Книга вторая

Начинается

Ангел слышит, как Джеб охнул:

– Не может быть! Как же так? Что они с тобой сделали? Твои глаза!

– Что, жалко, что твой лучший образец испортили? – шипит Ангел, отталкивая его руки и отодвигаясь от него еще дальше в глубь клетки.

Джеб схватился за дверь конуры и так ее тряхонул, что звякнули прутья решетки.

– Бедная моя Ангел…

– Молчал бы уж лучше.

– Повторяется история Ари. Одни потери, сплошные ошибки. Боже! Как же мне тяжело, Ангел…

«Сам во всем виноват, нечего теперь причитать», – думает Ангел. Но, если честно, слезы в его голосе ей слышать странно. Она не помнит, чтоб Джеб когда‑нибудь плакал.

– Я был ему плохим отцом, – мрачно продолжает Джеб.

Ангела передернуло. Происшедшее с Ари, конечно, было ужасно. Но Ари мертв. А она жива, и это ее глаза теперь навсегда ослепли. Извинения его ей не нужны. Они все равно не помогут. Но его исповеди и откровения про Ари – это уж слишком.

Но Джеба не унять:

– Когда Ари умер, я не мог не попробовать снова. Мне это было просто необходимо. Я должен был еще раз стать отцом, снова заботиться о сыне. Потому‑то я и стал работать с профессором Гюнтер‑Хагеном.

– Что? Что ты говоришь? – Превозмогая боль, Ангел села в клетке. Она даже злиться на него на мгновение перестала. – Вы что, нового Ари создали?

– Я поклялся себе, что на этот раз буду хорошим отцом. Выращу сына, – голос Джеба дрожит, – хорошего, доброго мальчика. Что брошу работу в Школе, что буду растить его, учить. И любить…

Вот он стоит перед ней, взрослый дядька, и рыдает об утраченном сыне. Сколько всяких гадостей Джеб им сделал, но почему‑то жалость к нему все равно скребется у Ангела в сердце.

– Пойми меня, Ангел, прошу тебя, пойми, – умоляет ее Джеб. – Я всегда как лучше хотел. Я только хотел нового Ари, чтобы с ним все ошибки свои исправить. И чтобы потом раз и навсегда с этим покончить.

– Но ведь не покончил. С ЭТИМ нельзя покончить, – шепчет Ангел, думая обо всех мутантах, которых стая встречала, с которыми они еще совсем недавно сражались.

– Конечно, результаты изрядного числа попыток были далеки от совершенства, – вынужден признать Джеб. – Но профессор Гюнтер‑Хаген – гениальный генетик. С его помощью мой Ари получился больше, сильнее и лучше прежнего. Понимаешь, я вернул себе сына. – Ангел безошибочно узнает победоносные ноты в голосе Джеба.

И не только победоносные.

Джеб вроде бы даже собой гордится. Ей становится совсем тошно.

– Те, неудачные образцы, они тоже пригодились, – продолжает Джеб. – В сыновья они мне не годились. А вот бойцы из них получились первоклассные. Созданные с одной единственной целью.

– С какой целью?

Услышав холодный и спокойный ответ Джеба, Ангел потеряла сознание.

– Ликвидировать Клыка.

Спустя мгновение она пришла в себя. Но в мозг ей будто игл напихали, руки онемели, а воздух вокруг нее вибрирует. Ангел без сил привалилась к пластиковой стенке клетки и тяжело дышит.

Теперь, когда мир поглотила слепота, она не видит лица Джеба. Зато хорошо его помнит: улыбчивые морщинки вокруг рта, небрежно выбритые щеки, умные, внимательные глаза, которым она привыкла верить. Им даже Макс когда‑то верила. Даже когда Джеб творил зло, в глазах его зла никогда не было.

Наверное, она в нем ошибалась. Или, может, она ослышалась?

– Что? Что ты сказал? – Ангел старается стряхнуть с себя наваждение. – Ликвидировать Клыка? Ты хочешь сказать… убить?

– В этом и состоит План Девяносто Девять Процентов, – не дрогнув, заявляет Джеб.

Он совершенно спокоен. Зловеще спокоен. Такое спокойствие бывает только от абсолютной уверенности. Какая жуткая уверенность. От нее даже кровь в жилах стынет.

– Разве План Девяносто Девять не в том состоит, чтоб мутантам жизнь сохранить? – Ангела трясет, но она изо всех сил старается, чтобы хоть голос ее не дрожал, чтобы не выдал ее паники. – Клык же мутант? Зачем его убивать?

– Этот план, Ангел, заключается в том, чтобы на первое место интересы планеты, а не людей поставить, – терпеливо принимается объяснять Джеб, будто они мирно беседуют о том, зачем беречь электричество или воду. – Ты же знаешь, я Клыка как родного сына люблю.

Это правда, Ангел всегда думала, что Джеб Клыка любит. Но как он кого‑то любить может, если в нем ничего человеческого не осталось? Он же монстр!

– Говоришь, любишь? Что ж ты тогда делаешь? – Она даже не заметила, что кричит. – Я тебе все прощу, Джеб, все! – Ангел дотронулась до своих век и проглотила слезы. – Я тебя прощу и за себя, и за Ари. Оставим все в прошлом. И то, что случилось с Ари, больше не будет иметь никакого значения. Ты еще все изменить можешь. Только не делай этого!

Умоляя его, она придвинулась к двери и схватилась за прутья решетки.

Джеб молчит. Молчит долго. Ангел затаила дыхание. У нее вдруг появилась надежда.

Но Джеб тяжело вздыхает:

– Нет. Он теперь слишком опасен. Если он останется жить, жизнь его станет сущим адом.

– Да почему? – настаивает Ангел.

– Ханс его в покое не оставит. Помнишь, как Клык в его лаборатории чуть не умер?

Ангел кивает. Это одно из самых страшных ее воспоминаний. Даже страшнее, чем кошмары ее искалеченного белохалатниками детства.

– Профессор тогда ему много анализов сделал. Так вот, он обнаружил, что ДНК у Клыка обладает чрезвычайно важными свойствами.

– Чрезвычайно важными свойствами? – мрачно переспрашивает Ангел.

Но никаких внятных ответов она от Джеба не ждет. Он никогда ничего толком не скажет. Только темнит и виляет. И вечно находит новые оправдания своей подлости.

– Представляешь, это нечто совершенно удивительное. – Джеб пускается в объяснения с таким неподдельным энтузиазмом, что Ангелу хочется размахнуться и что есть силы засветить ему в глаз. Он что, забыл, что речь идет о смерти Клыка? – Его ДНК содержит нечто, что кардинально изменит мир.

Внезапно Ангел услышала мягко ступающие по линолеуму шаги. К ним кто‑то идет.

– Да‑да, Ангел, нечто, что изменит жизнь на земле, – произносит мягкий женский голос. – И теперь, моя хорошая, нам надо проверить, нет ли и у тебя подобного… дефекта.

Ангелу кажется, что наступил конец света.

Она хорошо знает этот голос.

Голос мамы Макс, доктора Мартинез.

– Помни, главное – первое впечатление. – Тотал не умолкая подает мне мудрые советы.

Я вылупилась на него:

– Ты в своем уме? Какое «первое впечатление»? Я с парнем в одном доме уже три месяца живу.

Он захлопал крылышками и обиженно фыркнул:

– Ну извини. Если тебе не нужна помощь, тогда я пошел. Только позволь тебе напомнить, что это твое первое свидание с Диланом.

Я закатила глаза – тоже мне, свидание. Но кудри свои все‑таки расчесываю. Уже, наверно, раз сто щеткой провела. И вообще, какое это свидание? Вот у Надж и вправду свидание со Слоаном. А мы с Диланом ее просто сопровождаем.

– Надж мне бы только спасибо сказала.

– Ах, так! Прекрасно! Вот и иди к своей Надж.

– В отличие от некоторых, она и сама прекрасно знает, что делают нормальные подростки, – брюзжит Тотал. – Здесь только одна ты ненормальная.

– Ладно, выкладывай свои советы.

– А ты попроси как следует.

– Тотал!

– Ну что ты распсиховалась? – Он ворчит, как может ворчать только говорящий скотти. – Главное, помни, никому не нравится, когда говорят только о себе. Всегда переводи разговор на собеседника.

– Я и так уже все знаю про своего… собеседника. – Я закручиваю на боку кичку и пытаюсь закрепить это хлипкое сооружение двумя палочками, типа тех, что дают в китайском ресторане. Их мне Надж на вечер одолжила.

Что, дамы и господа, не ожидали, что Максимум Райд будет себе крендебоберы на голове наверчивать?

– И не забудь про чистоту и аккуратность. – Мы оба опускаем глаза на мои стоптанные кроссовки и вытертые до дыр джинсы, а Тотал продолжает зудеть: – Пойду к Надж, попрошу ее подыскать тебе что‑нибудь поприличнее.

Смотрю на свое отражение в зеркале и стараюсь не паниковать. Думаю, не надо никому повторять, что я совершенно безнадежна. Все эти бабские штучки мне по барабану.

Но Слоану уже пятнадцать. Какой бы он распрекрасный ни был, ничего хорошего я от этого свидания не жду. Взыграют гормоны – и пиши пропало. За парнями в этом возрасте глаз да глаз нужен. Не отпускать же Надж с ним одну без надзора. Вот и приходится за ними тащиться. А чтобы не было так очевидно, что я нашу шоколадную красотку караулю, мы с Диланом и придумали это «двойное свидание».

– А что вы смотреть будете? – допытывается Тотал.

– «Кровавый город 3: Бойня».

Я прочитала краткое содержание: честно говоря, похоже, что фильм этот про мою жизнь снимали.

– Класс! – Тотал восторженно машет хвостом. – Фильм ужасов. Можно во всех страшных местах к Дилану покрепче прижиматься.

Я в шоке:

– Грязная сексистская свинья! Что ты еще сказанешь? Я тебе что, принцесса на горошине? Да я твоему Дилану шкуру десятки раз спасала!

Всплеск моих эмоций Тотал полностью игнорирует. Прыгнув на прилавок, открывает носом аптечку, достает маленькую коробочку и подталкивает ее ко мне.

– Что это?

Он невинно моргает:

– Мятные пастилки – гарантия свежего дыхания.

– Нееет! – во все горло орет на экране тетка с выпученными от ужаса глазами, и я сама еле сдерживаю крик.

Я имею в виду – крик раздражения. Прямо перед ней стоит безоружный убийца. Чего вопит‑то, круглая идиотка? Лучше бы прыгнула на него головой вперед, дала бы ему хорошенько в челюсть – и дело в шляпе. Тогда вся эта галиматья сразу кончится, и можно будет скорей домой идти.

Ладно, не буду больше причитать. В конце концов, вовсе не так уж и плохо сидеть в киношке рядом с Диланом. Мы устроились сразу позади Надж и Слоана. Отчасти чтобы, на всякий случай, всем вместе держаться. Отчасти чтобы, если Слоан какие‑нибудь каверзы затеет, накостылять ему было удобней. Поэтому, когда свет погас, я, честно говоря, здорово расслабилась.

На свой, конечно, лад. То есть расслабиться‑то я расслабилась, но в любую минуту готова сорваться с места.

Короче, свет погас, и на экране огромными буквами засветилось название фильма. Тут‑то Дилан и взял меня за руку.

Выдергивать ее я не стала.

В итоге что происходит? Темный кинотеатр, теплые руки, кошмарный кровавый фильм и такое напряжение между ним и мной, что, кажется, между нами искры летят. А в голове у меня вот‑вот случится короткое замыкание.

Кто бы мне сказал, что делать? Забыть все на свете и, как нормальный человек, получать удовольствие? Или запаниковать, как ненормальный мутант, и броситься отсюда без оглядки куда подальше? Утешая себя тем, что в любой момент можно снова свернуть на наезженную мутантскую дорогу, я пока что пошла по человеческому пути. Смотрю, как маньяк‑убийца всадил на экране нож в истошно вопящую тетку. Кто бы удивлялся! Я скроила презрительную мину и повернулась к Дилану.

– Ладно тебе привередничать, – говорит он, сияя в темноте синими глазами. – Не всем же, как ты, не на жизнь, а на смерть сражаться. Она, поди, в первый раз с убийцей столкнулась.

– Ты просто из вредности со мной споришь. Она там сидела и дожидалась, когда он ее кокнет, – толкаю я его локтем. – По‑моему, так ей и надо. Нечего было нюни разводить.

Дилан тихонько хихикнул:

– Ты, наверное, единственный человек, кто жертву обвиняет, а не убийцу.

Мы улыбаемся друг другу. Но тут я опомнилась. Нечего глупостями заниматься, краснеть да разглагольствовать. Лучше проверить, как там у Надж дела обстоят. И за выходами следить – пути к отступлению надо постоянно под контролем держать.

Согласитесь, с моими бойцовскими инстинктами трудно получать удовольствие.

До конца фильма я просидела неподвижно с прямой напряженной спиной. Даже когда Дилан стал нежно водить пальцем у меня по ладони. Даже когда сердце у меня от этого так запрыгало, что на его стук народ чуть не за шесть рядов стал оборачиваться. «Прекрати, – внушаю я себе. – Спокойствие, только спокойствие. Войди в дзен. Стань Буддой».

Мне, правда, с трудом верится, что у Будды когда‑нибудь по спине так мурашки бегали, как у меня. А все потому, что Дилан рядом. Вот бы кто‑нибудь напялил на меня смирительную рубашку – все проблемы сразу бы решились.

Наконец, к моему облегчению, фильм кончился, и по экрану побежали строчки титров. Отталкиваю руку Дилана, будто это горячая картофелина, и вскакиваю на ноги:

– Класс. Клевый фильмец. Пора домой!

– С ума сошла? – нахмурилась Надж. – Еще только девять часов.

– Рано еще, Макс. – Слоан отвернулся от меня и с ухмылкой прижал к себе Надж. – Пойдем лучше ко мне. Только вдвоем, ты и я.

Я поперхнулась, сама не знаю почему, то ли от удивления, то ли от возмущения. Зато я точно знаю: если этот наглец думает, что я позволю ему лапать мою девочку, он глубоко ошибается. И потом, куда это он ее зовет? У него что, родителей нет? Не может же быть, чтобы все, как мы, сиротами были.

– Нет, мы лучше домой пойдем, – прорычала я и, схватив Дилана за руку, буквально насильно потащила его по проходу. – Пойдем, Надж.

Она насупилась, но послушно пошла за мной следом. За ней плетется оторопелый Слоан. И мне плевать, что он при этом обо мне думает. Не он первый меня, мягко говоря, недолюбливает.

Едва мы вышли из кино, едва я вдохнула прохладный ночной воздух, меня отпустило. Сколько бы красавчиков ни таскали меня на свидания, сколько бы ни держали меня за руку, по‑настоящему я счастлива, только если в любую секунду взлететь можно.

Если, конечно, не топчутся на пути трое здоровенных амбалов.

– Приветствую вас. Давненько мы вас здесь поджидаем, – хлопает меня по плечу Ари.

На мгновение я онемела. Стою и тупо смотрю на существо, которое умерло у меня на руках. Дважды.

Ари!

К тому же он не один. У него по бокам, оскалившись, стоят двое злобных ирейзеров. Почему они так похожи на своего главаря?

– Ты почему… живой? – неуверенно выговариваю я. Слоан заметно напрягается от моего вопроса, и я вспоминаю, что, хотя он и пошлый кретин, он сравнительно невинный представитель нормальной человеческой породы.

Не уверена, что получу удовольствие, если сейчас начнется побоище.

– Не беспокойся, я не привидение, – осклабился Ари. – Я всего‑навсего улучшенный образец самого себя.

Я напружинилась и сжала кулаки. Я и от предыдущих образцов никогда ничего особенно хорошего не ожидала.

– Да ты не психуй, Макс. Мой дружеский визит не к тебе вовсе, – ерничает Ари и многозначительно смотрит на Дилана. – Привет, Дил.

– Не думаю, что мы знакомы. – Дилан озадаченно наклонил голову. Вижу, как ему не по себе. Еще бы! – Макс, это кто?

Что я ему скажу? Что это человеко‑волк, он и сам видит. Мы с Ари были смертельными врагами. Первый раз он умер, когда я его случайно убила в нью‑йоркской подземке. Шею ему в драке сломала. Потом мы неожиданно подружились. А потом он снова умер. Так что кто это, даже мне не понять. Еще один Ари? Новый?

У меня есть одно золотое правило. Раз есть сомнения, значит, есть и опасность. Я прищурилась:

– Правда, Ари. Расскажи‑ка нам, кто ты на сей раз такой? Друг? Враг? Или все еще размышляешь, на чью сторону тебе метнуться?

– Расслабься, сеструха. Я ваш кореш. Я в третий раз с миром в мир пришел. Я тебе уже даже кое‑какое одолжение сделал. – От его волчьего оскала у меня в крови подскочил адреналин.

– Какое еще одолжение?

Ари гордо выпятил грудь:

– Я убил твоего клона.

– Клона? – пронзительно крикнул Слоан, но на него никто не обратил внимания.

У меня сдавило дыхание:

– Ты… что?

Но он может ничего не объяснять. Я и так знаю, что это правда.

– Убил, сеструха. Кокнул. Порешил, угробил. Чирик по горлышку, шмяк под ребрышко – вот тебе Макс‑2 и готова. Так, как тебе всегда этого и хотелось.

Не буду врать – хотелось. Но ведь не всерьез. Я так растерялась, что даже возразить ему ничего не смогла. А он уже посерьезнел:

– Ладно, хва трепаться. Давай к делу. – И снова смотрит на Дилана. Тот только мельком на меня глянул, сразу все понял и готов хоть к атаке, хоть к обороне. – Джеб просил меня тебе передать, Дил, чтобы ты больше не беспокоился о профессоре Г‑Х и о твоем маленьком задании.

– Джеб? – Дилан искренне удивлен.

– Джеб? – Сама слышу, как звенит мой голос. – Какое Джеб имеет отношение к…

– Мы уже сами со всем разобрались. – Ари буравит Дилана глазами. Рот у него кривится в усмешке, но во взгляде – нескрываемая угроза.

– Дилан, что он говорит? О чем он? – нетерпеливо допытываюсь я.

Дилан качает головой. Замечаю, что он почти незаметно встает в боевую стойку. Похоже, прикидывает, когда лучше прыгнуть.

– Да объяснит мне кто‑нибудь, что все это значит?! – сорвалась я на крик. – Ну‑ка, немедленно говорите! Сейчас же!

– Не гоношись. Я хочу сказать, что я скоро клыки твоему Клыку повыдергиваю. – Ари наконец с довольной улыбкой перевел на меня взгляд.

Надж охнула.

– Что? – Кровь у меня похолодела, но лицо обдало жаром.

– А по пути я решил к вам завернуть, убедиться, надо ли Дилана в список моих неотложных дел добавить, – как бы между делом замечает Ари. – Ты же знаешь, Макси, я как разгон возьму, остановиться мне трудно. – И он заговорщически мне подмигивает. – Так что лучше дело закрыть заранее.

Мы все с подозрением меряем друг друга глазами. Чтобы я что‑нибудь понимала: Ари хочет убить Клыка. Но зачем он предупреждает об этом Дилана, который Клыка ненавидит? И при чем тут Джеб? Во мне поднимается волна ярости.

– Что это за Клык? А что значит, ты ему клыки повыдергиваешь? – нервно елозит Слоан. – Ты что, ему зубы драть будешь?

Ари поворачивается к нему и потрескивает костяшками пальцев.

– Не, кутенок. Это значит, что я его на части разорву и сердце из груди выцарапаю.

– Достал! – Я рванулась вперед, но Ари и его прихвостни раскрыли крылья и, как по команде, дружно поднялись в воздух.

Пытаюсь скинуть куртку – и дернуть за ними. Но Дилан кладет руку мне на плечо:

– Не ввязывайся сейчас. Смотри, сколько народа.

Оглядываюсь вокруг.

– Чттто ттаккое… – заикается Слоан, прижавшись к Надж. А рядом толпа зевак, запрокинув головы, фотографирует повисшую в небе зловещую троицу.

Скрипнув зубами, соглашаюсь с Диланом. Перевожу дыхание и разжимаю кулаки. Клык о себе и сам позаботится. Я в этом уверена.

– Приятно было побеседовать, Макси, – орет мне сверху Ари. – Дилан, помни, что я сказал, дело закрыто.

И с этими словами он взмывает в ночную темень и исчезает.

Я верчусь без сна уже третий час. Вдруг – скрип. Дверь в комнату приоткрылась.

Мгновенно вскакиваю и хватаю с тумбочки лампу. Думаете, это слишком? Нисколечко. Особенно если на вас столько раз ночью нападали.

– Кто там? – шепчу. – Надж, это ты?

Она весь вечер прорыдала о своем кретине Слоане. После Ари он обозвал ее выродком и рванул от киношки, как ошпаренный. Как я ее ни успокаивала, ничего не помогало. Не удивлюсь, если и ее бессонница мучает. Я, конечно, не самый лучший утешитель, но к кому же ей еще пойти?

– Нет, это я.

Не пойму, откуда здесь этот знакомый голос. Слишком знакомый.

Поставила лампу и включила свет. В дверях стоит Дилан, понурый и, мягко говоря, смущенный. Я не верю своим глазам.

– Какого черта ты забыл в моей комнате? Время за полночь. Я сплю. Стараюсь заснуть.

Мы так и не обсудили визит Ари. То, что он сказал про Клыка, совсем выбило меня из колеи. Потом Надж не отпускала весь вечер, а потом я скрылась в свою комнату, пытаясь сама во всем разобраться. Что, ясное дело, у меня не получилось.

Дилан, как дурак, топчется у двери.

– Я хотел спросить… Можно я… у тебя сегодня ночью… останусь? – невнятно бормочет он себе под нос.

Вырвавшиеся у меня в ответ нечленораздельные звуки можно сравнить только с воплем умирающей кошки.

– Я не могу сейчас оставаться один. – У меня отвисает челюсть. – Я знаю, это глупо, и ты скажешь, что я трус. Ну и пусть. Я не такой, как ты. Я и пятнадцати лет еще на свете не прожил.

Это правда. Я все время забываю, что его всего два года назад сделали. На вид‑то ему столько же лет, сколько мне.

– За последнее время столько всего случилось, – торопливо объясняет Дилан. – Я так старался сам со всем этим справиться. Лежал, ворочался, думал обо всем, что Ари наговорил и… я ничего не понимаю…

Мы с ним, похоже, одинаково сегодня вечером время провели.

Он посмотрел на меня с надеждой:

– Можно я с тобой останусь? Только сегодня? Я на полу могу спать.

Еще секунду поколебавшись, я вздохнула и кивнула.

На лице у него мелькнуло облегчение. Он входит, точно маленький мальчик, волоча за собой одеяло, и, от стыда красный как рак, тихонько прикрывает за собой дверь. Вот вам и красавчик!

– Спасибо.

Если б я хотела, я б, как не фиг делать, его сейчас с землей сровняла. Только зачем? Не буду я этого делать. Всем известно, как трепетно я к чужим чувствам отношусь.

– Ничего, располагайся. На полу места много.

Он встряхнул одеяло, плотно сложил на спине крылья и, легким грациозным движением завернувшись в одеяло, как в кокон, улегся на бок. Понятно, что никто из нас на спине не спит. Вытащив наружу сильные руки, он еще что‑то там поправляет. А я смотрю на него и стараюсь не думать, как эти руки касались меня в кино всего несколько часов назад.

Он большой и сильный, и сконфуженный. И очень‑очень симпатичный.

Выключаю свет и бросаю ему подушку. Она падает прямо ему на голову.

– Спасибо. – Он запихивает подушку под голову и все не может остановиться со своими благодарностями. – Я только сегодня.

– Еще бы не только… – бормочу я себе под нос, отворачиваюсь к стене и возвращаюсь к своим мыслям. В темноте и в тишине все сказанное Ари грохочет у меня в ушах.

– Дилан? – решаюсь я наконец спросить.

– Мммм…?

– Что он имел в виду, когда говорил «дело закрыто»? Почему он хотел тебе это сказать, если ты его никогда раньше даже не видел?

Дилан молчит так долго, что я решаю: он заснул. Но тут до меня доносится его вздох:

– Я и сам ничего не понимаю. Мне никогда не понять, почему меня вечно во все впутывают.

Боже, опять он себя жалеет. Была бы у меня еще одна подушка, я бы ее в него так метнула – сразу бы нюни разводить перестал.

– Он сказал, не беспокойся про профессора Гюнтер‑Хагена, – настаиваю я звенящим голосом. – Может, он хотел сказать, чтобы ты забыл, что я твоя идеальная половина? Может, Г‑Х хотел тебе передать, чтоб ты от меня отстал?

– Может… – задумчиво отвечает Дилан. Сердце у меня прыгает, как сумасшедшее, и я рада, что в темноте Дилану не видно моего лица. – Какая разница. Ты же знаешь, я все равно не могу от тебя отстать.

Мы снова замолчали. Лежим и слушаем, как другой дышит. В конце концов Дилан разочарованно протянул:

– Спокойной ночи, Макс.

Старательно не думаю о его сильном теле, старательно не прислушиваюсь к его дыханию.

– Спокойной ночи, Дилан.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒