В обывательском представлении леса — это всегда хорошо. Но, получается, что это правило работает не для всех климатических зон?

— Вы упомянули, что для запада ваш проект интересен в аспекте глобального потепления. Каким образом то, о чём вы рассказываете, может повлиять на климат всей планеты, а не только тундры?

Огромная территория нашей страны покрыта вечной мерзлотой. А она — крупнейший (после океана) резервуар органического углерода. В течение десятков тысяч лет на Севере существовала высокопродуктивная экосистема, которая год за годом накапливала в почве углерод. Там, где происходило осадконакопление, верхний слой почвы постепенно захоронялся. У нас в Сибири накоплена 40-метровая мерзлотная толща, называется «едома» или «ледовый комплекс». В итоге на территории только одной лишь Якутии органического углерода содержится больше, чем во всей надземной биомассе планеты. Если на одну чашу весов положить все деревья планеты — тропические и экваториальные леса, всю тайгу и все кустарники, — а на другую — все мелкие корешки трав, которые лежат в мерзлоте в Якутии, то окажется, что корешки перевешивают. Сейчас климат меняется, и мерзлота становится всё теплее и теплее, причём происходит это быстрее, чем прогнозировалось. Если в моём детстве температура мерзлоты на глубине 15 метров была где-то минус 6-7 градусов (температура мерзлоты на такой глубине не меняется в течение года — сюда не добираются ни летнее тепло, ни зимний холод), то сейчас она повысилась до минус 2-4 градусов. Причём последние 3 года у нас было аномально много снега, поэтому зимой не промерзало даже то, что оттаивало летом. Это совершенно уникальное событие для столь северного региона, и это индикатор того, что местами мерзлота начала таять. Текущая зима вновь очень холодная и малоснежная, и почва промерзает, но ещё несколько тёплых лет — и мерзлота «поплывёт». При таянии мерзлоты вся органика, которая сохранялась в ней десятки тысяч лет, начнёт гнить. В сухой среде это гниение сопровождалось бы выделением углекислого газа, но при большом количестве влаги (в болоте, реке, озере или даже влажной почве) львиная доля органики преобразуется в метан, а он с точки зрения парникового эффекта в 25-30 раз хуже углекислого газа. Поэтому таяние мерзлоты будет катастрофой как локальной, так и глобальной. Содержащаяся в ней органика «потечёт» в северные реки, и, в конце концов, окажется в Ледовитом океане. И ничего хорошего это не предвещает. Многие пытаются понять, к насколько серьёзному ущербу для климата это может привести. По оценкам, дополнительный выброс парниковых газов составит от 20 до 100 процентов от антропогенной эмиссии. То есть в дополнение к тому, что мы сейчас сжигаем, добавится ещё от 20 до 100 процентов — и это продлится в течение 100-200 лет и значительно усилит глобальное потепление. А этого, естественно, никто не хочет.

© Плейстоценовый парк

Таяние вечной мерзлоты несёт в себе две основные угрозы – разрушение грунта (и, как следствие, разрушение установленных на нём построек – зданий и сооружение) и высвобождение большого количества содержащегося в мерзлоте органического углерода.

Кроме того, живущие в Сибири люди столкнутся и с локальными проблемами. Например, посёлок Черский, в 5 километрах от которого находится наша станция, стоит на толще вечной мерзлоты, и если она будет таять, всё здесь будет разрушено. Уже рушится.

К сожалению, в нашей стране глобальное потепление мало кто воспринимает всерьёз. Только в последние годы отношение к этому вопросу начало меняться. Стало очевидным, что что-то происходит. Первыми, кто официально признал доктрину глобального потепления и стал её учитывать, были МЧСовцы, потому что именно им всё это и придётся разгребать.

Это те проблемы, с которыми мы можем столкнуться в ближайшее время. Что же касается вопроса, каким образом с помощью нашего проекта мы можем на это повлиять, то механизмов здесь несколько.

Во-первых, растительность через корневую систему очень активно иссушает почву, и когда это происходит на больших территориях, то все осадки через траву очень быстро испаряются, а, следовательно, озёр и болот (потенциальных источников метана) будет меньше. Второй очень важный момент, который мы доказываем, связан с тем, что если у нас есть большие стада животных, которые всю зиму утаптывают снег (а снег — это очень хороший теплоизолятор), то это защищает мерзлоту, поскольку позволяет ей промораживаться зимой намного сильнее. Если у нас среднегодовая температура воздуха составляет минус 11 градусов, а температура мерзлоты — минус 6, то эта разница в 5 градусов, по сути, и обеспечена за счёт снега. Летом снега нет, и солнечное тепло беспрепятственно пробивает почву, а зимой снег выпадает, и за счёт такого сезонного слоя, который как одеяло укрывает от мороза, получаются эти 5 градусов. Понизьте утепляющий эффект снега в 2 раза — и температура мерзлоты спокойно снизится на 2-3 градуса, а это весьма значимая добавка, которая даст мерзлоте дополнительный запас прочности. Конечно, у этого метода есть ограничения, но он позволит нам как минимум выгадать время.

© Плейстоценовый парк

Белые круги – это пузыри скопившегося подо льдом метана. Образуется он в результате разложения органических веществ, попавших в воду в результате таяния вечной мерзлоты.

Следующий пункт — это альбедо — отражающая способность. Яркого света на Севере очень много — если весной вы походите у нас один день без тёмных очков, то к вечеру просто ослепнете. Тундра или степь, покрытая снегом, отражает практически всю солнечную энергию обратно в космос, но кустарники и лес «впитывают» тепло в себя. Даже летом степь намного светлее леса, и отражает лучше, поэтому преобразование обширных территорий в тундростепь позволяет напрямую охлаждать климат. Кстати, сейчас Ледовитый океан в течение значительного времени свободен ото льда, соответственно, вместо белой поверхности мы имеем тёмную воду, альбедо у которой гораздо меньше, и это дополнительно отепляет наш регион.

— В обывательском представлении леса — это всегда хорошо. Но, получается, что это правило работает не для всех климатических зон?

В тропиках высокая продуктивность, но в жарком и влажном климате органика быстро сгнивает и сохранить углерод возможно только в стволах деревьев. Поэтому движение за спасение тропических лесов я поддерживаю. В тропиках леса практически всегда доминировали, даже в плейстоцене. Но чем дальше на север мы движемся, тем пользы от лесов меньше, и тем её больше от степных экосистем. Надземная биомасса в Арктике совсем небольшая, и много углерода в стволах деревьев вы здесь не сохраните. Но если у вас есть высокопродуктивная экосистема с активно растущей травой и кучей животных, то углерод в почве активно накапливается. Травы формируют развитую и глубокую корневую систему. В прошлом месяце я ездил на конференции в Англию и США, где демонстрировал результаты накопления углерода на территории Плейстоценового парка. Этот процесс в парке уже идёт, и это даже при том, что в прошлом мы не всегда могли поддерживать активный выпас на нашей территории.

Понимание всех этих процессов у нас есть, хотя исследований ещё недостаточно. Это свежее научное направление в экологии, так называемый «ревайлдинг». Когда мой отец начинал создавать Плейстоценовый парк, он был одним из первых, кто начал изучать эту тему, собирать доказательную базу и публиковать научные статьи. А сейчас это направление подхватили уже многие. Например, Алан Савори из Южной Африки. У них в Ботсване есть целый институт, который работает уже практически по всему миру — они учат фермеров, как правильно пасти скот. Они создают правила работы в степных экосистемах — где и сколько животных можно пасти, с какой плотностью, интенсивностью, в какой сезон. Цель этого — научиться накапливать в почве как можно больше углерода, чтобы пастбища не вырождались, не начиналось опустынивание.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒