Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Олег Дубровский. 2 страница



Далее Ленин переходит к прямой атаке на «децистов» по одному из основных (наряду с вопросом о «милитаризации труда») вопросов предсъездовской дискуссии, - вопросу о коллегиальности и единоначалии («единоличии»). В этом вопросе Ленин выступает, как идеолог, как выразитель интересов формирующегося нового господствующего класса, которому для собственной консолидации, для усиления своей власти над пролетариатом, «беспрекословное подчинение единой воле»(3) было «безусловно необходимо»(3).

«… вопрос о коллегиальности и единоличии … должен быть во что бы то ни стало поставлен под углом основных приобретений нашего знания, нашего опыта, нашей революционной практики. Нам, например, говорят: «Коллегиальность есть одна из форм участия широких масс в управлении». Но мы в ЦК по этому вопросу говорили, мы решали и мы должны отчитаться перед вами: товарищи, с такой теоретической путаницей мириться нельзя. Если мы в основном вопросе нашей военной деятельности, нашей гражданской войны допускали бы одну десятую долю такой теоретической путаницы, мы были бы биты и биты поделом».

Прежде всего, надо отметить, что полемический прием с обвинением оппонентов в теоретической путанице был весьма ходовым в арсенале Ленина-полемиста. Пользуясь своим очевидным теоретическим превосходством над большинством своих оппонентов в российском социалистическом движении (собственно в большевистской партии по уровню теоретической подготовки, пожалуй, только Александр Богданов (когда был большевиком), Лев Троцкий и Николай Бухарин могли соперничать с Лениным) он время от времени пользовался этим приемом и его оппоненты, как правило, тушевались, зная, что в теоретическом споре они наверняка потерпят поражение. Так и в данном случае, в полемике против «децистов», Ленин переходит к теоретическим аргументам, но его аргументация, неприятно удивляя значительным содержанием демагогии, выглядит весьма и весьма неубедительно.

Кроме этого, коллегиальность даже не как «одна из форм участия широких масс в управлении», а как единственная формаприобщения рабочих к управлению в условиях диктатуры пролетариата, в условиях рабочего «полу-государства», «государства-коммуны», когда все учатся управлять по очереди в рамках подвергающихся постоянной ротации рабочих коллегий, – была основным ленинским революционным организационным рецептом в 1917г.

Но назвать вещи своими именами, и сказать, что «основные приобретения нашего знания, нашего опыта, нашей революционной практики» свидетельствуют о том, что рабочий класс по уровню своего развития оказался совершенно не готов к выполнению управленческих функций и поэтому фабзавкомы, как организаторы промышленного производства и рабочие Советы, как органы власти, оказались несостоятельны, вследствие чего неизбежно-необходимой является концентрация власти в руках партийно-государственной бюрократии, – озвучить подобное было для Ленина неприемлемо, ибо это означало признать правоту социал-демократов-меньшевиков в их идейном противостоянии с большевизмом. Вместо этого, Ленин развивает свою теоретическую аргументацию совершенно в ином направлении:

«Позвольте мне, товарищи … в связи с вопросом об участии нового класса в управлении на основе коллегиальности или единоначалия, внести немножко теории, указать, как управляет класс, в чем выражается господство класса. (…)В чем выражается сейчас господство класса? Господство пролетариата выражается в том, что отнята помещичья и капиталистическая собственность.(…) Победивший пролетариат отменил и разрушил до конца собственность, вот в чем господство класса. Прежде всего в вопросе о собственности. Когда практически решили вопрос о собственности, этим было обеспечено господство класса. Когда Конституция записала после этого на бумаге то, что жизнь решила – отмену собственности капиталистической, помещичьей – и прибавила: рабочий класс по Конституции имеет больше прав, чем крестьянство, а эксплуататоры не имеют никаких прав. – этим было записано то, что мы господство своего класса осуществили, чем мы связали с собою трудящихся всех слоев и мелких групп. Мелкобуржуазные собственники раздроблены; те среди них, которые имеют большую собственность, являются врагами тех, кто имеет меньше, и пролетарии, отменяя собственность, объявляют им открытую войну. Есть еще много людей, которые целиком стоят за какую угодно свободную торговлю, но которые, когда они видят дисциплину, самопожертвование в победе над эксплуататорами, не могут воевать, они не за нас, но бессильны выступить против нас. Только господством класса определено отношение собственности и отношение того, какой класс наверху. Кто связывает вопрос, в чем выражается господство класса с вопросом о демократическом централизме, как это мы часто наблюдаем, тот вносит такую путаницу, что никакая успешная работа на этой почве идти не может.»

Итак, вспомним еще раз предостережение Плеханова о том, что даже захватив власть, рабочие будут не в состоянии ее использовать. «Децисты» безосновательно надеялись именно на это (и поэтому были обречены на поражение) – если «власть Советов» есть действительно рабочая власть, то хозяйственные и административные органы этого «рабочего государства» должны представлять собой выборные и в любое время сменяемые рабочие коллегии, а не монопольное владение назначаемых сверху профессиональных управленцев. Таким образом, «децисты» лишь повторяли ленинские организационные рецепты 1917г., которые Ленин тогда выдавал, ссылаясь на исторический опыт Парижской Коммуны. Но в марте 1920 г. Ленин обходит эту проблему, этот вопрос о том, как же рабочий класс реализует свою «рабочую власть» на практике и в состоянии ли он вообще это делать, и утверждает, что «господство пролетариата выражается в том, что отнята помещичья и капиталистическая собственность». Такая постановка вопроса о диктатуре пролетариата оставляет без ответа и важнейший вопрос о том, кто же распоряжается отнятой у помещиков и капиталистов собственностью. Ведь эта собственность, – это не предметы роскоши, и даже не дворцы и особняки, а прежде всего, средства производства – земля сельскохозяйственного назначения, фабрики и заводы.«Победивший пролетариат» не отменил и не «разрушил до конца собственность», как утверждал Ленин. Эта собственность в промышленности была национализирована после очень краткого периода попыток реализовать лозунг «Фабрики – рабочим!», этот «социализм по-заводно» (П. Гарви), согласно анархо-синдикалистским рецептам. Но кто распоряжается прибавочным продуктом, получаемым в результате эксплуатации этой, теперь уже государственной собственности?! В каком положении, и в каком отношении к ней находятся непосредственные производители, тот самый рабочий класс, который якобы господствует?! Ленин не освещает эти вопросы, надо думать, сознательно уклоняясь от ответа на них. Вместо этого он пускается в демагогические, не относящиеся к существу вопроса рассуждения о мелкобуржуазных собственниках, которые «стоят за какую угодно свободную торговлю», но видя «дисциплину, самопожертвование в победе над эксплуататорами», против большевистского режима воевать не будут. По этому поводу надо отметить, – как мог пролетариат «отменить и разрушить до конца собственность», в стране, где рядом с малочисленным рабочим классом находилась многомиллионная мелкая буржуазия, 22 миллиона мелкотоварных крестьянских хозяйств?! В нескольких строках Ленин противоречит сам себе. «…мы господство своего класса осуществили, чем мы связали с собою трудящихся всех слоев и мелких групп» –заявляет он и тут же утверждает, что «пролетарии, отменяя собственность», объявляют открытую войну мелкобуржуазным собственникам, т.е. тем многим миллионам мелкотоварных сельхозпроизводителей, для которых свободная торговля продуктами своего труда на земле была вопросом существования…

«Когда практически решили вопрос о собственности, этим было обеспечено господство класса («Забрать у богатых их силу, забрав их богатство силой!» -–афористично выражался Бухарин в своем популярном изложении программы РКП(б)(4) по поводу того, как это надо делать), но затем Ленин переворачивает эту формулу: «Только господством класса определено отношение собственности и отношение того, какой класс наверху.»

Эта теоретическая эквилибристика не отвечала на вопросы, поднимаемые «децистами» в предсъездовской дискуссии. Не говоря уже о том, как, пусть даже «победивший», пусть якобы даже «господствующий» пролетариат мог бы навязать свои отношения собственности многомиллионным «мелкобуржуазным собственникам». Путем «открытой войны»? Такая война чуть не закончилась падением большевистского режима в первой половине 1921г….

Объединяя вопрос о коллегиальности и единоначалии с вопросом о привлечении к управлению «администраторов из предыдущего класса» и приводя в подкрепление своих доводов ошибочную историческую аналогию, Ленин продолжает: «…вы думаете, когда буржуазия сменила феодализм, она смешивала государство с управлением? Нет, они такими дураками не были, они говорили, что для того, чтобы управлять, надо иметь людей, умеющих управлять, для этого мы возьмем феодалов и переделаем их. Они так и сделали. Что же, это была ошибка? Нет, товарищи, уменье управлять с неба не валится и святым духом не приходит и от того, что данный класс является передовым классом, он не делается сразу способным к управлению. Мы видим на примере: пока буржуазия побеждала, она для управления брала выходцев из другого, феодального класса, да иначе и взять было неоткуда. Надо смотреть трезво на вещи: буржуазия брала предыдущий класс и у нас также задача – уметь взять, подчинить, использовать его знание, подготовку, воспользоваться всем этим для победы класса. Поэтому мы говорим, что победивший класс должен быть зрелым, а зрелость … удостоверяется опытом, практикой. Буржуа победили, не умея управлять и они обеспечили себе победу тем, что … набрали администраторов из своего класса и начали учиться, используя администраторов из предыдущего класса, и своих новых стали учить, подготовлять к администраторству, пуская для этого в ход весь государственный аппарат, секвестрируя феодальные учреждения … и таким образом через долгие годы и десятилетия они подготовили администраторов из своего класса. Ныне в государстве, устроенном по образцу и подобию господствующего класса, нужно делать так, как бывало во всех государствах. Если мы не хотим стать на позицию чистейшего утопизма и пустых фраз, мы должны сказать, что мы должны учитывать опыт прежних лет, что мы должны обеспечить завоеванную революцией Конституцию, но для управления, для государственного устройства мы должны иметь людей, которые обладают техникой управления, которые имеют государственный и хозяйственный опыт, а таких людей нам взять неоткуда, как только из предыдущего класса. Сплошь и рядом рассуждение о коллегиальности проникнуто самым невежественным духом, духом антиспецства. (…) Мы должны управлять с помощью выходцев из того класса, который мы свергли, выходцев, которые пропитаны предрассудками своего класса и которых мы должны переучить».

Приведенная Лениным историческая аналогия ошибочна. Классический пример Великой французской революции, которая была социальной революцией, для которой созрели все объективные условия, дает нам совершенно другую картину: к 1789г. «третье сословие», т.е. французская буржуазия, по своему общему развитию, культуре, знаниям, социальной активности значительно превосходила паразитическое, загнивающее «первое сословие», – дворянство, аристократию.Поэтому во время революции у буржуазии не было никакой необходимости брать для управления «выходцев из другого, феодального класса», чтобы через долгие годы и десятилетия подготовить собственных, буржуазных администраторов.

После взятия Бастилии, после принудительного перемещения местопребывания короля из Версаля в Париж, то есть, после краха абсолютной монархии, уже во второй половине 1789г., в рамках общего революционного процесса, во Франции разворачивается т.н. «муниципальная революция». В течение нескольких месяцев было разрушено все административное устройство Французского королевства (весь этот хаос провинций, сенешальств, бальяжей) и полностью демонтирован весь королевский (феодальный) управленческий аппарат. Франция получила новое единое административное устройство: департамент – округ – кантон – коммуна и буржуазия, совершенно не привлекая феодалов к функции управления, полностью, безальтернативно, заполнила своими представителями весь новый революционный административный аппарат. Таким образом, «буржуа победили», уже умея управлять (ведь еще до революции они проходили хорошую школу управления – в их руках была вся промышленность и вся торговля – как внутренняя и внешняя, так и колониальная) и «обеспечили себе победу» в том числе и тем, что сразу смели на свалку истории всю структуру местной власти абсолютной монархии и в кратчайшие сроки создали свой, чисто буржуазный, упорядоченный и строго централизованный административный аппарат, совершенно не привлекая к этому делу управленцев из состава свергнутого «феодального класса».

Однако, из этой ошибочной аналогии вытекал важный, практический, правильный вывод в общем контексте эволюции «пролетарской диктатуры» – без профессиональных управленцев т.е. без бюрократии, – никак не обойтись, хотя, опять же, вещи своими именами не называются, а только указывается на «опыт прежних лет». Оказывается, в «рабочем государстве» «нужно делать так, как бывало во всех государствах», независимо от их классовой природы,–обеспечить нормы Конституции (в данном случае зафиксировавшей отмену капиталистической и феодальной собственности), но «для управления, для государственного устройства мы должны иметь людей, которые имеют государственный и хозяйственный опыт» –т.е. неизбежно привилегированную, стоящую над якобы господствующим классом, элиту профессиональных управленцев и организаторов общественного производства. Оказывается, что «Государство и революция» – эти революционные организационные рецепты 1917г. с их основанной на опыте Парижской Коммуны центральной идеей о том, что все рабочие по очереди должны становится администраторами и поэтому не будет профессиональных администраторов – это «позиция чистейшего утопизма и пустых фраз», которую, по мнению Ленина, как раз и отстаивали «децисты», упорствуя в своем большевистском идеализме образца 1917г.

Дилемма была в следующем: или подвергающиеся непрерывной ротации рабочие коллегии или бюрократическая элита. Рабочие коллегии показали свою несостоятельность в деле управления и организации производства, а партийно-государственная бюрократия изначально несла в себе потенцию превращения в новый господствующий класс. О возможной трансформации «советского строя» в государственный капитализм еще в первой половине 1918г. предупреждали «левые коммунисты» во главе с Бухариным, в числе которых были и будущие лидеры «децистов».

В своей критике рабочих коллегий Ленин идет еще дальше, пускаясь в совершенно демагогические рассуждения с выстраиванием цепочки: коллегии – это бессилие; бессилие – это Брестский мир: «Мы наглупили достаточно в период Смольного и около Смольного. (…) Теперь это – недалекое прошлое, из которого мы вышли. Это прошлое, когда царил хаос и энтузиазм, ушло. Документом этого прошлого является Брестский мир. Это исторический документ, больше – это исторический период. Брестский мир навязан был нам потому, что мы были бессильны во всех областях. Что такое был этот период? Это был период бессилия, из которого мы вышли победителями. Это был период сплошной коллегиальности. Из этого исторического факта не выскочишь, когда говорят, что коллегиальность – школа управления. Нельзя же все время сидеть в приготовительном классе школы! Этот номер не пройдет.». (Протоколы съезда свидетельствуют, что делегаты Девятого съезда РКП(б) встречают эту демагогию аплодисментами)

Ленин продолжает и теперь достается не только «децистам» но и сопротивляющимся введению единоначалия профсоюзным деятелям: «Мы теперь взрослые и нас будут дуть и дуть во всех областях, если мы будем поступать как школьники. Надо идти вперед. Надо с энергией, с единством воли подниматься выше. На профсоюзы ложатся гигантские трудности. Надо добиться, чтобы они эту задачу усвоили в духе борьбы против остатков пресловутого демократизма. Все эти крики о назначенцах, весь этот старый, вредный хлам, который находит место в разных резолюциях, разговорах, должен быть выметен. Иначе мы победить не можем. Если мы этот урок за два года не усвоили, мы отстали, а отставшие будут биты. Наши профсоюзы оказали гигантскую помощь в строительстве пролетарского государства. Они были звеном, которое связывало партию с миллионной темной массой. (Вот она – демонстрация буржуазно-якобинского революционного подхода: интеллектуальная элита – «партия», которая ведет на помочах «темную массу» и к тому же, - как можно «строить пролетарское государство» при «миллионной темной массе» этого самого пролетариата?! Закономерным итогом такого строительства в условиях национализации «помещичьей и капиталистической собственности» как раз и будет образование нового эксплуататорского класса на основе государственного капитализма. О профсоюзах, как о связующем звене: «Профсоюзы – это приводной ремень от партии к массам» –все, кто работал на «советских» заводах и фабриках, т.е. успел застать «советские» квази-профсоюзы с их злостной имитацией профсоюзной деятельности, должны помнить это пропагандистское клише, которое тиражировалось КПССовским режимом вплоть до того времени, пока во время буржуазно-демократической революции 1989 – 1991г.г., в 1990г. не была отменена 6-я статья Конституции «СССР».)

Сбиваясь на тему о «соотношении классов в продовольственной борьбе», т.е. о борьбе «пролетарское государство» vs. мелкотоварные сельхозпроизводители и утверждая при этом, что, несмотря на ненавистную продразверстку, крестьяне в 1918 – 1919г.г. питались лучше, «чем за сотни лет в царской, капиталистической России», Ленин даже не обосновывает, а как-то невнятно указывает на изменение роли профсоюзов в «пролетарском государстве» по сравнению с государством буржуазным, вновь связывая этот вопрос с преодолением коллегиальности и переходом к единоначалию: «Как у всяких профсоюзов, у старых профсоюзов есть своя история и прошлое. В этом прошлом они были органами отпора против того, кто угнетал труд, против капитализма. А когда класс стал государственным и когда ему приходится теперь приносить большие жертвы и гибнуть и голодать, положение переменилось. Не все эту перемену понимают и не все в нее вникают. Тут нам помогают некоторые меньшевики и эсеры, которые требуют замены единоличия коллегиальностью. Извините, товарищи, этот номер не пройдет! От этого мы отучились. Перед нами теперь очень сложная задача: победив на кровавом фронте, победить на фронте бескровном. Это война более трудная. Этот фронт самый тяжелый. Это мы открыто говорим все сознательным рабочим. После той войны, которую мы выдержали на фронте, должна быть война бескровная. Получается такое положение, что чем больше мы побеждали, тем больше оказывалось таких областей, как Сибирь, Украина и Кубань. Там богатые крестьяне, там пролетариев нет, а если пролетариат и есть, то он развращен мелкобуржуазными привычками и мы знаем, что там всякий, кто имеет кусочек земли, говорит: «Начхать мне на правительство. Я с голодного сдеру, сколько вздумаю, и мне наплевать на правительство». Крестьянину-спекулянту, который, предоставленный Деникину, колебнулся в нашу сторону, теперь будет помогать Антанта. Война переменила фронт и формы. Теперь она воюет торговлей, мешочничеством, она сделала его интернациональным. (…) Хотят мирное хозяйственное строительство превратить в мирное разложение Советской власти. Извините, господа империалисты, мы начеку. Мы говорим: мы воевали и победили и поэтому продолжаем ставить основным лозунгом тот, который помог нам победить. Мы целиком сохраняем его и переносим на трудовую область, именно лозунг твердости и единства воли пролетариата. Старые предрассудки, старые привычки, которые остались, с ними нужно покончить. (…) Мы говорим, что борьба будет более трудная, чем на боевом фронте… Она требует максимального напряжения сил, того единства воли, которое мы проявляли раньше и которое мы должны проявить теперь. Если мы эту задачу выполним, тогда мы одержим не меньшую победу на фронте бескровном, чем на фронте гражданской войны.»

Этими словами Ленин закончил свой доклад Девятому съезду РКП(б).

Здесь, в заключительной части своего доклада, не конкретизируя, не называя имен, общими фразами Ленин вел полемику против «децистов», в очередной раз называя их меньшевиками (в декабре 1919г. на VIII-й конференции РКП(б) он назвал оппозицию «децистов» «худшим видом меньшевизма») и против Михаила Томского, т. е. против профсоюзных функционеров, ведь отстаивавшие коллегиальность в управлении промышленностью тезисы Томского были утверждены коммунистической фракцией ВЦСПС, несмотря на предсъездовские усилия Ленина. Он дважды ( 12.03.1920г. и 15.03.1920г.) выступал на заседаниях фракции, пытаясь добиться ее одобрения принципа единоначалия в управлении промышленностью и дважды терпел неудачу. Оба раза комфракция ВЦСПС высказывалась против единоначалия, усматривая в нем отстранение рабочих от управления производством (тезисы Томского «Задачи профессиональных союзов» и тезисы «децистов» «Тезисы о коллегиальности и единоличии. (К IX съезду РКП)» за подписью Валериана Осинского, Тимофея Сапронова и Владимира Максимовского были опубликованы в марте 1920г. в газете «Экономическая жизнь»).

Заключительная часть доклада Ленина оставляет впечатление плохо состыкованной демагогии. Основной вопрос борьбы за единоначалие (которое было совершенно необходимо партийно-государственной бюрократии для укрепления своего «именем рабочего класса» господства над самим рабочим классом) Ленин демагогически пытается связать со своим пониманием сопротивления крестьянства удушению свободной торговли, как одному из важнейших составляющих «непосредственного введения социализма»: «интернациональное мешочничество»; помощь Антанты «крестьянину-спекулянту»… И постоянно проводится мысль: коллегии это бессилие, единоначалие – это «твердость и единство воли пролетариата».

 

После выступления Ленина, слово для доклада об организационной работе ЦК предоставляется Николаю Крестинскому. Из соображений краткости изложения мы опускаем здесь доклад Крестинского и сразу переходим к прениям по отчетам ЦК. Содержание доклада Крестинского будет затрагиваться только в том случае, если оно взаимосвязано с теми политическими вопросами доклада Ленина, которые служили объектом полемики со стороны участников прений.

 

 

IV

На следующий день, 30.03.1920г., на утреннем (втором) заседании Девятого съезда РКП(б) открываются прения по отчетным докладам ЦК. Председатель объявляет: «Мы переходим к обсуждению заслушанных докладов, слово в порядке записи имеет т. Юренев.»

Константин Юренев (1888 – 1938) (Член РСДРП с 1905г. Профессиональный революционер. В 1917г., после Февральской революции, член исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, затем член ВЦИК. К большевикам присоединился летом 1917г. в составе организации «межрайонцев». Организатор Красной гвардии. Председатель главного штаба Красной гвардии, затем член всероссийской коллегии по организации Красной армии и член коллегии Наркомвоена. Летом 1918г. – председатель всероссийского бюро военных комиссаров, весной 1919г. – член Реввоенсовета Восточного фронта, одновременно член Симбирского горкома РКП(б), осенью 1919г. – уполномоченный по руководству продовольственной кампанией в Костромской губернии, затем член Реввоенсовета Западного фронта, одновременно член Смоленского горкома РКП(б). К Девятому съезду РКП(б) – член Московского горкома этой партии. Убит сталинистами во время «большого террора».):

«Товарищи… Тов. Ленин, ссылаясь на опыт буржуазных революций, доказывал, что буржуазия использовала феодальных специалистов; это – непререкаемая истина, но когда т. Ленин говорит, что коллегиальное управление – это синоним распада, распущенности, когда он как на пример указывает на начало русской революции, когда не было государственного аппарата, а когда была тьма коллегий, то здесь, мне думается, т. Ленин допускает ошибку. Дело не в том, чтобы установить, хороша или плоха коллегия в абстракции, коллегии могут быть хорошие и плохие в точно, конкретно учитываемой обстановке. Тогда, в Октябрьские дни, наша беда была не в коллегии, а в том, что пролетариат не научился еще строить государство. Я спрошу вас: разве коллегиальный образ управления не может быть сохранен при рабоче-крестьянском правильно налаженном, построенном государстве? Конечно, может быть. Дело не в том, что один метод управления ведет к разрухе, а другой метод (единоначалия) к правильному созиданию. Это неправильно. Мы из истории знаем много примеров, когда при единоначалии был непорядок, неустройство. Стало быть, здесь можно сказать, что истина конкретна, а раз так, то нельзя брать за основу линию единоначалия. Нужно сказать ясно: в одном случае – коллегия, в другом – единоначалие. Но как основная линия – в рабоче-крестьянской республике должно быть управление коллегиальное».

Далее Юренев обращается к методам деятельности ЦК, к взаимоотношениям между ЦК и партией, вспоминая при этом перипетии Восьмого съезда РКП(б): «Вопрос тогда шел, чтобы комиссарам-коммунистам в армии предоставить больше прав. Я был против этого: вопрос не в том, правильно ли съезд или неправильно поступил, это уже воля съезда, но я сейчас поднимаю другой вопрос. Имел ли право ЦК в своей повседневной работе наметить линию, совершенно противоположную, чем постановил съезд? Скажите мне, имел ли ЦК на это право? Конечно, нет, а линия ЦК доведена до абсурда в вопросах единоначалия. На днях смещение политработников вызвало смятение на фронтах и, по заявлению одного авторитетного товарища, создало неустойчивое положение в среде комиссарского аппарата, который видит, что этот аппарат шельмуется, как будто признается негодным, растерялся, а спецы говорят – ваша песенка спета, и естественно, что комиссары чувствовали себя неуверенно – шатание было велико. Я спрошу ЦК: правильно ли я оцениваю это? ЦК должен был, прежде чем проводить такую линию, поставить перед съездом или конференцией: утверждается ли его мнение по этому вопросу? Была конференция, мы все ждали, что ЦК скажет, как он поступает, но этого не было. ЦК удовлетворился тем, что на съезде была дана словесная бумажная уступка, которая дана пошумевшему народу, а так как остальное время народ безмолвствует, то за него усиленно действует ЦК. И в результате в течение целого года он вел свою собственную политику. Он питается слабостью нашей партии. (…) Я позволю себе еще остановиться на одном из методов управления ЦК нашей партии. Я скажу о том методе, который возведен в систему, это система ссылок, высылок под разными видами: один едет в Христианию, другого шлют на Урал, третьего – в Сибирь. ЦК, говорят, «играет человеком», но пускай играет хорошо, но ЦК не умеет хорошо играть, он поступает так, как ему заблагорассудится. Мы читали о т. Шляпникове, что он тепло принят норвежскими рабочими, но для нас не секрет, почему он гуляет в Норвегии, а не у нас на съезде…» (В этом месте протокол отмечает смех в зале заседаний) (На Александра Шляпникова уже тогда клеился ярлык «синдикалиста», он уже тогда имел собственное, отличное от позиции ЦК, мнение о роли и месте «советских» профсоюзов в условиях «диктатуры пролетариата», которое изложил в тезисах «К вопросу о взаимоотношениях РКП, Советов и производственных союзов», явившихся первой формулировкой идейной платформы будущей «рабочей оппозиции»и во время проведения Девятого съезда РКП(б) он находился в Осло (Христиании), представляя «советские» профсоюзы на 1-м съезде норвежского профсоюза металлистов.) (…) Съезд нашей партии должен и в этом вопросе сказать свое слово. Дело не в том, чтобы у ЦК отнять право перемещения работников. Это право должно быть оставлено за ним. Но, товарищи, я говорю, что ЦК нашей партии отражает полностью слабость нашей партии и здесь борьба с ЦК будет не в той плоскости, чтобы вынести порицание ЦК или недоверие. (…) Дело не в этом; дело в том, что ЦК должен быть построен иным порядком, из ЦК должны быть усланы не волей ЦК, а волей съезда определенные товарищи, целая, может быть, группа ЦК (при этом Юренев никого конкретно не называет) (…) Раз навсегда нужно сказать, что ЦК нашей партии – это есть ответственное министерство, а не безответственное правительство. (…) Заканчивая, я говорю съезду: нужно заставить ЦК выполнять его волю!».

 

Владимир Максимовский (1887 – 1941) (Член РСДРП с 1905г. Большевик. Профессиональный революционер. В 1917г., после Февральской революции, член Московского областного бюро РСДРП(б), в декабре 1917г. – член Тульского военревкома. В 1917 – 1918 г. г. – секретарь исполкома Моссовета. Сентябрь 1918 – декабрь 1918 – ответственный секретарь Московского обкома РКП(б). 1918 – 1919 – заведующий инструкторским отделом НКВД РСФСР, член коллегии НКВД РСФСР. К Девятому съезду РКП(б) – заведующий учетно-распределительным отделом ЦК РКП(б). Во время сталинского «большого террора», арестован 27.07.1937. Согласно официальной справке, умер в ссылке от кровоизлияния в мозг в ноябре 1941г.):



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.