![]()
|
|||||||
Тамара Сычева 6 страница— Дисциплинарный устав знаете? — Нет. Мы на фронте без устава фашистов били. Я вспомнила, что и сама недавно рассуждала так же. — Зачем вы приехали сюда? — спросила я. — Учиться, чтобы потом, на фронте, еще лучше бить фашистов и научить этому своих бойцов. Мне понравился ответ. — Да, но если бойцы не будут выполнять устава, то они и приказы ваши не будут беспрекословно исполнять. — Я научу своих бойцов, — переступая с ноги на ногу, сказал курсант. — Как же вы их научите, когда вы сами не знаете устава? Идите принесите буссоль, — приказала я. Курсант медленно повернулся и пошел, еле передвигая ноги. Когда он дошел до середины казармы, я скомандовала: — Курсант Петров, кру-гом! Он повернулся. — За каждое нарушение дисциплины будете получать наряд вне очереди. То-есть мыть полы в казарме, посуду на кухне и выполнять неприятные-работы. Это значит, что вы закончите курсы не командиром, а уборщицей. Идите выполняйте приказание. И курсант пошел почти строевым шагом. В тот день я рассказала взводу, для чего нужны устав и строгая воинская дисциплина. Вечером меня вызвал комиссар дивизиона и похвалил за требовательность. — Прежде всего, Сычева, помни, что ты командир, будь взыскательна к себе и подчиненным, иначе ты не сможешь командовать в боевой обстановке. Эти слова мне не раз приходилось вспоминать на войне. День и ночь я была с бойцами. Бывали моменты, когда я, как женщина, должна была бы смущенно отвернуться или отойти и оставить безнаказанными проступки бойцов. Первое время меня мучил вопрос: как поступить? И я поняла, что в таких случаях надо действовать так, как действовал бы командир-мужчина, иначе дисциплина разболтается и бойцы станут небоеспособными. Основное для женщины-командира—это быть самой нравственно чистой, уметь переносить с бойцами все тяготы и невзгоды войны. Тогда заслужишь авторитет у бойцов, тогда будут беспрекословно выполнять твои приказы. В этом я убедилась на собственном опыте. Перед отправлением в часть нам дали отпуск на несколько дней. Товарищи собрались в город и звали меня. — Тамара, пошли за девчатами ухаживать,— шутили они. В эти свободные дни я с удовольствием ходила с ними по широким чистым улицам Тбилиси. В новом обмундировании, в хромовых сапогах, худая, с обветренным и загоревшим лицом, стриженная под бокс, я не походила на женщину. Выправка, манеры, которые привились в курсантской среде, все это наложило на меня свой отпечаток. И без того низкий голос огрубел еще больше. Девушки засматривались на меня, и некоторые в беседе не сразу узнавали во мне женщину, но я не особенно огорчалась, считая, что женственность вернется, когда вернется прежняя жизнь. То, что мне было необходимо сейчас, я приобрела: знания, командирскую требовательность и выносливость. Я чувствовала твердую почву под ногами и с нетерпением ждала момента, когда снова попаду в привычную боевую обстановку. Настал последний день перед отъездом. У входа в казарму висело объявление, что сегодня, 15 июля 1942 года, в 5 часов дня, состоится партийно-комсомольское собрание. В дверях повстречался старшина. — Сычева, тебе письмо. Я взяла конверт. Но тут последовала команда строиться на обед. Увидев, что письмо от родных, решила прочитать его перед собранием и положила в карман гимнастерки. — Становись! Последний раз пойдем обедать в столовую училища, — сказал старшина. С обедом торопились, так как, зная точность комиссара, боялись опоздать на собрание. Комиссар рассказал о положении на фронтах. — В эти дни противник прорвался на Кавказ, — говорил он, — идут ожесточенные бои на огромной территории: от Балтики до Кавказских гор. Наши тылы настолько окрепли за год войны, что недалеко от Моздока, где идут ожесточенные бои, мы спокойно учимся, готовим кадры командного состава, получаем хорошее питание и обмундирование. Это еще раз говорит о том, что наш тыл крепок и могуч. С таким тылом, с таким народом мы разобьем любого врага. Над родиной нависла опасность, но весь советский народ после обращения товарища Сталина встал на защиту своей родины и отдает все силы для победы. Сотни эшелонов движутся по железной дороге, эвакуируя в глубокий тыл целые заводы и фабрики, чтобы там, на этих заводах и фабриках, советские люди могли работать для фронта. В оккупированных районах оставшиеся там советские люди ведут борьбу с фашистскими захватчиками. — Наши люди полны мужества и отваги, они знают, за что борются, — продолжал комиссар. Вспомнила о письме. Разорвала конверт, и первое, что бросилось в глаза, была стандартная бумажка и на ней большими печатными буквами: «Извещение». Я невольно вскрикнула. В глазах потемнело, письмо выпало из рук. — Что с тобой, Сычева? — спросил комиссар. Все обернулись в мою сторону. Я не могла справиться с собой, слезы брызнули из глаз. Кто-то поднял извещение и вслух прочитал, что лейтенант Григорий Васильевич Жернев погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Я еле сдерживала рыдания. — Советские воины на передовой, не щадя своей жизни, отбивают натиск врага, — говорил комиссар.— Сейчас мы узнали о гибели мужа нашего молодого командира. Почтим память погибшего вставанием. Все встали, а я сквозь слезы сказала: — Обещаю перед лицом товарищей заменить мужа в строю и, не щадя своей жизни, бить фашистов. — Хотела еще что-то сказать, но слезы сдавили горло. Собрание продолжалось. Все выступавшие обещали не посрамить училища и смело биться с врагом. Я уже ничего не слышала и не понимала. После собрания был торжественный ужин, но я пошла в горы. Не заметила, как начался рассвет. Солнце было еще за горами, и только косые лучи золотили зеленые их вершины. Вскоре засверкал серый камень утеса, и яркий луч солнца пробежал по моему лицу, заиграл на золотых галунах петлиц и ласково заглянул в распухшие от слез глаза. Да, солнце всходит, а Гриши нет и не будет... Я поднялась, вытерла глаза, привела себя в порядок и пошла в училище. Через час поезд увозил меня на фронт.
|
|||||||
|