Jay Haley 2 страница

Сам я не имею клинической подготовки по какому-то одному направлению. Л, так как я лично не исповедовал идеологию конкретного терапевтического на-фавления, мне, я думаю, было легче изменить мой собственный образ мыслей от-юсительно терапии. На меня также оказали влияние, и даже более чем влияние, «сколько замечательных людей. Грегори Бейтсон не был энтузиастом в деле из-иенения людей; он был антропологом и предпочитал изучать их. Но из него фон-ганом били идеи, имеющие отношение к психотерапии, и она начала меняться. Мы работали с ним на протяжении 10 лет, мы изучали все, что бы я ни пожелал; это эыло уникальным исследовательским опытом. Я поделился этим опытом с Джоном Уиклендом, чье влияние на меня неизмеримо. Его мышление, как и мышление Бейтсона, не было ограничено традиционными рамками антропологической науки.

Еще один замечательный человек, который оказал огромное влияние на мое понимание терапии, — Милтон X. Эриксон. От него я научился терапевтической технике и практическому взгляду на жизнь и человеческие проблемы. Вместе с Уиклендом я изучал взгляды Эриксона на гипноз как на коммуникацию. Когда я начал практиковать, я много лет консультировался у Эриксона по поводу конкретных случаев и таким образом во многом научился его уникальному подходу к терапии. Когда я искал свою собственную позицию в терапии, образцом для меня был именно он.

Дон Джексон оказал мне большую поддержку, особенно в вопросах психиатрии и шизофрении. Он был консультантом по психиатрии в проекте Бейтсона. Его подход сильно отличался от подхода Эриксона, но он придерживался тех же практических взглядов на человеческие проблемы. Джексон слыл большим специалистом по шизофрении на всем Западном побережье, и его работа с шизофрениками была чрезвычайно успешна. Он был убежден, что у шизофреников нет других проблем, кроме тех, которые являются ответом на их социальную ситуацию. Было замечательно интересно наблюдать, как Джексон проводит терапию с людьми в психотическом состоянии. Он относился к ним как к излечимым и был убежден, что физиологически с ними все в порядке. Он был одним из самых лучших клиницистов из всех, кого я знал, особенно в работе с шизофрениками и их семьями. К несчастью, он умер молодым, совершенно случайно, от передозировки лекарства.

Многие идеи Джексон почерпнул у Гарри Стэка Салливана, который проводил с ним личную супервизию в Chestnut Lodge. В 1960-е гг. «Группа развития психиатрии» проводила исследование семейных терапевтов и обнаружила, что среди них удивительно много тех, кто каким-то образом связан с Салливаном, хотя сам

Предисловие 11

он не работал с семьями. Идея Салливана о том, что при индивидуальной терапии в комнате находятся два человека, отражала его веру в то, что терапевт не является чистым экраном, на который пациент проецирует свои фантазии. Когда я передавал Джексону слова пациента, он с позиции супервизора спрашивал меня (как когда-то его спрашивал Салливан): «Что ты делал перед тем, как пациент сказал это?» Психотическое поведение считалось ответным поведением, как и любое другое поведение в терапии.

Был еще один замечательный человек, с которым мне посчастливилось работать в 1950-е гг. — Аллан Уотс. Авторитет в дзэн-буддизме, он был неформальным консультантом нашего проекта, так как мы все разделяли интерес к парадоксам. Он познакомил нас с идеями дзэн, и мы смогли взглянуть на них как на терапию иного рода и как на хорошую альтернативу психодинамической идеологии того времени. Тысячи лет дзэн вбирал в себя опыт изменения одного человека другим, причем изменения производились не посредством инсайта, разговора или свободных ассоциаций, но с помощью действий и указаний, с целью жить испытывая, переживая, а не следя за кем-то.

Я учился и у Сальвадора Минухина, с которым работал почти десять лет. Он, Браулио Монтальво (необыкновенно креативный) и я были одинаково охвачены энтузиазмом относительно новых направлений в терапии в 1960-е гг. Мы провели вместе много часов, обсуждая терапию и то, как подготавливать терапевтов и работников среднего звена в разных областях.

Ни один из этих учителей, которым я стольким обязан, не был ортодоксальным профессионалом в своей области. Бейтсона не слишком хорошо принимали в мире антропологов, а Эриксон, Джексон и Минухин не принадлежали к общепринятым направлениям в психотерапии, психиатрии и детской психиатрии соответственно. Уотс был, как он сам говорил, «дзэн-буддистом с черного хода». Более того, ни один из них не преподавал в академических учреждениях, исключая дополнительные, факультативные курсы. И все же их взгляды, столь отличные от взглядов остальных психологов, породили краткосрочную семейно-ориентиро-ванную терапию, которую многие академисты сейчас пытаются преподавать в университетах. Конечно же, методы обучения терапевтов меняются медленнее, чем терапевтическая практика. Возможно, это происходит прежде всего потому, что терапевты хотят учить тому же, чему учили когда-то их самих. Однако в наше время стремительных изменений в идеологии и практике такая позиция понемногу становится неприемлемой.

Писать благодарности — дело нелегкое, потому что я обязан многим своим коллегам и студентам. Я бывал на сотнях встреч, где обменивался идеями с коллегами. Я многому научился у сотен людей, которых я обучал. Многие мои студенты, как, например, Нейл Шифф (мы с удовольствием проработали вместе много лет), становились моими коллегами и супервизорами. Перечислить некоторых людей, идеи которых вошли в эту книгу, значило бы обидеть остальных, ведь так много людей принимало участие в развитии этих идей в области психотерапии.

Я хочу также выразить благодарность Мишель Николе, чьи редакторские советы существенно улучшили эту работу.

Глава 1___________________

Обучение терапии

Сейчас для психотерапии наступило прекрасное время, потому что все меняется. Нет ничего ортодоксального. А раз нет ничего ортодоксального, то нет конформистов и нет отступников. Нет единственно верного способа проведения терапии, есть только разные способы. Вы можете создать новую технику или возродить старую, и вас при этом не назовут еретиком. Фактически, если вы присваиваете технике какое-то имя, вы можете уже основать новую психотерапевтическую школу и проводить семинары.

Можно было ожидать, что после ста лет развития психотерапии будет достигнуто согласие по некоторым основным вопросам, например относительно того, как формулировать проблему клиента и каким образом проводить интервенцию, чтобы вызвать необходимые изменения. Однако согласия нет даже в том, стоит ли клиницистам пытаться формулировать проблему клиента, проводить интервенцию и целенаправленно добиваться изменения клиента.

Начиная с 1950-х гг., с развитием поведенческих подходов и идей коммуникации, ортодоксальность ослабла и различные психотерапевтические подходы расцвели пышным цветом. Этот процесс все еще продолжается и имеет множество следствий, особенно в сфере обучения. В это время перемен каждый становится или учителем, или учеником, так как техники, создаваемые на базе новых разработок, должны быть освоены каждым практиком, который желает идти в ногу со временем. В терапевтическом интервьюировании требуются новые навыки, нужно осваивать новые пути финансирования терапии, появляются новые типы клиентов. Все больше внимания привлекает к себе краткосрочная терапия, долгосрочная терапия выходит из моды.

По мере того как изменяется сама психотерапия, многие супервизоры перестают быть ведущими специалистами в своей области, но сами просто стараются понять, что происходит. Часто они обязаны забыть то, чему их учили, чтобы попытаться научить новым подходам, основанным на совершенно противоположных

Глава 1. Обучение терапии 13

предпосылках. Преподаватели, получившие ортодоксальную подготовку, рискуют заслужить неодобрение своих учителей, если попытаются измениться, т. е. попасть в ситуацию, которой многие предпочли бы избежать. Постепенно обучающиеся обнаруживают, что их учителя не согласны друг с другом, и эта разноголосица начинает сбивать их с толку. Переходя с семинара на семинар, пытаясь обучиться тому, что нужно делать с безнадежными клиентами, многие из них, разочарованные увиденным, решают, что им нужно изобрести свой собственный психотерапевтический подход.

Одно из самых крупных изменений, произошедших сейчас в терапии, заключается в том, что начинающего терапевта понуждают обучаться работать с любыми проблемами. Чтобы выжить, терапевт сейчас должен быть «терапевтом общей практики», а не узким специалистом'. В прошлом у терапевтов были разные специализации: один специализировался на детских проблемах, другой на супружеских, третий на проблемах, связанных с нарушениями пищевого поведения. Новый способ финансирования терапии через систему managed care требует от терапевта способности работать с любой проблемой клиента, обратившегося к нему за помощью. Он больше не может выбирать себе того или иного клиента, ссылаясь на то, что ие является специалистом в таких-то областях. Терапевт частной практики должен уметь справляться с множеством самых разных проблем, чтобы обеспечить себе достаточное количество клиентов для постоянного круговорота, характерного для современной краткосрочной терапии. Поработав в агентстве, специализирующемся на лечении клиентов с однородной симптоматикой, терапевт (если он не был обучен работе с разными случаями) может обнаружить, что не способен перейти в другое агентство, которое работает с другими проблемами. Программы подготовки должны обеспечить начинающих терапевтов опытом работы с клиентами всех типов, а супервизоры не могут позволить себе ограничиться преподаванием способов работы с одним типом клиентов, но должны быть в состоянии дать инструкции по работе с множеством различных типов.

Обучение терапевта не означает только обучения некоторому набору навыков, как, например, обучение плотника. Инструментом изменения в терапии является сам терапевт, и этот инструмент может быть сомнительным или дефектным. Работа супервизора заключается не только в том, чтобы научить терапевта что делать, но и в том, чтобы помочь ему, если он обнаружит, что его личностные реакции не позволяют ему действовать должным образом. Начинающего терапевта прбсят отвечать человеку в состоянии дистресса и изменять его, тогда как в своей наивности сам новичок может посчитать предъявляемую ему проблему невероятной. (Какие-то проблемы могут быть ему знакомы по собственному опыту.)

'Обучающиеся терапии могут найти в этой книге подход, который, по меньшей мере, отличается от подхода их супервизоров, если не ставит его под сомнение. Эти отличия призваны не вносить путаницу, а исправлять идеи и процедуры. Я припоминаю давний разговор, имевший место после того, как я закончил «Искусство психоанализа»2. Я показал рукопись Доналду Джексону и спросил, не может ли

В тексте буквально: генералистом, а не специалистом — Примем персе 2 Haley, J. (1958). The art of psychoanalysis. ETC 15, 190-200.

Глава 1. Обучение терапии

>на, по его мнению, обидеть людей, проходящих психоанализ, и помешать их про-•рессу. Джексон ответил, что компетентный аналитик может справиться с этой фоблемой, а заботиться о некомпетентных я не обязан. Я думаю, что те же соображения относятся и к супервизорам.

Я надеюсь, что эта книга поможет клиницистам, изучающим психотерапию, эбучающим ей и практикующим в это время перемен. Терапевты учатся изменять гсюдей и в процессе обучения часто меняются сами. Супервизор выполняет рабо-гу гида, помогающего достичь этого. Работая с конкретным случаем, обучающийся сосредоточивается на клиенте, а супервизор при этом сфокусирован как на клиенте, так и на обучающемся. Заботясь о потребностях клиента, супервизор должен также заботиться о знаниях начинающего терапевта и о том, как расширить его знания и умения. Супервизор может знать несколько способов борьбы с различными симптомами, но выбрать ему следует тот, который поможет клиенту измениться, а терапевту поможет расширить свой опыт терапевтических интервенций.

Супервизор должен учить начинающего терапевта быть умелым тактиком и при этом не терять чуткости к горю и эмоциональному состоянию клиента. Су-первизия учит не только терапевтическим техникам, но также учит ценить и понимать трагедию человеческих проблем. Терапевт должен стать экспертом в деле помощи клиентам, и этому можно научить, но он должен также быть чутким и человечным, а этому, вероятно, научить нельзя.

Некоторые начинающие терапевты так глубоко погружаются в теорию, что кажутся бесчеловечными. Например, однажды я посетил занятие, на котором было представлено интервью двух молодых терапевтов, которые были горды своими знаниями и желали показать мне, как хорошо они научились вести психотерапию. Это было первое интервью с супружеской парой и их двумя детьми-подростками (которые пришли с неохотой). После того как члены семьи заняли свои места, два терапевта сказали, что прежде всего они хотели бы разъяснить свой подход. Семья не возражала. Терапевты, перебивая друг друга, рассказали, что предпочитают ко-терапию, так как «одна голова хорошо, а две лучше». Они объяснили, что ко-терапия не дает терапевтам становиться на сторону одного из членов семьи и быть, таким образом, несправедливым к остальным, потому что два терапевта могут контролировать друг друга. Они еще сказали, что иногда между ними могут возникать разногласия, но тогда они смогут показать семье, как надо с этим работать. Семья понимающе кивала.

Терапевты продолжили разговор, сказав, что на первом сеансе им было важно видеть всю семью, чтобы они могли видеть, как действует семейная система. После того как они объяснили, что каждому члену семьи будет предоставлена возможность высказаться и выразить свои взгляды, они указали на то, что некоторые терапевты предпочитают фокусироваться на отдельных членах семьи, а не на семье в целом. Их собственный подход, продолжали они, не означает, что они возлагают вину за проблемы членов семьи на семью в целом, он лишь означает, что они уверены в том, что если все члены семьи будут принимать участие в жизни семьи, они смогут помочь друг другу в понимании и решении проблем отдельных членов семьи. Затем они продолжили разъяснять положения теории системного

Краткосрочная терапия 15

подхода (время от времени поправляя друг друга), подчеркивая, что они специально упрощают изложение. Эти начинающие терапевты рассказывали о теории и своем подходе 25 минут, пока супервизор не прервал их и не предложил попросить семью рассказать о том, почему они пришли.

Два крайних взгляда на терапию

Способы обучения терапии различаются в зависимости от идеологии и подхода, принятых в конкретных психологических школах. Подход, рекомендованный в этой книге, был создан для краткосрочной активной терапии, учитывающей социальный контекст, в котором находится клиент в состоянии дистресса. Акцент делается на социальной ситуации, создаваемой семьей, работой или контекстом лечения человека. Также нужно принимать во внимание социальные последствия каждого вмешательства. Даже само включение человека в терапию есть социальный акт. Сам факт прохождения терапии может «заклеймить» человека как в чем-то дефектного и, таким образом, повлиять как на его статус в семье и на работе, так и на его дальнейшую жизнь.

Среди профессионалов существуют два крайних взгляда на психотерапию. Первый заключается в том, что терапия — это опыт роста, и им должен обладать каждый; чем больше терапевтов привлечено к работе с членами семьи, тем лучше. Второй взгляд заключается в том, что терапия существует для тех, у кого есть проблемы, ограничивающие их дееспособность, и терапевту необходимо помочь им вылечиться как можно скорее и легче. При этом, когда работает один терапевт, есть возможность избежать конфликтов иерархии, которые могут возникнуть, если к работе привлечены несколько терапевтов.

Краткосрочная терапия

Сегодня в моде краткосрочная терапия. Ее популярность основана не столько на заботе об эффективности, сколько на двух других факторах. Первый — это авторитет терапевтов этого подхода, которые с 1950-х гг. пытались изменить парадигму психотерапии, — особенно с появлением поведенческой терапии, семейно или социально ориентированных подходов, терапии, сосредоточенной на настоящем. Другой состоит во все возрастающей роли системы managed care в распределении средств в сфере психического здоровья. Решения принимают функционеры, которые никогда не учились терапии и ничего о ней не знают. Они решают, кто должен проводить терапию, как именно и как долго ее надо проводить. Их наивность привела к позитивным изменениям в психотерапевтическом процессе. Под их предводительством терапия становится более активной и директивной, менее похожей на интеллектуальные упражнения. Заботясь о затратах, они хотят, чтобы проблемы были четко сформулированы и так же четко поставлены цели терапии. Так как «время — деньги», они хотят быстрого исчезновения симптомов. Обучающие терапии должны знать, как помочь обучающимся сформулировать цели и помочь клиентам разрешить их проблемы. Сегодня те, кто обучают, не могут просто вести разговоры с начинающим терапевтом и сваливать всю вину за не-

16 Глава 1. Обучение терапии

удачный исход психотерапии на прошлые влияния и травмы в жизни клиента. Они должны знать, что делать и как научить этому начинающего.

Способы обучения терапии

Большинство терапевтов сначала изучают терапию в университете. Они слушают курсы лекций, читают в учебниках о различных психотерапевтических школах и начинают прекрасно разбираться в идеологии. Сами они терапию не проводят, у них есть только редкая возможность посмотреть видеозаписи терапевтических сеансов. Кроме того, у студентов нет доступа к конфиденциальным материалам.

Но никто не может научиться проводить терапию по книгам. Когда я преподавал терапию в первый раз, я понял, как тяжело рассказывать студентам о терапевтическом процессе, о котором они не имеют ни малейшего понятия и никогда не видели, как это происходит. Они могли лишь читать резюме, сделанные в разных подходах. Это все равно что пытаться учить кого-то играть на скрипке, заставляя его читать высказывания профессиональных скрипачей о своей работе. Начинающий терапевт может все больше и больше читать, проводить на семинарах все больше и больше времени, но в конце концов он должен просто пойти и начать работать. Вопрос только в том, как скоро он должен это сделать.

Когда я в этой книге говорю о преподавании или супервизии, я имею в виду такие ситуации, в которых ответственность за клиента несет обучающийся, находящийся под руководством супервизора. Я считаю, что самое лучшее — оставить начинающего терапевта наедине с клиентом в течение первых двух-трех недель обучения. Клиент в таком случае защищен от ошибок новичка, потому что за односторонним зеркалом находится супервизор.

Есть три основные ситуации, когда терапевтом при проведении психотерапии руководит супервизор:

1. Обучающая супервизия для того, чья задача — научиться вести терапию.

2. Супервизия коллеге, у которого возникли сложности с конкретным случаем и который просит помощи (эта супервизия может быть и может не быть обучающей).

3. Супервизия терапевту, который учится быть супервизором (супервизия среди равных не является обучающей — в основном они делятся своими знаниями).

Как проводится супервизия?

Обучение в процессе подготовки происходит в трех стандартных ситуациях:

1. Опираясь на свои записи, обучающийся обсуждает с супервизором конкретный случай.

2. Обучающийся дает супервизору видео- или аудиозаписи сеанса.

3. Обучающийся проводит интервью с клиентом в комнате с «прозрачным» зеркалом и видеокамерой, под наблюдением супервизора, который направляет ход терапии по телефону или вызывает обучающегося для обсуждения конкретных моментов.

Как проводится супероизия? 17

«Разговорная супервизия»

Обсуждение конкретного случая — наиболее распространенная форма суперви-зии. Это самый дешевый и легкий способ. Не нужно никакого оборудования, единственная проблема заключается в том, что супервизор и обучающийся должны так организовать беседы, чтобы у последнего было определенное количество часов, необходимых для получения лицензии.

Как и в любом другом виде искусства, обучение терапии происходит посредством ученичества. Сложность при супервизорами беседе состоит в том, что ее участники должны вместе работать над одним случаем, хотя ни один из них не видел, как другой реализует свое искусство психотерапии. Под давлением клиента, который хочет помощи, обучающийся должен стараться описать ситуацию таким способом, который лишит супервизора возможности быть полезным. Супервизор слушает это описание и старается представить себе, что такое могло случиться в ходе психотерапии, что заставило обучающегося представить проблему таким образом. Способы проведения супервизии меняются, но большинство супервизоров прошли подготовку во времена недирективного подхода в терапии и, следовательно, пытаются не давать ученику прямых указаний по поводу того, что ему нужно делать. А это именно то, чего хотят почти все психотерапевты, если ситуация их клиентов довела их до отчаяния. В прежние времена, на вопрос обучающегося «Как мне заставить этого мужчину перестать бить свою жену?» супервизор был склонен ответить: «Давайте обсудим, насколько сильно вас это расстраивает». Теперь этот недирективный стиль супервизии ушел в прошлое и супервизоры начинают обсуждать со своими учениками те способы, благодаря которым можно остановить рукоприкладство, не отправив при этом членов таких семей на долгие годы в терапевтические группы для насильников и жертв насилия.

Наиболее серьезная критика супервизоров, которую я слышал в последнее время, касается того, что они не говорят обучающимся, что тем делать, и часто, похоже, сами не знают, что можно было бы предпринять еще в данном случае, кроме изучения проблем клиента и- его истории. Недавно я сделал при большом стечении народа одно замечание и был очень удивлен реакцией на него. Я говорил о том, что терапевтам следовало бы платить не за час, а за избавление от симптома. Я подчеркнул, что в таком случае терапевт должен будет яснее определять свои цели и добиваться результатов. В заключение я сказал, что идея о почасовой оплате была в прошлом выбрана кем-то совершенно произвольно. Затем, почти мимоходом, я добавил, что супервизоры могли бы получать деньги за успешное применение техник обучения, таких как парадокс или метафора, а не за час времени. В аудитории возникло заметное воодушевление.

'Одно из преимуществ разговорной супервизии заключается в том, что, обсуждая конкретный случай, с которым имеет дело обучающийся, можно выйти на более широкий круг проблем. Например, при обсуждении неудачного супружества может возникнуть разговор о схожих проблемах, которые влечет за собой супружество, и о том, какую психотерапевтическую работу здесь можно проводить.

Как и при любой другой форме супервизии, супервизор должен принимать во внимание одновременно и клиента, и обучающегося. Когда у супервизора нет до-

18 Глава 1. Обучение терапии

ступа к клиенту, часто случается, что его клинический опыт обращается непосредственно на обучающегося, который превращается в клиента. Это значит, что супервизор, будучи не в силах повлиять на происходящее при клиническом интервью и скованный запретом на прямые указания обучающемуся, начинает сосредоточиваться на эмоциональных проблемах и искажениях самого обучающегося. Ввиду того, что и это предприятие также может стать фрустрирующим для него, супервизор может в конце концов посоветовать обучающемуся самому обратиться к терапии и таким образом решить проблемы с клиентами.

При разговорной супервизии обучающийся неизбежно передает все произошедшее во время встречи с клиентом с искажениями. Ведь он не обучен включенному наблюдению, поэтому если бы супервизор видел это интервью, а не только слушал рассказ о нем, он воспринял бы его совершенно по-другому. Когда в 1950-х гг. впервые появилась возможность наблюдать терапию через «прозрачное» зеркало, эффект был поистине революционным, поскольку стало очевидно, что терапия — это не то, что люди о ней рассказывают. Стали видны отношения, и самоочевидно выявилось то, о чем говорил Гарри С. Салливан, — в комнате присутствуют и терапевт, и клиент. До того считалось, что терапевт — это только чистый экран, на который клиент проецирует свои мысли и побуждения, и от терапевта ожидали сохранения этой нейтральной позиции (крах этих усилий считался предосудительным контрпереносом).

В создании ложной картины терапии мог участвовать не только «цензор» обучающегося, который стремился выглядеть более компетентным, но и сам супервизор. Если терапевт и супервизор относятся к одному терапевтическому направлению, они могут прийти к некоторому негласному соглашению, например игнорировать определенные вопросы. Мне вспоминается презентация семейной терапии супервизором и терапевтом, которые в присутствии публики интервьюировали одну семью. Когда они обсуждали способы конструирования реальности членов этой семьи, ни терапевт, ни супервизор не упомянули о том, что подросток в этой семье был помещен в психиатрическую больницу и что на интервью он просил выпустить его оттуда. Социальный контекст был исключен из консультации, так как терапия была направлена на внутренние процессы и рассказы членов семьи, а не на актуальные события.

Разговорная супервизия может быть полезной, когда супервизор сам учил су-первизируемого. В этом случае у них один подход, одна идеология и обсуждаемое клиническое интервью может быть описано с помощью сходных понятий и языка, понятного обоим. Супервизор может дать более четкие указания, обсудить сходные случаи и сделать некоторые обобщения, которые помогут обучающемуся справиться со следующим случаем. Обсуждение случая и его сравнение с другими похожими позволяет генерализировать опыт, что, быть может, лучше, нежели длительное обсуждение каких-то конкретных деталей терапевтического сеанса.

Бывают и случаи, когда наблюдение непринципиально. Например, женщина-терапевт приходит к супервизору, у которого она прежде училась, с рассказом о клиентке, страдающей от таинственного соматического заболевания, которое сильно мешает ей жить. Похоже, что они с мужем заключили контракт, по которому положено, чтобы у нее были проблемы, а муж о ней заботился, хотя и сер-

Как проводится супервизия? 19

дился из-за этого. Проблема женщины-терапевта заключается в том, что она получила письмо с признанием в любви от мужа этой клиентки, где он пишет, что влюбился впервые в жизни. Терапевт спрашивает у супервизора, как ей поступить с этим письмом. Должна ли она показать его жене или сохранить все в тайне? Зная уровень компетентности этого терапевта, так как сам ее учил, и, следовательно, доверяя ее способности правильно выполнить все предложенные действия, супервизор может дать совет и не чувствовать при этом необходимости в наблюдении за ее взаимодействием с клиентом.

Терапия для терапевтов?

Если бы терапия была только ремеслом, каждый мог бы учить ей как набору определенных техник. Однако сам терапевт является инструментом, через который выражаются техники. И иногда у этого инструмента возникают проблемы. Временами эмоции на терапевтическом сеансе достигают такого накала, что терапевту трудно выдерживать их. Случаются и конфликты между преподавателем и обучающимся. Бывает и так, что терапевт испытывает те же самые проблемы, что и клиент. Часто начинающий терапевт молод и оторван от дома, что само по себе может быть тяжело. Вместо того чтобы, как большинство людей, избегать тревожных мыслей и неприятных людей, терапевт стремится к ним ежедневно на протяжении всей своей жизни. Такая работа имеет последствия для личности; как сказал однажды Грегори Бейтсон, зонд, который мы втыкаем в других людей, всегда имеет другой конец, который вонзается в нас самих.

Иногда терапевты слишком боятся проводить интервью; бывает, что они невольно делают то, что вредит клиенту. Случается, что терапевт высокомерен и ни с кем не может согласиться, тогда другим тяжело его слушать. Некоторые терапевты не могут перестать задавать вопросы и никогда не занимают определенную позицию. Встречаясь с супружеской парой, терапевт может неосмотрительно принять сторону одного из партнеров, что сделает невозможным любые изменения. Иногда терапевта охватывает чувство безнадежности, и он передает это ощущение клиенту. Задача супервизора не только обучить терапевта психотерапевтическим техникам, он должен помочь ему преодолеть личные трудности и достичь максимально возможного уровня психотерапевтической компетентности.

Помогает ли личная терапия стать лучшим терапевтом?

Не существует доказательств того (и на этот счет почти нет научных исследований), что терапевт, прошедший личную терапию, более успешно занимается лечением клиентов, чем тот, кто терапии не проходил. Это некоторая базовая аксиома, пришедшая из того времени, когда подготовка терапевта исключала возможность наблюдения за ним непосредственно в процессе работы. Это еще и важный экономический фактор в сфере психотерапии, так как большой процент клиентов составляют терапевты, находящиеся в процессе обучения. Не зная, что в действительности происходит на сеансе, и беспокоясь о том, что может случиться, супервизор может только отправить обучающегося на личную терапию и молиться.

20 Глава 1. Обучение терапии

Конечно же, существуют свидетельства того, что склонности обучающегося могут создать проблемы при проведении терапии. Это возможно. Если у начинающего терапевта возникают такие проблемы, супервизор должен их разрешить. Вряд ли здесь поможет отсылка супервизируемого на личную терапию. Нет уверенности, что эта терапия снимет искажение (возникшее в результате эмоциональных проблем терапевта) в терапии, которую проводил психотерапевт. Зигмунд Фрейд полагал, что несколько месяцев личного психоанализа помогут обучающемуся стать более объективным. Его замечание ныне служит оправданием тому, что в Нью-Йорке такой анализ длится в среднем семь лет. (Сможет ли обучающийся когда-нибудь оправиться от такого идеологического погружения?) Поскольку в прошлом личная терапия была как бы частью обучения, проходить ее требуют и сейчас, даже если она не подходит конкретному обучающемуся. Программы по семейной терапии, которые ведут бывшие психоаналитики и терапевты психодинамической ориентации, требуют, чтобы обучающиеся проходили семейную психотерапию. Это значит, что супруги и дети должны участвовать в терапии независимо от того, хотят они этого или нет, есть у них проблемы или нет. Эта одна из нескольких разновидностей подневольной терапии, и ее можно считать неуместным вторжением в личную жизнь обучающихся.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒