. Опасная. В том смысле, что криминальные элементы могут использовать ее в своих преступных целях. Ведь ты же, Дилан, не хочешь потворствовать их намерениям.

Дилан выпрямился и отступил на пару шагов:

– Не думайте только, что я поверю вам на слово и без всяких объяснений.

Весь следующий урок доктор Вильямс рассказывал ему об экспериментах, тестах и странных аномалиях в ДНК Клыка. За свою короткую жизнь Дилан наслышался, перевидал и даже на собственной шкуре испытал немало патологий и извращений, не говоря уже о том, что сам он – клон и мутант и что собственной слюной он себе любую рану залечит. Но сейчас от странной, абсолютно невообразимой информации о ДНК Клыка мозг его заработал со скоростью света. Все это может привести к самому важному открытию в истории человечества.

Но он далеко не уверен, что Вильямс ему не врет. Зато он точно знает, что снисходительный тон Вильямса его страшно настораживает.

– Видишь ли, Дилан, главное, чтобы источник опасности оказался в наших руках. Это единственная гарантия, что никто не воспользуется им в своих преступных целях. И здесь мы полагаемся на тебя. Ты должен доставить нам Клыка. Профессор говорит, ты сильнее его. – Вильямс дотронулся до бицепса на руке Дилана, и того передернуло от отвращения. – И не просто сильнее, совершеннее во всех отношениях. Ты создан для этой благородной цели. Ты призван ее исполнить – ты окажешь миру неоценимую услугу.

Глаза Дилана скользнули по подставке с наполовину препарированным цыпленком. Крылышки так и остались распластанными между стальными спицами. Кто‑то так и не доделал предписанные заданием опыты.

Они и Клыка хотят снова превратить в такой вот подопытный образец. Дилан вспомнил рассказы Макс о ее детстве, о тестах в лаборатории, о клетках, в которых сидела стая, о белохалатниках, иглах и бесконечных уколах, вливаниях и мучительных процедурах. Он затряс головой. Как же нужно ненавидеть соперника, чтобы согласиться помочь им снова вернуть его в лабораторию. Что бы ни случилось между ними прежде, какую бы опасность ни представляла ДНК Клыка, такой ненависти у Дилана к нему нет.

– Нет, – говорит он и решительно направляется прочь из класса, где воздух, кажется, сгустился от лжи, шантажа и запаха формальдегида. – Ищите кого‑нибудь другого для своих грязных целей. И скажите Г‑Х, пусть подавится своими…

– Погоди‑ка, погоди… перебил его доктор Вильямс. – Тут, Дилан, есть еще один маленький нюанс. – Вильямс перехватил его у самой двери. – Если ты не станешь с нами сотрудничать, мы вынуждены будем убить Макс.

Ангел открыла глаза. В ужасе хватая ртом воздух, вцепилась обеими руками в прутья решетки.

Все это ей только привиделось. Это только ночной кошмар.

Она растянулась вдоль пластиковой стенки собачьей конуры. Руки и ноги ослабели. Все тело болит. С тех пор как ее схватили белохалатники, ее до потери сознания гоняли на тренажерах, били и оперировали, она потеряла счет ударам электрошока и прижиганиям. Хуже этого кошмара еще ничего не было.

Но этого произойти не могло. Такого в жизни случиться не может.

Едва она закрывает глаза, кошмар возвращается и в мозгу пульсируют страшные образы: Макс с окровавленной шеей, мутным взором и мертвенно‑бледным лицом падает с неба на землю. Но Макс умереть не может. Это абсурд. Так ведь?

Паника захлестнула Ангела. Ее сны, ее видения всегда сбываются. Она всего один раз ошиблась. Когда думала, что Клык умрет. Но этого не случилось… пока.

Она кусает губы. Лежа на спине, сквозь полуприкрытые веки смотрит в потолок клетки. Напрягает последние силы – надо во что бы то ни стало постараться установить связь. И вот сквозь пелену тумана медленно начинают обозначаться знакомые очертания.

Клык!

Ангел от радости чувствует себя на седьмом небе. Пока… Пока до нее не доходит, что Клыка рядом нет. Это всего‑навсего очередной мираж. Клык стоит по колено в красной пыли. Небо над ним вымазано кровью и грязью. Да и сам он совсем на Клыка не похож. Он похож на злобного обезумевшего пса, готового броситься и растерзать первого встречного.

– Она мертва, – произносит Клык, и у Ангела останавливается сердце. Она дрожит крупной дрожью. И все равно не верит, что это правда.

Лицо Клыка перекошено. Ему не сдержать отчаяния. Он делает шаг к двум девчонкам из его команды. Ангел видела их в Париже. Это Звезда и Кейт.

– Вы виновны в смерти Майи.

Это не Макс – это Майя! Макс‑2. Ангел с облегчением переводит дух. Макс жива! Но тут же ее переполняет чувство вины. Майя погибла.

– Мы же не знали, – рыдает Кейт, размазывая по щекам маскару. Ангел помнит, Кейт была настоящей силачкой. Но сейчас на это совсем не похоже. – Ари не собирался… – Она захлебнулась слезами и не смогла закончить. Клык стиснул челюсти.

Ангел видит, как сжимаются у него кулаки, и в ужасе ждет, что случится дальше. Ей слишком хорошо знаком его тяжелый суровый безжалостный взгляд. Тому, кто разозлит Клыка, вряд ли поздоровится. «Валите оттуда» – мысленно советует она девицам.

Звезда обняла подругу за плечи, и ее холодное непроницаемое лицо смягчилось:

– Клык. Нам ужасно жаль, что все так вышло с Майей. Но мы не виноваты. Она нам всегда нравилась.

– Врешь! – Клык не то рассмеялся, не то пролаял ей в лицо. – Скажи еще, вы были друзьями! Да вы ее ненавидели! – кричит он.

Глаза у него сверкают. Звезда отступила на шаг и заправила за ухо белокурую прядь.

– Я никогда не хотела ей смерти, – тихо говорит она.

– Клык, прошу тебя, послушай, – вклинивается Кейт, чувствуя, что он сейчас сорвется. – Нам было так страшно в твоей команде. С тобой мы все время в опасности. Ни минуты покоя не было. Джеб не сказал нам, что они убьют…

– Откуда вы знаете Джеба? – В голосе Клыка перекатываются громовые раскаты. При имени Джеба Батчелдера на висках его вздулись синие вены. Джеб, человек, когда‑то заменивший стае отца, но оказавшийся самым грязным и мерзким предателем. – Каким образом он с этим связан?

– Он обещал обеспечить нам безопасность, – переходит в наступление Звезда. – Тебе‑то нас защитить слабо.

Клык зарычал, бросился на нее и с диким ревом раненого зверя схватил за горло.

– Клык! Не надо! – взмолился Холден.

Рэчет, подскочив к нему сзади, схватил Клыка за руки:

– Охолонь маленько, браток. Охолонь. Они того не стоят.

– Тебе лучше, чем кому бы то ни было, должно быть известно, что главное – выжить, – продолжает выступать Звезда. Но гонор ее пропадает, едва только Клык стряхивает с себя Рэчета, двинув ему локтем в зубы.

Но он тут же разжимает кулаки.

Ангел знает, никакой Рэчет не удержит Клыка, коли он захочет покончить с Кейт и Звездой. Ей совершенно ясно: он сам решил их пощадить.

– Предательницы! – кричит он вслед девицам, быстро удаляющимся по пустынной дороге. – Давайте, уносите ноги, пока я не передумал. Спасайте свои поганые шкуры. И зарубите себе на носу, если вы еще когда‑нибудь мне попадетесь, я вас собственными руками в клочки разорву. Валите!

И тут видение исчезает. Сцена в пустыне медленно пропадает. Только полные ярости и отчаяния глаза Клыка еще долго жгут Ангелу и без того изможденный мозг.

По крайней мере, Макс жива, но все рушится в щепки. Ангел съежилась в углу клетки. Густое зловоние химикатов наглухо забило ей нос, а все тело ноет от боли.

Как плохо ей без ее стаи.

Если бы только Макс и Клык были с ней рядом.

Ты что, совсем с дуба рухнул! – рассерженно орет Рэчет, нависая над Клыком. – Собираешься от нас отделаться? А с тем клыкастым волчиной, спрашивается, кто расправится? Не выйдет, паря!

Клык молча уставился на угли потухающего костра и раскачивается из стороны в сторону. Все у него болит, и душа, и тело, а на рубашке еще не засохла кровь Майи.

– Простите.

– Ты это из‑за Кейт и Звезды? – продолжает Рэчет. – Думаешь, мы такие же стукачи, как эти две дряни? За кого ты меня принимаешь? – Как бы Рэчет ни орал, Клык понимает, это он не от злости. Ему больно. – А это что? Смотри! Откуда у меня эти раны? – Он рывком засучил рукав. Даже в темноте видны свежие рваные раны. Драка с ирейзерами не прошла Рэчету даром.

– Да никто не говорит, что вы стукачи. Просто… Мне это не под силу. Майи больше нет. Нас всего трое осталось… Все развалилось. И вообще… Команда Клыка была идиотской фантазией. Лучше я один…

От промелькнувшей мысли о стае у Клыка сжалось сердце.

– Один в поле не воин, – робко вякнул Холден.

Клык на него даже не обернулся.

– Заткнись, сосунок! – огрызнулся Рэчет и поддал ногой пустую банку из‑под колы.

Холден откинул со лба светлые волосы и рассеянно потянул за только что отросшую мочку уха, откушенную одним из ирейзеров. Помолчав минуту, он все же отважился:

– И куда нам теперь деваться?

Клык тяжело вздохнул:

– Идите домой.

– Какой, к черту, «домой»? Нет у нас никакого дома! – взорвался Рэчет. – Моя банда видела, как я с тобой ушел. Не больно‑то они теперь меня назад возьмут. И что, скажи на милость, мне теперь остается? У меня ничего не осталось! НИ‑ЧЕ‑ГО!

– Мне тоже идти некуда, – тихо вторит ему Холден. – Родителям я не нужен. Они меня… боятся.

– Я все понимаю. Простите меня. Простите. Мне нечего вам сказать. И оправдаться нечем. – Клык растирает переносицу. Он совсем измучен. Он устал строить планы, устал искать решения проблем. Как только Макс постоянно все это выдерживает?! – Как‑нибудь образуется.

– Значит, конец, – начинает Рэчет ледяным голосом. – Значит, после всего того, что мы с тобой пережили, ты теперь делаешь нам ручкой. Мол, пока, мальчики, классно повеселились!

– Прости. Веселого со мной было, конечно, мало.

Клык встает на ноги и, не оглянувшись, хромая, уходит в укрытую ночной темнотой пустыню.

Чьи‑то холодные пальцы легли на лоб Ангела. Кто‑то снимает с ее глаз повязку.

Она даже не сопротивляется, просто лежит неподвижно. Какой смысл теперь бунтовать?

– Эй, солнышко, – слышит она знакомый голос и вздрагивает.

Джеб.

Джеб здесь, в Школе. Снимает с нее бинты после операции.

– Ты? – выдохнула она и дернулась в сторону от его прикосновения. – Не смей меня трогать! Ты снова нас предал. Это из‑за тебя меня здесь мучают!

– Я знаю, моя хорошая. Прости меня. – Голос у него виноватый. – Ангел, ты даже представить себе не можешь, как я виноват. Прошу тебя, выслушай меня, дай мне тебе все объяснить.

– Не хочу я никаких твоих объяснений, – шипит на него Ангел и чувствует, как у Джеба начинают дрожать руки. – Мне на них с высокого дерева плевать. ТЕПЕРЬ никакие твои объяснения не помогут. – Она дотронулась до своего распухшего лица.

– Девочка моя…

– И называть меня тоже так не смей! – вышла из себя Ангел. – Сказано тебе, мне на тебя наплевать. На тебя! И на твои объяснения. И на человечество. – Она сама слышит свой жесткий и непримиримый голос. – Люди друг другу только и делают, что гадости. Вот и пусть погибают, – продолжает она с горечью. Пусть теперь хоть апокалипсис наступает, хоть конец света. Мне все равно. Меня это не касается.

Джеб гладит ее грязные, слипшиеся, потные кудряшки. Но Ангел ожесточенно впилась ему в руку.

– Ангел, послушай меня, пожалуйста. Я все устрою… Никто тебя больше не тронет…

– Сказано тебе, заткнись! – взвизгнула она, дрожа всем телом. – С Игги это тоже ты все «устроил»? Признайся, ты?

– Ангел? О чем ты? – В голосе Джеба отчетливо слышен испуг.

– О чем? А сам‑то ты как думаешь? – бьется в истерике Ангел, неуклюже нащупывая стенки клетки. – Я ослепла!

Клык облокотился на холодный шершавый могильный камень.

В предрассветных сумерках небо над кладбищем цвета разбавленных водой чернил. Легкий ветерок шуршит листвой деревьев, но пока не слышно ни птиц, ни стрекота насекомых. Клык совсем один.

Кость сломанного крыла вышла наружу, и рана до сих пор кровоточит. Пока он пытался спасти Майю, он не замечал ни раны, ни боли. А теперь тупо пульсирующая боль в крыле отдается по всему телу.

Но это и к лучшему. Лучше такая боль, чем нестерпимая боль в его сердце.

К тому же он ее заслужил. Во всем, что случилось, виноват он сам.

Надо было следить за дракой, нельзя было выпускать ее из виду. Надо было глаз с нее не спускать. Нельзя было оставлять ее один на один с Ари. Если бы не он, она бы не умерла в пустыне у него на руках. Она была бы живой и веселой, похожей на Макс и не похожей на Макс. Если бы она осталась жить… что бы ни случилось, когда самому ему больше не справиться, он бы всегда чувствовал ее плечо.

А самому ему больше не справиться. Именно теперь.

Сначала Ангел. Теперь Майя. Обе умерли. За что? Почему?

Это он во всем виноват.

Это он убийца.

Он без сил уронил голову в ладони и крепко закрыл глаза. По крайней мере, Холдену и Рэчету теперь ничто не угрожает. Одни, без него, они в безопасности. Теперь они как‑нибудь справятся. Хотя бы им он не принесет смерть. Хреновый из него оказался командир. Это всем ясно. Ему жизни доверили. А он… А еще собирался мир спасать! Какой мир, если он тех, кто рядом, кого любит, спасти не смог?

Проглотив ком в горле, Клык огляделся. Вокруг него только смерть: частокол могильных камней. Эпитафия за эпитафией. Пара слов – вот тебе и прошедшая человеческая жизнь. А о нем, Клыке, что напишут?

КЛЫК: ВЫРОС В СОБАЧЬЕЙ КОНУРЕ. ВЛЮБИЛСЯ. ВСЕМ ЖИЗНЬ ИСПОРТИЛ. ВО ВСЕМ ПОТЕРПЕЛ ПОЛНОЕ ПОРАЖЕНИЕ.

Подожди‑подожди… Что это там такое?

Он поднялся на ноги и подошел к могиле. Две строчки – имя и даты:

ДЖУЛИЯ ЭВАНС. 1955–2010.

И ниже какие‑то слова. Клык встал на колени и потер камень:

ПОКА НАХОДИШЬ СИЛЫ НАЧАТЬ СЫЗНОВА – ТЫ ПОБЕДИТЕЛЬ.

Это что? Знак свыше? Видно, он совсем до ручки дошел, если на кладбище стал знаки судьбы выискивать.

Так или иначе, он еще не совсем сдался. Ему еще надо выполнить свое предназначение. Да, он потерял двоих. Но больше это не повторится.

Клык еще раз коснулся выбитых в камне букв. Пружинисто оттолкнулся от земли и взмыл в небо.

Парк тысячелетия в Чикаго. Остановка. Привал. Один из многих за последние несколько дней. Клык стоит перед огромной стальной скульптурой под названием Боб. Точно кривое зеркало, полированная сталь отражает его перекошенное лицо. На заднем плане пляшут косые небоскребы и искривленная линия горизонта.

Слова на камне словно возродили Клыка к новой жизни. Словно придали ему новую решимость.

Он обязательно разберется теперь, что это за План Девяносто Девять Процентов.

Крыло его по‑прежнему ни к черту. Лететь он не может и пересаживается с автобуса на поезд, с поезда на автобус. Даже рискнул, голосовал, ловил попутные тачки. Через всю страну проехал, из затянутой серым туманом Южной Флориды до золотых равнин Оклахомы. Видел яркие краски закатов над Аризоной и волны, омывающие берега озера Эри.

И где бы он ни оказался, всюду полно слухов, следов и знаков. По всей Америке люди живут в предчувствии грядущих событий. Даже воздух как будто сгустился. Точно затишье перед бурей.

Но эта буря, эта революция не похожа на те, что пережило человечество прежде. Эта буря и темнее, и зловещее. Это буря полного разрушения.

На пути Клык видел сотни демонстраций. Кое‑где они кончались погромами. Читал написанное в Твите: «Я с 99. Земля моя». Видел, как где‑то девяностодевятники бегали вокруг родильного дома с намалеванными крупными буквами на простынях лозунгами: «Положим конец размножению. Чем меньше, тем лучше». Он видел, как забросали камнями бездомного безногого инвалида – План Девяносто Девять провозгласил инвалидов балластом. И это всего лишь немногие примеры виденного им нарастающего насилия.

Не было крупного города, где бы не видел он митингов возле университетов и правительственных зданий. И на этих митингах слушал, как блаженно улыбающиеся эксперты с железной логикой доказывали преимущества «отбора»: один сильный на 99 слабых.

И, к ужасу Клыка, никто не протестует. Кто впадает в панику, кто радостно приветствует новые идеи.

«Кабы они знали масштаб Плана Девяносто Девять Процентов, они бы по‑другому запели», – думает Клык. А уж он‑то теперь точно знает, остатки Группы Конца Света объединились с Партией Одна Вторая, и, согласно их новому плану, в живых останутся только «усовершенствованные».

А значит, все человечество подлежит уничтожению.

Но этого он и сам осознать не может. Те безумцы остались безумцами. И даже если они стали еще безумнее, ничего удивительного в этом нет.

Но как получилось, что вся Америка пошла за ними? Вот чего он понять не может.

Клык сжал кулаки. Земля, которую он видел, люди, которых встречал. Их повседневные заботы… Их любовь… Красота. История.

Как можно стремиться это уничтожить?!

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒