Фрэнк Каскио

Перевод june9. Большое спасибо!

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Посвящается Майклу, моему учителю. Спасибо за то, что был мне отцом, братом, наставником и другом. Спасибо за самые потрясающие приключения, какие только можно себе представить. Я люблю тебя и скучаю по тебе каждый день.

С любовью,

Фрэнк

Принсу, Пэрис и Бланкету – я обожаю вас. Появившись на свет, один за другим, вы принесли в жизнь вашего отца свет, придали ей новый смысл, наполнили его энергией. Вы сделали его самым счастливым человеком в мире. Для него вы были важнее всего на свете. Вы всегда были умными, прекрасными, воспитанными детьми – такими, как он хотел. Я вижу его в каждом из вас и, наблюдая за тем, как вы взрослеете, радуюсь за него. Я надеюсь, что эта книга разбудит добрые воспоминания о вашем отце и той любви, что он чувствовал к вам. Знайте, что я всегда буду рядом.

Фрэнку «Туки» Дилео – прежде всего хочу поблагодарить тебя за то, что ты любил Майкла и оберегал его на протяжении стольких лет. Он очень тебя любил. Я скучаю по нашим обедам около бассейна в отеле «Хилтон» в Беверли Хиллз, по безумным анекдотам и историям, которые ты рассказывал. Спасибо, что был мне наставником и отцом. Я скучаю по тебе и очень тебя люблю.

Поклонникам Майкла Джексона – я написал эту книгу, чтобы показать вам ту сторону личности Майкла, которую вы, возможно, знали, а может быть, и нет. Я надеюсь, что вы сможете оценить того человека, который скрывался за его великими достижениями и талантом. Мне и моей семье посчастливилось смотреть на мир из его окна на протяжении более чем двадцати пяти лет. Мир, увиденный глазами Майкла, был совершенно иным. Майкл был невинным человеком.

Нам очень повезло, что такой человек жил в этом мире. Он был другом не только мне – это был наш общий друг Майкл.

Пролог

Проезжая по темным мощеным улицам итальянского городка Кастельбуоно, я включил телефон. Сообщения полетели друг за другом так быстро, что я едва успевал читать их. Короткие фразы вроде: «это правда?», «как ты?», вспыхивали на экране одна за другой. Я понятия не имел, о каких новостях идет речь, но было ясно, что новости плохие.

В Кастельбуоно, откуда родом моя семья, многие жители содержат два дома: один в городе, где работают, второй – в горах, где отдыхают от забот летом, сажают огороды, ухаживают за фиговыми деревьями. Я провел вечер в летнем доме хозяина того жилища, которое снимал в городе. Он пригласил на ужин меня и еще шесть или семь человек. Я был почетным гостем, ведь если вы прилетели из Нью Йорка, это достаточная причина для жителей Кастельбуоно тепло и радушно пригласить вас в гости.

Это было 25 июня 2009 года. Народу за столом было немного, но, как на всяком настоящем итальянском званом ужине, было в избытке еды, вина и граппы. На время ужина телефон я отключил. На протяжении многих лет я был привязан к мобильнику и потому начал ценить те моменты, когда мне приходилось из вежливости его отключать. Мы с гостями засиделись за столом, вдыхая благоухающий ночной воздух. Наконец, около полуночи, я и несколько моих друзей простились с хозяином и по пыльным горным дорогам, вслед за машиной моего двоюродного брата Дарио, поехали в город, где я снимал дом.

И вот, когда на мой телефон потоком хлынули текстовые сообщения, машина Дарио внезапно вильнула к обочине и резко остановилась. Увидев, что Дарио остановил машину, я тотчас понял: то, о чем я только начал догадываться, читая обрывки сообщений - правда. Я затормозил и остановился позади Дарио. Он подбежал к моей машине, крича: «Майкл умер! Майкл умер!»

Я вышел из машины и пошел по дороге, не зная, куда и зачем иду. Я онемел. Я был в шоке.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я набрал номер одной из самых преданных сотрудниц Майкла, женщины, которую я назову Карен Смит. Может быть, это один из хитрых планов Майкла? Попытка разыграть журналистов или не слишком удачный способ отменить концерты? К несчастью, Карен подтвердила, что услышанное мною - правда. Мы оба плакали в телефонную трубку. Слов почти не было. Мы просто плакали.

Поговорив с Карен, я продолжил идти вперед. Друзья все еще ждали в моей машине. Мой кузен шел следом и повторял: «Фрэнк, садись в машину. Ну же, Фрэнк!». Но я не хотел никого видеть.

«Увидимся дома, - крикнул я и пошел прочь. – Просто оставьте меня в покое».

И вот я остался один. Я ходил взад-вперед по мощеным улицам, светили фонари, стояла глубокая летняя ночь. Майкл, мой отец, наставник, брат, друг. Майкл, который столько лет был центром моего мира. Майкл Джексон умер.

Я познакомился с Майклом, когда мне было пять лет, и вскоре он стал близким другом нашей семьи. Он приезжал к нам домой в Нью Джерси, отмечал с нами Рождество. Ребенком я часто проводил каникулы в Неверленде, со своей семьей или один. Подростками я и мой брат Эдди присоединились к Майклу, чтобы составить ему компанию, когда он путешествовал по миру с турне Dangerous. Пока я взрослел, Майкл был моим другом и наставником, и в восемнадцать я начал на него работать: сначала как личный помощник, затем — в качестве менеджера. По правде говоря, у моей должности никогда не было определенного названия, но в нем всегда присутствовало слово «личный». Я был автором идеи телеконцерта, посвященного тридцатилетней годовщине его творческой деятельности. Я был рядом, когда он работал над альбомом Invincible. А когда Майкл стал жертвой ложных обвинений в совращении малолетнего, я был назван его сообщником, только мне не были предъявлены официальные обвинения. Судебный процесс это тяжелое испытание для любой дружбы.

На протяжении практически всей своей жизни и до самой кончины Майкла — то есть более двадцати лет — я был рядом с ним в том или ином качестве, в радости и в горе, в тяжелые времена и праздники, оставаясь его близким другом и доверенным лицом.

Дружба с Майклом это одновременно обычный и экстраординарный опыт. С самого начала (почти - как ни крути, когда мы познакомились, мне было всего пять лет) я понимал, что Майкл — не такой как все, особенный человек, претворяющий мечты в жизнь. Когда он входил в комнату, все взгляды были прикованы к нему. В мире немало особенных людей, но Майкл был окружен волшебной аурой, как будто он был избран, поцелован Богом. Всюду, где ему доводилось бывать, Майкл создавал нечто незабываемое. Концерты. Поместье Неверленд. Полночные приключения в каком-нибудь отдаленном городке. Он развлекал людей, заполнявших стадионы, и увлекал меня.

В то же время его общество было привычным. Я ценил время, которое мы проводили вместе, но никогда не смотрел на него, как на суперзвезду. Он был другом, членом семьи. Я понимал, что мою жизнь не назовешь обычной. Ее было не сравнить с той жизнью, которую вели мои друзья. Я знал, что это — необычно. Но для меня такая жизнь была нормой.

Неслучайно я спрятался от друзей и близких, узнав о кончине Майкла. С самого начала мои отношения с Майклом были секретом, который я держал при себе; слава обязывала его друзей проявлять осмотрительность. В детстве было нетрудно просто делить жизнь на части. Дома в Нью Джерси, где я ходил в школу, играл в футбол, иногда убирал посуду со столов и готовил в ресторанах, принадлежавших моей семье, была одна жизнь, а другую я вел с Майклом, попадая в приключения и составляя ему компанию. Два мира никогда не пересекались. Я прикладывал к этому все старания.

Начав работать на Майкла, я стал частью секретного мира, и остальная моя жизнь отошла на второй план. Я не рассказывал о том, что происходило на работе, не делился ни каждодневными подробностями дел, которые надлежало выполнить, ни тяжелейшими переживаниями в период ложных обвинений и вакханалии прессы, ни радостными моментами, которые были связаны с помощью детям или написанием музыки.

Жить в мире Майкла это, разумеется, редкая и особая удача, поэтому я оставался его частью до конца. Но осторожность, незаметно для меня самого, отрицательно сказалась на моем характере. С раннего возраста я приучил себя не болтать. Я все держал в себе и подавлял свои реакции и эмоции. Никогда я не был абсолютно открыт и свободен. Я не хочу сказать, что мне приходилось все время лгать — кроме, признаюсь, тех случаев, когда, работая на Майкла, я говорил новым знакомым, что работаю торговым представителем компании Tupperware и чрезвычайно горжусь пластиковой посудой, которую мы производим. Или что моя семья родом из Щвейцарии и мы производим шоколад. Близким друзьям и членам семьи я никогда не лгал, но когда речь заходила о Майкле, я тщательно подбирал слова.

Майкл оберегал свою личную жизнь, то же я могу сказать о себе. Я не хотел привлекать внимания, не хотел, чтобы люди обращались со мной иначе только потому, что я связан с Майклом, и тем более я не хотел быть источником сплетен о нем. Сплетен и без того хватало. Говорить значит выдавать что-то личное. Мне по-прежнему нелегко говорить свободно: прежде чем сказать что-то, я тщательно все обдумываю.

В наших отношениях Майкл играл много ролей. Он был для меня вторым отцом, учителем, братом, другом и ребенком. Глядя на себя, я вижу, как отношения с Майклом сформировали и вылепили меня как личность, с ее достоинствами и недостатками. Майкл был величайшим в мире учителем — для меня и многих поклонников. Сначала я впитывал все как губка. Соглашался со всеми его мыслями и убеждениями и перенимал их. У него я научился тому, что такое терпимость, верность и честность.

Я взрослел, наши отношения развивались, и я начал осознавать все яснее, что он несовершенен. Я превратился в своего рода защитника, который помогал ему пережить тяжелые времена. Я был рядом, когда ему был нужен друг — чтобы поговорить, предпринять мозговой штурм и выдвинуть какую-нибудь идею, просто провести вместе время. Майкл знал, что может доверять мне.

Когда мы с Майклом проводили свободное время на ранчо Неверленд, которое было его фантастическим домом на территории в 2700 акров, парком развлечений, зоопарком и убежищем неподалеку от Санта-Барбары, нам нравилось просто расслабиться и ничего не делать. Иногда он спрашивал меня, не взять ли нам каких-нибудь фильмов, чтобы остаться дома и просто «тухнуть» перед телевизором (у Майкла была особая склонность к подростковым шуткам, связанным с физиологией).

В один из таких дней Майкл сказал мне: «Фрэнк, давай поедем в горы!» Неверленд уютно примостился в долине Санта Инес, территорию поместья окружают горы. Самую высокую Майкл назвал «Кэтрин» в честь матери. На ранчо было множество тропинок, которые вели к вершинам гор, оттуда можно было наблюдать потрясающие закаты. Мы поднялись по одной из таких дорог на гольфмобиле, сели на землю и смотрели, как догорает солнце, окрашивая вершины гор в пурпурный цвет. Тогда-то я понял, что такое «гордых гор пурпурный блеск» и «Америка прекрасная» («Америка прекрасная», англ. America the Beautiful — американская патриотическая песня. purple mountain majesties - « гордых гор пурпурный блеск» (пер.Алексея Сергейчука).

Иногда над нами пролетали вертолеты — кто-то пытался сделать фотографии. Однажды в горах нас заметили, и мы удрали, прячась за деревьями. Но в тот вечер все было тихо. Майкл был задумчив, он начал говорить о слухах и обвинениях, которые досаждали ему всю жизнь. Он находил это одновременно смешным и грустным. Сначала он сказал, что не считает себя обязанным объясняться перед людьми, но потом его тон изменился:

«Если бы люди знали, какой я на самом деле, они бы меня поняли», - сказал он, в его голосе было поровну надежды и отчаяния. Некоторое время мы сидели молча. Каждый из нас думал о том, как жаль, что не удается найти способ объяснить людям, что он за человек и как живет, чтобы все по-настоящему его поняли.

Размышляя над тем, почему Майкл оказался в непростом положении, я часто вспоминаю тот вечер. Люди боятся того, кого не могут понять. Жизни большинства из нас похожи. Мы поступаем так, как поступали наши родители или другие примеры для подражания. Мы следуем по безопасному, удобному пути, который легко поддается описанию. Не трудно найти людей, которые жили точно так же, как живем сейчас мы. С Майклом же все было иначе. С ранних лет, живя в семье, а потом один, он следовал своим уникальным путем. Простодушный и по-детски непосредственный, он был вместе с тем сложным человеком. Людям было непросто понять его, поскольку они никогда не встречали никого похожего на Майкла и, скорее всего, никогда уже не встретят.

Жизнь Майкла оборвалась резко и неожиданно. Но и после смерти он остается непонятым. Майкла Джексона — суперзвезду, Короля поп-музыки — будут помнить долгие-долгие годы. Его творчество вечно – это залог глубокой и мощной связи, которая всегда будет существовать между ним и миллионами людей. Однако легенда скрыла от глаз живого человека, который потерялся на ее фоне.

Эта книга рассказывает о том, каким Майкл Джексон был человеком. Она о наставнике, который научил меня чертить «мысленную карту». О друге, которому нравилось кормить животных конфетами. Об озорнике, который маскировался и прикидывался прикованным к инвалидной коляске священником. О благотворителе, который в частной жизни старался быть таким же щедрым, каким был на публике. Словом, эта книга – о живом человеке. Я хочу, чтобы Майкла увидели таким, каким знал его я, чтобы его поняли и оценили красоту его личности, которую я любил, со всеми его дурачествами, добротой, сложностями и несовершенствами.

Я очень надеюсь, что, читая эту книгу, вы отбросите в сторону скандалы, слухи и злые шутки, которые окружали Майкла в последние годы его жизни, и увидите его моими глазами. Это – наша история. История о том, как мне случилось взрослеть рядом с парнем, лицо которого было одним из самых узнаваемых в мире. История обыкновенной дружбы с необыкновенным человеком. Наша дружба началась просто, развивалась и менялась вместе с нами, боролась за выживание, когда нас разделяли люди и обстоятельства, но самое главное – она выжила.

Майкл был исключительным существом, он хотел дарить миру все самое лучшее. Я хочу рассказать вам о нем.

Продолжение:

Frank Cascio 'My Friend Michael'

Перевод morinen. Большое спасибо!

Часть 1. Клуб "Applehead".

Глава 1. Новый друг

Однажды холодным осенним днем я – тогда еще четырехлетний мальчик – сидел в нашей семейной гостиной и играл с литым игрушечным лимузином. Я был одержим этим лимузином – так, как обычно дети одержимы любимыми игрушками, поэтому, когда отец сказал мне, что в тот день мы поедем к нему на работу знакомиться с его другом, меня больше всего заботило, разрешат ли мне взять с собой машинку, крепко зажатую в моем маленьком кулачке. Я никогда не слышал о Майкле Джексоне и не обратил особого внимания на произнесенное отцом имя человека, с которым мы собирались встретиться. Я просто был счастлив, что мы куда-то едем, и горд тем, что могу сопровождать отца на работу. Покуда мне можно было взять с собой мой игрушечный лимузин.

Конечно, я и понятия не имел, что эта встреча окажется судьбоносной и станет поворотным моментом в моей жизни. Почему-то я до сих пор ясно помню тот день, вплоть до того, во что был одет: на мне были темно-синие брюки, голубой свитер, галстук-бабочка и маленькие коричневые туфли с дырочками спереди. Знаю, необычный наряд для четырехлетки – во всяком случае, в последнее столетие. Но меня всегда одевали безупречно, ведь мой отец родом из Италии, мировой столицы мод. Волосы я носил короткие и прямые – опрятный элегантный ребенок, влюбленный в лимузины.

В то время мой отец работал в Hemsley Palace – пятизвездочном отеле с элитной клиентурой в Манхэттене. Отец был генеральным управляющим и отвечал за башни и номера-люкс – роскошные апартаменты, предназначавшиеся для особо важных гостей. Мне отель всегда казался волшебным местом. Может быть, из-за живой энергии людей, которые проходили через него – каждый со своей уникальной и важной целью. Тогда я еще не в состоянии был постичь все, что происходило вокруг, но уже чувствовал пульсирующее в воздухе волнение. По сей день я помню особый запах лобби и волну возбуждения, что он во мне вызывал. Я обожаю отели.

Мы с отцом поднялись на лифте и прошли к комнате для гостей, где нас поприветствовал человек, которого я позже узнаю как Билла Брея, начальника охраны Майкла Джексона. Билл Брей в некотором смысле выполнял для Майкла роль отца. Он работал с Майклом со времен Мотаун и оставался его доверенным советчиком на протяжении многих лет. Билл был бородатым афроамериканцем ростом примерно шесть футов два дюйма, и когда мы увидели его в тот день, на нем была шляпа наподобие фетровой. На его шее сзади складками лежала кожа, и в поведении была эдакая «кантри»-манера. В последующие годы я не раз наблюдал, как Майкл, идя позади, передразнивал его неспешную чванливую походку.

Билл тепло поприветствовал моего отца – мне показалось, что они уже были друзьями. Мы прошли в номер отеля. Комната выглядела нетронутой, как если бы в ней никто не жил. На самом деле, зная теперь о привычках Майкла, я понимаю, что остановился он не в этом номере: эту комнату он снял специально для встречи, потому что не знал нас достаточно близко, чтобы приглашать к себе. Хотя Майкл часто искал встреч с людьми, он всегда создавал слои защиты между собой и теми, с кем знакомился.

Майкл поднялся со стула, приветствуя нас. Мне он не показался каким-то особенным. В свои четыре года я делил людей на категории только по одному признаку: были ли они взрослыми, большими детьми или детьми как я.

– Эй, Джокер, – сказал Билл. – К тебе пришел Доминик с сыном.

Позже я пойму, что Билл звал Майкла «Джокером» (от англ. joker – «шутник») по той очевидной причине, что Майкл постоянно подшучивал над окружающими.

Майкл одарил меня широкой улыбкой, снял темные очки и пожал мне руку. В свои 27 лет он бы всемирно-известным исполнителем, и его последний альбом Thriller стал самым продаваемым альбомом всех времен – рекорд, который он удерживает и по сей день.

Когда мы расположились, Билл вышел, и мы с отцом и Майклом остались в этой пустынной комнате втроем, беседуя.

– У тебя такой замечательный отец, – сказал мне Майкл. В последующие годы он повторит это неоднократно, и я знаю, что именно благодаря впечатлению, которое произвел на него отец, Майкл пожелал познакомиться с остальной нашей семьей. Мой отец всегда мгновенно располагает к себе людей. Его честность и искренность чувствуются, потому что исходят из самого сердца.

Потом мы с Майклом начали обсуждать мультики. Я рассказал ему, что обожаю «Попая», и мне представилась сомнительная честь познакомить его с «Малышами из мусорного бака» – мы с братом собирали карточки с изображениями героев. Майкл умел разговаривать с детьми: его искренне интересовал мой маленький мир – и должно быть, он мне понравился, потому что я помню, как катал свой игрушечный лимузин через его голову, по плечам и вниз по рукам. Он забрал у меня машинку и занес ее над моей головой, будто аэроплан, издавая при этом звуки самолета.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросил Майкл.

– Я хочу быть как Дональд Трамп, – ответил я, – но только богаче.

Отец засмеялся:

– Представляете?

– Дональд Трамп не такой уж богатый, – заметил Майкл.

Потом отец попросил разрешения нас сфотографировать. Я взобрался к Майклу на колени, изогнул руку вокруг его подбородка и улыбнулся. Мы сделали фото.

Вот так я впервые встретил Майкла. Спустя годы он будет показывать людям эту фотографию со словами: «Представляете, это Фрэнк!» Расслабленная небрежность снимка – наши улыбки, локон темных волос, выбившийся на лоб Майкла, – предрекли значение, которое это событие будет иметь для меня в перспективе.

В тот день мы провели с Майклом около часа. На прощание он сказал, что позвонит, когда снова приедет в Нью-Йорк, и с удовольствием увидится с нами еще раз.

На обратном пути в Нью-Джерси в машине отец обернулся ко мне на заднее сидение и произнес:

– Ты и понятия не имеешь, с кем только что познакомился…

***

Та моя первая встреча с Майклом случилась благодаря тому, что он был признателен моему отцу. Когда Майкл останавливался в отеле Palace, отец всегда относился к нему со вниманием – в этом заключалась его работа, а отец выполнял свою работу хорошо. Он всегда следил, чтобы любимый номер Майкла был свободен к его приезду. Если Майкл хотел танцевальное покрытие в комнате, отец проверял, что его вовремя установили. Когда в отеле отдыхал Грегори Пек и Майкл пожелал с ним познакомиться, отец это устроил. Он контролировал безопасность входов и выходов для Майкла. Он был внимателен даже к мельчайшим просьбам, таким как, например, особая еда. Он очень старался, чтобы Майкл получал, все, что ему потребуется или захочется.

Майкл знал, что всем этим занимается мой отец, и в конце концов сказал Биллу Брею, что желает познакомиться с Домиником. Билл Брей организовал для них встречу. Когда они немного узнали друг друга, отец нашел Майкла чрезвычайно сердечным, любезным и скромным человеком. В то же время, уверен, и Майклу было комфортно с моим отцом, потому что он видел, что интересен Доминику не из-за своей знаменитости. Отец не благоговел перед его славой. Люди всегда испытывали к отцу расположение за его искренность. Вся его манера поведения показывает, что он видит в людях людей. Он слушает, не вынося суждений, и помогает, не ища личной выгоды. В мире Майкла такое отношение встречается редко, поэтому он начал видеть в моем отце друга. Он не стал просить ничего из обычного списка развлечений, которых желали звезды,– вместо этого он захотел побеседовать с Домиником и узнать его как человека. Сам отец не искал такой близости с важными персонами, проживавшими в отеле. Это Майкл инициировал дружбу, и конечно, отец был польщен такой честью, хотя она и была вполне заслуженной. Дружба крепла и постепенно переросла в товарищество, преданность и доверие на всю жизнь.

Конечно, для меня в четыре года встреча с Майклом Джексоном не значила ничего особенного. Я понятия не имел, кто он такой. Я не знал, что такое Thriller, лунная походка или Jackson 5, и даже если бы кто-то рассказал мне, едва ли проявил бы интерес. Я не особенно увлекался телевизором, а музыку слушал только ту, что мама ставила в машине. Я был самым обычным малышом из Нью-Джерси – ну, не считая, разве что, галстука-бабочки. Мы с другом Марком Дельвеккио строили крепости у дороги и обстреливали проезжающие машины водой из пистолетов. Я обожал гонять мяч, играть в лесу, лазать на деревья и вымазываться в грязи. Я любил игры на воздухе. Я был счастливым и беззаботным. Мне нравился любой новый человек, проявлявший интерес к моим интересам. У меня не было предубеждений, и я не выносил суждений. Майкл был другом моего отца и на пару десятков лет старше меня, но когда он обращался ко мне, он говорил не как взрослый говорит с ребенком. Он разговаривал со мной, как друг говорит с другом. Мы вместе играли, и долгое время эта простая основа служила достаточным базисом для нашей дружбы.

Две-три недели спустя после нашей первой встречи отец привез меня, моего младшего брата Эдди и нашу беременную маму в отель, чтобы снова встретиться с Майклом. Это были единственные два раза, что я видел его, перед тем как однажды ночью, когда меня уже уложили спать, в нашем доме в Хоторне, Нью-Джерси, раздался звонок. Хоторн был скромным городишкой, и мы жили в маленьком доме. У нас с братом была на двоих одна спальня с двумя кроватями, разделенными маленьким комодом. Я помню, как лежал в постели, гадая, кто это может звонить в дверь посреди ночи. Было слышно, как отворилась боковая входная дверь, и мгновения спустя к нам в комнату заглянули родители. С ними пришли двое мужчин: один из них – Билл Брей, второй – Майкл Джексон.

Ночной посетитель в нашем доме был явлением редким и исключительным. Мы с братом вскочили поприветствовать гостя, и я бросился доставать нашу впечатляющую коллекцию Детишек с Капустной Грядки и карточки «Малышей из мусорного бака», чтобы показать их Майклу. Потом родители велели нам продемонстрировать, как мы учимся играть на пианино. Я не проявил большого энтузиазма, но наиграл мелодию из «Звездных Войн» и «Für Elise». Брат Эдди, который в свои три года уже был более состоявшимся музыкантом, чем я, сыграл тему из «Огненных колесниц». Майкл был восхищен нашим выступлением.

Наверное, было бы преувеличением сказать, что в том возрасте я уже распознал в Майкле что-то необычное, отличавшее его от остальных известных мне взрослых, однако когда он в следующий раз навестил нас, я пожаловал ему то, что считал бесценным даром и одной из величайших ценностей: свою коллекцию карточек «Малышей из мусорного бака». Сначала он отказался принимать подарок, сказав: «Я не могу взять твои карточки!» Но я видел, как очаровала его коллекция, поэтому настоял: «Нет-нет, я хочу, чтобы они были у тебя». Это был мой первый подарок Майклу, и он хранил его всю жизнь (в своем бардаке под названием «гардероб» в Неверлэнде).

С тех пор визиты Майкла стали обычным делом. В то время он бы в турне с Джексонами в поддержку альбома Victory, поэтому часто бывал в Нью-Йорке и взял за правило в каждый свой визит навещать нас. Почему Майкл это делал? Почему самый занятой человек в шоу-бизнесе начал выделять время на с виду ничем не примечательную семью? Наверное, для него мы олицетворяли что-то, чего при всей своей славе он был лишен, и чего, может быть, ему где-то не хватало. Близкая дружба с моей семьей означала, что он мог сбежать в тихий зеленый пригород Нью-Джерси и хотя бы недолго пожить обычной жизнью с обычной семьей.

Что же касается времяпрепровождения с детьми и интереса к игрушкам и мультикам, то для Майкла в этом не было ничего сексуального. Когда он проводил время с детьми, он мог быть собой. Он всю жизнь находился под светом софитов, и люди из-за этого смотрели на него иначе. Но детям было все равно, кто он. Мне – точно было все равно.

В рамках того тура Джексоны дали три концерта на стадионе Giants, и родители сводили нас с Эдди на все три. В начале первого концерта, когда Майкл запел, я взглянул на отца и спросил: «Это тот же Майкл Джексон, который приходит к нам домой?» Тогда я впервые осознал, что в этом приятном человеке, разделявшем мою любовь к мультикам, Детишкам с Капустной Грядки и игрушкам, может быть, есть что-то по-настоящему выдающееся. На сцене он преобразился. Он больше не был похож на нашего друга Майкла. Это был Майкл-суперзвезда.

Время концерта для такого маленького мальчика, как я, было поздним, и мама с папой к таким вещам относились строго. Однако места в ложе на концерт Майкла Джексона были далеко не рядовым событием, и родители хотели подарить нам с Эдди как можно больше памятных впечатлений. Может быть, Майкл был величайшей звездой в мире, и может быть, им льстило состоять с ним в тесных отношениях, но их родительскими решениями двигало совсем не это. Они не были ослеплены Майклом. Да, было здорово узнать его ближе и проводить с ним время, и это было важно. Но по большей части, посещение концертов и остальных мероприятий, на которых мы в итоге побывали вместе с Майклом, было мотивировано дружбой. Это то, что мои родители делали бы для любого человека, которого любят. Отец ценил в Майкле не славу и знаменитость, а его улыбку, искренность, человечность. Он был тронут тем, что Майкл – суперзвезда в мире шоу-бизнеса – завел настоящую дружбу со всей нашей семьей. Моя мать, преданный и отзывчивый человек, узнав Майкла, начала оберегать его и испытывать к нему материнские чувства, так же, как испытала бы к любому доверенному и любимому другу. Она всегда была рядом, особенно когда со временем стала чувствовать, что он нуждается в ее верности и поддержке.

Мои родители придерживаются активной жизненной позиции. Двери их дома всегда открыты для мира, и каждый переступивший порог находит в этом доме тепло и уют. Такие уж они люди. Доминик Касио, мой отец, вырос в южной Италии. Он жил между Палермо и Кастельбуоно – маленьким городком, который я упоминал ранее. Эта деревушка – особое место, где людям не нужно много зарабатывать, чтобы знать цену важным для них вещам. Любовь, семья, религия, еда – вот удовольствия, которые ценятся в Кастельбуоно. Знаю, звучит как клише из фильма о романтике солнечной живописной Тосканы, но такие места действительно существуют. Мой отец вырос там, и хотя мать родилась в Нью-Йорке, ее семья тоже родом из Кастельбуоно.

Когда я рос, на наших воскресных ужинах всегда собиралось больше гостей, чем наша ближайшая (хотя и быстрорастущая) семья. Еще до того, как родились все пятеро детей, для моей матери было обычным делом готовить почти на двадцать человек. Наш дом в Нью-Джерси походил на отель: в нем постоянно появлялись какие-то люди, оставались на ужин, жили у нас днями, неделями, а иногда и месяцами. Неудивительно, что отец был так успешен в Hemsley Palace, – после многолетнего опыта управления нашим «Касио-Палас». Мои родители были центром своих семей и всегда собирали родственников на совместные обеды. Семья для них была на первом месте, и они привили детям такие же ценности.

Думаю, Майкл распознал наши ценности с самого начала. Ему уже было легко с моим отцом, и, познакомившись с остальными членами семьи, он, должно быть, увидел, что в душе мы – сердечные, честные люди, у которых нет иных мотивов, кроме как жить своей жизнью и жить счастливо. Это лучшее объяснение, какое я могу найти тому, почему Майкл влюбился в мою семью: мы никогда не видели в нем Майкла Джексона-суперзвезду. Мои родители не учили своих детей думать о людях в таких категориях. Мы уважали талант и успех Майкла и требования, которые они на него налагали, поэтому приспосабливались к его нетрадиционному расписанию. Мы шли на компромиссы в логистике, но никогда не изменяли себе и не воспринимали его как-то по-особенному. То есть, откровенно говоря, мне важнее всего было то, что он – взрослый, которому нравятся Детишки с Капустной Грядки и мультики. Черт с ней, с суперзвездностью: вот это было круто!

***

Следующие несколько лет такие отношения и сохранялись у нас с Майклом. Если поздно ночью раздавался звонок, мы с Эдди знали, что это он. Мы просыпались, бежали к нему обниматься и показывать свои новые игрушки и выученные фокусы. Вся семья разговаривала одновременно, приветствуя его как любимого родственника, прилетевшего издалека поздним рейсом.

Я никогда особенно не любил спать. Часто по ночам я шатался по дому, шпионя за родителями и исследуя темные загадки мира взрослых. Но время от времени я восполнял потерянные часы, отключаясь намертво. Вероятно, это была одна из таких ночей, когда звонок в дверь не разбудил меня. Вместо этого, открыв глаза, я обнаружил прямо перед своим лицом издающего звуки шимпанзе. С хладнокровием, которое сейчас удивительно вспоминать, я предположил, что это всего лишь сон, и спокойно наблюдал, как шимпанзе перепрыгнул на кровать Эдди, чтобы разбудить и его. Потом я осознал, что в нашей маленькой спальне столпились Майкл, Билл Брей, родители и еще один человек – как я позже узнаю, Боб Данн, тренер обезьяны. Было уже за полночь, и шимпанзе, в тот момент пугавший моего брата, был легендарным Бабблзом, любимым питомцем Майкла.

По мере того, как Майкл становился привычной частью моей жизни, я узнавал больше о нем и его музыке. Как-то в первые месяцы, вскоре после знакомства с ним, я заявил воспитательнице в детском саду: «Я умею играть на пианино. Сейчас я буду играть “Thriller”», – и начал стучать по клавишам в уверенности, что моя интерпретация «Триллера» впечатлит класс. Но воспитательница сказала: «Отойди от пианино, ты его сломаешь!»

Примерно год спустя, когда я учился в первом или втором классе, нам дали задание принести в школу что-нибудь важное, о чем можно рассказать историю. Я все не мог придумать, что же принести, пока мама не предложила взять фотографию Майкла. Хотя я по-прежнему воспринимал его как своего друга, я начинал понимать, что люди знали Майкла как кого-то большего, как человека, которого я видел выступавшим на огромной сцене стадиона Giants в свете прожекторов и под гром аплодисментов. И я взял в школу фотографию – ту самую, что была сделана в первый день, когда я познакомился с ним. Мальчик, который выходил передо мной, прошел по классу, показывая ученикам плюшевого медведя. Он рассказал, как зовут медвежонка и чем он особенный. (Простите мне, что я не запомнил подробностей.) Потом встал я и сказал: «Это фотография Майкла Джексона. Он мой друг. Он – певец и артист». Учительница возраста лет шестидесяти подозвала меня к столу и попросила взглянуть на снимок. Вид у нее был слегка изумленный.

– Это настоящее фото? – спросила она.

– Да, настоящее, – ответил я.

Тогда она объявила:

– Класс, это Майкл Джексон. Он очень, очень известный певец.

И хотя я не вполне понимал, почему, я испытал прилив гордости.

***

Когда Майкл жил у нас, одним из его любимых занятий было помогать маме убираться в доме. Он обожал пылесосить. Он рассказывал нам, что в детстве они с братьями и сестрами пели, проводя уборку. Один из братьев пел первый куплет, второй придумывал B-секцию, а третий сочинял припев или, как Майкл его называл, «хук». Потом кто-нибудь из братьев пел второй куплет, а кто-то еще – связующую часть. Так они сочиняли отличные вещи, пока убирались. Во всяком случае, если верить его словам… Я всегда подозревал, что эта история была хитрой уловкой, чтобы мотивировать нас с братом работать. Наши кровати заправляла мама, и в комнате убиралась мама. В этом смысле мы были избалованы. Но Майкл всегда настаивал, чтобы мы ей помогали.

– Вы даже не представляете, какая ваша мама особенная! – говорил он нам. – Однажды вы поймете.

Майкл признавался, что наша мама, Конни, напоминает ему его собственную мать, Кэтрин. Никогда не забуду случай, когда я разозлился на мать и накричал на нее. Майкл резко отчитал меня, сказав: «Никогда не смей говорить так с матерью, никогда! Она тебя родила. Если бы не она, тебя бы здесь не было. И она умрет за тебя. Ты обязан уважать свою мать». Будучи итальянцем, я и так был научен уважать мать, но выговор Майкла придал старому наставлению дополнительный вес, и я принял его слова близко к сердцу.

Больше всего, помимо доброго и заботливого сердца, в моей маме Майкл ценил ее стряпню. Каждый раз, придя к нам в гости, он умолял ее приготовить на ужин фаршированную индейку с картофельным пюре, бататом и клюквенным соусом. Майкл обожал клюквенный соус. И неизменно персиковый пирог на десерт: о персиковом пироге Майкл говорил так, что можно было подумать, будто речь о втором пришествии.

У моего отца и дяди Алдо был ресторан под названием «Aldo’s». Когда мы приводили туда Майкла, мы обедали в приватной комнате, чтобы ему было комфортно и он мог спокойно поесть, не испытывая на себе посторонних взглядов. Но где бы мы ни ели – дома или в «Aldo’s», быть с Майклом казалось нам совершенно естественным. Забавно то, что никто из нас никогда толком не говорил о нем с другими людьми. Мы любили его, н

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 20 21 2223