До 3 страница

Голубые глаза Игги заполняют весь экран.

Ангел лихорадочно трясет головой. Она не может, не в силах на это смотреть. Не хотят же они, в самом деле, заставить ее видеть этот ужас!

Но фильм продолжается, и она как завороженная продолжает смотреть на экран, на то, как скальпель вонзается в Иггин глаз и взрезает его, будто это вареное яйцо, как потом в надрез погружают иглу, как отсасывают кровь…

Эти мясники кромсают Игги, а он стонет все громче, все отчаянней. Мгновение – и его стоны становятся диким животным воплем, разрывающим ей барабанные перепонки.

Его даже не усыпили…

Ангел руками зажала себе глаза. Она больше не может видеть, как ослепляют Игги психованные белохалатники.

– Нет! – кричит она, и ее голос сливается с голосом Игги. – Нет! Нет! Нет!

По экрану пробегает еще несколько скомканных кадров, и в комнате включается свет.

– Это все происходило тринадцать лет назад, – произносит кто‑то, кого Ангел не видит. – Техника тогда была примитивной, потому и результаты оказались отнюдь не такими успешными, как мы ожидали.

«Не такими успешными?» – содрогается Ангел. – Полная слепота для них всего‑навсего «не такие успешные результаты».

Она в очередной раз пытается прочитать хоть чьи‑нибудь мысли в этой камере пыток. Но пространство как будто заполнено ватой, сквозь которую ей не пробиться.

– Видишь ли, Ангел, – вкрадчиво продолжает голос, – наука с тех пор продвигалась семимильными шагами, и те пещерные времена остались далеко позади. Мы освоили новые блистательные технологии, достигли поразительных результатов. На сей раз мы добьемся поставленных целей.

– Нет! – шепчет Ангел. – Ей кажется, она кричит, но голос ее совсем не слушается. – Не надо! Только не это!

Рука в резиновой перчатке схватила дверь ее клетки.

Настала очередь Ангела. Это ее глаза они решили теперь усовершенствовать.

– Ари, что ты говоришь? – настороженно поднимает брови Клык. – Разве мы в конце концов не оказались по одну сторону баррикад? Помнишь, как ты спас Макс?

– Времена меняются. – Ари осклабился и снова глянул в прицел гранатомета, будто точнее определяет расстояние до Клыка. А Клык в свою очередь, готовый к прыжку, напружинил ноги. – И вообще, кто сказал, что коли у нас цели общие, мы с тобой союзниками окажемся.

– Что? – начал Клык, но его оборвало дружное басовитое рычание. Четверо амбалов вылезают из грузовика и выстраиваются у Ари за спиной. Смотреть на всех пятерых рядом дико – так поразительно похожи они на Ари: тот же волчий блеск в глазах, те же противоестественно растянутые черты лица, тот же волчий оскал. Кто они? Клоны или просто тщательно сработанные копии? Но выяснять эти подробности Клыку особо неохота. Не лучше ли поскорее смотаться?

– Клык, это кто? – шипит Звезда. Она отступила поближе к Кейт, и лицо у нее совершенно каменное. Еще хуже обычного. За ней топчется Холден, а за плечом у него возвышается Рэчет. Он в упор разглядывает уродливых незнакомцев и постукивает по ладони домкратом. Клык, даже не глядя, чувствует стоящую у его левого крыла Майю и вспоминает, что она с Ари уже встречалась.

– Это ирейзеры, смесь человека и волка. Правда, я думал, они давно вымерли, – тихо отвечает Клык и думает: «А Ари‑то каким образом живым оказался? И, что еще важнее, как получилось, что он снова гадом заделался?»

Майя незаметно толкает его локтем:

– Вверх или в атаку?

– Ладно, кончай лясы точить, – лениво тянет Ари. – Давай‑ка лучше сыграем партийку.

Вот и ответ: в атаку!

Прежде чем Клык успел что‑либо сообразить, Ари нажал курок.

Оцепенение Клыка как рукой сняло, и все до единого защитные инстинкты включились на полные обороты.

– Ложись! – успел крикнуть он, на сотую долю секунды опередив просвистевшую у него над ухом гранату, бросился с крыши вана и откатился в сторону.

И тут же его оглушил взрыв. Ван разнесло в клочья. Он превратился в огненный шар, из которого с грохотом вырывались обломки металла и черный столб дыма. Осколок стекла раскроил Кейт щеку, но ее истошный визг потонул в реве огня.

Клык вскочил на ноги. В ушах стоит звон. На земле вокруг дымятся раскореженные двери, расплавленные сиденья и колеса.

Холден, весь в пыли, с круглыми от испуга глазами, с трудом поднимается на четвереньки. Кейт размазывает рукавом кровь на щеке. Рэчета в дыму совсем не видать, но, заслышав его злобную ругань, Клык облегченно вздыхает – жив.

– Вот сволочи! У меня из‑за них чуть барабанные перепонки не лопнули.

– Все равно драндулет старый был! Я всегда говорила, что он ни к черту не годится, – некстати комментирует Звезда. И, хоть голос у нее слегка дрожит, в отличие от остальных, на ней ни царапины, ни пылинки. Видно, это как раз тот случай, когда ее способность в мгновение ока за тридевять земель удрать оказалась незаменимой.

Короче, как бы ни была потрепана команда Клыка, каждый уже стоит в боевой стойке. Правда, Клыку здорово не по себе. От Ари всего можно ожидать, а своих ребят он в бою еще ни разу не видел. И сколько бы он их ни тренировал, как бы ни были они усовершенствованы, положиться на них, как он мог положиться на стаю, он не может. Ни на одного из них. Кроме разве…

В клубах дыма Клык видит пробирающуюся к нему Майю. Вернее, только ее силуэт. И мощные распахнутые за спиной крылья.

– Ой, промахнулся, – лыбится Ари, оскалившись, как тигр, загоняющий в ловушку свою добычу. – Что, напугал я вас? Давай теперь, Клык, всерьез. Ты да я. А там видно будет, что мне с твоими сопляками делать.

– Идет! – оскалился Клык. Но, к его удивлению, Майя делает шаг вперед:

– Эй! Постой. Мы с тобой – заодно. Так что если драться, так вместе. Понятно?

Клык кивает. Он уже давно понял, что спорить с ней бесполезно.

Кого‑то она ему напоминает. Он с такими упрямыми не первый год дело имеет.

– А тебе, Макс, обязательно надо во все свой нос сунуть. Неймется тебе, что ли? – Ари неодобрительно покачал головой. – И видок у тебя тоже, того… Волосы‑то зачем обкарнала?

– Я тебе не Макс. Я Майя. – Она проводит рукой по своему торчащему в разные стороны стриженому ежику.

Ари заржал, обнажая желтые клыки:

– А! Так ты у нас Макс‑2. Тогда все понятно, почему у тебя реакция замедленная, а гонору зато хоть отбавляй. Скажи, трудно быть клоном? – Ари скроил сочувственную мину, а у Майи от гнева зрачки сузились в крошечные точки. – Уж кому‑кому, а нам твои печали ох как понятны. Правильно я говорю, мальчики? – Четверо ирейзеров за ним нетерпеливо загудели. – Но должен тебе сказать, милашка, ты больше смахиваешь на дешевую подделку, а не на полноценного клона. Клык тебя, видать, в отделе уцененных товаров приобрел. Так ведь?

– Я тебе не милашка. – У Майи на скулах перекатываются желваки.

– Все одно, милашка, не милашка. Нам без разницы, из чего отбивную делать.

И прежде чем Клык успел глазом моргнуть, началось светопреставление.

С горящими от ярости глазами Майя врезалась в Ари. Удар ногой – и гранатомет вылетает у него из рук.

Клык бросился к Ари, пытаясь оттеснить Майю. Нечего ей соваться. В конце концов, Ари – его противник. Но тут вперед рванулись амбалы Ари. К Клыку подоспели его ребята. Закипела драка.

А Ари и Майя остались один на один.

Клык снова в своей стихии. Молотить ирейзеров – дело ему хорошо знакомое.

«Надо из этой мясорубки выбираться, надо срочно лететь к Майе на помощь», – думает он, сбрасывая с себя бездыханную тушу. Майя, конечно, крепкий орешек, но он‑то на собственной шкуре испытал, чем грозит схватка с Ари. А этот новый образец наверняка еще как‑нибудь «усовершенствовали».

Расправившись с очередным качком и даже не оттерев брызнувшей ему на крылья крови, он оттолкнулся от пыльной земли, взмыл в небо и с высоты быстро определил ситуацию.

Около догорающего вана Майя сражается не на жизнь, а на смерть. Улыбки на морде Ари как не бывало. Он побелел от злости и, похоже, перешел в глухую оборону. Клык загляделся на Майю, так она ловко, бесстрашно и безжалостно наносит Ари удар за ударом.

Зато Холдену туго приходится. Техники у него никакой, да к тому же он от страха совсем потерял голову. Нелепо бьет куда попало, и в результате нависший над ним ирейзер окончательно прижал его к стенке. Он впился Холдену в руку и совсем уже занес над ним когтистую лапищу для последнего удара. Клык ринулся вниз.

Ирейзер так и не понял, откуда обрушился на него стремительный и внезапный, как молния, смертельный удар.

Наскоро проверив, затягивается ли рана Холдена, Клык обернулся на Рэчета. Тот вот‑вот обрушит на голову ирейзера свой смертоносный домкрат. Как вдруг Кейт отвлеклась от своего противника и походя левой рукой саданула Рэчету в челюсть. Он качнулся, и его отбросило на пару метров назад.

– Кейт! – крикнул Клык. – Ты что делаешь?

Рэчет уже снова твердо стоит на ногах и снова готов ринуться в бой. Но тут откуда ни возьмись Звезда крутанула его в другую сторону так, что он не устоял и отлетел прямо на дожидающийся его кулак Кейт. Ребра у Рэчета хрустнули, он сложился пополам и повалился на колени. Клык остолбенел, увидев быстрый, едва заметный кивок ирейзера.

В глазах у него потемнело. Ему вдруг все стало ясно – и как нашел их конвой Ари, и почему девицы упорно не сводили с него глаз.

Они вовсе не боялись драки – они боялись, что раскроется их предательство.

– Продажные шкуры! – зарычал он, наступая на них.

Кейт тут же вжала голову в плечи, мол, виновата:

– Клык, прости. Мы сначала хотели тебе помочь. Просто…

– Нам за тебя помирать неохота, – отрезала Звезда.

Прежде чем он успел ответить, на него кинулись двое ирейзеров. Дальше включился автопилот, и он ничего не помнил. Помнил только мешанину тел и хруст костей: бей, мочи, лупи, громи. Внутри у него – пустота, и движет им только дикое, злобное бешенство. А Кейт и Звезда стоят в стороне и смотрят, чем кончится дело.

Наконец в последнем приливе ярости Клык сжал горло еще стоящего на ногах ирейзера. Тот захрипел, и побоище прекратилось.

Наступила зловещая тишина. Ни единый звук не напоминал о только что кипевшей схватке.

– Холден, – окликнул парнишку Клык, – ты живой?

– Живой, живой, – бормочет тот в ответ и морщась разглядывает красные рубцы у себя на руке.

Только тут Клык почувствовал, как болит у него бок, как отнимаются руки. Только тут понял, что глаза заливает кровь, ручьем текущая из раны на лбу. Но хуже всего, что, кажется, сломано крыло. И сердце разбито вдребезги. Пока кипел бой, пока главное было одолеть врага, ничего этого он не видел и не чувствовал. А теперь как‑то придется справляться и с ранами, и с увечьями.

Но как с предательством справишься?

Кулаки сжаты, дыхание с хрипом вырывается из груди, Клык лицом к лицу повернулся к Кейт и Звезде. В теле его вздулся каждый мускул. Кто бы знал, как чешутся у него по ним руки.

Кейт опасливо отодвинулась подальше. Она здорово боится. Его, Клыка, боится.

А вот Звезде – хоть бы что. На физиономии у нее ни страха, ни раскаяния. Готовая ответить ударом на удар, она надменно подняла на него ледяные глаза.

Холден с замиранием сердца ждет сигнала Клыка. Он нервно переминается с ноги на ногу, но, по всему видно, в его верности сомневаться не приходится. На Холдена Клык может положиться.

Ударить или нет? Впервые в жизни Клык не знает, что ему делать. Наорать, развернуться и уйти? Или убить их на месте? Вопрос этот точно повис в воздухе, и от нарастающего напряжения воздух словно сгустился. У Клыка начало дергаться веко.

Таким обескураженным и растерянным, таким разбитым он чувствовал себя только однажды. Он оглянулся. Где она?

Где Майя?

И где Ари?

– Клык! – Холден схватил его за рукав. – Вон там, – показывает он в небо.

Клык глянул вверх, и сердце у него остановилось.

Там, в вышине, футах в пятистах над землей, Майя сражается с Ари не на жизнь, а на смерть.

Ее отчаянный вопль пронзил воздух. Даже на земле у каждого из них от этого крика зазвенело в ушах. По голубому небу словно кто‑то плеснул красной краской. Майя начала падать.

Клык оцепенел, глядя, как она, будто в замедленной съемке, неподвижно повисла в пустоте, как раскинула руки и ноги, как медленно складываются ее крылья, и тело, головой к земле, зависает в воздухе.

«Вверх!» – кричит каждая клетка в мозгу у Клыка. Но время остановилось, и ноги его вросли в землю.

Стоп‑кадр. Она будто парит в невесомости. Будто какой‑то безумный художник нарисовал мучивший его ночью кошмар и пригвоздил к необъятной стене неба нелепо перевернутое изображение. В груди Клыка поднимается отчаяние, но он не в состоянии связать его с тем, что стоит у него перед глазами.

Крылья ее четко очерчены на фоне сияющего солнечного диска. Они как крылья ястреба, такие же острые, как ее чутье, такие же сильные, как она сама. Клык с закрытыми глазами назовет каждый оттенок каждого перышка. Он как сейчас чувствует их прикосновение к своей щеке.

Но она вдруг обмякла, все ее очертания утратили напряженную угловатость и бессильно, безвольно поникли.

У Клыка перехватило дыхание.

Там, в синем мареве, ее лицо, рот, открытый на полуслове, точно она хочет сказать ему все, что было недосказано прежде. Что она всегда будет с ним, что они никогда не расстанутся. Что он не должен был уходить от нее и от стаи.

Что она его любит.

Клык чувствует, как из него самого уходят и сила воли, и желание жить. Она сейчас упадет, разобьется, и это убьет их обоих.

Он встряхнулся, и она снова пришла в движение. Руки и ноги беспомощно дрыгаются, как будто кто‑то дергает за веревочки марионетку, заставляя ее плясать нелепый танец под безумную музыку, которую ему, Клыку, не услышать.

Она все ниже и ниже.

Ему уже отчетливо видно ее лицо. Только теперь он видит, что оно искривлено ужасом. Что крылья беспомощно полощатся на ветру. Что коротко стриженные волосы слиплись от крови. Его вдруг оглушил рвущийся у нее изо рта страшный крик. Он все громче и все ближе, и вот уже в ней не осталось ни капли света. Вот уже она превращается в тень, в черный, тяжелый камень, который сейчас врежется в летящую на него землю.

Макс, нет, не Макс, Майя сейчас встретит свою неизбежную смерть.

Стремглав, вопреки всем законам земного притяжения, Клык взвился в небо. Протянул к ней руки. Чудом подхватил и сам чуть не рухнул вниз под тяжестью ее помертвевшего тела.

Выровнявшись в воздухе, он с трудом балансирует крыльями. Едва Клык прижал ее к себе, в глаза ему бросилась зияющая рана у нее на шее, из которой неудержимо хлещет фонтан крови. Он до боли стиснул челюсти. «Значит, теперь, как когда‑то его, когти Ари располосовали и Майю».

– Клык, – шепчет Майя.

– Не бойся, я поймал тебя, не бойся. – Клык даже не знает, кого он пытается убедить, себя или Майю. – Теперь все будет хорошо.

Он держит на руках ее окровавленное помертвевшее тело, а видит перед собой ту Майю, которая еще недавно весело смеялась, заботливо на него смотрела мягкими, теплыми карими глазами. Видит, как она вернулась из парикмахерской, изменившаяся, счастливая, в новой уверенности, что теперь начнет все сначала. Он и сам, хотя и боялся себе в этом признаться, надеялся, что теперь они вместе смогут начать все сначала.

Сдерживая крик, он скрипнул зубами.

– Клык, я тебя люблю, – говорит Майя и плачет. Слезы стекают у нее по щекам и падают прямо в кровавое месиво раны на шее.

Где‑то далеко, словно в туннеле, захлопали крылья. Но мозг Клыка отказывается фиксировать этот непонятный шум.

– Я знаю, молчи, – ласково шепчет он Майе.

Вдруг от странного движения воздуха у Клыка по спине побежали мурашки. Но в руках у него драгоценная ноша, и ни увернуться, ни защититься Клык не может. Ари выныривает у него из‑за плеча и обрушивает на Майю последний смертельный удар. Ее ребра хрустят под его локтем, и она, брызгая кровавой слюной, заходится страшным кашлем.

– Нет! – кричит в отчаянии Клык, беспомощно глядя, как Ари стремительно превращается в крошечную точку в небе. Клык с трудом удерживает Майю на руках, а уж о том, чтобы дать отпор, и речи быть не может.

Он и представить себе не мог, что будет когда‑нибудь таким беззащитным.

Клык приземлился, стараясь спружинить как можно мягче, только бы лишний раз не тряхнуть Майю, и, поддерживая ей голову, опустился на колени.

К нему прихромал уже совсем почти оклемавшийся Рэчет:

– Хреново дело. Я видел, как Ари ее саданул. Но не думал, что все так кончится.

– Дай мне что‑нибудь, кровь остановить, – коротко бросил ему Клык.

Рэчет оглянулся, схватил за шкирку Холдена, стянул с него рубашку и бросил Клыку. Прижатая к шее тряпка сразу намокла и стала ярко‑красной.

Клык чувствует, как у него за спиной Кейт и Звезда ошарашенно жмутся друг к другу. Такого оборота дела они явно не ожидали. Ладно, с ними он после разберется.

Рэчет и Холден молча склонились над Майей. Как и самому Клыку, им ясно, это конец. И поделать уже ничего невозможно.

– Простите меня, – жалобно стонет Майя. Она снова закашлялась, и дыхание у нее совсем ослабело.

– Тихо, Майя, тихо, – снова и снова повторяет Клык. – Ты молчи. Старайся только дышать глубже. Ты справишься. Мы вместе с этим справимся.

Майя с усилием концентрирует взгляд на его лице:

– Прости… Я, оказывается, совсем не такая с‑с‑сильная…

– Майя, не говори глупостей. Ты сильная. Ты очень‑очень сильная. Самая сильная на свете.

– Но Макс сильнее? – Она пытается улыбнуться.

Рубашка Холдена уже насквозь промокла, и кровь сочится с нее на землю.

Клык ожесточенно затряс головой.

– Ничего подобного. Вы с ней на равных.

– Спасибо, – слабо шепчет Майя.

Глаза ее вдруг остановились на какой‑то точке у него на щеке, и голова упала.

Клык не шевелится.

Он сидит в пыли и неподвижным взглядом смотрит на мертвую девочку. Мертвую Майю. Мертвую Макс. Словно умерло все, что было ему дорого. Ему кажется, что его раздавил товарный поезд.

Сознание его едва фиксирует приближающиеся шаги. Рэчет и Холден напряглись у него за спиной:

– Клык? Ирейзер вернулся.

Но Клык по‑прежнему не шевелится и по‑прежнему не выпускает из рук голову Майи.

Голос Ари, жесткий и наглый, врезается ему в мозг:

– Хрен с ней, Клычина. Чему быть – того не миновать. Она же клон, а их за десятку зеленых тебе сотню настругают.

Клык наконец очнулся.

– Мы с тобой еще разберемся, – прошипел он сквозь зубы.

Ари осклабился:

– Не сомневаюсь. Буду ждать с нетерпением. – Он круто развернулся и рявкнул в сторону валяющихся на земле изувеченных ирейзеров: – Эй, вы, дохлятина, чего разлеглись?

Со стонами и завываниями здоровенные туши зашевелились и, кто ползком, кто на карачках, потащились к грузовику.

– Трус! – заорал Рэчет и запустил вслед Ари свой окровавленный домкрат. Тот отскочил в сторону, и железяка звякнула о борт машины. Хохот Ари эхом пронесся по пустыне. Потом взревели моторы, и не прошло и минуты, как весь конвой умчался, оставив за собой облако красной пыли.

Они остались одни. Клык погладил лицо Майи, стер с него кровь и закрыл ей глаза. Он заставил себя выпустить из рук ее уже остывающее тело и насилу поднялся на ноги. Ему кажется, что это он умер.

«Смерть за смерть! Ари недолго жить осталось», – клянется себе Клык.

Как только я вошла в класс биологии, в нос мне шибанул тошнотворный запах формальдегида. Да здравствуют кошмары моего детства! Сегодняшний школьный день обещает еще больше радостей, чем обычно!

– Здравствуй, Макс! Рад тебя видеть на своем уроке, – приветствует меня доктор Вильямс.

Ну подумаешь, опоздала. Уже и в туалете нельзя задержаться. Я мрачно киваю ему в ответ и на зависть всем ревнивым девицам в классе плюхаюсь за парту рядом с Диланом.

Вонючие препараты мгновенно меня достали. Иными словами, мне хочется вскочить и с диким криком пуститься со всех ног бежать отсюда подальше. Мельком глянула на Игги, сидящего от нас через два стола. Он белее простыни. Зуб даю, его уже тоже совсем с катушек снесло.

Доктор Вильямс проходит по рядам и раздает пачки бумаги:

– Сегодня у нас практическая лабораторная работа. Будем препарировать. Для некоторых из вас это первое вскрытие. Не беспокойтесь, ничего сложного в этом нет, но если кого‑то затошнит, вон там в углу специальный таз поставлен. Прошу вас, постарайтесь до него добежать.

Препарировать! Этого мне только не хватало.

Глянула на мои листки с заданием, и живот мне тут же скрутило: «Лабораторная работа: Расчленение цыпленка».

А как же иначе! Со мной иначе никогда не бывает! Со мной вечно так: чем хуже, тем лучше. Почему именно нам надо препарировать существо с крыльями? Лягушку там или червя – еще куда ни шло. За что нам с Диланом цыпленок достался?

Одноклассники шумят вокруг. Кое‑кому не терпится начать, и они возбужденно гремят скальпелями и зажимами. Другие настороженно и опасливо шушукаются. Помалкиваем только мы с Игги и Диланом.

Доктор Вильямс подходит к нашему столу, протягивая мне полиэтиленовый мешочек с упакованной в нем тушкой цыпленка. Изо всех сил стараюсь подавить тошноту и справиться с паникой. Отложив в сторону… пакет, концентрируюсь на напечатанном задании. В глаза мне сразу бросаются фразы типа «пересчитайте основные перья», «выньте сердце», «изучите воздушные мешки».

Где справедливость в этом чертовом мире? Боже, не дай мне свалиться в обморок перед всем классом!

Доктор Вильямс пододвигает цыпленка прямо мне под нос. Но ни мне, ни Дилану не хочется протягивать к нему руку.

– Давайте‑давайте, берите защитные очки, надевайте перчатки, – энергично подгоняет нас Вильямс. – Вот инструменты. В инструкции все написано. Будут вопросы – подходите ко мне. Успехов!

Надеваю защитные очки, а Дилан пододвигает к нам инструменты для препарирования: скальпель, двое маленьких ножниц, пару пинцетов, зажимы и еще какие‑то зловеще блестящие непонятного назначения штуковины.

– Ну, ты готов резать? – Голос у меня дрожит.

– Если хочешь, давай уйдем, – откликается Дилан. – Мне тоже не больно‑то хочется этой вивисекцией заниматься.

Я стиснула зубы, расправила плечи и затрясла головой:

– Нет уж, давай, как все нормальные люди. У всех лабораторка по препарированию, значит, пусть и у нас тоже.

Его синие, как море, глаза смотрят на меня в упор.

Но, как только мы разложили цыпленка на препарировальном подносе, я тут же пожалела, что уперлась.

Почти без перьев, со сморщенной розовой кожей, он нелепо распластан на стальной подставке. Меня пробирает озноб и начинает потряхивать.

На маленьких крылышках там и сям до сих пор остались клочки пуха.

Белого.

Такого же, как у Ангела.

– Первый этап, – читает вслух Дилан охрипшим голосом. – Разложите цыпленка на спине. Закрепите оба бедра и ведите надрез вверх от тазовых костей.

В любой другой ситуации на слова «тазовые кости» я бы хихикнула, как любой нормальный подросток. Но сейчас я могу только тупо следовать инструкции, стараясь ни о чем не думать, только бы не вспоминать лабораторию, с ее с детства знакомыми запахами и звуками.

Вот и меня создали, чтобы быть таким же цыпленком. Его, как меня, растили в железной клетке. Его, как меня, генетически изменяли, чтоб достичь стандартной пропорции жира и мяса и чтоб мозги были поменьше, только бы он не понимал, что загнан в угол.

Может, и для меня так все кончится, как для этого цыпленка, среди скальпелей, игл и банок с формальдегидом.

Где я, в школьной лаборатории на уроке биологии или в Школе, в лаборатории белохалатников? Среди одноклассников или среди психованных фанатиков‑генетиков? Голова у меня идет кругом.

Надо мной вырастает лицо доктора Вильямса:

– Макс, Дилан? Как вы, справляетесь?

До меня вдруг доходит, что я задыхаюсь. Пытаюсь выровнять дыхание и киваю:

– Все нормально. – Я поднимаю взгляд и невольно разглядываю морщины у него на лбу, жесткий оценивающий взгляд его зеленых глаз.

Кого‑то он мне напоминает?

В мозгу у меня забили колокола тревоги. Опасность! Опасность! Вдруг он – один из белохалатников?

– Если честно, меня здорово тошнит, – бормочу я невнятной скороговоркой. – Игги, Дилан, пошли.

Игги дернулся на стуле и повернулся на мой голос.

– Пошли, Иг, – повторяю я, не обращая внимания на вопросительные взгляды Дилана. – Нам пора.

– Макс, по‑моему, с мальчиками полный порядок, – пытается возразить доктор Вильямс. Никак не пойму, что слышится мне в его голосе, беспокойство или угроза.

– Нет, меня тоже тошнит, – говорит Дилан. – Просто я стараюсь держаться.

А Игги уже лавирует между столов к стоящему у двери тазу.

– Ой, не могу, сейчас вырвет, – бросает он на ходу Вильямсу.

Я за ним. Скорей бы закрыть за собой дверь и забыть об этом лабораторном кошмаре.

– Макс, сядь сейчас же на место! – командует доктор Вильямс ледяным тоном.

«Вот оно, начинается», – вздыхаю я.

Я спружиниваю, готовая припустить что есть мочи. Дилан без слов все понимает. Он слегка меня обгоняет, и по его напряженной спине понятно: он готов отразить нападение. Поравнявшись с Игги, дважды похлопываю его по плечу:

– Шесть футов вперед. Цель в самый центр.

Едва заметный кивок в ответ – Игги все понял. Не думаю, что кроме него и Дилана кто‑нибудь разберет, о чем мы.

Вильямс прошаркал мимо коробки с цыплячьими тушками обратно к учительскому столу. Сел и что‑то пишет на листе бумаги. Слежу за каждым его движением. Если он на нас сейчас кинется, пихну Дилана с Игги влево, сама перекачусь через свободную парту, а там и дверь. А если он вытащит из кармана пистолет, нырнем под стол и будем пробираться к двери под партами. Надо бы только прихватить парочку скальпелей на всякий случай.

– Признайтесь, доктор, вы с ними в заговоре? – Я скрестила на груди руки. Весь класс оторвался от лабораторки и уставился на нас во все глаза. – Похоже, вы только и думаете, как бы отравить нам жизнь. Или даже как нас уничтожить.

Он сложил тонкие губы в улыбку:

– О чем это ты, Макс? Не знаешь разве, что ходить по школе без письменного разрешения учителя во время уроков запрещено? Зачем вам неприятности? – И он протягивает нам три подписанных пропуска.

Так‑так… Этого я не ожидала. Прищуриваюсь на него с подозрением, но он не дрогнул.

Забираю у него бумаги:

– Пошли, ребята.

Мы выходим из класса.

Но моя тревога не унимается. Наоборот – растет.

– Жизнь Макс в опасности.

Дилан прерывисто задышал. Так‑так… Вот и попался, цыпленок.

– Но ты, Дилан, можешь ее спасти. Это совсем не трудно. Тебе только надо с нами сотрудничать.

Они благополучно слиняли с лабораторки, но Дилан вдруг вспомнил, что оставил в классе учебник. Пришлось ему возвращаться.

Ошибка.

Звонок с урока давно прозвенел, все уже разошлись, и в классе, кроме доктора Вильямса, никого. Теперь Дилан с ним один на один. С ним и с цыплячьими тушками. Ситуация, похоже, как сказала бы Макс, хоть в петлю лезь.

Дилан облокотился на стол и мрачно глянул на учителя:

– Что вы хотите?

Он вертит в руках забытый кем‑то на парте скальпель, но в большей безопасности себя от этого не чувствует.

Вильямс улыбнулся, и вокруг рта и глаз у него побежали морщинки.

– Дилан, я тебе не враг. У меня для тебе жизненно важная информация от самого профессора Гюнтер‑Хагена.

– Это невозможно. – Дилан напрягся при упоминании имени создавшего его, одержимого всеми бесами гениального ученого. Человека, приведшего Макс в его жизнь. – Профессор Гюнтер‑Хаген мертв.

– Нет‑нет, ошибаешься. Он жив и совершенно здоров. Я недавно видел его собственными глазами.

Дилан пристально посмотрел на Вильямса, но промолчал. Он помнил, с каким подозрением, недоверием и отвращением Макс смотрела на учителя. Он и сам ни единому его слову не верит.

– У профессора на тебя особые планы, – продолжает доктор Вильямс. – Я бы даже сказал, он уготовил тебе высокую миссию.

– Какую еще миссию?

– Я же сказал, особую миссию. Но от Макс ее исключительно важно хранить в тайне. Иначе Макс окажется в опасности.

Дилан попытался было ему возразить. Но доктор Вильямс его оборвал:

– Речь идет о Клыке.

Дилан поежился. С какой стати ему обсуждать свою личную жизнь с этим биологом? Он все больше и больше чувствует себя загнанным в угол. Сейчас на него со всех сторон обрушатся коробки с оборудованием, учебными фильмами, старыми учебниками и контрольными работами.

– Клык представляет собой куда большую опасность, чем ты думаешь. Никто из нас до сих пор не понимал, как он опасен. – Доктор Вильямс с довольной улыбкой пододвинулся к Дилану вплотную. – Тебе я могу раскрыть эту тайну. В тебе мы все уверены, тебе доверяем.

Дилану уже давно не нравится, куда зашел этот разговор. Очень и очень не нравится. Но слова «Макс» и «тайна» заставляют его подсознательно наклониться вперед.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒