|
|||
Тихонравов, Ю. В. 27 страницаПредставители правового позитивизма в самом деле выдвигают понятие права, не содержащее понятия справедливости. "Non veritas sed auctoritas facit legem," - говорит Гоббс; "право есть приказ суверена" - говорят сторонники теории 35 Austin J. Op. cit.-P.176. императивов. Кельзен утверждает, что любое содержание может быть правом, Харт считает право эмпирической данностью, наконец, Луман отстаивает "институционализацию произвола" в изменениях, которым подвергается право. Одно из распространенных самооправданий юридико-позитивистской ориентации в изучении права - это прагматическая забота ученых и практиков по необходимому упорядочению всего массива непрерывно изменяющегося и разрастающегося законодательства. Но очевидно, что истолкование права как приказа (волеизъявления) суверена чревато и недобросовестным применением этой формулы. Именно в результате такого использования формулы о законе-приказе может расти и множиться деятельность по обеспечению одной лишь "наружности закона" (В.О.Ключевский). 3.2. Чистая теория права Юридический позитивизм, опирающийся на теоретико-научные соображения общего характера, вытекает из научного идеала логического позитивизма или логического эмпиризма и потому может быть назван также логическим правовым позитивизмом или правовым эмпиризмом. Согласно этой теории, научный характер имеют только эмпирические или аналитические правовые высказывания, тогда как нормативные правовые высказывания, а именно, судебные приговоры, являются ненаучными. Юридический позитивизм, взятый как правовой эмпиризм, считает науку о праве возможной в качестве науки только в том случае, если она понимается как наука о действующем праве или как чисто аналитическая правовая теория. В более слабом варианте правового эмпиризма, защищаемом, например, Хартом, а также Бентамом и Остином, проблематика справедливости выпадает из научного государственно-правового дискурса, однако не исключается из рационального дискурса как такового. В более сильном варианте правового эмпиризма все ненаучные высказывания низводятся до уровня чисто субъективного восприятия действительности. Научно обосновываемый правовой позитивизм становится этико-правовым эмотивизмом или нонкогнитивизмом, объявляющим спра- ведливость совершенно недоступной для познания. Влиятельнейшим представителем такого рода позитивизма является Ганс Кельзен, который считал, что юридическая наука должна изучать право "в чистом виде", вне связи с политическими, нравственными и другими оценками, так как в ином случае наука теряет объективный характер и превращается в идеологию. Ганс Кельзен (1881 - 1973) - австрийский правовед, глава так назьюаемой нормативистской (венской) школы права. Профессор права в Вене, Кёльне, Женеве. В 1940 эмигрировал в США; с 1942 - профессор политических наук, с 1945 -заслуженный профессор Калифорнийского университета. Учение Кельзена о праве (в наиболее обобщенном виде изложено в работе "Общая теория права и государства" -"General theory of low and state", 1945) является развитием положений юридического позитивизма, сводившего задачи науки к описанию и логической систематизации действующего права и объявившего ненужным его социально-экономическое объяснение. Эти методологические позиции Кельзен связывал с кантианским разрьюом "сущего" и "должного". Право как система правил должного поведения, по Кельзену, независимо от общественного бытия: оно не есть воля государства, наоборот, государство есть понятие, производное от права - "персонификация правового порядка". Будучи независимо и от морального долженствования, право, по Кельзену, определяется только правом; некий мыслительный презюмированный источник - "основная норма" -определяет основные начала международного права, которые, в свою очередь, определяют конституционные законы, обуславливающие обыкновенные законы и т.д. Кельзен требует, чтобы наука, изучая право, отказалась от его экономической интерпретации, политической, идеологической, нравственной и исторической оценок, игнорировала цели права и изучала его "в чистом виде", что фактически сводится к описанию логических форм правовых норм. В этой связи Кельзен критикует теорию естественного права и социологическую юриспруденцию. Г. Кельзен досконально разработал теорию позитивистской методологии права. В то время вопрос заключался в следующем: располагает ли право своими собственными специфическими правовыми методами, не применимыми в других науках? Г.Кельзен, как известно, отвечал на лчн вопрос положительно, относя к таким методам догматический и нормативистский. По его мнению, именно эти методы и составляют предмет нормативной теории права, или по зитивного права, рассматриваемого им лишь как совокупность явлений духовной жизни, как бы в качестве "чистого продукта" человеческого интеллекта. Методологические слабости теории Г.Кельзена состояли в том, что он не пытался показать, в чем состоит действительная специфика догматического и нормативистского методов и соответственно ничего не предпринял для того, чтобы выяснить, чем данные методы отличаются от таких же методов, применяемых по отношению к изучению других нормативных комплексов, например в этике как науке о нравственности. Вместе с тем Г.Кельзен, не отвергая в принципе возможности использования к познанию права других методов, таких, как социологический и психологический, принижал их методологический потенциал, считая их подсобными и подчиненными по отношению к чисто правовым методам36. Между тем именно эти методы послужили и дальнейшем созданию новых теоретико-методологических подходов к познанию права. Таковы социология права и правовая психология, импульс для развития которых закладывался уже в начале XX столетия, то есть во времена Кель-зена. Признавая в правоведении чисто нормативную науку, он полагал, что она упорядочивает свой объект при помощи другой исходной логической категории. Принцип, в соответствии с которым естественные науки описывают свой объект, - это причинность; принцип, в соответствии с которым наука права описывает свой объект, - это нормативность. Речь идет не о нормативности как свойстве нормы права, в отличие от 36 Проф. Р.Тревес полагает, что вопреки общераспространенным взглядам Г.Кельзен внес значительный вклад в развитие социологии права и идеи социальной справедливости, поскольку он решительно восставал прогни спекулятивной трактовки ценностных свойств права с позиций вечных и абсолютных истин и, в частности, в полемике •: Г Канторовичем дока зывал пользу социологического метода, который позволяет юристу лучик-исследовать социальную природу правовых норм. См.: Freves R, Наш Kelsen et la Soctologie du droit // Rev. intern, de Theorie du droit d ilr la Sociologie juridique - 1985.- N 1.- P.18. индивидуального предписания, а именно о методологическом принципе изучения права. Кельзеновская трактовка методологии позитивизма выразилась в структурном обновлении методов и технических средств познания права, выражаемых общим понятием "нормативизм". Нормативизм заявил о себе новым конструированием понятия самого права. Если позитивисты определяли его через посредство властных факторов в лице государства, суверена, законодателя и т.п., то Г.Кельзен попытался отторгнуть право от нормоустановителя, который, однажды выразив свою волю, становился как бы ее покорным слугой, т, е."*в свою очередь оказывался связанным правом, то, что в дальнейшем послужило пищей для идеи правового государства. Между тем чистая система норм, освобожденная от ме-таюридических примесей, была и остается искусственно построенной конструкцией, фикцией, ибо ни при каких условиях невозможно противостоять растущему вмешательству государства в правовую жизнь общества и, следовательно, отделять правовой продукт от его создателя. Впрочем, это понимал и сам Г. Кельзен, когда он был вынужден ввести в научный оборот понятие основной нормы, которая одновременно выступает и как элемент системы права и как логическая основа ее значимости в установлении эффективного правопорядка. И, таким образом, государство, по Кельзену, само становится частью господствующего правопорядка и отождествляется с правом. У Г.Кельзена право поставлено в такую связь с государством, что последнее само рассматривается как персонифицированный правопорядок. Кельзен считал, что государство столь же мало мыслимо без права, как и право без государства. И то и другое - две стороны единого явления. Власть есть право. Право и обязанности государства ничем не отличаются от прав и обязанностей других лиц, ибо как в первом, так и во втором случае они определяются законом. Право в его чистой теории представляет собой иерархическую (ступенчатую) систему норм, представляемую в виде лестницы (пирамиды), где каждая верхняя ступенька обусловливает нижнюю, а нижняя вытекает из верхней, ей подчиняется; таким образом, вся система права имеет ступенчатое строение, то есть последовательно выводится из основной 3. Юридический позитивизм нормы, "образуя иерархию норм. Поэтому задача теории со стоит в том, чтобы в каждом конкретном правовом явлении вскрыть его соответствие верховной норме, обладающей высшей юридической силой. Представление об "основной (суверенной) норме как норме, которая обосновывает эффективность и юридическую силу всех остальных норм, является исходным для концепции Кельзена. Несмотря на то, что нормативистская теория "суверенную" норму считает предполагаемой (гипотетичной), она доказывает необходимость соподчинения правовых норм по степени их юридической силы. В этом смысле закону, то есть нормативно-правовому акту, обладающему высшей юридической силой, должны соответствовать все подзаконные правовые акты. Без этого правовое регулирование не может достигнуть своей цели. И если верхней ступенькой являются конституционные нормы, а далее соответственно идут нормы обыкновенного закона, нормы правительственного акта, нормы инструкций министерств и ведомств, вплоть до индивидуальных актов, то принцип соответствия одной нормы другой как раз и означает утверждение строгого режима законности. Кельзен отдавал первенство норме международного права перед нормой внутреннего. Теперь большинство государств вынуждено признать необходимость соотносить свое законодательство и юридическую практику с актами о правах, международными соглашениями, резолюциями ООН и т.д. Одна из основных работ Г.Кельзена - "Чистая теория права" (1934 2-е расшир. изд. 1960). Сама по себе "чистая теория права" была выдвинута Кельзеном еще в 1911, но получила широкое распространение в период между двумя мировыми войнами. Под этим названием строилась такая теория позитивного права, которая, в обеспечение своей ' чистоты , отказывается заранее от познавательных усилий в отношении всех элементов, которые являются чуждыми позитивному праву Пределы подобного ограничения предмета научного обсуждения должны быть, по авторскому замыслу, отчетливо зафиксированными. И эта фиксация должна охватить следующие два направления: специфическая и специальная наука права (то есть та дисциплина, которую обычно именуют юриспруденцией) должна различаться и обособляться от философии справедливости, с одной стороны, и от социологии (познания социальной реальности), с другой стороны. Если соотнести предмет чистой теории права и философии справедливости, то окажется, по толкованию Кельзена, что чистая теория права как наука не в состоянии ответить на вопрос "что такое справедливость?", потому что этот и другие связанные с ним вопросы не могут быть (по принципиальным методологическим соображениям) раскрыты "научно". Предмет изучения теории права ("общей теории права") составляют законодательные нормы, их элементы, их взаимоотношения, правопорядок как целое, его структура, отношения между различными правопорядками и, наконец, единство права в плюральности позитивных законных порядков (правопорядков). Цель теории - снабдить юриста (правоведа и практика), прежде всего судью, законодателя и преподавателя пониманием и описанием (невозможности точным) позитивного права (законодательства) их страны. Такая теория выводит свои понятия исключительно из содержания позитивных законодательных норм (именно "норм", а не "правил", как в конструкции Харта). Эта теория не должна поддаваться влиянию мотивов и страстей, а также намерению законодательных властей или желаниям и интересам индивидов по отношению к содержанию закона. Наука должна описывать свой объект, как он есть, а не предписывать, каким он должен или не должен быть с точки зрения некоторых специфических ценностных соображений. Последнее есть предмет политики, который имеет дело с искусством государственного управления, с деятельностью, направленной на ценности, а не на объект науки, направленной к познанию реальности. Реальность в науке права не есть природа. Существует потребность и необходимость отделить науку права от политики. В меньшей мере необходимо отделять ее от естественной (природопознаюшей) науки. Одна из самых трудных задач общей теории права - определить специфику ее реальности и показать различие между реальностью законов и природы. По толкованию Кельзена, правовая реальность - в позитивности закона (например, различение реальности закона в отличие от идеальности закона как цели политики). Реальность, то есть само существование позитивного права, не за- висит от своего соответствия или несоответствия со справедливостью или "естественным" правом. Между тем, Кельзен, решительно отвергая какую бы то ни было теорию справедливости, парадоксальным образом включает свою позицию в контекст традиции, заложенной философом, который не только признает моральное понятие права, но и детально разрабатывает его. Этот философ -Кант. На Кельзена оказало влияние неокантиантство, научный пафос которого несовместим с кантовским понятием права. Неокантианство видит заслугу Канта в критике спекулятивного разума и игнорирует проводимую им критику практического разума. Опираясь на неокантиантскую позицию, Кельзен и предпринимает свою ревизию фундаментального дискурса права. Он, в частности, обращает основной интерес своего "Чистого учения о праве" (так же, как это делал в своей философии права Кант) не только на право в сего исторически и общественно различных формах, но и на его общую "сущность". Он так же, как и Кант, пытается обнаружить "неизменные принципы всякого позитивного законодательства" (ср. введение Канта к его "Учению о праве"). Но искомые принципы понимаются Кельзеном совсем не так, как Кантом. Если кантовские "неизменные принципы законодательства" связаны с легитимностью позитивного права, то интерес Кельзена сосредоточен исключительно на позитивном действии права. Можно предположить, что смещение интереса связано с тематическим ограничением, поскольку Кельзена занимает, собственно говоря, научная юриспруденция, а не этика права. Однако это смещение интереса имеет глубокие причины и далеко идущие следствия. В полном соответствии с постулатом Макса Вебера о свободе ценностей, Кельзен относит всякую оценку, и в том числе, оценку моральную, к сфере субъективного мнения. В силу этого тематического ограничения кантовской нормативной философии права, Кельзен вступает в фундаментальное противоречие по отношению к последнему. Перспектива справедливости просто изымается из программы теории права. Кельзен, правда, не идет столь далеко, чтобы объявить справедливость просто несуществующей. Но, будучи представителем "реалистической теории права", он констатирует наличие "многих норм справедливости, отличающихся одна от другой и даже противоречащих одна другой", и как представитель строгого правового эмпиризма он не считает возможным объективно обоснованный выбор из этого многообразия. В результате Кельзен приходит к релятивистскому и, более того, децизионистскому выводу, согласно которому, каждый человек должен делать выбор сам, и выбор этот никто не может отменить - "ни Бог, ни природа, ни даже разум как объективный авторитет". Чистая теория права рассматривает свой предмет как некую копию трансцендентальной идеи; она проводит в то же время ясное различение между эмпирическим правом и трансцендентальной справедливостью путем исключения последней из своего специального научного рассмотрения. Она видит в праве не проявление сверхчеловеческой власти, а специфическую социальную технику, основанную на человеческом опыте. Чистая теория права отказывается быть метафизикой права: "то, что не может быть обнаружено в содержаниях позитивных юридических норм, не может войти и в правовое понятие" (Общая теория права и государства. 1945). Чистая теория права, по разъяснению Кельзена, это скорее структурный анализ позитивного права, нежели психологическое или экономическое объяснение его факторов или моральных и политических оценок его целей. Ее базис, ее глубинное основание не в мета-юридическом принципе, а в логико-юридической гипотезе - гипотезе о базисной норме, установленной логическим анализом реального юридического мышления. Согласно этой гипотезе универсальным логическим предположением (и оправданием) значимости позитивного права, "его обязательности и действенности" является так называемая основная норма. Эта норма призвана вводить все официальные действия должностных лиц в контекст правопорядка, а также придавать правосоздающим актам должностных лиц и граждан общезначимый характер. Суть этой теоретической конструкции Кельзен передает при помощи аналогий. Так, основную норму можно представить как "самую первую из конституций" (с учетом формулы "конституция как основной закон государства"). Подобная норма существует в любой религиозной системе, и она подразумевает, что некто должен вести себя как бог и что власти устанавливаются по его соизволению. "Сходным образом Основная Норма порядка предписывает, что кто-то должен вести себя как "отцы" конституции и что подобные лица прямо или косвенно уполномочены (делегированы) на это требованием (командой) самой конституции". В трактовке соотношения права и власти, права и государства позитивистская традиция проступает наиболее отчетливо, в особенности в выводе о том, что право, согласно чистой теории права, есть "специфический порядок или организация власти". Государство выступает в двух измерениях - как господство и как право. По характеристике Кельзена, подобное восприятие государства наиболее плодотворно в социологической теории, где государство выступает таким отношением, в котором "некоторые" приказывают и правят, а другие подчиняются и управляются. Но это - социология государства, а юрист в состоянии описать социальную реальность без термина "государство" либо употребляя этот термин в специфическом несоциологическом смысле. Например, в карательной сфере законодательства плодотворно обсуждение "права государства" по отношению к преступникам и, с другой стороны, в некоторых отраслях можно обнаружить "права против государства" - в гражданском праве, конституционном, административном, публичном праве. В намерении представить теорию права обособленной от моральной философии (философии справедливости) или от социологии подход Кельзена в принципе мало чем отличается от аналогичное установки аналитической юриспруденции Дж.Остина, с той лишь разницей, что он несколько обновил терминологическое оправдание правоведения как науки эмпирической (в противоположность метафизической) и как науки "социально-технической" (в противоположность политико-идеологической, каковой, по мнению Кельзена, была сфера традиционной юриспруденции). Если у Дж. Остина мораль и право разделены непроницаемым барьером, если у Харта это разделение оправдывается эвристическими соображениями, то у Кельзена речь идет скорее о степени обособления права от морали и юриспруденции от политики. В отличие от естественных наук, где успехи познания во многом обязаны мощному социальному интересу и поддержке, социальная теория, по Кельзену, не ведет к такой прямой выгоде, как это бывает у физиков или химиков. В социальной, и особенно в правовой науке преобладающий интерес, который обычно сосредоточивается в учреждениях власти или в домогательствах этой власти, получает удовлетворяющую его теорию в политической идеологии. Поскольку в правовой науке все еще отсутствует влиятельное противодействие такому преобладающему интересу, то можно предположить, что "чистая теория права" приходится все еще не ко времени. Этот вывод Кельзен делает в 40-х гг., после окончания второй мировой войны. В особенности он сетовал на то обстоятельство, что и в "великих и важных странах, находящихся под началом партийной диктатуры, некоторые из самых выдающихся представителей юриспруденции не ведают более высокой задачи, чем служить со своей "наукой"- политической власти". Выпуская свой обобщающий труд в англосаксонском мире, он исходил из того, что свобода науки здесь продолжает цениться должным образом, что власть лучше стабилизирована и что идеи находятся в большем почете, чем власть ("Что такое справедливость? Справедливость: право и политика в зеркале науки". Избр. работы. Лос-Анджелес, 1957). Обсуждая вопрос об обособлении предмета общественных дисциплин, Кельзен, тем не менее, не мог обойти признанием тот факт, что право в его реальности (как регулятор поведения) и долженствовании характеризуется таким свойством, как результативность и действенность, и что по-другому все это называется властью права (закона). И хотя право и власть не одно и то же, само по себе право не может существовать без власти, а потому право и трактуется чистой теорией права как "специфический порядок власти или организация власти". С точки зрения социологической и государство следует воспринимать "законным правовым порядком", при котором одни приказывают и правят, а другие подчиняются и управляются. С теоретической точки зрения правоведения, социальная реальность может быть описана и без терминов "государство", "правопорядок". Однако такое возможно лишь там, где поведение мысленно оценивается при помощи нормативной системы обязывающих и предписывающих норм права, причем права в его трактовке нормативной юриспруденцией как системы важнейших норм. Такие процедуры оценок и характеристик и составляют объект социологической юриспруденции. Свою позицию в отношении естественно-правовых кои цепций Келъзен высказал в статье 1949 г. "Доктрина естественного права перед трибуналом науки". В самом общем виде школу естественного права следует воспринимать как носительницу доктрины, предлагающей определенное решение вечной проблемы справедливости. По-другому можно сказать об этом же, что доктрина пытается ответить на вопрос, что правильно и что неправильно во взаимоотношениях людей. При этом исходят из посылки, что можно различать, что естественно в поведении человека и что неестественно, следовательно, против природы. Прирожденные права - это только права, которые законами человеческими ни установить, ни отменить невозможно, а можно только защитить и обеспечивать. Возражения Кельзена против естественно-правовой аргументации сводились к следующему. Во-первых, происходит смешение существенных различий между научно общепризнанными законами природы и правилами этики и юриспруденции. Далее, оценки поведения человека или функционирования социального института как "естественного" означает всего лишь то, что они соответствуют тем нормам, которые базируются на субъективной оценке - позиции определенного мыслителя, принадлежащего к естественно-правовой школе. Но дело в том, что в реальной жизни мы имеем дело фактически не с одной доктриной естественного права, а со многими доктринами, проводящими нередко противоположные принципы. Например, очевидна ошибка Гоб-бса, считавшего, что власть государства, основанная в соответствии с законами природы, является абсолютной, то есть неограниченной. Дж. Локк и Ж.-Ж. Руссо эту же власть воспринимали и толковали по-другому. Тяга к естественно-правовой доктрине, по Кельзену, коренится в психологической потребности оправдать субъективные ценностные решения и попытаться выдать их за основанные на объективных принципах, на истине и т.д. Позитивистский вариант кельзеновского правоведения получает дополнительное объяснение в традиционной для всей позитивистской философии и социологии - от Конта до М.Вебера - трактовке соотношения науки и политики. Кель-зен исходит из того, что независимость науки от политики является общеизвестным положением. Под этим обычно подразумевают, что поиск истины, который образует существенную функцию науки, не должен быть подверженным влиянию политических интересов, которые преследуют цель установления либо удержания определенного общественного порядка (строя) или какого-то общественного института. Политика есть искусство управления, можно сказать, практика регулирования общественного поведения людей. Политика в то же время есть некая функция воли, и как таковая она предстает в виде активности, предпосылкой которой является осознанное или неосознанное усвоение ценностей, реализация которых и составляет цель упомянутой активности. Наука в данном случае есть функция познания, ее целью является не управление, а объяснение. Ее независимость от политики подразумевает, в конечном счете, что ученый не должен заранее склоняться в пользу какой-либо ценности; он должен, таким образом, ограничивать себя объяснением и описанием своего объекта и не обсуждать его с позиций добра или зла (пользы или вреда) и тем самым не заниматься выяснением, соответствует ли объект или не противоречит ли он заранее известной ценности. "Научные суждения есть вывод относительно реальности; они по определению своему являются объективными и независимыми от пожеланий и опасений субъекта, делающего определенный вывод, потому эти суждения являются верифицируемыми (проверяемыми) опытным путем. Они либо истинные, либо фальшивые. Ценностные суждения, однако, предстают субъективными по своему характеру, поскольку они базируются, в конечном счете, на личности оценивающего субъекта вообще и на эмоциональном элементе его сознательности в особенности" (Что такое справедливость?). После такого исходного положения Кельзен делает две оговорки. Принцип исключения ценностных суждений из сферы науки, по-видимому, требует поправки для того случая, когда речь идет не о том, является нечто истинным или нет, а о том, является ли оно плохим или хорошим. Кроме того, все сказанное до этого относится к области науки политики, а не к "политической" науке, поскольку последняя, будучи инструментом политики, совсем не наука, а лишь политическая идеология. Чистая теория права и ее различные версии нашли своих сторонников в России в лице таких мыслителей, как Н.М.Коркунов, С.А.Муромцев, Г.Ф.Шершеневич и другие. До Октябрьской революции 1917 года Россия входила в романо-германскую правовую семью. Вот что пишет известный французский компаративист Рене Давид: "Категории русского права - это категории романской системы. Концепцией права, принятой в университетах и юристами, была романская концепция. Русское право отошло от казуистического типа права; русский юрист не считал право продуктом судебной практики; норму права он, так же как немецкий и французский юристы, рассматривал как норму поведения, предписываемого индивидам, формулировать которую надлежит доктрине или законодателю, а не судье"37. Основные черты русской юриспруденции второй половины XIX в. сформировались под определяющим влиянием правового позитивизма. Это была, по выражению одного ученого, юриспруденция положительного права38. Юридический позитивизм определил профиль российского правового развития. Но именно здесь, в России, духовная атмосфера которой не совсем благоприятствовала фетишизации юридических норм, появились яркие критики, ниспровергатели юридического позитивизма, а на переломе двух веков возникли многочисленные и разнообразные его альтернативы. Господствующей формой позитивизма во второй половине прошлого века был этатический, законнический позитивизм, а еще точнее, формально-догматическая юриспруденция, аналогичная германской юриспруденции понятий. Именно эту юриспруденцию преподавали в университетах, ею руководствовались в своей практической работе судьи и чиновники. В России, где государство на протяжении всей ее истории играло ведущую роль во взаимоотношениях с обществом, было инициатором почти всех социальных реформ, господство этатического позитивизма представляется глубоко закономерным явлением. Но в XX столетие российский этатический позитивизм вошел уже в кризисном и 37 Давид Р. Основные правовые системы современности.- М.- 1988.- С. 157. 38 Тоцкий Н.М. Наше литературное наследство // Право и жизнь.- 1923.-Кн.2,- С.З. Эта статья содержит весьма квалифицированный анализ различных теоретико-правовых течений в России XIX - начала XX в. расколотом состоянии. Авторитет формально-догматической юриспруденции и соответствующего ей правопонимания был поколеблен. Они еще сохраняли свои позиции в отраслевых юридических науках, которые, как известно, стоят ближе к юридической практике, но теория права (философия и социология права) уже пошла дальше в своих построениях, предлагая концепции права, принципиально отличные от этатиче-ского позитивизма.
|
|||
|