Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Затишье перед грозой 5 страница



 

 

Воскресенье. Осваиваемся на новом месте

 

На следующий день мы с Аней Красавиной поехали к Изюму. От автобусной остановки шли минут семь по разбитой грязной дороге. И все время мы слышали какой-то звериный рёв. Когда же пришли на место, поняли, что это ревёт Изюм. Конечно, ржёт, но ржёт так громко и на басах, что я подумала, что это кто-то вроде лося вызывает на бой соперника.

Изюм стоял в контейнере, одна створка двери была открыта, но поперечный металлический стержень не давал коню выйти. По просторному плацу гуляли беременная пони (не выговаривается «беременный пони») с голубыми козьими глазами, ослица, еще какая-то мелочь. Кроме них, еще три кобылки тёрлись около Изюма. Они, кокетливо вытягивая шеи, вытаскивали сено из-под ног жеребца, который жадно их обнюхивал, дико вытаращив глаза.

Мы догадались, что среди кобылок какая-то была в охоте. Надышавшийся и обалдевший от запаха нахально лезущих к нему самок, Изюм в очередной раз подпрыгивал и издавал дикий рёв. Видно, желание начало просыпаться в этом ещё болезном теле. А может быть, это было просто удивление перед молодостью и задором веселящихся кобылок. В окне вагончика показалось лицо Зои Тимуровны, скоро она вышла к нам.

- Ну, как он вам?

- Поражена! Я еще не слышала, как он ржёт! Весёлый такой!

- Он у вас красавец! Вот сил наберётся – увидите, что ещё будет, он себя покажет во всей красе!

- Да, уж такого я не ожидала.

Шерсть вылезла и обнажила стройное, правда очень тощее тело. И гибкая шея, и тонкие ноги, и выразительная стать – всё говорит о высокой кровности. И глаз – влажный, блестящий, темно-карий, очерченный белком.

На ипподроме такой глаз был только у одного жеребца - Буксира. Цыганским глазом с белком он косил на всех проходящих мимо него кобыл. У него на уме было одно: как бы и с какой стороны подъехать к этим гривастым красавицам. Его ставили обычно в смене так, чтобы перед ним до кобыл было не менее двух меринов. Мне дважды пришлось с ним иметь дело. Однажды молодая кобыла Залётка во время предоставленной нам самостоятельной езды завезла меня под Буксира. Невозможно представить, когда туша в полтонны сядет на тебя или на твои уши поставит копыта! Взбесившийся жеребец может кобылу на дороге догнать и с телегой покрыть! Так вот, Залётка въехала в него задом и начала нагло на него давить. Он, конечно, загоготал, на дыбы, сразу пристраиваться. Но девчонка на нем оказалась умелой, удержала жеребца. Да и тренер так на меня орал, чтобы я отъехала, что я об эту озабоченную Залётку ветку сломала (у меня тогда еще не было хлыста, я срывала перед занятиями ветку).

В другой раз тренер отправил меня на Буксире на беговой круг, а до этого мы занимались в манеже. Нужно было нас обкатать, и чтобы лошади пообвыкли на открытых пространствах работать. Буксир ленился - сколько я ни давала ему шенкелей, никак не прибавляет рыси - еле труси’т.

Вдруг по параллельной дорожке нас обогнал всадник на кобыле. Буксир повеселел, подобрал брюхо и припустил следом. Но кобыла шла хорошей прибавленной рысью и быстро удалялась от нас. Жеребец погрустнел, пробежал еще немного по инерции и сдал, перешел на шаг. При первой же возможности свернули к манежу. Отчиталась о езде, рассказала о поведении Буксира, который не очень-то бегал даже за кобылой.

- Да он всегда был ленивым. А за кобылой бежит по принципу: не догоню, так согреюсь…

 

Вернёмся к Зое Тимуровне.

- Чем собираетесь заниматься? Сейчас на плацу гуляют «девочки». Время не его.

-А вы нам дайте задание, у нас времени много.

 

Аню отправили на телеге с огромными бидонами за водой. Я взялась за расчистку двора: его за зиму здорово загадили. Солнце припекало, все по-весеннему таяло. Я лопатой собирала навоз в ведро и относила на кучу. За каждым моим движением наблюдала собака, положив морду на толстые лапы. Чтобы выбросить навоз на кучу, я делала по дуге небольшой обход вокруг собачьей конуры. Солнечные блики бегали по двору, их гоняли раскачивающиеся под ветром ветви деревьев. Проходя мимо мечтающей беременной поняшки, заглянула ей в глаза. Никогда не видела у лошадей голубых глаз, да ещё похожих на  козьи! Смотрит доверчиво, подошла ко мне, ткнулась мордочкой в мой карман. Видно, последние дни ходит, бока раздуты до предела.

- Береги себя. Отдыхай, пока работать не заставляют. Все твои знакомые лошадки и ослики ушли на работу – детишек катать.

Работать хотя и тяжело, но весело. Где-то минут через сорок вернулась Аня-водовоз. Как она эти тяжелые бидоны поднимала? Говорит, помогли. Ну Ане – да не помочь! Мужики в доску расшибутся ради такой красавицы. Потом поили всех жильцов этого заведения. Тех, которые не ушли работать. Кормили овсом, овса дали и Изюму.

-Можно? - спросила я Зою Тимуровну. - Врач говорил - только сено давать.

-Немножко уже можно, пора привыкать к нормальной пище…   

 

 

Тишина

 

Неделя прошла относительно спокойно. Изюм набирался сил. Я после работы каждый день, иногда одна, иногда с Аней приезжала в клуб, который носил красивое название «Карагёз». Сразу вспоминается Лермонтов:

 

Золото купит четыре жены,

Конь же лихой не имеет цены.

Он и от ветра в степи не отстанет,

Он не изменит, он не обманет.

 

Мы постепенно знакомились поближе с обитателями конного двора: как с животными, так и с людьми. Дети каждый день выводили нашего коня на прогулку по плацу, шагом ездили на нем без седла. Изюм повеселел, мы тоже радовались его поправке. Ему кое-что еще кололи, я принесла все необходимое для этого, в кашу добавляли витамины. Молодой организм активно боролся с недугом.

Но наши радости и заботы не были безмятежными, в воздухе ощущалась тревога, мы ждали беду.

       Моя долговязая Саша произвела разведку. Она встретилась со знакомой девочкой, которая дружила с Катей, хозяйкой серого Яшки. Та рассказала, в какое бешенство пришли Зинаида и ее компания. Видела она там и Полину, нашего начкона. Это уже было странно, не сулило ничего хорошего.

       Мы немного подружились с Зоей Тимуровной. У нее была маленькая пятилетняя дочка. Значит, с возрастом Зои Тимуровны я ошиблась. Она призналась, что у клуба нет «крыши». «Карагёз» хорошо известен в районе, его приглашают на разные районные праздники с конными номерами. У Зои Тимуровны  замечательные клеппера пегой масти, очень нарядные. Дети на них с удовольствием выступают. Собирается купить в Ульяновске двух серых в яблоках кобыл - уже присмотрела и договоренность есть. И все было бы ничего, но вот с Полиной она просчиталась.

В то время стреляли в Останкине, ее конюшня находилась недалеко. Вот Полина и напросилась, как лиса к зайцу в лубяную избушку, принять ее с четырьмя лошадьми. На время. Зоя Тимуровна с радостью впустила ее на свою территорию. Она даже предложила Полине вместе работать, делить пополам доходы. Все пополам. Потому что сама уже немолода, а хозяйство большое, одной трудно управляться и с животными, и с детьми, и со взрослыми работниками. Да и корма доставать нелегко, и от санэпидемстанции отбрыкиваться. Обрадовалась помощнице.

А помощница пришла не одна, у нее «крыша» была какая-то кавказская, не то армянская, не то азербайджанская – не разберешь. Полина, недолго думая, вытеснила Зою Тимуровну с двух выгодных точек, одна точка была в центре города, чуть ли не на Тверской. Зое Тимуровне пришлось искать новые точки - подальше, на севере. Но ссориться не стала. Против силы не попрешь. Да и дети часто стали грубить Зое Тимуровне, бегать за Полиной. Та их задабривала, давала покататься на своих лошадях, использовала их в своих спорах с хозяйкой клуба, так обычно ведется в плохих семьях, где воюют детьми.

Вот Зоя Тимуровна и подумала, не найти ли подходящее место для Полины и ее лошадей где-нибудь в другом месте, сделать что-то вроде филиала, разойтись по-хорошему. Вот почему я увидела их обеих тогда в лесу. Они приходили разведать, кто арендует конюшню, у кого и нельзя ли как-то это место устроить Полине.  

После посещения нашего сарая и разговора с Зиной они тогда заходили в дирекцию, с кем-то разговаривали. Но ничего у них не получилось. Так что живут эти две женщины, как два медведя в одной берлоге, открыто не ссорятся, но одна все время ждет нападения другой, тем более что у той есть сила.

       - Лера, вы со своим конем, может, останетесь у меня. Ездить здесь есть где, недалеко, за железнодорожными путями, хороший парк. Вот Полину пристроим - заживём, всё у нас будет пополам. Ничего не утаю. Мне одной тяжело. А с Полиной не могу, она меня съест, всё потихоньку со временем, боюсь, отнимет. Но я готова бороться, только вот одной тяжко. А ей мы найдем место, найдем, не беспокойтесь.

        Я смущенно отмалчивалась, потому что не собиралась бросать свою работу, да и конь по документам фирме принадлежит. И ничего я не понимаю в этом конном деле, и труд здесь совсем не женский, очень тяжелый. И «крыша» какая-нибудь все равно сядет на шею, у этих паразитов острый нюх на теплокровных.

- Лера, скоро пони родит жеребенка, я его вам подарю. Оставайтесь. Не пожалеете.

 

 

«В воздухе пахло грозой»

 

В субботу я пришла пораньше. Весна! Солнце слепит глаза, греет, радует, несмотря на то, что и лед еще местами лежит, и снег грязный. В «Карагёзе» праздник – пони родила! Жеребенка вынесли на улицу, кобыла за ним бежит, трубит в нос, ржет. Малыша опустили на землю под навесом, где сено хранится. Мама сразу его начала закрывать собой. А он толстые ножки растопырил и не думает прятаться. Маленькая плюшевая игрушка, а копытца какие крохотные! А хвостик – такой смешной, короткий! Жеребенок хочет бегать, прыгать, но ноги его еще подводят. Его заносит, но он стойко пытается удержаться и сразу за маму, и к сиське. Такой пострел!

Все собрались вокруг. Дети возбужденно шумят, выражая свой восторг. Счастливый день!

Скоро лошади, пони, ослики были оседланы, украшены бантиками и лентами. Небольшими группами дети и животные покинули двор, пошли зарабатывать «на хлеб», каждая группа на свое место. Кому идти полчаса, кому и час до назначенной стоянки.

На плац вывели на прогулку молодых кобылок. Одна просто не знала, куда девать силы. Она прыгала, брыкалась, с задранным хвостом носилась сломя голову по плацу.

- Что-то слишком она весёлая сегодня. - Это Зоя Тимуровна  вышла их вагончика. - Надо загородить выход с плаца, кто это телегу отодвинул с прохода и не поставил ее обратно? Эта зараза сейчас выскочит.

«Зараза» действительно разогналась к нам. Мы стояли как раз напротив открытого прохода. У нас в мыслях не было, что лошадь налетит на человека. Но когда она подлетела слишком близко, мы интуитивно шарахнулись в разные стороны и под ногами у несшейся во весь опор кобылы оказался котёнок. Копыто наступило на мягкое тельце, котенок придушенно закричал, обалдевшая от весны лошадь проскочила во двор… Но, поняв, что сделала что-то не так и ее сейчас накажут, ловко прошмыгнула мимо нас обратно на плац.

 

- Вот гадина, котёнка покалечила!

Серый комочек, испуганно перебирая передними лапками и подтаскивая неподвижные задние, скрылся под вагончиком.

- Теперь его оттуда не достанешь. Выживет – вылезет, не выживет… Вот какая кобыла! Нет мозгов у нее в голове, как и у Полины! Ее лошадь-то! У меня таких нет, чтобы на человека идти. Для лошади человек – неприкосновенен! Отодрать ее полагается, да толку не будет.

 Пошли в вагончик. Зоя Тимуровна порылась в шкафчике.

- Лера, кто-то у меня тут наркоманит – все время пропадают одноразовые шприцы, которые Вы покупаете. Уж не знаю, что и делать.

- Я куплю еще. Не проблема.

- Проблема в другом: почему пропадают? Кто-то колется, а я не знаю.

- Может быть, им нужны шприцы для чего-нибудь другого. Может, они в больницу играют.

- Ну конечно - в больницу... Лера, вы с луны свалились! Наркотиками балуются они – вот что! Раньше не было этой напасти. Ни наркотиков, ни бандитов, ни рэкета. Откуда все это вылезло? Это же наши дети! От советских родителей! Их деды в войну жизни свои за народ отдавали, а эти у своих соотечественников сами пытаются жизни отнять! Воспитывали, воспитывали - воспитали. - Зоя Тимуровна поставила на плитку чайник, на столе появилось чашки, печенье, сахар. – Что бы там ни говорили, а Бог есть. Это он нас наказывает. Вот я слышала одну старушку. Разговор шел, мол, почему наш народ так много страдает. Война за войной, голод, разруха, Гитлер в концлагерях людей жёг, Сталин оставшихся в живых в свои концлагеря загонял и расстреливал. Всё вынесли, выжили, новые времена пришли, кажется, живи да радуйся. На’ тебе, перестройка. И неплохо бы. Я не против. Но откуда эта нечисть повылазила? Жить никому не дает. И сама не живет. Так вот эта старушка говорит: это нас Бог наказывает, что от веры отвернулись, Бога предали. Церкви-то наши не Гитлер разрушил, а мы сами - своими руками - разрушили, колокола посбрасывали, в храмах склады, а еще хуже, клубы поустраивали. Гитлер, Сталин, наркоманы, бандиты – это все, - говорит она, - палки, которыми Господь нас за наше отступничество бьёт.

Пили чай, беседовали, я заплатила за следующую неделю постоя. Дешевле, чем на старом месте, но и железный контейнер - не конюшня. Надо место подыскивать поскорее. В таком ящике в любую погоду плохо, и вообще плохо. Тоня Харламова звонила. Говорит, у нее подруга в Софрине живет. Ветеринарит в совхозе – коров лечит. Мастер спорта по конкуру. А лошади нет. Тоскует. Говорит, можно коня к ней на ферму поставить, кормов – завались, будет наш – общий, на троих. Мне можно будет к нему по выходным приезжать.

Возможно, это выход - надо его обдумать.   

Во дворе шум. Пришла одна группа раньше времени.

- В чем дело? Почему вернулись так рано? Саша, отвечай!

Парнишка лет пятнадцати, он среди детей за старшего, смущенно поведал неприятную историю.

Стояли они у кинотеатра, рядом ярмарка, народу много. Взрослые с детьми время от времени подходят, кто поглазеть, кто покатать ребенка. Уже сумма неплохая накопилась во внутреннем кармане у Саши. Неожиданно подошли два парня, они, видно, издали следили, кто деньги принимает. Сразу Сашу за грудки, не успел он пикнуть, - все деньги у них. Даже не крикнул. В горле всё от страха сдавило. А те сели в машину и уехали.

- Боже мой, что это, рэкет? Как они посмели? Откуда они? Ничего не сказали?

- Нет. Ничего.

- Ладно, ребята, расседлывайте. Лера, у меня нет «крыши», но я никому об этом не говорила, кроме Полины. Если Полина… но зачем ей приводить чужих? У нее своя «черная» банда. Ничего не понимаю…

 

Пришли двое рабочих. Один полез на крышу конюшни, что-то там с электропроводкой не ладилось. Другой, сварщик, внутри конюшни что-то начал варить, кажется, какие-то клетки надо было переделать.

Скоро вернулись еще две группы. Ребята возбужденные, кричат, руками машут, рассказывают, как их тоже обобрали.

- Это уже серьезно. Кто-то пошёл по моим точкам. Скоро надо ждать самих… - Зоя Тимуровна задумалась.   

Эти события взволновали детей, а в нас вселили тревогу. Правда, на переживания у нас не было времени. Зоя Тимуровна  занялась своими делами, я взяла лопату и пошла чистить плац. Работа не мешала думать и бояться.

 

 

Вот так гости…

 

Я трудилась в поте лица, когда вдруг увидела за телегой, преграждающей путь животным на плац, знакомых бандюжек. На меня уставились Зина, Роман и их дружки. Я вдруг как-то раздвоилась. Одна «я» как будто замерла, ничего не чувствуя, другая «я» наблюдала за первой. Замершая «я» сказала себе: «Пусть убивают». В голове застучали стихи Эдуарда Асадова:

- Комсомол пугаешь? Врёшь, подонок!

Ты же враг, ты кровь людскую пьёшь!

Голос рвётся яростен и звонок:

- Нож в кармане? Мне плевать на нож!

 

Эти стихи называются «Трусиха». Я выросла на них. А еще очень любила о верной дворняге, которую бросил хозяин, а она бежала за поездом, в кровь сбивая лапы, потом упала и умерла. Нельзя сказать, что я не боялась, потому что смелая; я не боялась, потому что на какое-то время выпала из действительности.

Они поманили меня, я с трудом разогнула спину и, как в гипнотическом сне, пошла к ним с лопатой в руках. Лопату у меня взяли и куда-то бросили. Меня быстро затолкали в конюшню. Здесь была Зоя Тимуровна и пожилой рабочий. Мужика оттёрли, и он немо что-то крутил плоскогубцами на решетке. У Зои Тимуровны требовали денег, грозились, орали на нее, толкали, она взывала к рабочему, чтобы защитил, но он отворачивался, говоря: это ваши разборки.

Зинка подскочила ко мне, грубо схватила меня за куртку.

- А вы чего молчите, давайте деньги!

- У меня нет денег, - холодно сказала первая «я».

- Роман, что будем с ней делать? Не хочет платить.

Роман прищурил на меня глаза. Красивый, ему бы в кино сниматься.

- Не заплатит – отработает. - И отвернулся.

Сказано было чётко, громко, в полной тишине. В пустой конюшне, где пахло сваркой, голос его показался резким, металлическим. Я поняла только, что сейчас от меня на какое-то время отстанут.

Маленькая разбойница - сегодня она была одета - накинулась на Зою Тимуровну, сцапала ее за грудки и начала трясти. Я попыталась оторвать ее руки от куртки такой же, как и я, упрямой женщины. Мои руки оторвали от Зинкиных рук, нас с Зоей Тимуровной развели на расстояние. Одна «я» начала побаиваться, вдруг начнут бить? Другая «я» не хотела упасть в грязь лицом перед Зоей Тимуровной. Поугрожав, парни вспомнили, что деньги должны быть в вагончике. Подхватив Зою Тимуровну подмышки, бандиты отправились с ней к выходу.

Ко мне подскочила Зинка, схватила за капюшон и потащила за собой. Мне было неудобно, я была много выше ее, да и унизительно. Мне уже за сорок, а этой сопле еще в школе надо бы учиться. Во всем этом было что-то нереальное. Она надо мной глумилась и тешила свою гордыню. Я не вырывалась.

Когда нас вели через двор, я заметила, что второй рабочий сидит на крыше и не шевелится. Дети собраны на сеновале. Испуганными их нельзя было назвать. С ними находился один из парней.

Бандюки ввалились с нами в вагон. Парни сели на топчан, нас с Зоей Тимуровной толкнули на противоположный. Роман развалился на единственном табурете. Начался разговор. У меня от происходящего переклинило соображалку. Я только поняла, что эта банда будет у Зои Тимуровны «крышей», что Зоя Тимуровна должна будет отстёгивать бандитам тридцать процентов от своих доходов, а сейчас она заплатит пятьдесят процентов в качестве вступительного взноса - отметит таким образом вступление в коллектив обираемых. Обо всех доходах-расходах они в курсе. Шутить с ними не надо, все точки им известны, работать не дадут.

- Да и вообще! Лошадей Ваших тут сейчас всех перестреляем! Всех! И коз, и баранов – всех! - Это уже не выдержал «кожаный» Паша.

Разговор перемежался громким стуканьем табурета об пол, потом откуда-то достали реквизит для выступления – деревянное копьё с металлическим наконечником. Это копьё привело Пашу в бешеный азарт. Он стал этим копьём бить по полу, столу, табурету, расщепляя древесину, опасно им размахивать, неотвратимо приближаясь к Зое Тимуровне. У женщины сдали нервы.

- Да берите, берите, в шкафчике. Только там, в сумке, не только конюшенные деньги. Я телевизор продала, так это за телевизор. Оставьте мне. У меня ребенок маленький, нечем кормить будет. Будьте людьми.

- Ключ!

Отдала ключ. Роман открыл хлипкий шкаф, достал черную потертую сумку. Открыл ее, взял деньги; отсчитал, не спрашивая «сколько», сумму за телевизор – бросил обратно в сумку. Положил еще несколько купюр туда же: это на сено, я же не хочу обижать лошадок, им что-то кушать надо. Оставшуюся часть разделил пополам, одну половину взял себе, другую бросил опять же в сумку.

- Работайте, Зоя Тимуровна. Работайте. Мы будем вас навещать. Как договорились.

Они ушли. Мы долго сидели молча. Наконец, её прорвало:

- Это Полинка продала меня. Они не за вами, Лера, приходили. Вы – только повод удобный. «Крышевать» меня пришли. И ведь всё знают, даже стоимость проданного мной телевизора, все доходы и расходы. Мы же с Полинкой все в тетрадь заносим. Всё им продала, вот змею на груди пригрела, приютила, дура! Даже точки мои продала! Зачем? Завидно, что у нее есть «крыша», а у меня нет? Ничего не понимаю. И дети… идиоты какие-то! Все врассыпную бы - и по домам! Кто их тронет! Хоть бы кто-нибудь удрал и в милицию позвонил! Никто не догадался! Да вон за забор юркнул – уже свобода! Соседи не выдадут. Телефон есть. А эти… мужики!… - Зоя Тимуровна сплюнула. - Им пушку показали - они сразу насрали в штаны. Что один на крыше сидел - дурак, что другой. Тот бы, что на крыше, с другой бы стороны скатился – за забором бы оказался. Ой, горе, горе! Ему показали пушку – сиди! – и он сидит, как суслик – столбиком. А этот еще о каких-то разборках пошел болтать. Испугался – так молчи в тряпочку. А я думала – мужики…

- А что, Зоя Тимуровна, у них было оружие?

- Да было, они, где надо, показали, особенно не размахивали им. Хитрые, гады. Они же – вы заметили? - всё сделали, чтобы я своими руками всё им отдала, чтобы замок был цел и лицо без синяков. Кому что докажешь! Эх, жаль, до собаки не добежала, только они меня и видели бы! Белка никого не подпустит. Загрызет за меня. Преданная.

- Они бы ее застрелили. А вас всё равно где-нибудь подкараулили бы.

- Да не стали бы они стрелять – шум поднимать. А впрочем, кто их знает…

Потом Зоя Тимуровна вышла во двор. Что-то говорила ребятам, наверное, совестила, вразумляла. Они же только криво улыбались, прятали глаза. Плохо, что б`ольшая часть ребят отдает предпочтение Полине. Чем она их берет? Очень часто дети покупаются на конфетку, которая оказывается просто ядовито-ярким фантиком, пустым внутри. 

 

* * *

Вечером появился ночной сторож Сергей. Мужчина лет тридцати пяти. Видно, подрабатывает. Ночь – через две. Мы сидели в вагончике, пили чай и обсуждали события дня. Зоя Тимуровна горестно причитала:

- Полинка, всё Полинка! Продала, гадина. Продала! И никто не заступился! И дети туда же! Она ведь все рассказала до мелочей! И мужики – насрали, насрали в штаны! Сергей, что же это, что же делать! Ведь жили же мы без этой «крыши»! На что она нам сдалась! И так трудно, еле концы с концами сводим! Корма постоянно дорожают, зарплату плати, за аренду плати, за свет плати, за всё плати, как жить? Ох, Лера, не в добрый час я с вами встретилась! Да вы-то не виноваты, сама я полезла к ним. Зачем я к ним ходила? А там, в дирекции, свой человек у них – доложил им, кто такие да зачем приходили. А как они на Полинку вышли, или она сама к ним пришла? Ну, ей-то зачем это?

Сергей живо принимал участие в обсуждении. Где он работает? Не в милиции ли? Все время звучит «мы». Кто эти «мы»?

- Да не расстраивайтесь вы так, Зоя Тимуровна. Мы им быстро укорот сделаем. Где они располагаются? Нарисуйте-ка план местности. Где, как, что…- Ударил глазами по моим глазам и передал мне лист бумаги. - А мы утречком раненько выйдем из Солнышка (откуда он? - что он имеет в виду? Он, что, из солнцевской группировки? Глаз хитрый, так и стреляет), нагрянем и устроим там ваганьковское кладбище! Всех перестреляем!

Я набросала на листке карандашом план местности. При этом чувствовала я себя препогано, как будто предавала кого-то…

- Хорошо. А откуда подъехать можно? Одна дорога? Каков режим дня? Долго спят? До обеда? Кто охраняет? Никто? Овчарка? Не с ними, отдельно? Сейчас разработаем план обороны и активных боевых действий. - Шутит или всерьёз? Он так напористо задавал вопросы, что я не успевала обдумывать ответы…

Не подумала я и о том, что помощь не всегда бывает бескорыстной.

Я, конечно, надеялась, что кто-то поможет, но никого убивать не будет. Это слова. Нехорошие слова. Но мужчины такие слова любят, они ими играют, как в баскетбольный мяч: бросил – мимо, бросил – попал - твоей команде очки пишут.

 Зоя Тимуровна решила завтра сходить в милицию – прощупать почву… Стоит ли с ней, с милицией то есть, связываться…

 

* * *

Я маме ничего не рассказала. Но слово «отработает» не давало мне покоя. Страх дрожал в солнечном сплетении. Страх подгонял. Страх напоминал: они же знают и мой домашний адрес, и номер телефона! Достанут, если захотят. И тут я испугалась за маму. Бандиты знают: самое уязвимое место – наши близкие. Обзваниваю всех знакомых. Что значит «отработает»? Чего мне ждать? Пытаюсь обрести трезвость, рассудительность. Что предпринять? Куда деваться с конем? Чем живут эти люди, бандиты то есть? О чем думают? На что способны? Мама прислушивается к моим телефонным разговорам, что-то начинает понимать. Всё. Спать! Утро вечера мудренее. Посмотрим, что приготовит нам новый день. Спать!

 

 

Всё не так просто

 

В воскресенье все было как всегда: спокойно, деловито, размеренно, каждый занимался привычным для него делом. Основная масса детей ушла на точки со своими гривастыми подопечными. Тишина. Как будто вчера ничего не произошло. Но Зоя Тимуровна встретила меня тревожной вестью: заволновались Полинины бандиты, у нас теперь есть так называемый исполнительный директор – от них. Мне показали болтающееся во дворе «лицо кавказской национальности». 

- Позвал меня в свою машину, - тихо говорит мне Зоя Тимуровна, - стал требовать, чтобы я ему все документы – учредительные и прочие – отдала. Я, конечно, не согласилась. Силы он ко мне не применял, но сквозь зубы процедил: «Пожалеешь». А в милицию я сходила. Пришла, объясняю: так и так. А мне говорят: «Лицами кавказской национальности занимается Гаспаров». Подхожу к кабинету, заглядываю, а он сам - чёрный, кавказец! Жирный такой, на пальце печатка огромная - золотая. Ну, думаю, плохи дела. Не ищи здесь защиты от кавказской банды! А от русской? Где искать защиты от русской банды?

Административные изменения, произведенные Полининой «крышей», наводили на мысль: что же дальше? Чья возьмет? Война? Или поделят все полюбовно? На что Полина надеялась, когда тащила сюда другую банду? Сейчас Полина и Зоя Тимуровна держат военный нейтралитет. Каждый следит за своими животными, детьми и за своим противником. Полина опять поднимала вопрос о моем коне. Краденый он, и все тут. Что-то это подозрительно.

Мне не до радости общения с Изюмом, живет - и слава Богу! Что же делать? От одной банды не знаешь, как отбиться, а тут еще вторая. Того гляди, коня отнимут. И что привязалась она ко мне, эта Полина?

Дома стараюсь маму не беспокоить. Но она слышит мои переговоры по телефону и догадывается, что я в беде. Но спросить боится – чувствует, что я не расположена к беседе.

Почему со мной такое случилось? Где я допустила оплошность? В чём виновата? И что я всё пытаюсь оправдаться перед самой собой! С самого начала я делала все неправильно. Всё! Когда впервые я увидела Изюма, поняла, что не могу оставить его у этих девчонок. Жалко мне его стало до слез! И родным он мне показался до последней шерстинки! Сразу сказала, что хочу купить его. Девчонки, видя, что я запала на коня, заломили дикую цену. Четыреста долларов! Да вы что! Он же доходяга, не сегодня - завтра умрёт! Имейте совесть! Он же больной! На рыси задыхается! Недокормыш! Таких бесплатно отдают, а вы запросили цену как за породистую, здоровую, молодую лошадь. Девчонки почувствовали мой горячий интерес и встали намертво. Четыреста долларов и ни цента меньше! Да всех ваших трех лошадей можно купить за эти деньги! Нельзя же так! Но девчонки были из нового поколения – в ситуации разбирались. Я была у них на крючке. Они объяснили, что купили трех лошадей в долг, а заработать на них, чтобы отдать долг, не смогли – в Тарасовке клиентура небольшая и платят мало. Аренда и корма съедают все заработанное, ещё и у родителей приходится просить. Продавая Изюма, хотят вернуть долг.

- Лера, дешевле мы не отдадим. Мы и за четыреста его точно продадим: есть на примете покупатель. У него недавно лошадь электрическим током убило, об этом даже газеты писали. Он у нас уже спрашивал про Изюма. Если вам, Лера, понравился Изюм и вы хотите купить его, тогда поторопитесь: можете не успеть.

Я сдалась. Попросила потерпеть дней десять – мне нужно было достать деньги. Зарплата у меня была восемьдесят долларов. Естественно, неофициальная. И обещали приплачивать натурой. Мужчинам купили подержанные иномарки. Машины стояли во дворе фирмы и ждали распределения. Женщинам раздали только что пришедшие из Находки японские видиоплееры марки «Фунай». Я не стала распаковывать аппаратуру, а отвезла девчонкам. Их кредитор оценил видик в сто пятьдесят долларов. Это был задаток. Но девчонки торопили, видно, их торопил кредитор.

Конь уже частично был моим, вернее, моей фирмы. Рената сказала, что они со своими лошадьми перебираются из Тарасовки ближе к Москве. Могут взять и меня с Изюмом: места хватит. Я страшно обрадовалась. Попросила Ренату, чтобы они не бросали меня с конем сразу: мне нужно научиться быть хозяйкой, ухаживать за Изюмом, доставать корма и всё такое… Рената согласилась, и мы договорились, что все переговоры с арендаторами будет вести она. Деньги за постой, за кормежку я буду отдавать ей. А она уже будет за три лошади расплачиваться с хозяевами.

В ближайшее воскресенье мы втроем отправились в Тарасовку. Еще в электричке Рената предупредила меня, что я - клиентка, приехала покататься на лошади. Странно, подумала я. Тайно уходят. Наверно, должны, а платить не хотят.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.