Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Тихонравов, Ю. В. 27 страница



Представители правового позитивизма в самом деле вы­двигают понятие права, не содержащее понятия справедли­вости. "Non veritas sed auctoritas facit legem," - говорит Гоббс; "право есть приказ суверена" - говорят сторонники теории

35 Austin J. Op. cit.-P.176.

императивов. Кельзен утверждает, что любое содержание может быть правом, Харт считает право эмпирической дан­ностью, наконец, Луман отстаивает "институционализацию произвола" в изменениях, которым подвергается право.

Одно из распространенных самооправданий юридико-позитивистской ориентации в изучении права - это прагмати­ческая забота ученых и практиков по необходимому упорядо­чению всего массива непрерывно изменяющегося и разрас­тающегося законодательства. Но очевидно, что истолкова­ние права как приказа (волеизъявления) суверена чревато и недобросовестным применением этой формулы. Именно в результате такого использования формулы о законе-приказе может расти и множиться деятельность по обеспечению од­ной лишь "наружности закона" (В.О.Ключевский).

3.2. Чистая теория права

Юридический позитивизм, опирающийся на теоретико-научные соображения общего характера, вытекает из научно­го идеала логического позитивизма или логического эмпи­ризма и потому может быть назван также логическим право­вым позитивизмом или правовым эмпиризмом. Согласно этой теории, научный характер имеют только эмпирические или аналитические правовые высказывания, тогда как норма­тивные правовые высказывания, а именно, судебные приго­воры, являются ненаучными. Юридический позитивизм, взя­тый как правовой эмпиризм, считает науку о праве возмож­ной в качестве науки только в том случае, если она понима­ется как наука о действующем праве или как чисто аналити­ческая правовая теория.

В более слабом варианте правового эмпиризма, защи­щаемом, например, Хартом, а также Бентамом и Остином, проблематика справедливости выпадает из научного государ­ственно-правового дискурса, однако не исключается из ра­ционального дискурса как такового.

В более сильном варианте правового эмпиризма все ненаучные высказывания низводятся до уровня чисто субъ­ективного восприятия действительности. Научно обосновы­ваемый правовой позитивизм становится этико-правовым эмотивизмом или нонкогнитивизмом, объявляющим спра-

ведливость совершенно недоступной для познания. Влия­тельнейшим представителем такого рода позитивизма явля­ется Ганс Кельзен, который считал, что юридическая наука должна изучать право "в чистом виде", вне связи с политиче­скими, нравственными и другими оценками, так как в ином случае наука теряет объективный характер и превращается в идеологию.

Ганс Кельзен (1881 - 1973) - австрийский правовед, глава так назьюаемой нормативистской (венской) школы права. Профессор права в Вене, Кёльне, Женеве. В 1940 эмигриро­вал в США; с 1942 - профессор политических наук, с 1945 -заслуженный профессор Калифорнийского университета.

Учение Кельзена о праве (в наиболее обобщенном виде изложено в работе "Общая теория права и государства" -"General theory of low and state", 1945) является развитием положений юридического позитивизма, сводившего задачи науки к описанию и логической систематизации действую­щего права и объявившего ненужным его социально-экономическое объяснение. Эти методологические позиции Кельзен связывал с кантианским разрьюом "сущего" и "должного". Право как система правил должного поведения, по Кельзену, независимо от общественного бытия: оно не есть воля государства, наоборот, государство есть понятие, производное от права - "персонификация правового порядка". Будучи независимо и от морального долженствования, пра­во, по Кельзену, определяется только правом; некий мыс­лительный презюмированный источник - "основная норма" -определяет основные начала международного права, кото­рые, в свою очередь, определяют конституционные законы, обуславливающие обыкновенные законы и т.д. Кельзен тре­бует, чтобы наука, изучая право, отказалась от его эконо­мической интерпретации, политической, идеологической, нравственной и исторической оценок, игнорировала цели права и изучала его "в чистом виде", что фактически сводит­ся к описанию логических форм правовых норм. В этой связи Кельзен критикует теорию естественного права и социологи­ческую юриспруденцию.

Г. Кельзен досконально разработал теорию позитивист­ской методологии права. В то время вопрос заключался в следующем: располагает ли право своими собственными специфическими правовыми методами, не применимыми в

других науках? Г.Кельзен, как известно, отвечал на лчн вопрос положительно, относя к таким методам догматиче­ский и нормативистский. По его мнению, именно эти мето­ды и составляют предмет нормативной теории права, или по зитивного права, рассматриваемого им лишь как совокуп­ность явлений духовной жизни, как бы в качестве "чистого продукта" человеческого интеллекта.

Методологические слабости теории Г.Кельзена состояли в том, что он не пытался показать, в чем состоит действи­тельная специфика догматического и нормативистского ме­тодов и соответственно ничего не предпринял для того, что­бы выяснить, чем данные методы отличаются от таких же методов, применяемых по отношению к изучению других нормативных комплексов, например в этике как науке о нравственности. Вместе с тем Г.Кельзен, не отвергая в принципе возможности использования к познанию права других методов, таких, как социологический и психологиче­ский, принижал их методологический потенциал, считая их подсобными и подчиненными по отношению к чисто право­вым методам36. Между тем именно эти методы послужили и дальнейшем созданию новых теоретико-методологических подходов к познанию права. Таковы социология права и пра­вовая психология, импульс для развития которых заклады­вался уже в начале XX столетия, то есть во времена Кель-зена.

Признавая в правоведении чисто нормативную науку, он полагал, что она упорядочивает свой объект при помощи другой исходной логической категории. Принцип, в соответ­ствии с которым естественные науки описывают свой объект, - это причинность; принцип, в соответствии с которым наука права описывает свой объект, - это нормативность. Речь идет не о нормативности как свойстве нормы права, в отличие от

36 Проф. Р.Тревес полагает, что вопреки общераспространенным взглядам Г.Кельзен внес значительный вклад в развитие социологии права и идеи социальной справедливости, поскольку он решительно восставал прогни спекулятивной трактовки ценностных свойств права с позиций вечных и абсолютных истин и, в частности, в полемике •: Г Канторовичем дока зывал пользу социологического метода, который позволяет юристу лучик-исследовать социальную природу правовых норм. См.: Freves R, Наш Kelsen et la Soctologie du droit // Rev. intern, de Theorie du droit d ilr la Sociologie juridique - 1985.- N 1.- P.18.

индивидуального предписания, а именно о методологическом принципе изучения права.

Кельзеновская трактовка методологии позитивизма выра­зилась в структурном обновлении методов и технических средств познания права, выражаемых общим понятием "нормативизм". Нормативизм заявил о себе новым конст­руированием понятия самого права. Если позитивисты оп­ределяли его через посредство властных факторов в лице го­сударства, суверена, законодателя и т.п., то Г.Кельзен по­пытался отторгнуть право от нормоустановителя, который, однажды выразив свою волю, становился как бы ее покор­ным слугой, т, е."*в свою очередь оказывался связанным пра­вом, то, что в дальнейшем послужило пищей для идеи пра­вового государства.

Между тем чистая система норм, освобожденная от ме-таюридических примесей, была и остается искусственно по­строенной конструкцией, фикцией, ибо ни при каких усло­виях невозможно противостоять растущему вмешательству государства в правовую жизнь общества и, следовательно, отделять правовой продукт от его создателя. Впрочем, это понимал и сам Г. Кельзен, когда он был вынужден ввести в научный оборот понятие основной нормы, которая одновре­менно выступает и как элемент системы права и как логиче­ская основа ее значимости в установлении эффективного пра­вопорядка. И, таким образом, государство, по Кельзену, са­мо становится частью господствующего правопорядка и ото­ждествляется с правом.

У Г.Кельзена право поставлено в такую связь с государст­вом, что последнее само рассматривается как персонифици­рованный правопорядок. Кельзен считал, что государство столь же мало мыслимо без права, как и право без государст­ва. И то и другое - две стороны единого явления. Власть есть право. Право и обязанности государства ничем не отличаются от прав и обязанностей других лиц, ибо как в первом, так и во втором случае они определяются законом.

Право в его чистой теории представляет собой иерархиче­скую (ступенчатую) систему норм, представляемую в виде лестницы (пирамиды), где каждая верхняя ступенька обу­словливает нижнюю, а нижняя вытекает из верхней, ей под­чиняется; таким образом, вся система права имеет ступенча­тое строение, то есть последовательно выводится из основной

3. Юридический позитивизм

нормы, "образуя иерархию норм. Поэтому задача теории со стоит в том, чтобы в каждом конкретном правовом явлении вскрыть его соответствие верховной норме, обладающей высшей юридической силой.

Представление об "основной (суверенной) норме как норме, которая обосновывает эффективность и юридическую силу всех остальных норм, является исходным для концеп­ции Кельзена. Несмотря на то, что нормативистская теория "суверенную" норму считает предполагаемой (гипотетичной), она доказывает необходимость соподчинения правовых норм по степени их юридической силы. В этом смысле закону, то есть нормативно-правовому акту, обладающему высшей юридической силой, должны соответствовать все подза­конные правовые акты. Без этого правовое регулирование не может достигнуть своей цели. И если верхней ступенькой являются конституционные нормы, а далее соответственно идут нормы обыкновенного закона, нормы правительствен­ного акта, нормы инструкций министерств и ведомств, вплоть до индивидуальных актов, то принцип соответствия одной нормы другой как раз и означает утверждение строгого режима законности. Кельзен отдавал первенство норме меж­дународного права перед нормой внутреннего. Теперь боль­шинство государств вынуждено признать необходимость со­относить свое законодательство и юридическую практику с актами о правах, международными соглашениями, резолю­циями ООН и т.д.

Одна из основных работ Г.Кельзена - "Чистая теория пра­ва" (1934 2-е расшир. изд. 1960). Сама по себе "чистая тео­рия права" была выдвинута Кельзеном еще в 1911, но полу­чила широкое распространение в период между двумя миро­выми войнами. Под этим названием строилась такая теория позитивного права, которая, в обеспечение своей ' чистоты , отказывается заранее от познавательных усилий в отношении всех элементов, которые являются чуждыми позитивному праву Пределы подобного ограничения предмета научного обсуждения должны быть, по авторскому замыслу, отчет­ливо зафиксированными. И эта фиксация должна охватить следующие два направления: специфическая и специальная наука права (то есть та дисциплина, которую обычно име­нуют юриспруденцией) должна различаться и обособляться

от философии справедливости, с одной стороны, и от социо­логии (познания социальной реальности), с другой стороны.

Если соотнести предмет чистой теории права и филосо­фии справедливости, то окажется, по толкованию Кельзена, что чистая теория права как наука не в состоянии ответить на вопрос "что такое справедливость?", потому что этот и другие связанные с ним вопросы не могут быть (по принципиаль­ным методологическим соображениям) раскрыты "научно".

Предмет изучения теории права ("общей теории права") составляют законодательные нормы, их элементы, их взаи­моотношения, правопорядок как целое, его структура, отно­шения между различными правопорядками и, наконец, един­ство права в плюральности позитивных законных порядков (правопорядков). Цель теории - снабдить юриста (правоведа и практика), прежде всего судью, законодателя и препода­вателя пониманием и описанием (невозможности точным) позитивного права (законодательства) их страны. Такая тео­рия выводит свои понятия исключительно из содержания по­зитивных законодательных норм (именно "норм", а не "правил", как в конструкции Харта). Эта теория не должна поддаваться влиянию мотивов и страстей, а также намерению законодательных властей или желаниям и интересам инди­видов по отношению к содержанию закона. Наука должна описывать свой объект, как он есть, а не предписывать, ка­ким он должен или не должен быть с точки зрения некото­рых специфических ценностных соображений. Последнее есть предмет политики, который имеет дело с искусством го­сударственного управления, с деятельностью, направленной на ценности, а не на объект науки, направленной к познанию реальности.

Реальность в науке права не есть природа. Существует потребность и необходимость отделить науку права от поли­тики. В меньшей мере необходимо отделять ее от естествен­ной (природопознаюшей) науки. Одна из самых трудных за­дач общей теории права - определить специфику ее реально­сти и показать различие между реальностью законов и при­роды. По толкованию Кельзена, правовая реальность - в по­зитивности закона (например, различение реальности закона в отличие от идеальности закона как цели политики). Реаль­ность, то есть само существование позитивного права, не за-

висит от своего соответствия или несоответствия со справед­ливостью или "естественным" правом.

Между тем, Кельзен, решительно отвергая какую бы то ни было теорию справедливости, парадоксальным образом включает свою позицию в контекст традиции, заложенной философом, который не только признает моральное понятие права, но и детально разрабатывает его. Этот философ -Кант. На Кельзена оказало влияние неокантиантство, науч­ный пафос которого несовместим с кантовским понятием права. Неокантианство видит заслугу Канта в критике спеку­лятивного разума и игнорирует проводимую им критику практического разума. Опираясь на неокантиантскую пози­цию, Кельзен и предпринимает свою ревизию фундамен­тального дискурса права. Он, в частности, обращает основной интерес своего "Чистого учения о праве" (так же, как это де­лал в своей философии права Кант) не только на право в се­го исторически и общественно различных формах, но и на его общую "сущность". Он так же, как и Кант,   пытается обнаружить "неизменные принципы всякого позитивного за­конодательства" (ср. введение Канта к его "Учению о пра­ве"). Но искомые принципы понимаются Кельзеном совсем не так, как Кантом.

Если кантовские "неизменные принципы законодатель­ства" связаны с легитимностью позитивного права, то инте­рес Кельзена сосредоточен исключительно на позитивном действии права. Можно предположить, что смещение инте­реса связано с тематическим ограничением, поскольку Кель­зена занимает, собственно говоря, научная юриспруденция, а не этика права. Однако это смещение интереса имеет глубо­кие причины и далеко идущие следствия. В полном соответ­ствии с постулатом Макса Вебера о свободе ценностей, Кель­зен относит всякую оценку, и в том числе, оценку мораль­ную,  к сфере субъективного мнения. В силу этого тематиче­ского ограничения кантовской нормативной философии пра­ва, Кельзен вступает в фундаментальное противоречие по от­ношению к последнему. Перспектива справедливости просто изымается из программы теории права.

Кельзен, правда, не идет столь далеко, чтобы объявить справедливость просто несуществующей. Но, будучи пред­ставителем "реалистической теории права", он констатирует наличие "многих норм справедливости, отличающихся одна

от другой и даже противоречащих одна другой", и как пред­ставитель строгого правового эмпиризма он не считает воз­можным объективно обоснованный выбор из этого многооб­разия. В результате Кельзен приходит к релятивистскому и, более того, децизионистскому выводу, согласно кото­рому, каждый человек должен делать выбор сам, и выбор этот никто не может отменить - "ни Бог, ни природа, ни да­же разум как объективный авторитет".

Чистая теория права рассматривает свой предмет как не­кую копию трансцендентальной идеи; она проводит в то же время ясное различение между эмпирическим правом и трансцендентальной справедливостью путем исключения по­следней из своего специального научного рассмотрения. Она видит в праве не проявление сверхчеловеческой власти, а специфическую социальную технику, основанную на чело­веческом опыте. Чистая теория права отказывается быть ме­тафизикой права: "то, что не может быть обнаружено в содержаниях позитивных юридических норм, не может вой­ти и в правовое понятие" (Общая теория права и государства. 1945). Чистая теория права, по разъяснению Кельзена, это скорее структурный анализ позитивного права, нежели психологическое или экономическое объяснение его факто­ров или моральных и политических оценок его целей. Ее ба­зис, ее глубинное основание не в мета-юридическом прин­ципе, а в логико-юридической гипотезе - гипотезе о базисной норме, установленной логическим анализом реального юри­дического мышления.

Согласно этой гипотезе универсальным логическим предположением (и оправданием) значимости позитивного права, "его обязательности и действенности" является так называемая основная норма. Эта норма призвана вводить все официальные действия должностных лиц в контекст право­порядка, а также придавать правосоздающим актам должно­стных лиц и граждан общезначимый характер. Суть этой теоретической конструкции Кельзен передает при помощи аналогий. Так, основную норму можно представить как "самую первую из конституций" (с учетом формулы "конституция как основной закон государства"). Подобная норма существует в любой религиозной системе, и она под­разумевает, что некто должен вести себя как бог и что вла­сти устанавливаются по его соизволению. "Сходным образом

Основная Норма порядка предписывает, что кто-то должен вести себя как "отцы" конституции и что подобные лица прямо или косвенно уполномочены (делегированы) на это требованием (командой) самой конституции".

В трактовке соотношения права и власти, права и госу­дарства позитивистская традиция проступает наиболее отчет­ливо, в особенности в выводе о том, что право, согласно чистой теории права, есть "специфический порядок или ор­ганизация власти". Государство выступает в двух измерениях - как господство и как право. По характеристике Кельзена, подобное восприятие государства наиболее плодотворно в со­циологической теории, где государство выступает таким отношением, в котором "некоторые" приказывают и пра­вят, а другие подчиняются и управляются. Но это - социо­логия государства, а юрист в состоянии описать социальную реальность без термина "государство" либо употребляя этот термин в специфическом несоциологическом смысле. На­пример, в карательной сфере законодательства плодотворно обсуждение "права государства" по отношению к преступни­кам и, с другой стороны, в некоторых отраслях можно обна­ружить "права против государства" - в гражданском праве, конституционном, административном, публичном праве.

В намерении представить теорию права обособленной от моральной философии (философии справедливости) или от социологии подход Кельзена в принципе мало чем отличает­ся от аналогичное установки аналитической юриспруденции Дж.Остина, с той лишь разницей, что он несколько обно­вил терминологическое оправдание правоведения как науки эмпирической (в противоположность метафизической) и как науки "социально-технической" (в противоположность поли­тико-идеологической, каковой, по мнению Кельзена, была сфера традиционной юриспруденции).

Если у Дж. Остина мораль и право разделены непрони­цаемым барьером, если у Харта это разделение оправдывает­ся эвристическими соображениями, то у Кельзена речь идет скорее о степени обособления права от морали и юриспру­денции от политики. В отличие от естественных наук, где успехи познания во многом обязаны мощному социальному интересу и поддержке, социальная теория, по Кельзену, не ведет к такой прямой выгоде, как это бывает у физиков или химиков. В социальной, и особенно в правовой науке преобладающий интерес, который обычно сосредоточивается в уч­реждениях власти или в домогательствах этой власти, полу­чает удовлетворяющую его теорию в политической идеоло­гии.

Поскольку в правовой науке все еще отсутствует влия­тельное противодействие такому преобладающему интересу, то можно предположить, что "чистая теория права" прихо­дится все еще не ко времени. Этот вывод Кельзен делает в 40-х гг., после окончания второй мировой войны. В особен­ности он сетовал на то обстоятельство, что и в "великих и важных странах, находящихся под началом партийной дик­татуры, некоторые из самых выдающихся представителей юриспруденции не ведают более высокой задачи, чем слу­жить со своей "наукой"- политической власти". Выпуская свой обобщающий труд в англосаксонском мире, он исходил из того, что свобода науки здесь продолжает цениться должным образом, что власть лучше стабилизирована и что идеи находятся в большем почете, чем власть ("Что такое справедливость? Справедливость: право и политика в зеркале науки". Избр. работы. Лос-Анджелес, 1957).

Обсуждая вопрос об обособлении предмета общественных дисциплин, Кельзен, тем не менее, не мог обойти признани­ем тот факт, что право в его реальности (как регулятор пове­дения) и долженствовании характеризуется таким свойством, как результативность и действенность, и что по-другому все это называется властью права (закона). И хотя право и власть не одно и то же, само по себе право не может сущест­вовать без власти, а потому право и трактуется чистой тео­рией права как "специфический порядок власти или органи­зация власти". С точки зрения социологической и государст­во следует воспринимать "законным правовым порядком", при котором одни приказывают и правят, а другие подчиня­ются и управляются. С теоретической точки зрения право­ведения, социальная реальность может быть описана и без терминов "государство", "правопорядок". Однако такое возможно лишь там, где поведение мысленно оценивается при помощи нормативной системы обязывающих и предпи­сывающих норм права, причем права в его трактовке норма­тивной юриспруденцией как системы важнейших норм. Та­кие процедуры оценок и характеристик и составляют объект социологической юриспруденции.

Свою позицию в отношении естественно-правовых кои цепций Келъзен высказал в статье 1949 г. "Доктрина есте­ственного права перед трибуналом науки". В самом общем виде школу естественного права следует воспринимать как носительницу доктрины, предлагающей определенное реше­ние вечной проблемы справедливости. По-другому можно сказать об этом же, что доктрина пытается ответить на во­прос, что правильно и что неправильно во взаимоотношени­ях людей. При этом исходят из посылки, что можно раз­личать, что естественно в поведении человека и что неестест­венно, следовательно, против природы. Прирожденные права - это только права, которые законами человеческими ни ус­тановить, ни отменить невозможно, а можно только защи­тить и обеспечивать.

Возражения Кельзена против естественно-правовой аргу­ментации сводились к следующему. Во-первых, происходит смешение существенных различий между научно общепри­знанными законами природы и правилами этики и юриспру­денции. Далее, оценки поведения человека или функцио­нирования социального института как "естественного" озна­чает всего лишь то, что они соответствуют тем нормам, ко­торые базируются на субъективной оценке - позиции опреде­ленного мыслителя, принадлежащего к естественно-правовой школе. Но дело в том, что в реальной жизни мы имеем дело фактически не с одной доктриной естественного права, а со многими доктринами, проводящими нередко про­тивоположные принципы. Например, очевидна ошибка Гоб-бса, считавшего, что власть государства, основанная в соот­ветствии с законами природы, является абсолютной, то есть неограниченной. Дж. Локк и Ж.-Ж. Руссо эту же власть вос­принимали и толковали по-другому.

Тяга к естественно-правовой доктрине, по Кельзену, коре­нится в психологической потребности оправдать субъектив­ные ценностные решения и попытаться выдать их за осно­ванные на объективных принципах, на истине и т.д.

Позитивистский вариант кельзеновского правоведения получает дополнительное объяснение в традиционной для всей позитивистской философии и социологии - от Конта до М.Вебера - трактовке соотношения науки и политики. Кель-зен исходит из того, что независимость науки от политики является общеизвестным положением. Под этим обычно

подразумевают, что поиск истины, который образует суще­ственную функцию науки, не должен быть подверженным влиянию политических интересов, которые преследуют цель установления либо удержания определенного общественного порядка (строя) или какого-то общественного института. По­литика есть искусство управления, можно сказать, практика регулирования общественного поведения людей. Политика в то же время есть некая функция воли, и как таковая она предстает в виде активности, предпосылкой которой является осознанное или неосознанное усвоение ценностей, реализа­ция которых и составляет цель упомянутой активности.

Наука в данном случае есть функция познания, ее целью является не управление, а объяснение. Ее независимость от политики подразумевает, в конечном счете, что ученый не должен заранее склоняться в пользу какой-либо ценности; он должен, таким образом, ограничивать себя объяснением и описанием своего объекта и не обсуждать его с позиций до­бра или зла (пользы или вреда) и тем самым не заниматься выяснением, соответствует ли объект или не противоречит ли он заранее известной ценности. "Научные суждения есть вывод относительно реальности; они по определению своему являются объективными и независимыми от пожела­ний и опасений субъекта, делающего определенный вывод, потому эти суждения являются верифицируемыми (проверяемыми) опытным путем. Они либо истинные, либо фальшивые. Ценностные суждения, однако, предстают субъективными по своему характеру, поскольку они базиру­ются, в конечном счете, на личности оценивающего субъекта вообще и на эмоциональном элементе его сознательности в особенности" (Что такое справедливость?). После такого ис­ходного положения Кельзен делает две оговорки. Принцип исключения ценностных суждений из сферы науки, по-видимому, требует поправки для того случая, когда речь идет не о том, является нечто истинным или нет, а о том, является ли оно плохим или хорошим. Кроме того, все ска­занное до этого относится к области науки политики, а не к "политической" науке, поскольку последняя, будучи инстру­ментом политики, совсем не наука, а лишь политическая идеология.

Чистая теория права и ее различные версии нашли своих сторонников в России в лице таких мыслителей, как Н.М.Коркунов, С.А.Муромцев, Г.Ф.Шершеневич и другие.

До Октябрьской революции 1917 года Россия входила в романо-германскую правовую семью. Вот что пишет извест­ный французский компаративист Рене Давид: "Категории русского права - это категории романской системы. Концеп­цией права, принятой в университетах и юристами, была романская концепция. Русское право отошло от казуистиче­ского типа права; русский юрист не считал право продуктом судебной практики; норму права он, так же как немецкий и французский юристы, рассматривал как норму поведения, предписываемого индивидам, формулировать которую над­лежит доктрине или законодателю, а не судье"37.

Основные черты русской юриспруденции второй полови­ны XIX в. сформировались под определяющим влиянием правового позитивизма. Это была, по выражению одного ученого, юриспруденция положительного права38. Юридиче­ский позитивизм определил профиль российского правового развития. Но именно здесь, в России, духовная атмосфера которой не совсем благоприятствовала фетишизации юриди­ческих норм, появились яркие критики, ниспровергатели юридического позитивизма, а на переломе двух веков воз­никли многочисленные и разнообразные его альтернативы.

Господствующей формой позитивизма во второй полови­не прошлого века был этатический, законнический позити­визм, а еще точнее, формально-догматическая юриспруден­ция, аналогичная германской юриспруденции понятий. Именно эту юриспруденцию преподавали в университетах, ею руководствовались в своей практической работе судьи и чиновники. В России, где государство на протяжении всей ее истории играло ведущую роль во взаимоотношениях с обществом, было инициатором почти всех социальных реформ, господство этатического позитивизма представляет­ся глубоко закономерным явлением. Но в XX столетие рос­сийский этатический позитивизм вошел уже в кризисном и

37 Давид Р. Основные правовые системы современности.- М.- 1988.- С. 157.

38 Тоцкий Н.М. Наше литературное наследство // Право и жизнь.- 1923.-Кн.2,- С.З. Эта статья содержит весьма квалифицированный анализ раз­личных теоретико-правовых течений в России XIX - начала XX в.

расколотом состоянии. Авторитет формально-догматической юриспруденции и соответствующего ей правопонимания был поколеблен. Они еще сохраняли свои позиции в отраслевых юридических науках, которые, как известно, стоят ближе к юридической практике, но теория права (философия и социо­логия права) уже пошла дальше в своих построениях, пред­лагая концепции права, принципиально отличные от этатиче-ского позитивизма.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.