— Да? 6 страница

У дверей их приветствовала горничная, которая сначала указала на лестницу, а затем повела их вверх по ступенькам. Бен смотрел на семейные фотографии и произведения искусства, развешенные на стенах. Кухня, которую он увидел справа, была маленькой и примитивной по американским стандартам, но коридоры и портьеры были впечатляющими, так же как и дубовый обеденный стол и стулья ручной работы. Гостиная была обставлена педантично. Бен подумал, действительно ли дом так красив, или ему это кажется после убогой обстановки жилища Ли.

Горничная повела их в комнату на верхнем этаже. Даже в коридоре он почувствовал жаркий и душный воздух. Цюань вошел в комнату, Бен следом за ним. Он увидел мужчину лет пятидесяти с отекшим лицом, который, казалось, не спал несколько дней. Рядом с ним неподвижно сидела женщина с заплаканными глазами — вероятно, его жена. У этой застывшей женщины живыми были только глаза, следившие за лицами вошедших в комнату людей. Она уставилась на Цюаня так, словно видела его раньше, а теперь удивлялась тому, что видит снова.

В кровати, укрытая толстыми одеялами, лежала девочка лет десяти, судя по ее росту. Но Бен подумал, что лицо девочки выглядело старше, — возможно, на четырнадцать.

Сопровождающий офицер посмотрел на мужчину с отекшим лицом и сказал:

— Он настоял, чтобы этот американец пришел вместе с ним.

Мужчина кивнул.

— Оставь нас.

Начальник полиции Линь Шань встал и пошел по направлению к Цюаню и Бену. Он прошел мимо них к двери и захлопнул ее.

Затем молча вернулся на свое место. Бен слышал, как во время ходьбы скрипят его суставы.

— Моя дочь, Линь Бо, — сказал он. К великому удивлению Бена, он говорил по-английски. — Она очень больна. Пролежала в больнице два месяца. Ей все хуже и хуже. Попросилась домой. Ее смотрели много врачей. Говорят, что она умирает. Говорят, все... безнадежно.

Голова матери дернулась и упала, и лицо так сильно ударилось о ладони, что звук шлепка испугал Бена. Послышались мелкие и прерывистые рыдания.

Глаза девочки почти не открывались. Похоже, она не была в коматозном состоянии, но Бен не был уверен, что она в сознании. Если и бывает положение между жизнью и смертью, то Линь Бо находилась в таком положении.

— Очень сочувствую вам, — сказал Цюань. — Зачем вы меня вызвали?

Начальник полиции посмотрел в окно, а затем на закрытые двери. Он прокашлялся.

— В течение многих лет мои люди арестовывали христиан из домашних церквей. Высокопоставленные члены партии давали мне инструкции, а я, в свою очередь, отдавал приказы моим людям. Мне рассказывали, что мои люди из МОБ вас арестовывали. Три раза?

— Пять, — сказал Цюань. — Во время моего пребывания в ваших тюрьмах меня трижды избивали и дважды пытали.

Он говорил, не обвиняя, просто констатируя факты.

— Мы понимаем друг друга, я полагаю, — сказал Линь Шань. — Наверное, мы враги. Мы оба делаем то, что считаем необходимым. Вы помните, когда я навестил вас в тюремной камере?

— Да, помню. Это было два года назад.

— Я спросил вас, почему вы, молодой и образованный человек, верите в эту чушь, в эти штучки про иностранного Бога.

Цюань кивнул.

— Вы объяснили, что верите в некоего Христа, Который пришел с неба, Который умер и воскрес из мертвых. Вы сказали, что Он победил смерть. Вы сказали, что Он возвращает мертвых людей к жизни и исцеляет больных. Затем вы сказали мне то, чего я не смог забыть. Вы сказали, что видели подобные чудеса. Вы видели, как умирающие люди исцелялись. Вы помните, как говорили это?

— Да. Я помню.

— Я старик, старше, чем мои годы. Я не верил ни во что, кроме партии и республики. Не знаю, продолжаю ли я верить в них и теперь. Со стороны может показаться, что я живой человек. Но внутри моя вера умерла. Я попросил вас приехать, потому что больше нет никакой надежды для старого отца, который любит свою маленькую Во. У нее нет сил даже поднять голову с подушки. — Его мешковатые щеки затряслись, и голос дрогнул. — Она не хочет есть. Мы потеряли последнюю надежду. Если вы знаете Бога, Который исцеляет, — умоляю вас, скажите Ему, чтобы Он ее исцелил.

Он тяжело откинулся назад, произнося слова, которые, как показалось Бену, были самыми трудными словами в его жизни.

Цюань взглянул на Линь Бо, а затем уставился в пол. Когда же он вновь поднял глаза, то сказал:

— Я не говорю Богу сделать что-либо. Это Он приказывает и повелевает. Он есть Хозяин и Владыка, а я лишь Его слуга. Ли Цюань не целитель. Я видел исцеления, я возлагал руки на больных вместе с другими членами моей церкви. Я не пастор, и могу выполнять обязанности пастора только тогда, когда он... отсутствует. Я не учился в семинарии. Я всего лишь незначительный помощник слесаря. Но я знаю одно — мой Бог, Иисус Христос, имеет власть и силу исцелять, и если Он захочет, Он может исцелить безо всяких трудностей. Я не знаю Его желаний. Но я буду просить Его исцелить Линь Бо.

Человек кивнул, прильнув головой к голове жены. При словах Цюаня ее омертвевший взгляд немного ожил, и в глазах загорелись последние искорки огня.

Бен напрягся. Все это было похоже на западню. Цюаня вызвали, чтобы сделать невозможное. Когда у него ничего не получится и девочка умрет, его обвинят в ее смерти. У разгневанного начальника полиции появится еще одна причина посадить его в тюрьму. Бен хотел вмешаться, хотел заговорить и остановить это представление. Но когда он заглянул в глаза девочки и ее матери, он ничего не смог сказать.

Цюань встал и положил руки на голову девочки. Бен съежился. Цюань стал молиться:

— Иисус, я Твой смиренный слуга, и не более чем простой слесарь. Мой отец был подметальщиком улиц, мой дедушка был плотником, а мой прадедушка — фермером, копавшим канавы. Мы ничто в глазах людей. Я всего лишь мальчик на побегушках, и ничего более. Но и ничего менее.

Бен сделал шаг назад, словно давая больше места... он сам не знал, чему.

— Ты сотворил Линь Бо, ее мать и отца. Я знаю, Ты любишь ее, и мать с отцом тоже. Я знаю, они нуждаются в спасении от своих грехов. Нуждаются в том, чтобы увидеть Твою силу и Твою благодать, чтобы им познать Иисуса как единственного истинного Бога, — и я прошу, чтобы Ты прикоснулся к этой девочке прямо сейчас; подними ее, восстанови и исцели. Сделай это прежде всего для Твоей славы, но также и ради их блага. Прошу об этом во имя Иисуса. Аминь.

— Аминь, — Бен услышал, как родители громко произнесли это слово. Ему стало интересно, произносили ли они его раньше. Он почти пожалел, что сам не сказал этого слова. Бен посмотрел на Бо. На какое-то мгновение ему показалось, что в ее глазах он увидел отблески света. Он подумал, что ее плечи как-то шевельнулись и шея немного сдвинулась. Но нет. Она лежала, как и прежде, неподвижно.

— Это все, что я мог сделать, — сказал Цюань. — Но я прошу вас говорить с дочерью об Иисусе, даже если вы не уверены, что она вас слышит. И я привез вам подарок. — Он потянулся к своей небольшой сумке и вытащил оттуда черную Книгу.

Сердце Бена бешено заколотилось. Он протянул руку, чтобы остановить Цюаня.

— Нет, — сказал Цюань спокойным, но властным голосом. Бен уронил руку. — Это Библия, Слово Всемогущего Бога. Это Слово Того, Кто пришел, чтобы стать одним из нас. Это Тот, Кто умер, чтобы мы могли жить с Ним вечно.

Линь Шань наклонился и трясущейся рукой взял Библию.

Цюань покопался в сумке и вытащил диск с фильмом. Он вручил его жене Линь Шаня:

— Это история об Иисусе. Он говорит по-китайски. — Он указал на проигрыватель и телевизор у подножия кровати. — Может, вы сможете посмотреть его. Ваша дочь тоже может услышать слова.

Они оба смотрели на подарки. Бен увидел, как Шань посмотрел на корешок Библии, а потом заглянул под обложку. Он знал, что ищет Шань. Там не было красной печати, а значит, это была нелегальная Библия. На какое-то мгновение Бен подумал, что сейчас начальник полиции вызовет своего племянника, чтобы арестовать Цюаня, тем более что его дочь не исцелилась.

— Xiexie, — прошептала мать.

— Xiexie, — спокойно сказал начальник полиции.

— Наша церковь будет молиться о вашей дочери, — сказал Цюань. Он повернулся к девочке. — Мы будем молиться за тебя, Линь Бо. — И снова положил руку на ее лоб.

Цюань и Бен вышли из комнаты в сопровождении горничной и офицера. Племянник Ли Шаня повез их обратно домой.

— Ты думаешь, что поступил умно? — прошептал Бен. — Ты говорил о своей домашней церкви. Отдал нелегальную Библию начальнику полиции!

— Он знает о нашей церкви. Им нужна Библия. И история об Иисусе.

— Но... не напрашиваешься ли ты на беду?

— Я уже в беде. Я много лет в беде. Я был в беде до твоего приезда, и буду после твоего отъезда. Если я выберу путь наименьших бедствий, я не буду последователем Иисуса. Я спрашивал Его, следует ли отдать Библию этим людям. Я уверен, что поступил так по Его водительству. Он сделает все наилучшим образом.

— А если девочка умрет?

— Жизнь и смерть не в нашей власти.

— Но вдруг начальник полиции обвинит тебя в ее смерти?

— Может быть.

Мартин Гетц спросил Бена:

— Ты заполнил избирательный бюллетень для заочного голосования?

— Что?

— Послезавтра выборы.

— Представляешь, я совсем про них забыл.

— Ты политический наркоман, Бен. И на тебя это не похоже. Ты такие вещи не забываешь. Ты просто поехал посетить Китай, помнишь? И ты все еще американец. А в Портленде, штат Орегон, у тебя есть работа.

— Я знаю. И я выполняю свою работу. Мои интервью великолепны. Тебе понравится то, с чем я приеду. Просто я... обдумываю разные идеи.

— Послушай, Бен, — сказал Мартин. — Я не хочу выслушивать все эти доклады от Вон Чи. Он говорит, что твой друг является причиной многих проблем, а ты не хочешь отойти от него в сторону.

— Чи живет в Шанхае, в четырех часах езды от нас. Как он может знать, что делает Цюань в Пушане?

— Он говорит, что вас вызывали к начальнику полиции!

— Откуда он это знает?

— Это правда?

— Ну да, но сказал ли он, с какой целью?

— Нет. Что, всего лишь приятный частный визит? Он пригласил тебя на партию в бридж?

— Нет. Он попросил Цюаня об одолжении. Нас привезли к нему домой в его личной машине. И Цюань не был причиной бед!

— Какое одолжение может оказать слесарь начальнику полиции?

— Ну, он... это трудно объяснить.

— Я не полный идиот. Скажи это медленно, в нескольких словах.

— Он попросил Цюаня... исцелить его дочь.

— Что?

— То есть, молиться за ее исцеление.

— С тобой все в порядке, Бен?

— Да, конечно.

— Повторю снова — «Getz International» очень много вложил в эту страну. Я не хочу, чтобы твой друг испортил нам бизнес. Я ясно выражаюсь?

— Совершенно ясно.

Бен и Цюань съежились от холода раннего ноябрьского утра, шагая по темной дороге, по краям которой ветер размахивал ветвями деревьев. Цюань пригласил Бена на долгую прогулку по холмистой местности.

— Единственное, что я советую тебе, Цюань, — не стоит вести себя так откровенно. Думаю, нам всем нужно быть более осторожными, вот и все.

— Некоторые говорят, что десять процентов членов партии тайно посещают церкви. Другие утверждают, что в церквах могут быть миллионы членов партии, интеллектуалов и профессионалов, которые хранят свою веру в тайне и в церковь ходят редко, если вообще ходят. Они ведут себя, как говорит Бен Филдинг, «осторожно». Иосиф из Аримафеи какое-то время был тайным учеником Иисуса Христа. Но мы не верим, что тайные ученики должны таиться слишком долгое время. Человек, который решил следовать за Иисусом Христом, должен и внешне являться таковым. В нужное время люди в его семье и на работе, — по крайней мере, те, кто открыты для истины, — должны узнать, что он принадлежит Иисусу. Чжоу Цзиня вчера освободили, и сегодня он вышел на работу и рассказал всем своим клиентам об Иисусе.

— Ты стал очень... смелым, Цюань.

Цюань засмеялся:

— Я дрожал от страха, когда разговаривал с начальником полиции. Я никогда не был смелым. Но я стремлюсь к послушанию.

— В колледже ты был таким тихим, — сказал Бен. — В течение первого семестра ты вообще ничего не говорил.

— Я приехал в Гарвард, боясь, что люди узнают о моем отце. Их отцы все были влиятельными и уважаемыми людьми. Мне было стыдно, потому что мой отец был подметальщиком улиц и пастором одной из церквей «Малого стада».

— «Малого стада»?

— Церкви Ни То-Хенга.

— Никогда не слышал о таких церквах.

— Ты знаешь имена многих знаменитых людей, но не знаешь имен, драгоценных для нас? Его западное имя — Вочман Ни Страж Ни. Ни То-Хенг умер 1 июня 1971 года в трудовом лагере в провинции Аньхуэй. Он провел двадцать лет в тюрьме. Каждый год 1 июня мы вспоминаем о нем. Мой папа любил его проповеди и сочинения.

Взгляд Цюаня устремился вдаль, словно дорога звала его туда, куда они дойти не могли.

— Папа больше всего любил гимн «Небеса — мой дом». Он часто пел его снова и снова. Когда я стал старше, я закрывал уши, потому что не хотел слушать его.

Цюань тихим голосом запел на мандаринском языке:

Небеса — мой дом,

Земля — унылая пустыня.

Небеса — мой дом,

И со всех сторон

Меня окружает опасность и печаль.

Небеса — моя родина,

Небеса — мой дом.

— Прекрасная песня, — сказал Бен.

— Но глупый сын моего отца не хотел петь ее вместе с ним. А теперь слишком поздно.

Другой голос в другом месте сказал:

— В этот самый момент я пою ее вместе с тобой, мой сын. И мы снова споем ее вместе. Mogui лжет тебе. Совсем не поздно.

— Сколько времени твой отец пробыл в тюрьме? — спросил Бен.

— Девять лет на «перевоспитании». Хорошее название для нечестивой вещи.

— Как его арестовали?

— Однажды без всякого предупреждения в наш дом ворвались агенты МОБ. Они забрали все мамины фотографии и книги отца. У него их было двенадцать — большая библиотека. Они вынесли конфискованные вещи во двор и сложили в кучу. Они сняли с отца рубашку. К нему подошла молодая девушка лет пятнадцати. Не говоря ни слова, она ударила его по лицу. Моя мать поднялась, чтобы защитить его. Я ничего не сделал. Молодой человек оттолкнул мою мать. И тогда я ничего не сделал. Мама плакала, глядя, как кровь течет изо рта отца. Я не плакал. Я был зол на него.

— И что дальше?

— Я не помню всего, что тогда произошло, может, потому что мои глаза смотрели в землю. То, что я помню, — это запах горевших семейных фотографий. И звуки ударов тяжелыми ботинками и палками по телу моего отца. Помню, как люди кричали и проклинали. Помню тишину, когда отец был в беспамятстве, и перепуганную мать, которая лежала на земле и сильно дрожала. Но более всего я помню то, что я ничего не сделал.

— Ты был всего-навсего ребенком. Тебе, должно быть, было очень тяжело.

— Да, я тоже всегда так думал. Но я никогда не думал, как тяжело было папе и маме. Я думал только о себе. Я был очень эгоистичным сыном. Люди из партии говорили нам, что они предлагали отцу выйти из тюрьмы или обещали обеспечить нас едой, только если он скажет всего несколько слов: «Председатель превыше Христа». Ему нужно было сказать только эти слова. Я сердился на него за то, что он не мог произнести этих слов. Они говорили нам, что он, должно быть, ненавидит свою семью, поскольку не может ради нас сделать такую малость. Они говорили, что он подвергает нашу жизнь риску, и что ужасно так поступать. Я им верил.

Цюань взглянул на Бена:

— И теперь Ли Цюань тоже подвергает жизнь своего сына риску. Но у меня нет другого выхода. Я не могу отречься от своего Господа, Который умер за меня. Я этого не сделаю. Я не оставлю Ли Шэню наследия человека, который отвернулся от Иисуса. Множество раз я просил у моего отца прощения.

Цюань остановился и сел у дороги. Бен беспомощно наблюдал, как Ли Цюань уткнулся мокрым, опухшим лицом в ладони.

— Как бы я хотел, чтобы он услышал меня...

— Я услышал тебя, Мой сын, — сказал один Отец.

— Я тоже услышал тебя, мой сын, — сказал другой. Звуки их голосов прилетели на легком ветерке, но Ли Цюань и Бен Филдинг их не расслышали.

Через два часа после наступления темноты, пока Бен Филдинг отвечал на электронные письма, Цюань и Минь рассказывали Шэню библейские истории. Вдруг в окне сверкнул свет фар автомашины.

— Кто-то идет, — дрожащим голосом сказала Минь. Она спрятала Библию и быстрым взглядом обвела комнату, методично выискивая то, что можно было бы инкриминировать им как преступление.

Бен вгляделся и увидел длинную и блестящую черную машину, которая остановилась рядом с «Мицубиси». Шэнь, который выходил в туалет, вбежал в дом, хлопнув за собой дверью и все еще держа в руке зажженный фонарь.

— Кто это? — спросила Минь.

— Водитель открыл дверь машины, и из нее выходят мужчина и женщина, — ответил мальчик, задыхаясь от бега.

— Кто?

— Кто-то очень богатый.

Цюань подошел к двери. На крыльце света не было, а свет свечи не мог пронзить внешнюю тьму. В темноте он не смог разглядеть незваных гостей.

— Ли Цюань, — позвал его голос ,— мы приехали навестить тебя.

Бен узнал голос, но никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. Затем мужчина выступил вперед, и Бен увидел его лицо. Линь Шань, начальник полиции.

Стоя позади Цюаня, Бен пытался понять, что происходит. Дочь Линя умерла, и теперь он приехал, чтобы ткнуть пальцем в виновного. Офицеры, которые произведут арест, вероятно, идут вслед за ним.

— Почему? — спросил Цюань.

Линь Шань не ответил. Рядом с ним шла его жена, которая прошла мимо мужа и вошла в дом. Она огляделась и, увидев Минь, кивнула ей.

Зачем начальнику полиции нужно, чтобы его жена сопровождала его во время ареста?

Пока Бен пытался понять, что происходит, Линь Шань тоже вошел в комнату. Затем из-за его спины вышел еще один человек.

Бен уставился в сияющие глаза прекрасной молодой девушки. Она широко улыбалась Цюаню.

— Приветствую вас, — сказала она, — и благодарю.

Этот голос Бен никогда раньше не слышал.

— Добро пожаловать. Линь Бо, — сказал Ли Цюань.

Это имя прозвучало в ушах Бена как пощечина.

— Линь Бо? — переспросил он. — Ты жива? — вдруг вырвалось у него.

Все в комнате дружно повернулись к нему. Линь Бо засмеялась. И все засмеялись вместе с ней.

Женщина посмотрела на Минь и протянула ей руку:

— Я Чаосин.

— Миньхуа, — ответила та, склонив голову.

Гости сели и рассказали свою историю. Через несколько часов после ухода Цюаня и Бена, когда родители Линь Бо сдались и легли спать, девочка вдруг проснулась, встала, распахнула окно, затем спустилась вниз и попросила чего-нибудь поесть.

— К нам в спальню примчалась горничная — страшно перепуганная, — рассказывала Чаосин.

После того как они поговорили и поплакали в течение получаса, Минь спела песню хвалы и научила их этим словам. Цюань вытащил синтезатор и включил его, и они спели вместе. Бен не мог оторвать взгляда от Линь Бо.

— У вас в машине сидит водитель? — спросила Минь, выглядывая в окно. — Пусть он войдет. Там холодно.

— Нет, — сказал начальник полиции, — у него в машине есть одеяло. С ним все в порядке.

Цюань прочитал из Библии: «Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его».

Затем он прочитал из Послания к римлянам: «Все согрешили и лишены славы Божией». Он обратился к другой странице: «Возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем».

Он перевернул страницы и прочитал слова, написанные рукой его матери: «Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься».

Чаосин сказала:

— Я исповедую Иисуса Господом.

Минь помолилась с Чаосин, затем с Линь Бо, которая страстно провозгласила свою верность Иисусу:

— Я видела Господа Иисуса в фильме, который вы нам дали.

Мы с Чаосин смотрели этот фильм внизу сразу после того, как вы ушли, — сказал Линь Шань. — Мы только легли спать, когда услышали, как кричит горничная, которая увидела, что Бо исцелилась. Затем мы снова посмотрели фильм вместе с Бо.

Он умоляющими глазами посмотрел на Цюаня:

— Я тоже хочу последовать за Иисусом.

Цюань привел его к молитве покаяния за грехи, а затем помолился сам:

— Иисус, Творец чудес, соверши величайшее чудо из всех в этих сердцах — сотвори в них чудо Твоей благодати.

Они плакали и смеялись, обнимали друг друга и рассказывали друг другу истории в течение часа. Минь настояла на том, чтобы отнести водителю чай и кусок пирога.

— Нам нужно кое-что сказать вам, — заговорил Линь Шань. — Возможно, мне нужно было сообщить вам об этом, когда вы были у нас дома. До нашей первой встречи моя жена видела сон. Она сказала, что видела человека, который возложил руки на нашу дочь и помолился за нее. Я однажды видел вас в тюрьме, но она никогда не видела. И когда вы вошли в комнату Бо, она прошептала мне: «Это человек из моего сна».

Чаосин кивнула головой:

— Как только вы вошли, я поняла, что это вы. Американца не было в моем сне, а вы были. Когда я увидела вас, я поверила, что моя дочь будет исцелена. Вы были посланником Бога, Которого я не знала. Но теперь я Его знаю. И я с радостью буду служить Богу, Который вернул мне дочь.

— Путь, который вы избрали, нелегкий, — сказал Цюань. — Библия утверждает, что люди, живущие благочестиво в Господе Иисусе, будут страдать от преследований. Другие аспекты жизни тоже изменятся. Например, когда человек становится христианином, он не оставляет водителя мерзнуть в машине.

— Хорошо, — сказал Линь Шань, вскакивая на ноги, — я приглашу его. И скажу ему, что мы стали последователями Иисуса. Он сделает то же самое.

— Он сам должен это решить, — сказал Цюань.

Несколько минут спустя вслед за Линь Шанем в комнату вошел испуганный человек. Цюань настоял, чтобы он сел на стул. Человек молча слушал объяснения начальника полиции, как они стали христианами. Продолжая есть пирог и пить чай, он с широко раскрытыми глазами выслушал всю историю.

— Мой двоюродный брат верит в Иисуса, — сказал он робко. — Он рассказывал, что однажды держал Библию у себя дома почти целую неделю.

— К сожалению, — сказал Линь Шань Цюаню, — у нас больше нет Библии, которую вы нам дали.

— Почему?

— Она каким-то образом исчезла. Может, слуги, а может, кто-то из посетителей. Не знаю. Но не мой водитель, я уверен.

— Такое бывает, — сказал Цюань, улыбаясь. — Но мы не переживаем, когда у нас исчезают Библии. Это происходит потому, что люди голодны по Богу. Когда голодающий берет хлеб, в этом нет ничего удивительного или трагичного.

— Но нам тоже нужен этот хлеб, — сказала Чаосин.

Медленно и почтительно Цюань вручил ей Библию, переписанную рукой его матери.

— Мы достанем вам другую. А пока, пожалуйста, возьмите эту. Ее переписала моя мама, Лу Лань.

Мать Бо дрожащими руками потянулась к Библии и тихо простонала:

— Я расскажу вам еще об одном сне, который я часто видела с тех пор, как была еще маленькой девочкой, жившей в доме заместителя председателя коммунистической партии. Я видела во сне простую крестьянку с широкой улыбкой, которая сидела при свечах, а рядом с ней стоял пустой стул. Она выписывала слова в большую черную Книгу. Я видела во сне, что она отдала мне эту Книгу, и в ней я обнаружила великие тайны, включая секрет ее улыбки. Иногда мне приходило в голову, что эта Книга может быть Библией.

— У моей мамы была широкая улыбка, — сказал Цюань, — самая широкая улыбка из всех, что я видел.

— Спасибо за оказанную честь, Ли Цюань, — сказал Линь Шань. — Мы возьмем Библию вашей матери. Но я кое что придумал. У меня есть доступ к Библиям — и, возможно, к большому их количеству.

— Каким образом?

— Каждый раз, когда христиан арестовывают, все их имущество сдается на хранение в тюрьму. Мы не возвращаем Библии. Раньше мы складывали их в одной камере, чтобы потом уничтожить. Но некоторое время назад я решил перенести их в шкаф в моем кабинете и спрятать под замок. Не знаю, почему. Однажды во время болезни Линь Бо я очень рассердился и решил сжечь Библии. Я приказал одному из офицеров сделать это. Но он вернулся и доложил, что ключ застрял в замке и сломался. Поэтому тот шкаф никто не смог открыть. С тех пор книги там и находятся. Там их десятки, я полагаю. Конечно, теперь я их не уничтожу. Я отдам их вам... может, Ли Цюань вернет их владельцам? А если владельцев найти невозможно, может, можно будет одну оставить нам, а остальные раздать нуждающимся?

— Да, — сказал Цюань.

— Но сначала нужно вытащить их из моего шкафа, — сказал Линь Шань.

— Это не проблема, — сказал Ли Цюань.

— Почему вы так говорите?

— Потому что, — вмешался Бен, — мой друг Ли Цюань — самый лучший слесарь-инструментальщик во всем Китае.

— Вы сможете прийти завтра в мой кабинет, чтобы посмотреть замок? — спросил Линь Шань.

- Да, — сказал Цюань. — Я уверен, что для этой цели мой хозяин отпустит меня на любое время.

- Конечно же, мы вам заплатим. Да, МОБ заплатит слесарю-инструменталыцику, чтобы вскрыть шкаф. А я позабочусь о том, чтобы в кабинете никого, кроме нас, не было. И вы заберете с собой все Библии. Я заплачу вам за то, что вы заберете их с собой и сделаете с ними то, что посчитаете нужным. Но вам нужно будет во что-то уложить все эти Книги. У вас найдется что-нибудь для этого?

— Я что-нибудь найду, — сказал Цюань. Он вытащил из-под кровати выцветшую зеленую спортивную сумку и поднял ее. — Может, эта сумка подойдет?

— Да, очень хорошо. Она достаточно большая.

Гости встали, чтобы уйти. Минь обняла Бо. Бо кивнула Цюаню и пожала ему руку. Затем она взглянула на Бена. Он протянул ей руку и почувствовал тепло ее руки. Мягкое, но решительное рукопожатие подтвердило реальность того, что ему казалось невероятным сном.

— Завтра вечером, — сказала Чаосин, — надеюсь, у меня впервые будет собственная Библия. — Она замолчала и удивленно уставилась на пустой стул с высокой спинкой. Она пробежала по нему пальцами, словно завороженная.

Цюань стоял, крепко держась за спинку большого стула. Когда посетители отъехали, Минь закрыла дверь и подошла к сыну. Она сказала:

— Ты знаешь, чему ты был свидетелем, Шэнь? Начальник полиции, его жена и дочь теперь стали частью нашей семьи. Сегодня вечером в доме Ли Цюаня из Хан Чжоу они стали последователями Иисуса.

Великий праздник сопровождался радостью, пением и смехом. Ликованию не было предела.

Ли Маньчу поднял бокал:

— Покаялись еще три грешника. Семья Линь из Пушана в доме Ли Цюаня, слесаря-ключника из Хан Чжоу, стала частью семьи Царя!

В ответ поднялся радостный шум с хлопаньем друг друга по плечам и спинам и заразительными улыбками. Даже ангелы, не столь быстрые на улыбки, как дети Адама, заразились духом радости.

Но никто не улыбался так широко, как одна маленькая женщина с глубокими ямочками на щеках и застенчивым, радостным лицом. Она стояла с краю радостного собрания, глядя на семью из трех человек, спасенных из тьмы. Она с удивлением услышала, что ее образ являлся в снах одного из ищущих. Она вспоминала, как долгими часами переписывала слова Библии, читала их, плакала над ними в приступах радости и печали. Ее сердце преисполнилось радости, когда она увидела свой восьмилетний труд любви в руках своего сына, Ли Цюаня, а теперь и в семье Линь Шаня.

Лу Лань нежно обняла Того, Кто стоял рядом с ней, и ее маленькая фигурка потерялась в Его теплых объятиях. Ей казалось, она зарылась в пышную гриву огромного Льва. Он погладил ее по волосам и нежно поцеловал в лоб. Она встала на цыпочки и поднесла Его руку к своим губам. Лу Лань поцеловала огромные шрамы на Его руках и заглянула в глаза Того, Кто когда-то стал секретом ее улыбки.

После того, как Бен долго ворочался и не мог уснуть, Цюань встал, подошел к его постели и сел на краешек кровати. Было два часа ночи.

— Я тоже не могу уснуть, — прошептал он. — Прости, что у нас нет таких удобных постелей, как в Гарварде.

Он залез под одеяло рядом с Беном, который быстро отодвинулся от центра и сжался на самом краю постели. Но через несколько минут он понял, чего хочет Цюань, и его ужас от пребывания в маленькой постели с другим мужчиной улетучился.

— Ты знаешь, я раньше не верил в исцеления, — сказал Бен в темноте.

— Невозможно верить в Бога и не верить в исцеления, — сказал Цюань.

— Я думал, чудеса подделывают. Или, по меньшей мере, преувеличивают.

— Некоторые подделывают деньги. Это же не значит, что ты больше не веришь в реальность денег?

— До сегодняшнего дня я не видел чудес.

— А ты искал? Ты просил? Или ты полагаешь, что если какие-то чудеса поддельные, то значит, они все такие?

— Но все имеет вполне естественное объяснение.

— Да, и если очень сильно постараться, ты сможешь объяснить, почему Линь Бо стало лучше. Какое чудо больше, чем само творение? Тем не менее, люди изобрели и ему естественное объяснение. Почему? Потому что они так захотели. Атеисты верят в естественное. Христиане верят в сверхъестественное. Человек, который не верит в чудеса, не может быть христианином.

⇐ Предыдущая 23 24 25 26 272829 30 31 32 Следующая ⇒