Итак, 28 сентября 1987 г. 13 страница

Сразу после апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС М.Горбачев стал обсуждать необходимость существенных кадровых изменений. Именно перестройка кадров в духе новых требований, в частности в высших эшелонах власти, ставилась условием проведения курса на ускорение экономического и социального развития страны. «Нужны единомышленники, активные и последовательные».

Буквально с мая Горбачев стал реализовывать свои задумки. Это видно и из моих дневниковых записей. В течение года произошли существенные изменения в составе Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Идет замена заведующих отделами Центрального Комитета, первых секретарей крайкомов и обкомов партии. Кадровые перестановки происходят и в Правительстве. В подавляющем большинстве обновление кадров было необходимо, но замена, подбор людей на ту или иную высокую должность проходили поспешно, нередко пристрастно, без учета их истинных качеств, компетенции. Поэтому иногда происходили замены по второму, а то и по третьему кругу.

Итак, кадры. Затем Горбачев подтверждает начатую еще Ю.В. Андроповым линию на укрепление ответственности, дисциплины, наведение порядка на производстве.

Вопросы экономического развития страны были также постоянно в повестке дня Политбюро и Секретариата ЦК.

Позже, утратив власть, он скажет, что одной из главных его ошибок в перестройке было то, что он не уделил первоочередного внимания сельскому хозяйству. Это так и не так. Горбачев уделял ему внимание, но не коренным проблемам, не создал приоритетных условий для его экономического укрепления. А начал он с совершенствования управления агропромышленным комплексом. Суть идеи Горбачева заключалась в том, чтобы связать, объединить все: производство, переработку сельхозпродукции, обслуживание техники, строительство на селе. Упразднить союзные и республиканские министерства (Минсельхоз, Минпищепром, Минмясомолпром, Минзаг, Сельхозтехнику, Сельстрой и др.). Основные функции руководства передать вниз — в район, область.

Вроде бы на первый взгляд идея прогрессивная. Тем более что он убеждал: «Этот вопрос я ношу в себе много лет. Я все продумал». Нет, не все. Не учел он крестьянской специфики. Традиций, уклада, сформировавшегося на селе десятилетиями. Разломав, пусть консервативную, но систему, он породил разброд и неуверенность хозяйств в завтрашнем дне. Доводы оппонентов сводились к тому, что нельзя ломать все сразу. Надо идти по этапам, причем комплексно, менять не только структуру, но и экономические отношения.

Реорганизация управления Агропромом все-таки проходит. Хотя потом, в течение последующих лет, к этому вопросу возвращаются не один раз и кое-что исправляют. Но насколько велик потенциал колхозно-совхозного уклада, показало то, что и эта ломка на первых порах не принесла селу ущерба. Даже небольшая экономическая поддержка, установившиеся связи принесли позитивные результаты, и начиная с 1983 года производство продукции сельского хозяйства возрастало (вплоть до 1988 года). Однако «перестройка», экономический беспредел, политическая нестабильность развалили и сельское хозяйство.

Экономические новации нарастают. Чаще они научно не обоснованны, не обеспечены ресурсами, не учтены их финансовые последствия, принимаются спонтанно. Наиболее характерна в этом отношении развернувшаяся с мая 1985 года антиалкогольная кампания. Сомнений нет, меры борьбы с пьянством в стране были необходимы. Но решение по этому вопросу было принято без учета последствий, да и проходила эта «борьба» чисто административными мерами. В стране резко сократилось производство винно-водочных изделий под нажимом Центра. Это повлекло за собой экономические перекосы. Процветает самогоноварение. Из торговли исчезают сахар, спиртосодержащие лекарства, парфюмерные изделия. Возмущение народа нарастает. Бюджет теряет десятки миллиардов рублей. Однако статистика дает «успокаивающие» цифры снижения продажи алкоголя. Но пьянство — продолжается. В итоге такой метод борьбы за трезвость проваливается.

Идеи и предложения по другим частным экономическим проблемам возникают одна за другой. Многие решения в принципе были необходимы, но принимаются они поспешно, на эмоциональном всплеске. Например, разворачивается борьба с нетрудовыми доходами (спекуляция, посредничество и другие). Одновременно, в целях привлечения незанятого населения, разрешается индивидуальная трудовая деятельность (работа на дому, занятия народными промыслами, ремеслами, пошив одежды и другие). Принимаются постановления Правительства, указы Верховного Совета. Но на практике эти законы нарушаются, что вызывает недовольство, возмущение населения.

Идет поиск мер, способных интенсифицировать производство в промышленности. Принимаются хорошие решения — сокращается число и меняется суть ряда отчетных показателей в работе предприятий. Цель — дать возможность для маневра, уйти от объемных, валовых оценок. Устанавливается для предприятий государственный заказ на некоторые основные виды продукции. Все, что сверх госзаказа, — по прямым договорам. Смысл — развивать инициативу, социалистическую предприимчивость. Но опыта работы по прямым связям нет. Взаимные поставки срываются, проявляются эгоистические тенденции с обеих сторон (больше взять и меньше дать). В итоге руководители предприятий опять отдают предпочтение государственным плановым поставкам. Это надежнее.

По инициативе ленинградских машиностроительных заводов разворачивается движение за перевод предприятий на двухсменную работу. Цель - высвободить оборудование, производственные площади и провести техническое перевооружение, внедрить более прогрессивные технологии. Однако не ясно, как использовать эти площади, где взять средства на перевооружение, как обслужить работающих во второй смене? И это начинание не дало эффекта.

Остро стоит вопрос о качестве. Велика материало- и энергоемкость большого числа машин и изделий. Много продукции по своим параметрам значительно уступает мировым стандартам. Велик процент брака. На предприятиях, на базах торговли растут сверхнормативные остатки неходовых товаров (ткани, белье, обувь, холодильники, телевизоры и др.). Борьба за качество выливается в неизвестно кем, правда, выдвинутую идею организации «государственной приемки». Мои, в частности, попытки воспротивиться созданию этого дополнительного бюрократического звена успеха не имели.

Введение госприемки обернулось, с одной стороны, дополнительными затратами на создание огромного контрольного аппарата (не обеспеченного средствами контроля, технической документацей и даже ГОСТами), а с другой стороны, повлекло за собой снижение ответственности исполнителей, рабочих за качество продукции. Просуществовала год с небольшим, от нее пришлось отказаться.

Руководство Госснаба (Л.А.Воронин) проталкивает предложение о переходе на оптовую торговлю и прямые договорные отношения между предприятиями. Говорим, как же это осуществить на практике, когда налицо постоянный дефицит сырья, материалов, комплектующих. Но стремление к децентрализации велико. Решение принимается. Опять-таки потом и эта идея угасает.

Начинается потихоньку и конверсия оборонных предприятий. Дело вроде стоящее. Но организуется оно кустарно. Ряд оборонных министерств получает задания по выпуску оборудования для легкой, пищевой промышленности. Вскоре вообще ликвидируется Минпищелегмашпром, и все его небольшие заводы передаются оборонщикам. Суть такой передачи была на первый взгляд проста: мощный научно-производственный потенциал оборонных отраслей скорее сможет провести реконструкцию этих заводов и, подключив высвобождающиеся от военных заказов мощности, наладить выпуск современных машин и оборудования для легкой и пищевой промышленности. Но не учли, что на такие цели требуется не отобрать, а добавить капиталовложения оборонщикам. А средств-то нет!

Ведется разработка положения о социалистическом, а затем государственном предприятии. Во главу угла экономических рычагов ставится полный хозяйственный расчет. Сначала предприятий, затем министерств, отраслей промышленности, а потом даже (по инициативе прибалтийских союзных республик) речь пойдет о полном хозяйственном расчете территорий, областей, краев, союзных республик. Вот такой был замах! Значительно расширяется самостоятельность предприятий. Прорабатывается идея выборности руководства, создания советов трудовых коллективов (причем не ясно, как будут разделены функции СТК и профкомов). Сущность этих преобразований заключалась в соединении единоначалия с демократическими принципами руководства. Министерства теперь будут не в состоянии влиять на назначение (выбор) руководителя предприятия. Как покажет затем практика, избирали нередко некомпетентных, без должного опыта людей — говорунов, обещалкиных.

Эксперименты продолжаются, но растут и проблемы. Обсуждается вопрос о переходе на самофинансирование. Расширяются возможности кооперации сначала в сфере обслуживания, а затем и в сфере производства товаров и продуктов. Кооператорам предоставляются небывало льготные условия. Остро стоит проблема финансов, нужно наводить порядок в ценах, совершенствовать кредитную систему. Разговоры, обмен мнениями на этот счет идут непрерывно. Надо. Но как? Совет Министров разработал предложения. Политбюро в апреле 1987 года рассматривает их. Признается необходимость проведения реформы ценообразования, в первую очередь оптовых и закупочных цен, обсуждается проблема денежной реформы. Но решения по этому поводу откладываются. И в то же время без пересмотра цен всерьез думать о самофинансировании нельзя.

Проходит реорганизация банковской системы, по моему мнению, неудачная. Госбанк, по существу, передает свои функции нескольким отраслевым банкам. Реорганизация эта идет только в Центре, а на местах, где работают с клиентами, ничего не меняется.

Даже это короткое перечисление проведенных и проводимых мер свидетельствует о буквальном навале экономических инициатив. Можно с ними соглашаться или не соглашаться, отстаивать или отрицать. Следует подчеркнуть принципиальную важность многих из этих мер. Но многие из них не были достаточно подготовлены, осуществлялись поспешно.

Нельзя всерьез говорить и о территориальном хозрасчете. По отношению к области, республике это была надуманная идея. Именно она подталкивала республики к экономической самостоятельности, что очень пришлось по сердцу ревнителям территориальной независимости, особенно в Прибалтике. Затем эта идея переросла в борьбу за политические суверенитеты. То есть все начиналось с малого. Благие на первый взгляд намерения трансформировались в сложнейшие проблемы. Но хочу особо подчеркнуть следующее: выхватывая отдельные народнохозяйственные проблемы, их пытались решить вне рамок единой комплексной программы экономической реформы. Такой программы не было.

Июньский (1987 г.) Пленум ЦК определил суть перестройки системы управления экономикой, позицию и действия партии в этих условиях. Но эта программа, касавшаяся лишь частично экономического реформирования, не была реализована. А ведь речь шла об основных принципах. Механизм исполнения не был отработан.

Созданные по решению Пленума две комиссии Политбюро для разработки проектов отраслевых (Рыжков) и территориальных схем управления (Лигачев) надолго застряли на стадии подготовки предложений, попыток найти идентичность в подходах. А это в рамках Союза ССР было невозможно — настолько сложна и многогранна его экономика.

Серьезным дезорганизатором большой работы по внедрению механизма совершенствования управления явился выдвинутый на этом Пленуме Горбачевым постулат: «Разрешается все, что не запрещено законом».

Вот здесь следует остановиться. Возникает вопрос, как же так, многие новаторские идеи не были восприняты, а промышленность, строительство, транспорт все народное хозяйство в 1985—87 годах продвигалось вперед. Налицо были, хотя и небольшие, успехи.

В этом никакого феномена нет. Во-первых, ряд нужных изменений технического и организационного характера проводились на местах помимо и вопреки директивам Центра. А во-вторых, что самое главное, в эти годы еще сохранялась и действовала, правда устаревшая, консервативная, но десятилетиями отработанная, достаточно четкая система управления экономикой. Существенный стержень этой системы — мощная политическая партия. Она, действительно взяв на себя несвойственные функции, держала руку на пульсе экономики и контролировала ее развитие.

Была необходимость изменить систему управления экономикой, оставить за партией только политические функции, передать государственную власть Советам. Это так, бесспорно. Но вопрос в том, как это следовало сделать? Революционной ломкой, под флагом перестройки? Или эволюционными, постепенными преобразованиями, опираясь на эффективные экономические законы, стабильную политическую систему с учетом специфики нашей страны, ее истории, традиций и реальностей, сложившихся в последние десятилетия? Пошли первым путем. Сломать. Ничего не дав взамен. Разорвали экономику, оторвали от нее политику.

Конечно, может последовать вроде бы резонное замечание, что все это легко говорить сейчас, имея перед глазами реальный отрицательный опыт. Но ведь и тогда многие предложения и решения вызывали возражения — и у специалистов, и у ученых, да и у некоторых членов Политбюро. Однако стремление развить успехи, а они действительно были и в 1985, и в 1986, и даже в 1987 годах, желание быстрее «пробежать» переходный этап перестройки, «оправдать надежды народа» — вот эти стремления брали верх над экономической наукой и опытом. Именно они затем поставили политику впереди экономики. И локомотивом такого «пробега» выступал именно Генеральный секретарь ЦК. Он очень торопился.

Нередко на заседаниях Политбюро возникали серьезные споры. Выслушав всех, Горбачев общими фразами, призывами еще раз подумать, поработать над замечаниями, как бы сближая различные позиции, свертывал дискуссию. И лишь после его высказываний в 1992 году стало ясно, куда он торопился. Он с самого начала задумал радикально изменить не только экономику, но и общественно-политический строй. Однако в то время нам, его коллегам, еще казалось, что слова «демократия и социализм» неразделимы. И мы верили ему.

И когда одна за другой экономические идеи стали срываться, то, естественно, возникал вопрос, а в чем же причина, что мешает их реализации? И на июньском Пленуме ЦК, особенно после него, стали все громче звучать слова, что не только ошибки, просчеты, консерватизм и бюрократизм тому виною, а дело в политической системе. Эта идея была не нова.

Еще в 1986 году, а затем в последующие годы все чаще стал подбрасываться довод, что виновата политическая система. Она-де тормозит развитие экономических процессов. Без кардинального изменения политической системы мы не справимся с задачами перестройки.

При обсуждении вопросов на Политбюро, на февральском (1986 г.) Пленуме ЦК Горбачев говорил, что стратегия ускорения, провозглашенная апрельским Пленумом, не сводится только к экономике. Нужно наращивать ускорение и политических процессов. Хотя и подчеркивал, что ответы на все вопросы мы должны искать в рамках социализма. На XXVII съезде КПСС пошла речь о демократизации и гласности, получившая затем активную поддержку и фактически поставленная в качестве главной задачи партии на январском (1987 г.) Пленуме ЦК.

Развивая идею демократизации и гласности, Горбачев же считает, что кое-что надо не только перестроить, но сломать... промедление и нерешительность губительны. Правильная по своей сути идея укрепления правовых и исполнительных функций Советов была реализована формально. Партия постепенно отходила от экономических проблем, а Советы были не в состоянии взять руководство экономикой на себя. Местные органы видели эти противоречия и, надо сказать, выступали с предложениями — не торопиться, обдумать, прежде чем ломать. Готовы ли Советы взять на себя такую властную нагрузку? Ведь нет правовой основы, нет соответствующих структур, нет подготовленных кадров и т.п. Но комиссии Политбюро действовали решительно, давали отпор этим настроениям.

На заседании Политбюро в сентябре 1987 года Горбачев утверждал, что экономическая реформа тормозится неудовлетворительной работой местных партийных комитетов, есть попытки дискредитировать перестройку. Мы вступили в критический этап перестройки. Это был провокационный призыв. Он был негативно воспринят на местах. Явно просматривалась попытка свалить вину за сбои в перестройке на других. Появились сомнения в искренности его намерений и правильности выбранного пути перестройки. Его призыв усилить нажим на другие уровни партийно-государственной структуры вызвал протест. Речь пошла и о перекосах в идеологии, о неоправданном критиканстве прессы, о многочисленных выпадах некоторых неформальных организаций. Отмечалось, что решения июльского (1987 г.) Пленума сложные, непонятные многим. Высказывались пожелания посвятить вопросам идеологического обеспечения перестройки специальный Пленум. Думаю, что это был маневр, уход от прямого ответа. Дело в том, что демократизация и гласность вышли из-под контроля. Они уже не столько стимулировали, сколько возбуждали общественное мнение, направляя его активность на противостояние Правительству, КПСС.

Гласность и плюрализм мнений. Эти лозунги вышли из принципиальных установок перестройки. Они предполагали необходимость перестройки сознания, психологии людей, более глубокий, творческий подход к общественным проблемам, овладение широким кругом информации, постоянное сопоставление мнений, а также приобщение масс к духовным ценностям, повышение политической их культуры и активности. Но что же получилось на деле? Развернулась критика стиля и методов работы местных партийных и советских органов. Хлестко, с сарказмом и издевкой «разделывали» тех, кто недостаточно активно воспринимал идеи перестройки. Начав с упреков за медлительность и консерватизм в проведении перестроечных реформ, перешли затем к фронтальной атаке на все стороны деятельности партии. Действия прессы, зачастую носившие поверхностный, недостаточно объективный характер, основанные на полуправде, домыслах, лишь дезориентировали общественное мнение.

Однако в интерпретации Горбачева в этих действиях не было ничего предосудительного. Осуждая отдельные перехлесты, он в то же время поддерживал и поощрял настрой, как уже говорилось, «бить по штабам». На первом этапе перестройки — по Центру, а затем по среднему уровню партийных и советских кадров, которые, по его мнению, и являлись тормозом в проведении перестроечной политики. Получая такую поддержку, средства массовой информации развернули еще более активную деятельность. «Разоблачительные» антисоветские, антипартийные публикации стали превалировать на страницах многих газет, на радио, телевидении. Разговоры о плюрализме и гласности были для них не больше, чем пропагандистской маскировкой.

Таким образом, молодую советскую демократию, которую, по выражению «главного идеолога», надо лечить от детских болезней (корь, дифтерит), видно, лечили сверхмощными гормонами, и она не только выздоровела, но и набрала такую силу, что стала крушить все вокруг, используя разрушительную спецгласность, о которой тот же А.Н. Яковлев в 1992 году скажет, что не предполагал такой ее разрушительной силы. Хотя в середине 1987 года, когда, возбуждая людей, псевдодемократы провоцировали их на массовые выступления против властей, когда возмущение дезориентированных людей выплеснулось на улицы, прозвучали успокаивающие слова А.Н. Яковлева что в народе растет настроение сопричастности к делам страны, повышается культура восприятия. Это хорошо. Вот так! Ну а Горбачев, получая информацию своих идеологических советников, основное внимание прессы направляет на борьбу против «консерваторов». Он все больше упирает на то, что в стране нарастают силы, которые видят в перестройке, в демократии, гласности угрозу своему привилегированному положению. Они используют имеющиеся трудности, чтобы дискредитировать перестройку.

Вот, собственно, мои комментарии к событиям и состоянию «перестройки» на начало октября 1987 года.

21 октября 1987 г. Пленум ЦК КПСС.

«Вопросы, связанные с 70-летием Октября, и некоторые текущие задачи». Докладчик Горбачев.

Это был, безусловно, важный Пленум. Он расставил акценты на основных этапах исторического 70-летнего пути нашего государства после Октябрьской революции. Причем необходимо было, рассматривая все перипетии нашего исторического прошлого, и плохое, и хорошее, постараться оценить это прошлое объективно. Снять розовые, белые и черные тона. Поразмышлять о прошлом с позиций сегодняшнего времени. Доклад М.С. Горбачева обстоятельно обсуждался на Политбюро, вносились (отвергались или принимались) различные предложения, уточнения. Отрабатывались не только принципиальные положения, но и редакционные поправки, иногда отдельные фразы, обороты. Необходимо было определить и нынешнее положение страны, партии. Уточнить задачи на будущее. Думаю, что в основе своей это тогда удалось.

До Пленума (или в перерыве) Горбачев беседовал с Г.А. Алиевым. Речь шла о его отставке в связи с состоянием здоровья. В начале июня у него случился тяжелый инфаркт, несколько месяцев Гейдар Алиевич не работал. В начале октября вышел, но чувствовал себя неважно. Горбачев в перерыве рассказал о беседе, что трудный был разговор, но потом в итоге договорились.

Доклад излагать нет смысла, так как он был опубликован.

После окончания доклада Лигачев, председательствовавший на Пленуме, спросил: «Есть ли вопросы? Нет». Обсуждение доклада не предполагалось.

В первом ряду зала, где сидели кандидаты в члены Политбюро, как-то неуверенно поднял руку Б.Н. Ельцин, потом опустил. Горбачев: «Вот у Ельцина есть вопрос». Лигачев: «Давайте посоветуемся, будем ли открывать прения?» Послышались голоса: «Нет». Лигачев — «Нет!» Ельцин, было, привстал, потом сел. Вновь подал реплику Горбачев: «У товарища Ельцина есть какое-то заявление». Тогда Лигачев предоставил слово Ельцину. (Вышло все так, будто один раздумывает, говорить или нет, а второй — его подталкивает выступить. Обычно в аналогичных случаях, чтоб не затягивать время, Горбачев предлагал: «Ну, слушай, давай обсудим с тобой после, что всех держать». Собеседник соглашался. А сегодня?!)

Ельцин, не торопясь, вышел на трибуну. Явно волнуясь, немного помолчал, потом начал говорить. Сначала несколько сбивчиво, а потом уже увереннее, но без обычного нажима, а как-то полуоправдываясь, полуобвиняя, стараясь сдержать эмоции. Говорил он в общем минут пять—семь, не больше.

Основные тезисы. Доклад полностью поддерживаю. Тем не менее хочу высказаться. Надо перестраивать работу партийных комитетов, начиная с Секретариата ЦК, стиль которого не меняется, как и Лигачева, носит разносный характер. Разного рода накачки хозяйственных органов. Это не революционный стиль. Необходимо делать выводы из прошлого для настоящего и будущего.

Наши планы о перестройке за 2—3 года (о чем говорилось на съезде), а теперь опять 2—3 года, это дезориентирует партию и массы. Настроение в народе поэтому идет волнами. То был подъем (после января 1987 г.), то вера стала падать (после июня 1987 г.). Авансы перестройки влияют на авторитет партии.

Уроки прошлого — тяжелые уроки. Поражения были потому, что нарушилась коллегиальность в принятии решений. Власть была отдана в одни руки. Вот и сейчас в Политбюро обозначился какой-то рост славословия у некоторых членов Политбюро в адрес Генерального секретаря. Это недопустимо. Сейчас нет каких-то перекосов, но штришки есть.

И последнее (немного помолчал): Видимо, у меня в работе в составе Политбюро не получается. И опыт, может быть, и отсутствие поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, привели меня к мысли поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро. Заявление я передал (Кому? Горбачеву?! Так значит он все знал!). Как будет в отношении первого секретаря МГК, будет решать пленум горкома. Сказав все это, Ельцин вернулся на свое место в зале.

Я понял его так, что он ставит вопрос только об освобождении из состава Политбюро, а не секретаря горкома партии. Это вызвало некоторое недоумение. Вероятно, я что-то не расслышал.

Все как-то опешили. Что? Почему? Не понятно... Причем такой ход в канун великого праздника! Я про себя подумал, что Михаил Сергеевич сейчас успокоит Бориса Николаевича. Хорошо, раз есть замечания, то давайте разберемся, обсудим, определим, что делать. Но не сейчас же? Поручить Политбюро разобраться и доложить. Все. Но дело приняло иной оборот. (Хочу категорически заявить, что накануне Пленума никакого обсуждения, сговора, организации выступлений членов ЦК в адрес Ельцина не было. Они были спонтанными. И может быть, их спровоцировало поведение на Пленуме Генерального секретаря ЦК КПСС.)

Горбачев как-то весь напрягся, подвинул Лигачева и взял председательство в свои руки. Посмотрел налево, направо в Президиум, где сидят только члены Политбюро — вот, мол, такой «фокус», в зал и говорит: «Выступление у товарища Ельцина серьезное. Не хотелось бы начинать прения, но придется обсудить сказанное. Это тот случай, когда необходимо извлечь уроки для себя, для ЦК и для Ельцина. Для всех нас». Повторил сжато основные тезисы выступления Ельцина и попросил высказываться. «Я приглашаю вас к выступлениям. Может, кто из членов Политбюро хочет взять слово? Пожалуйста». И начались выступления. Экспромтом. Без бумажек, тезисов. Сначала Лигачев. Отвел обвинения. Пауза. Потом Горбачев обращается к залу: «Может, кто-то из членов ЦК возьмет слово?» Встал Манякин, за ним выступили: Бородин, Шалаев, Богомяков, Колбин, Месяц, Коноплев, Арбатов, Рябов, Рыжков, Сайкин, Марчук.

Сидя за столом, я, как и другие коллеги, поймал взгляд Горбачева, ну что, мол, надо определить и вам свои позиции. Стали выступать члены Политбюро, секретари ЦК, другие товарищи. Выступления были разные. Одно мягче, другое резче, острее, но все осуждали оценки и выводы, прозвучавшие в словах Ельцина. Вот некоторые конспекты выступлений.

Лигачев. В работе Секретариата и моей действительно есть недостатки. Но я не могу согласиться, что неуважительно отношусь к партийным работникам. А требовательность есть. Была и будет. О славословии — я к этому числу не принадлежу. О том, что в народе падает вера в перестройку, — это принципиально неправильное политическое заявление.

Арбатов. Ельцин не проявил чувства ответственности, политической зрелости, которые требует наше время. Единство — вот что особенно необходимо сейчас. Сегодня он нанес ущерб делу.

Рыжков. Ельцин бросил серьезные обвинения, что мы скатываемся к прошлым методам руководства. Разве можно сравнить работу прошлых и нынешнего Политбюро. Он вбивает клин в Политбюро, что там нет единства, там занимаются словоблудием. Это неправда. У самого Ельцина стал развиваться политический нигилизм. Он решил дистанцироваться от Политбюро. На заседаниях молчит, даже когда речь идет о делах Москвы.

Воротников. В Политбюро никаких принципиальных разногласий нет. Каждый волен излагать свою позицию. Есть споры. Это естественно. Я давно знаю Ельцина. Но в МГК с ним происходит какая-то трансформация. Излишняя самоуверенность, амбиция, левацкие фразы. Какая-то постоянная неудовлетворенность, отчужденность. И вот сегодня... это неожиданно. Я даже не знаю, чем закончить? Надо обсудить, найти выход из этого положения.

Яковлев. Наверное, Борису Николаевичу кажется, что он выступил смело и принципиально. Ни то ни другое. Выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Да, на Секретариате идут споры, дискуссии, но что же здесь ненормального? Ельцин перепутал большое дело, которое творится в стране, с мелкими своими обидами и капризами, что для политика недопустимо.

Шеварднадзе. Борис Николаевич, Вы очень многое поставили под сомнение. Да, нам не все удается. Вы это знаете. То, что вы сказали, это безответственность перед партией, перед народом, перед коллегами — товарищами по Политбюро. Вы хотели нам навязать другой стиль. Но это вам не удастся, не пройдет. Наш стиль действительно коллективный, ленинский.

Громыко. Первое — ЦК отбросит всякие попытки пошатнуть нас, бросить тень на курс перестройки, поколебать уверенность. Второе — единство. Партия не позволит расстроить свои ряды.

(В таком, примерно, духе выступали и другие.)

Затем Горбачев обратился к Ельцину. У тебя есть, что сказать? Давай.

Ельцин. Школа для меня суровая. За всю жизнь. Несколько уточнений. У меня не было никаких сомнений ни в стратегической, ни в политической линии партии в том, что касается перестройки. Говорил о волнообразном отношении людей в период от январского до июньского Пленумов ЦК. Видимо, мы мало проводили разъяснительной работы и поэтому допустили спад. Имел я в виду не страну, а московскую организацию. Я не хотел вбить клин в единство ЦК и Политбюро. Также и в отношении членства в Политбюро. Есть моя записка, я считаю, что в этом случае они как бы выводятся из зоны критики. (Он вел речь о тех секретарях ЦК КП республик и Ленинградского обкома, которые были в составе ПБ.). О славословии —я имел в виду, есть 2—3 члена Политбюро, которые, по моему мнению, говорят много положительного. Я верю, это от души, но тем не менее...

(Горбачев и другие из зала репликами несколько раз перебивали Ельцина, уточняли его выступление и фактическую обстановку.)

Горбачев. Скажи, как ты относишься к замечаниям товарищей? (То есть он подводил его к позитивному исходу.)

Ельцин. Кроме некоторых выражений, в целом я с оценкой согласен. Да, я подвел ЦК и московскую парторганизацию, выступив сегодня, — это ошибка.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒