Затишье перед грозой 4 страница

- Зачем Вам она? Заведёте себе другую. Здесь она уже нахватала блох с других кошек, грязи, не дай Бог, заразы. Может, оставите?

– Нет.

Обознатушки - перепрятушки!

Я увлеклась воспоминаниями. И пропустила момент, когда появился во дворе автомобиль. Из него медленно вывалился грузный человек. Рыжеватый, с усами. Кажется, он. Я подлетела к мужчине и спросила, помнит ли он меня, вы были за городом у нас в конюшне - в понедельник - и смотрели отравленного коня.

- Я бы хотела знать, сколько вам заплатила Зинаида? Вы, возможно, никакого отношения к этому не имеете и знать ничего не знаете, но на меня повесили долг в полтора миллиона.

Мужчина шел вперед, я двигалась перед ним, мешая идти. Вдруг он остановился. Взял меня за руки и сказал, что он не тот, за кого я его принимаю.

- Как не тот?

- А вам кто нужен?

- Леонид Ильич.

- А я не Леонид Ильич. Я главврач. Ну-ка, пройдемте ко мне в кабинет, и вы мне всё по порядку расскажете.

Мы с Колей стояли в коридоре у окна. Я не могла в себя прийти от стыда. Как я могла так опростоволоситься, где были у меня глаза? И вовсе они не похожи! Зрительная память меня не в первый раз подводит. Я очень невнимательна. Поговорю с человеком, отойду, и спроси меня, какие у него глаза, есть ли усы и во что был одет, - не скажу. А имя забываю сразу же, как только его произнесли. Поэтому все время переспрашиваю: «Простите, как вас зовут?»

Из кабинета главного врача вышел Леонид Ильич. Чувствовалось, что ему вложили по первое число. Он явно был испуган, предупредителен, вежлив. На подоконнике торопливо заполнил квитанцию, что произвел осмотр четырех лошадей, и услуга эта стоила сто пятьдесят тысяч.

– Но вы кровь взяли только у трёх!

– Да, кровь взял у трёх лошадей, но осмотр произвел четырех. Всего сто пятьдесят тысяч.

Справка на руках. Большего от него не добьёшься. И на том спасибо. Едем в милицию.

«Моя милиция меня бережёт»

Зря я поехала в милицию. Да и Колю зря таскала туда. Нет, милиционеры ребята хорошие, я их хорошо знаю. Одному парню даже очень нравилась. Они у нас на фирме по договору работали. Два года. А теперь у фирмы своя охранная служба. Но я, по наивности, надеялась, что они просто поприсутствуют при погрузке коня, чтобы на нас никто не наехал. Чтобы у Зинкиных парней искушения не было задержать, не отдать коня. Я думала, что бандиты будут вести себя прилично при человеке в форме и с оружием. Хотя…

Милиция всё внимательно выслушала, посочувствовала, но отказалась помочь на том основании, что её власть никак на чужой участок не распространяется, что надо просить помощи у местной милиции.

– Да у них вся милиция куплена, они сами говорили!

– Лера, поймите же, что мы не имеем права.

Смотрела «моя милиция» на нас как-то странно. Как будто что-то хотела сказать - и не сказала. У милиции вечно какие-то мудрствования. Я человек советский, выросла на советских фильмах о замечательной советской милиции и всегда относилась к милиции очень хорошо и доверчиво. И думала, что парни, как в советское время, придут на помощь, независимо от того, на чьем участке обижают человека. Правда, я забыла, что ситуаций таких в советское время быть не могло, да и лошадь иметь в советское время было не положено.

Один эпизод только омрачал мою беззаветную любовь к людям в милицейских погонах.

Очень давно я занималась в студии бального танца в одном замечательном Доме культуры. В тот день педагог поставил меня в пару с новым партнёром. Мы позанимались, переоделись и пошли к выходу. Дорога наша пролегала через буфет, который большую часть времени не работал. А тут вдруг и народ гуляет, и буфет работает. Какая-то организация проводила здесь мероприятие. Мы решили взять пива и сесть поболтать, поближе познакомиться. Мы не успели даже по глотку сделать, как за нашими спинами появился квадратный человек в милицейской форме. Ни слова не говоря, он взял нас за шиворот (мы были в пальто), выволок из-за стола, протащил до выхода и пинками выкинул на мороз.

Такого унижения я никогда не испытывала. Главное, за что? Ни о чем не спросил, ничего не сказал! Мы посмотрели виновато друг на друга, стыдливо отвели глаза и никогда об этом эпизоде не вспоминали при встречах. Я долго помнила свой позор и бессилие, всё порывалась куда-то идти жаловаться. Но постепенно остыла. Я себе в таких ситуациях говорю: это тот самый случай, когда паршивая овца все стадо портит…

Из милиции мы с Колей вышли понурые. Парень, которому я нравилась, сегодня был на задании. Оно и хорошо. Очень горяч, как мне казалось, мог всё испортить. А может быть, так же вежливо отказал бы.

Другого выхода нет

Молочные сумерки. Горят в просветах между деревьями окна барского дома. Свет из них падает на снег. Видны какие-то тени. В конюшенном углу движение. Три легковые машины. Гости, значит. Ох, как не хочется ни с кем встречаться. Открываем дверь в конюшню. Сидит Катя, хозяйка Серого, рядом полураздетая Зина и Андрей с ипподрома.

Зинаида сразу о деньгах. Показываю справку, была у врача. На справку даже не посмотрела.

- Да плевать мне на вашу справку. Не выпущу коня, не отдам. Вот сейчас скажу ребятам, пригонят машину, погрузят и на бойню. Или здесь кишки выпустим. Машину что ли ждете? Зря, ни одна сюда не придет, не пустим! Да, и ключи от конюшни отдайте! Давайте, давайте!

-Я их дома забыла.

-Нечего Вам здесь делать. Несите денежки. Кать, пошли!

Девчонки вышли. Остался сидеть Андрей. Я порылась в углу, нашла большой скребок и лопату. Пошли с Колей копать канаву. Я никак не могла придумать, как нам в такой ситуации вывезти коня. Что они предпримут? Ничего хорошего от них ждать не приходится. Я же помню, как уходили Рената с Анжелой.

* * *

Что же все-таки тогда произошло? Начнем с того, что мы перегнали лошадей из Тарасовки в Москву, в эту злосчастную конюшню. В сарае стояли: Изюм, Кавалер, Камаз и Тоська. В начале февраля моя фирма расплатилась за Изюма, составили договор купли-продажи, для подписания которого Рената приезжала к нам в офис. Конечно, договор, как я понимаю, не имел юридической силы. Он не был заверен у нотариуса. В нем не было ни реквизитов фирмы, ни паспортных данных Ренаты. Все держалось на честном слове. С Ренаты была получена расписка о получении четырехсот долларов за коня. За постой с кормами я платила Ренате, а она платила за нас троих уже хозяевам - в лице Зинаиды.

Не знаю, чем руководствовалась Рената, но она решила, что из собачника, что стоял за конюшней и где лежал наш овес, можно соорудить конюшенку на двух лошадей: сделать двери, починить крышу, утеплить помещение.. Для этого нужны были руки и деньги. Она пригласила в нашу конюшню двух знакомых девчонок со своими лошадьми, вероятно решив, что они сами приготовят помещение для своих питомцев. Я не знаю, к чему был такой спех, может, им негде было стать или их выгнали откуда, но они не задержались – пришли быстро. А так как в это время отсутствовали Рената и Анжела, а Зинаида, возможно, была не в курсе или своей бедовой головкой сообразила, что можно собрать неплохие деньги с новых постояльцев, не возвращая оплаты старым, поставила на место Кавалера и Камаза лошадей вновь пришедших – Яшку и Монету. Тут же ее парни соорудили небольшую стенку, чтобы отделить Изюма от серого жеребца. А лошадей Ренаты и Анжелы выставила, можно сказать, на улицу – в собачник без окон и дверей.

Новые девочки не возражали, а я, когда приехала и увидела перемены, особенно когда поняла, как несправедливо поделили денник между Изюмом и Яшкой, даже не возмутилась. Просто осознала, что может сделать с моею лошадью эта сопливая девчонка – выбросить на мороз! Но и Рената хороша! Куда звала? Кого звала? Зачем звала?

Пока Рената и Анжела, рассорившись со своими знакомыми, искали новое место, их лошади ночевали в открытом собачнике, на привязи, под зимними попонами. В течение тех дней шли какие-то разборки. То у девчонок много овса пропало (Зинаида, показывая большие дыры в мешках с овсом – явно человеческих рук дело, – говорила, что мыши съели), то ещё что-то…

Так вот, за неделю до несчастья с Изюмом, в воскресенье, мои школьницы съезжали со двора. Пришел автобус, за рулем которого был отец Ренаты. Он начал загружать мешки с овсом. Девчонки привели своих лошадей. И тут набежали парни во главе с Романом. Я не знаю, о чем они спорили, так как наблюдала за происходящим из-за двери сарая, но поняла, что девчонок не отпустят, пока они что-то не заплатят. Кричали они долго. Лошади нервничали, не стояли на месте. Парни загородили дорогу, так что ни девчонки на лошадях, ни автобус не могли выехать с площадки перед конюшней. Пришлось выложить деньги. Рената попросила у меня стремена, я не поняла, куда подевались ее собственные, но дала, под обещание вернуть в ближайшее время, тем более что седло было не моё. Да и ездить в седле без стремян очень неудобно, а залезть без посторонней помощи в седло я бы не смогла и никто бы из моих знакомых, кроме Коли Ягодкина, не смог бы. Девчонки уехали верхами, за ними тронулся автобус, везущий мешки с овсом. Я даже не спросила, где девчонки нашли пристанище. Потом выяснилось, что они встали в ветеринарной академии, Рената в виварии, Анжела на каком-то факультете. Кто виноват, какие у сторон были претензии друг к другу, я не знаю. Но девчонки затаили обиду на всю эту шайку.

* * *

Я вчера составила для себя смету, сегодня с учетом посещения Леонида Ильича подкорректировала ее. Что получается:

-гонорар врачу. Ильич взял за четырех лошадей 150 тысяч. Возьму на себя две трети, то есть 100 тысяч рублей (все-таки он приехал к моему коню, остальные 50 тысяч пусть девчонки между собой поделят, врач у трех лошадей взял кровь, хотя помучился с четырьмя), здесь мы с Зиной в расчете, я ей как раз 100 тысяч дала. Александр Николаевич взял с меня восемьдесят тысяч вместе с дорогой, меньше чем тот, который ничем не помог, а в долговую яму посадил,

-за март (аренда помещения) заплачено вперед 150 тысяч рублей – это 100 долларов,

-уходим отсюда на десять дней раньше, деньги назад не просим, просто 50 тысяч рублей дарим Зине - это 33 доллара США. Даже если она на машину потратилась – все равно 33 доллара слишком жирно! Да пусть, куда хочет, тратит, только бы от нас отстала!

-все медикаменты были мои, овес свой оставляю. Всё.

Ничего не должна! Какие еще такие полтора миллиона!? Зине, конечно, мои расчеты не понравятся. Да она в них и смотреть не будет. Но и мне тоже им платить не за что! Чуть коня не угробили, а еще чего-то требуют! Вот кто мне заплатит за покалеченного коня? Кому жаловаться на то, что лошадь брали в любое время, что не кормили, не поили вовремя, не смотрели за ней? Отравили и на улицу выбросили умирать?

Начинаем с Колей рыть в снегу широкую и одновременно глубокую колею к пандусу главного здания для подъезда машины. Коня заведем на пандус и с него в машину – это если придет машина обычная - грузовая. Деньги – всё, что было у меня на так называемый «чёрный» день, но никак не полтора миллиона - я таких денег никогда в руках не держала! – отдала Коле. Его трясти не будут. А если решатся на подлость - бандиты на всё способны – лучше отдать деньги, чем кого-либо покалечат: Колю ли, коня ли. За себя я почему-то не боялась. Видно, ещё не слишком сильно напугана: мне не страшно умереть.

Мы долго разгребаем снег. Потеем. Совсем стемнело. Небо черное. Свет идет только от окон. Тяжело, снег мокрый. От конюшни нарисовался силуэт, когда подошел поближе, мы вздохнули с облегчением: Олег.

- Привет, я думал - вы с народом, а народ почему-то без вас. Там слишком большая компания собралась, беготни много, но Изюм один.

-Ты вовремя. Копай, а я пойду машину встречать.

Я отдаю Олегу лопату, а сама отправляюсь к Кольцевой. Пошел дождь. На автодороге сплошная грязь. Темнота. Только фары машин бьют колючим светом в глаза. От каждой пролетающей мимо машины летит пелена грязи. Глаза слезятся. Вся мокрая. Ноги и руки окоченели. Никакой машины нет. Я возвращаюсь, захожу в дежурку. Звоню на работу к Александру Николаевичу. Трубку сняли сразу. Неожиданно возник голос доктора, не просто доктора, а доктора навеселе. Слышен веселый шум. Александр Николаевич пропел неслушающимися губами, что машины не будет. Сломалась. Я поняла, что там испугались. Там люди умудренные жизнью, уже ученые. На ипподромную машину надежда маленькая, сразу предупреждали, что, скорее всего не будет её. В третьей машине я была уверена. Но её не было! Я опять отправилась на шоссе. Высматривала вдали грузовик. Но, во-первых, я не знала, как выглядит заказанный мной грузовой автомобиль, во-вторых, в такую темень не узнаешь и свою собственную машину: транспорт шел одного грязно-черного цвета. Промаявшись на шоссе, я вернулась. Все сроки прошли, ждать не имело смысла. Теперь надо обмануть свору: не отдать ключи и незаметно уйти, иначе не отпустят, начнут трясти. Я зашла за ребятами. Они выкопали огромную колею. Хороша! Столько сил ухлопали на неё! Жаль.

- Так, ребята, идите к шоссе и ждите меня там. Я сейчас. Я догоню.

Прихватив лопаты, быстро пошла в конюшню. Внутри одиноко сидел Андрей с ипподрома.

- Идти мне надо - машины не будет. И коня боюсь оставить.

- Не бойтесь, пока я здесь, с конем ничего не сделают. Очень не люблю, когда лошадей обижают.

Я приготовила подстилку Изюму, потом незаметно выскочила на улицу. Олега и Колю я догнала быстро - еще в поселке. Внутри у меня было такое же состояние, что и снаружи - дождь хлестал по щекам, ветер сбивал с ног, полное смятение…

Поздно ночью решилась украсть коня. Идея не моя – Сашина, но другого выхода нет. Позвонила Саше, она сразу загорелась. Нашли помощников. Итак, нас пятеро: я, Саша, Рената, Анжела и Коля Ягодкин. Маршрут следования разработает Саша, у нее есть карта.

Суббота. Как мы украли коня

Спала я плохо. Мне снился сон, что я со знакомыми ребятами, походниками, - Колей, Олегом, Пашей и другими, еду на автобусе, на таком, какой в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Автобус на лямках тащит Изюм, мельтешит как-то перед лобовым стеклом. Да еще метель, снег падает на его лохматую спину. По сторонам трех-, четырехэтажные дома. Изюм свернул налево, улица вся в снегу, уходит круто вверх. И вдруг Изюм оказался далеко впереди автобуса. И там, вдалеке, вдруг подпрыгнул, будто его ударили снизу. А потом ещё раз. И упал, как плоская тряпичная игрушка. Подъехали. Вышли. Я впереди. «Вызовите милицию!» – кричу, потому что вижу, как с застекленной веранды на втором этаже дома выбросили ружьё, оно упало в снег. Видно, как внутрь помещения мужа тащит жена. Она в ужасе – он, видно, стрелял спьяну! Я кричу: «Милиция!» Бегу к Изюму! На огороженной заснеженной площадке много голубых собак, похожих на лаек. Я не боюсь, мне страшно за Изюма. Он на спине, умирает, бьётся в судорогах. Я его за тело хватаю, тащу к себе. Милый, не умирай! Не умирай! Прошу тебя… И такое отчаяние… Проснулась с тоской в сердце.

Было шесть часов, пора. Бьёт озноб. То ли от страха, то ли от холода. Умылась, выпила кофе с молоком, заглотнула два бутерброда с сыром. Всё необходимое распихала по карманам и вышла на улицу. У входа в метро встретила девочек. Боже, если что случится, я одна буду за всё отвечать, ведь я одна взрослая, это же школьницы, дети! Колю не ждем, он, конечно, проспит, да и с нами не пойдет, вчера умолял меня не заставлять его воровать.

- Но ведь это не воровство – я своего коня забираю!

- Всё равно, не могу.

Обещал нас с конем встретить за околицей. В автобусе народу мало, холодно, мы нервно молчим. Я очень признательна девчонкам, ведь благодаря им я не одна. Рената и Анжела очень злы на всю эту шайку и рады помочь мне хотя бы только для того, чтобы покруче насолить этой компании, да и Ослика, как они называют Изюма, им жалко.

Погода полностью изменилась. Ветер стих. Небо посветлело. Снег казался ярким, белым, жестким, как решение принятое мной. Я чувствовала, что в груди, чуть выше диафрагмы, где, как мне казалось, живет душа, бесился веселый страх.

По дороге почти бежали, на ходу обсуждая вопрос об отравлении, кто, почему, зачем. Добежали до главного входа. Здесь мы разделились. Ренату и Анжелу я отправила в дежурку, чтобы они наблюдали, не показываясь никому на глаза, и в случае чего звонили бы сразу на Петровку: раз, по словам бандюжек, здесь все схвачено, может быть, хоть там, на Петровке, не всех ещё купили. Только девочки собрались войти в дежурку, открылась дверь и на улицу осторожно вышел старичок.

- Дедушка, вы надолго уходите? Мы хотели у вас у телефона немного посидеть.

- О, это даже хорошо, посидите немного. Мне к старухе своей надо сходить, кое-что забыл взять. А оставлять пост нехорошо. Вот и ладно будет.

Девочки вошли в дежурку, мы с Сашей видели, как они заняли наблюдательный пункт у окна, они помахали нам, и мы пошли. В противоположную сторону от нас скрипел снегом старичок, торопился.

Мы вошли в ворота. Еще довольно рано, тишина, ни человека, ни птицы, ни зверя. Обитатели бани будут спать чуть не до обеда, замечено. Собаки тоже где-то спят, самый лютый кобель - немецкий овчар - закрыт в сарае.

Подошли мы тихо. Но лошади нас почуяли, зафыркали, задвигались. Хорошо, что я ключ не отдала. Без шума открыли конюшню, вошли и прикрыли за собой дверь. Действовали мы быстро и слаженно. Я почистила коня, накрыла его щуплое облезлое тело детским шерстяным одеялом, обвязала веревками, взнуздала. Саша в это время набивала себе под куртку сено. Путь предстоял долгий, конь слабый, больной и голодный. От сена у Саши вздулся огромный живот.

-Заметно, - сказала я. - Будто беременная.

-Ну и что. Зинке можно в шестнадцать лет, а мне - нет? Я всего на год моложе.

Осмотрели все вокруг, ничего не забыли? Не вернёшься. С концами. Щетку, тряпки, сапоги придется оставить, сапоги старые, но все равно жаль. Ладно. А вот это нужно взять с собой – верёвки. Если конь упадёт - не дай Бог! - придётся на верёвках поднимать, правда, не представляю как... Нет, нет, лучше не думать об этом... Не дай Бог...

Я осторожно выглянула наружу. Все тихо. Молча вывели коня, закрыли дверь на замок. Как будто ничего и не было. Да и когда откроют дверь-то, не сразу догадаются, что мы коня увели насовсем, сначала подумают, что повели на прогулку. Главное, чтобы за нами сразу не было погони. Что дальше будет, я боялась думать. Все зависит от их кровожадности. Может быть, они только пугают, и не такие уж они страшные... Надо как можно дальше уйти, в Москву, за Кольцо, затеряться в новостройках, среди машин, домов, людей...

Конь упирался, не хотел идти от конюшни. Задирал свою ободранную голову, жал в зубах трензель и пятился назад. Мы пыхтели, тянули, толкали, ничего не помогало, пришлось на больного конягу сломать крепкую ветку, только это и возымело действие. Конь безропотно потопал за мной, сзади его подгоняла Саша. Мы торопились, нещадно тянули, азарт, страх и восторг подгоняли нас. Подходя к воротам, увидели, что возвращается старичок на пост. Вовремя. Девчонки выскочили. Мы поблагодарили дедушку за тепло. Вероятно, я была в истерическом состоянии, мне показалось, он понимает, что происходит.

- Видите, до чего дожили? Умирающего коня, своего собственного, и воровать приходится.

- Доведите, девочки, доведите живым, счастливой вам дороги.

* * *

Мы поспешили дальше. Девчонки весело обсуждали, как мы «умыли» бандюжек. Вот будет потеха, когда они поймут, что коня-то увели, увели у них из-под носа!

За околицей Коли не было, не было его и у Кольцевой. Проспал. Эх, проспал... А мужчина нам нужен, одни ведь девчонки да я. Что будем делать, если… Но лучше не думать... А мысли все одолевают.

Я совершенно не знала маршрута. У Саши была карта. Она вела нас уверенно. Теплело. Под ногами развозило. Погода портилась. Мы шли по тротуарам, переходили дороги, перекрестки. Через час нам уже приходилось обходить огромные пространства, заполненные водой и грязным снегом. Я иногда замечала взгляды прохожих, которые они бросали на безучастно шедшего мимо них Изюма, и мне казалось, что они видят, какой он худой и облезлый, и скверно думают о его хозяевах (значит, о нас). Может быть, мне это только казалось, а на самом деле людям было не до нас. Недалеко от кинотеатра «Байконур» нас догнал Коля. Ну наконец-то Рената и Анжела обрадовались смене, и мы распрощались. Коля рассказал нам с Сашей, что ищет нас от самого поселка по следам, где подъезжая на автобусе, где пешком. Да, следы мы оставляем на мокром снегу видные, тем более, что конь имеет на всех четырех ногах тяжелые зимние подковы с навинченными шипами, которые мы с Ренатой давно не снимали по причине нашего слабосилия.

Пошел мокрый снег, все сильнее и сильнее, и, наконец, превратился в метель. Идти было невозможно, мы остановились, сгрудились вокруг коня. Только бы выдержал Изюм, только бы сил хватило...

Метель стихла, прекратился снег, пошел мелкий колючий дождь...

Хорошо, что у меня резиновые на искусственном меху сапоги, правда очень большого размера, но это не беда, очень толстые шерстяные носки не дают ноге сильно болтаться. Ноги у меня - самое слабое место. Первые замерзают. А ещё такая погода...

Мы шли ещё какое-то время. Дождь прекратился. Мы вышли на какой-то проспект. Тротуар у стен домов был суше и чище. Мы подошли к телефонной будке, спрятались за ней от ветра – решили передохнуть. Вынимая «из Саши» сено, стали кормить Изюма. Он был очень голоден. Ел с аппетитом, жадно. Я забралась в будку, достала бумажку с телефоном врача и стала ему звонить.

-...Да… мы его увели Да... украли, ведём в клуб, осталось немного, где-то с час. Приедете? Сегодня? Хорошо...

Дали коню отдохнуть, доесть сено. Когда Саша окончательно похудела, тронулись дальше. Недалеко от очередного крупного кинотеатра к нам подъехал на красной машине Вадим – муж той самой Нины, которая в вологодском походе переводила беседу Паши Коркина с французами. Помочь физически Вадим нам не смог бы - полгода назад перенес две операции - но всё же решил составить нам компанию: вместе веселее.

К нему иногда с устатку подсаживался в машину Коля, а я не отходила от лошади, будто боялась, что потеряю ее. Мы очень устали, но чувствовалось, что скоро конец, вот, кажется, там, за тем поворотом, начнется район гаражей. Ан нет. Значит, за следующим... Наконец, стало ясно, вот-вот эти гаражи появятся.

Ура! Почти у цели! Ну, Изюмка, ну, родной, прибавь! Конь, видно, понял, что от него требуются последние усилия. Ноги у него распухли и дрожали, но он шел!

Наконец-то мы перешли последнюю дорогу, отделяющую нас от пустыря, застроенного гаражами и складами. Теперь бы найти среди их нагромождения наш домик со зверюшками за хлипкими воротами.

Вадим попрощался с нами и поехал домой. Жил он совсем рядом, даже дом был отсюда виден. Мы же пошли дальше.

Небо заволокло низкими грязно-синими тучами, стало темно как в сумерки, пошел опять мелкий колючий снег. Неожиданно среди разбросанных там-сям гаражей и складов появились дети, человек восемь, где-то от девяти до пятнадцати лет. Они приветствовали нас возгласами удивления и восторга. Мне было странно слышать, что конь «такой милый, замечательный, красивый».

Мы зашли во двор, коню тут же принесли сена, он стоял посреди двора, сосредоточенно жевал, вокруг прыгали ребята. Мы вспомнили, что тоже хотим есть, я дала Саше деньги и отправила ее искать магазин, с ней вызвался пойти кто-то из детей.

Из строительного вагончика наконец показалась хозяйка, Зоя Тимуровна, за ней та женщина, что я видела вместе с ней в лесу. Оказалось, что это «начкон», то ли начальник над конюхами, то ли над конями? Смешно. Начкон Полина посоветовала мне поставить Изюма на пригорок у плаца и обложить его ноги снегом. Мне было холодно, и казалось, холодно Изюму, не хотелось морозить еще ноги уставшему и промерзшему коню, но я подчинилась. Привязала его к дереву, потрогала ноги, они были сильно опухшие, копыта горели. Действительно, его ногам нужен холод.

* * *

Нас, оказывается, не ждали. Контейнер не был приготовлен. Пришлось сначала из него вытаскивать мешки с зерном и затаскивать их по грязной и скользкой лесенке в возвышающийся за вагончиком сарай, причем на второй этаж. Мешки были большие и очень тяжелые. У нас был один мужчина - Коля, его поставили в сарай принимать мешки и складывать, там было страшно тесно, повернуться негде, да и вход загроможден, приходилось мешки передавать поверху. Я работала с детьми и с ужасом думала, что мне-то нельзя таскать такие тяжести, а детям и подавно. Если бы видели родители, какие мешки таскают их дети...

Надрывались мы довольно долго. И не откажешься, не уйдешь, даже не отдохнешь: скоро начнет темнеть, а коня куда-то надо ставить, не на улице же ему на морозе оставаться...

Всё. Все мешки вынесли. Но, Бог мой, какой толстый слой навоза, слежавшегося и смёрзшегося! Тут работы еще часа на два! Если не больше.

Пришла Саша, принесла хлеба, вареной колбасы, молока. Всё разделили на всех, ребят это даже немного тронуло. Поели. Начинать работать не хотелось, спина, руки, ноги ныли, навалилось ощущение дикой усталости и сытости. Но делать нечего, нашли лопаты, лом, вилы, ведра.

Ослиный навоз разбивали ломом, ковыряли вилами, нагружали ведра и носили через грязный двор на высокую навозную кучу. Рядом с кучей на цепи ходила огромная кавказская овчарка. Невдалеке стоял привязанный Изюм и понуро наблюдал за нами.

Не все выдерживали. Некоторые ребята, сославшись на то, что их ждут дома, ушли, кто-то, как мне кажется, стеснялся показаться слабым или нерадивым перед хозяйкой конюшни, а может, просто, стеснялся уйти. Я вот такая же. Совестливая, пока не свалюсь, не смогу бросить работу, иногда даже во вред своему здоровью.

Мы сдирали один слой навоза за другим, но в какой-то момент вмешалась Зоя Тимуровна, пришедшая посмотреть, как идут наши дела.

- Оставьте небольшой слой, опилок нет, не на железе же ему стоять в мороз. Нап’исает, так ноги к полу примерзнут, а если, не дай Бог, ляжет, так и сам примёрзнет. Смех смехом, но ночи-то очень холодные, вчера минус пятнадцать было.

Нас не пришлось долго упрашивать, еще с полчаса подравнивали подстилку, принесли сена, и я завела Изюма в его новое жилище. Не очень оно уютное и совсем не теплое, но потерпи, что-нибудь придумаем. Две огромные двери-створки закрыли и повесили замок, оставив коня в полной темноте и сковывающем холоде огромного железного ящика. Мне стало жутко. Не начнёт ли его одолевать страх, тоска? Не замёрзнет ли?

- Пока ест, не замёрзнет, - словно отвечая на мой вопрос, сказала Зоя Тимуровна. - Пошли в вагон.

В вагоне было относительно тепло и светло. Хозяева, Зоя Тимуровна и Полина, рассматривали наши документы, особенно пристально изучали родословную.

- А родословная-то, кажется, фальшивая, - почти злорадно сообщила начкон. - То-то я смотрю - знакома мне эта седина на репице… Уж не Светкин ли? У нее недавно украли. Конь Ваш, похоже, ворованный.

- Да я его в Москву сама под седлом пригнала, хозяев его можно всех проверить, школьницы его купили вместе с другими двумя лошадьми у Акинфиева, Изюм там в прокате бегал. А к Акинфиеву он пришел прямо с завода, из Карачаево-Черкесии. Вы что, не верите?

– Да мы что, ничего, а проверить надо. Всё это очень подозрительно.

Договорились о постое, я заплатила за неделю вперед. Поговорили о том, что необходимо купить для лечения коня. Из окна вид на плац и на контейнер. Как он там? Выдержит ли? Как бы, действительно, не замерз… Я однажды видела, как ранним утром отбивали ломом примерзшего к земле щенка: он на ночь забрался под мотоцикл и замерз до смерти.

Пришел ночной сторож Степан Петрович. Это хорошо: охрана есть. Собаку на ночь спускают с цепи. Скоро соседи достроят бетонный забор, и звериный уголок окажется в изоляции. А сейчас сюда входить можно не только через ворота. Ворота пока – одна видимость.

А вот и доктор появился - в дверях вагончика блеснули очки. Поздоровался, открыл чемоданчик и начал готовить капельницу. Никогда не видела, как ставят ее. Беру уздечку. Выходим. На дворе черная темень. Идем к контейнеру. Гремлю тяжелым замком. Со свистом открываю железные двери. В черной холодной пасти контейнера Изюма не видно. На ощупь надеваю ему уздечку. Вывожу и веду к конюшне, если это название здесь уместно. Дверь открыта, оттуда бьет в глаза яркий свет. Слышно блеяние. Я пытаюсь завести коня внутрь. Но спёртый животный запах ударяет коню в ноздри.

Он пугается и задом выскакивает из дверного проёма. Несколько заходов, но конь упёрся намертво. Храпит, дико косит глазом. Мне как-то один человек сказал, что с лошадью силой еще никто не справился. Голова нужна. Доктор передает в руки Зои Тимуровны капельницу, решительно снимает с себя курточку и набрасывает её на голову лошади так, чтобы были закрыты глаза. Поводив коня немного по двору, чтобы сбить его с толку, уверенно заводит в помещение.

Сняли куртку с глаз. Изюм ошарашен, но бежать некуда. Мне кажется, он, как человек, постеснялся выставить напоказ свой страх перед огромным количеством кобыл и жеребят. Капельницу поставили очень быстро, отка’пали молниеносно. Конь не успел даже понять, что с ним сделали. Из света и тепла, которое исходило от обитателей конюшни, Изюма вывели и опять погрузили с мрак и холод железного контейнера. Теперь уже до завтра.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒