My Friend Michael by Frank Cascio 16 страница

В каком-то смысле я не мог упрекать Джона в чем-либо. Возможно, он действительно пытался сохранить деньги Майкла. Определенно, в организации были люди, от которых нужно было избавиться. Но в то время как Курт и Дерек делали то, что, на мой взгляд, было необходимо для отладки работы организации Майкла, Джон, по моему мнению, прощупывал не тех людей. Хоть эти люди и получали вознаграждение за свою работу, их отношения с Майклом были гораздо глубже, чем просто деньги. То же самое можно было сказать и обо мне.

Помогая Брэду и Карен сохранить свои должности, я дважды встал у Джона на пути и знал, что за это придется дорого заплатить. Когда Джон понял, что проблема во мне, он обратил свой топор против меня. От родителей я узнал, что он сказал Майклу, будто бы я – сам дьявол, и ему нужно избавиться от меня. Очевидно, мои родители были не единственными, кому Майкл рассказал об этом вопиющем обвинении, поскольку начали шириться слухи, что Джон Маклейн называл меня дьяволом. Однако вместо того чтобы поверить его предупреждениям насчет меня, после юбилейных концертов Майкл велел мне уволить Джона. Майклу не понравилось то, что Джон с удовольствием принял в награду стандартный процент прибыли менеджера, хоть и не занимался планированием и устроением концерта, а потом даже не явился на шоу.

Все же, это увольнение так толком и не состоялось, и после очередного разговора с Майклом Джон вернулся и продолжил мутить воду. Поскольку я фактически был ответственен за его увольнение, я чувствовал себя так, будто мне на спину прицепили огромную мишень. Тот факт, что Майкл оказался в самой гуще ссоры с двумя людьми, которых привел я, означал, что теперь мне следует быть очень, очень осторожным, больше чем когда-либо.

Я не мог сказать точно, когда именно у меня снова появятся проблемы, но знал наверняка, что это вскоре случится. Так и вышло.

В феврале 2002 года мои родители поехали в «Неверленд», чтобы отпраздновать рождение Бланкета и пятый день рождения Принса. Моя мать была с Майклом, когда он забрал ребенка у представителя суррогатной матери в отеле. Они привезли Принса Майкла Джексона-II в «Неверленд» на роскошном частном автобусе.

– Гляди, гляди, гляди! Он прекрасен! – повторял Майкл. Он был в полном восторге.

Младенец был завернут в несколько уютных одеял, и моя мать сказала гордому папочке:

– Он такой мягкий, обнимательный, как одеялко (blanket).

Прозвище прилипло намертво. С тех пор малыш стал Бланкетом.

В «Неверленд», среди всех этих приятных волнений и радостных событий, Майкл отвел моих родителей в сторонку, чтобы поговорить с ними с глазу на глаз.

– Вы не поверите, что вытворил Фрэнк, – сказал он им. Он выглядел рассерженным.

– Что же он такого сделал? – спросил мой отец.

– Фрэнк хотел, чтобы какая-то девелоперская группа заплатила ему миллион долларов за то, чтобы он познакомил их со мной. Представляете?

Он был очень расстроен, собственно, как и должен был бы – в случае, если бы это обвинение было правдивым. Мой отец хорошо знает меня. Мне не присуща жадность. Я никогда не брал с людей денег и взяток (поверьте, с тех пор, как я отказался от того первого чемодана с деньгами, у меня было много подобных случаев).

– Прости, – сказал мой отец, – я хоть сейчас суну руку в огонь и поклянусь, что это не так. Я знаю своего сына. Ты тоже знаешь его. Он никогда бы так не поступил.

Отец позвонил мне в тот же день, чтобы рассказать мне о том, что услышал. Эти обвинения взбесили меня. Я никогда не просил и не требовал денег. Я просто не мог поверить в то, что говорилось и делалось вокруг.

У меня и раньше были определенные подозрения, но теперь у меня имелись доказательства того, что люди пытались уничтожить мою дружбу с Майклом и не останавливались ни перед чем. Мне был 21 год, и в сделках от имени Майкла я всегда вел себя бесстрашно, поскольку мне был дорог только один человек – сам Майкл. Поэтому, если я видел что-то, что казалось мне неправильным, я всегда был первым, кто обращал на это его внимание. Не имело значения, была ли эта проблема вызвана новичком или человеком, бывшим в бизнесе уже 20 лет. Мне плевать. Но теперь ставки возросли. В данном случае люди нацелились на то, чем я дорожил больше всего – мнение Майкла обо мне.

Я сразу же позвонил ему, все еще взбешенный тем, что он мог допустить хотя бы тень мысли о том, что эти обвинения могли быть правдой. Развивавшаяся годами паранойя Майкла в этот момент пребывала на пике. Он сомневался во мне, чего никогда раньше не делал. Я никогда не давал ему поводов сомневаться во мне.

– Я никогда бы не взял деньги, – сказал я Майклу. – Ты же знаешь это.

– Ну, я тут получил письмо, – ответил Майкл. Кто-то из менеджеров прислал ему официальное письмо, утверждая, будто бы я сказал: «Если хочешь чего-то добиться здесь, тебе придется иметь дело со мной. Тот чувак во Флориде, Эл Малник, тебе не нужен». Эл Малник был очень уважаемым бизнесменом, давно консультировавшим Майкла, и я был о нем очень высокого мнения. Я ясно видел, что Эл хочет по-дружески помочь Майклу, а не действовать в своих интересах.

– Я доверяю Элу и восхищаюсь им. Я никогда бы не сказал чего-то подобного о нем! – протестовал я.

Когда этот разговор завершился, я так и не смог понять, поверил ли мне Майкл, но вскоре после этого я вернулся в «Неверленд», чтобы помочь Марку Шаффелу с видеоклипом What More Can I Give. Мы все ездили на свадьбу Дэвида Геста и Лайзы Минелли в марте, но я никак не мог выбросить из головы эти обвинения, выдвинутые против меня, подорванную веру Майкла в мою преданность и тень, брошенную на нашу дружбу, которой я так долго дорожил. Как бы я ни старался отбросить все это, неприятный привкус недавних событий не исчезал. Со всей этой катавасией с Куртом и Дереком и безосновательными обвинениями против меня мне ничего не оставалось, кроме как принять то, что некоторые беспощадные личности очень хотели убрать меня из мира Майкла. Начали сказываться стресс и давление.

Моя работа или роль – неважно, как я называл свои рабочие отношения с Майклом – не была обычной, нормальной ситуацией. Это было совсем не похоже на первую работу, которую получает большинство людей, я знал это и принимал это, со всеми ненормальностями. Путь познания был очень крут, это была игра для серьезных игроков. Майкл в роли наставника был великолепен и отнюдь непрост, но самые большие «белые пятна» в этом обучении относились к тому, чтобы держать паранойю под контролем и отличать далекие от идеализма мотивы окружавших его людей. Если он не мог провести меня по этой территории, мне приходилось самому разбираться в том, как играть в этом мрачном мире. Я всегда заботился об интересах Майкла, в этом я никогда не сомневался, и казалось, что этого вполне достаточно, но нет. Я никогда не думал, что эта политика окажется настолько грязной, но даже если бы и предполагал такое, то уж точно не подумал бы, что это может встать между мной и Майклом. Я знал, что Майклу приходилось очень несладко и в финансовом, и в эмоциональном плане, и ему было тяжело доверять кому-либо. Но теперь моя профессиональная жизнь с Майклом становилась проверкой наших личных отношений. Я не хотел терять нашу дружбу, поэтому долго, мучительно размышлял над тем, как поступить.

После свадьбы, когда мы снова вернулись в «Неверленд», я сказал Майклу, что нам нужно поговорить. Мы сели в его комнате, и я с тяжелым сердцем сказал ему, что мне нужен отпуск.

– Ты вырастил меня, – сказал я с чувством, кажется, даже немного всплакнул. – Ты знаешь обо мне все. И я не хочу, чтобы эти люди встали между нами. У меня здесь нет никаких планов. Моим главным планом всегда было уберечь тебя от этих людей, чтобы они не поимели тебя. Но теперь на меня нападают и обвиняют меня, и это влияет на нашу дружбу и нашу семью. Думаю, мне нужен отпуск.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросил Майкл. На самом деле я вообще не знал, чего хочу. Я лишь понимал, что мне нужно время подумать и как можно дальше уйти от этой мерзкой ситуации. Я так долго жил ради Майкла и его работы. Я всегда ставил себя на второе место. Теперь это не стоило того. Я просто хотел уйти.

– Люди, окружающие тебя, терпеть меня не могут, а ты веришь в некоторые вещи, которые они тебе рассказывают.

– Я всегда тебя защищаю, – сказал Майкл. – Я всегда слежу за твоим тылом. Я не верю этим людям.

– Но поверил ведь, – ответил я. То, что моя преданность подвергалась сомнениям, просто убивало меня, и я знал, что это случится снова.

– Ну, ты же все еще здесь, – сказал он. – Ничего не изменилось.

– Я знаю. Но сейчас я должен это сделать.

– Послушай, ты должен делать то, что лучше для тебя. То, что сделает тебя счастливым.

И хотя Майкл говорил очень спокойно, я видел, что он пребывает в полном смятении. Мы оба ощущали это. Но он понимал и уважал мое решение, каким бы трудным оно ни было. После этого мы немного потусовались, поужинали, посмотрели кино. Через пару дней я уехал в Нью-Йорк.

Это был март 2002 года. Я работал на Майкла всего три года, но мне казалось, что минуло сто лет. Впервые в своей взрослой жизни я взял тайм-аут.

***

Я покинул «Неверленд» и отправился обратно на восток. Я вышел из ураганной жизни Майкла. Пришло время выходить в большой мир, решить, чем я хотел бы заниматься, и строить свою собственную, независимую карьеру. Я немного пожил у родителей, отдохнул с друзьями, а затем обустроился в офисе одного из своих друзей, размышляя над следующим шагом. Мне не нужны были быстрые ответы на вопросы. Я сознательно дал себе время на размышления. Внешне я был в полном порядке, но у меня не было никакой цели. Я был потерян. У меня не было плана. Мне очень не хватало моего лучшего друга. Мне не хватало моей жизни. Работа с Майклом была для меня не просто работой. Это было гораздо больше того, что я делал. Это и был я сам.

Не определившись ни в одном из аспектов своей жизни, я сделал лучшее, что мог сделать человек в такой ситуации. В мае я поехал отдыхать в Италию с красивой женщиной. Валери и я отправились в дом ее семьи на прекрасный остров Тосканы, где проводил свое изгнание Наполеон. Место побега от реальности для королей. Затем мы поехали во Флоренцию, где сняли квартиру. Мы вместе готовили, пили вино, смотрели какое-то местное шоу по телевизору – «Если бы я был знаменит» – и оба сходили по нему с ума. Но любой отдых рано или поздно заканчивается, поэтому через три недели я вернулся в Нью-Йорк и тут же наткнулся на старого друга, Винни Эймена; его отец и мой дядя вместе мыли посуду в ресторане, когда были подростками. Наши семьи владели популярными ресторанами в разных городах, и мы с Винни вместе играли в футбол с тринадцати лет. В старших классах мы ходили на школьные балы, но всегда торопились поскорей вернуться назад к своим семьям, чтобы пить вино и поглощать итальянские закуски, коих всегда было в изобилии в наших домах. Большинство ребят шли в город на пиццу, но только не мы.

Я знал, что хочу и дальше работать в шоу-бизнесе, но конкретных идей у меня не было. Винни закончил «Карнеги Меллон». Он был умным и трудолюбивым. А еще он был очень организованным – как раз такой человек, который вставил бы мне мозги на место. Поэтому я объединился с ним и уговорил его поменять фамилию на «Блэк». Не спрашивайте меня, почему. Мне просто нравилась эта фишка со сменой фамилий.

Получается, что я на самом деле и не отстранялся от дел. Я не умел расслабляться. Винни и я с бешеной скоростью строили планы по захвату вселенной.

Пока я был в отпуске, имя Майкла гремело в новостях – вместе с Элом Шарптоном он возглавил протесты против Sony Music, эксплуатировавшей его и прочих чернокожих артистов. Когда Invincible не продался так, как хотелось Майклу (и это после всех адских трудов), он обвинил во всем Sony и ее руководство. Он считал, что компания ничего не делала для рекламы и продвижения альбома. Sony явно имела дело с конфликтом интересов в данном случае, поскольку была заинтересована в каталоге Битлз. Осенью 2001 года, когда альбом только-только вышел, Майкл устроил рекламную автограф-сессию в музыкальном магазине Virgin Megastore – раздавал автографы, пока магазин продавал его альбом. Я сидел по одну сторону от него, мой брат Эдди – по другую. Я знал, что Sony хотела, чтобы Майкл устроил несколько таких мероприятий, а заодно поехал в тур, как делал и с прошлыми альбомами, поскольку с помощью гастролей можно было наверняка поднять объемы продаж. Но Майкл устал от всего этого. Он гастролировал всю свою жизнь. Он хотел, чтобы Sony придумала какой-то новаторский способ раскрутки альбома, но не желал, чтобы в этой раскрутке участвовал самый мощный актив компании – то есть, он сам.

Все это время Майкл вполне был способен полностью развернуть ситуацию так, как ему хотелось, но он был очень зол, и все его усилия были прямо пропорциональны обязательствам Sony в отношении составления и выполнения маркетингового плана, который так и не увидел свет. В итоге схлестнулись два сильнейших эго – Майкла и Томми Моттолы, что и помешало раскрутке действительно классного альбома.

В июне 2002 года Майкл решил, что пора действовать, и избрал несколько нестандартный способ протеста: он стоял на крыше даблдекера, подняв в воздух плакат с надписью «Иди к черту, Моттола», пока автобус ездил вокруг главного офиса Sony. То, что я официально уже не работал на него, не означало, что я должен был держать свое мнение при себе. Я так привык защищать Майкла, что избавиться от этой привычки уже не мог. Надеясь на остатки своего влияния, я встретился с ним в номере отеля Palace.

– Что же ты творишь? – спросил его я. – Ты же Майкл Джексон. Ты гораздо выше всего этого.

Майкл сидел за письменным столом. Он только что говорил по телефону с президентом своего фан-клуба – они планировали привлечь поклонников к этой акции протеста.

– Фрэнк, – сказал он мне, – эти люди пытаются отнять у меня каталог. Я устал от того, что мной все время пользуются. Их надо разоблачить.

– Не то чтобы я не был с тобой согласен по поводу Sony, – возразил я, пытаясь продемонстрировать ему свою поддержку. Но как бы я ни старался, я совершенно не видел смысла в том, чтобы устраивать марши протеста с табличками. – Но я против этой идеи с автобусом.

Майкл выглядел уставшим и злым. Подобное проявление эмоций на людях было против его природы, но он уже дошел до ручки. Он надеялся, что этот альбом вытащит его из финансовой ямы и тех исков, которые так донимали его. Он срывал свою злость и разочарование на Sony. Если бы я еще работал с ним, я бы сделал все, что мог, чтобы успокоить его и охладить его пыл, поговорить с ним, найти какое-то решение и избежать подобных публичных демонстраций, недостойных его. Не знаю, кто там нашептывал ему на ухо в то время, но если кто-то настраивал его на подобные сражения, думаю, это был очень плохой советчик. Маркетинговые планы Sony для Invincible совершенно не касались расы, и попытки повернуть все так, будто проблема и впрямь была в цвете кожи артиста, были, по моему мнению, ниже достоинства Майкла.

– Я не хочу в этом участвовать, – сказал я. Разумеется, поскольку я уже не работал на Майкла, мне и не нужно было волноваться, что меня втянут в это. Но мне так не казалось. По привычке я все еще был с Майклом во всем, что он делал. Это был первый раз, когда я сказал ему, что не буду поддерживать его начинания.

Пару месяцев спустя я снова высказался. Я просто не мог сдержаться. То, что я официально не работал на Майкла, не имело значения, я не мог молчать. К тому времени мы с Майклом разговаривали и виделись каждый раз, как это позволяли наши графики. Труди Грин, менеджер Майкла в то время, сказала ему, что на грядущей церемонии MTV Music Awards, которая выпадала на 29 августа 2002 года, 45-й день рождения Майкла, телеканал MTV собирался вручить ему награду «Артист тысячелетия» – честь, которая ранее не была оказана никому. Когда Майкл впервые сказал мне об этом, это звучало здорово. Он считал, что это и впрямь большая честь, и был очень взволнован получением такой награды.

Затем я услыхал от одного своего друга на MTV, что такой награды не существует. На самом деле канал не собирался вручать какие-либо подобные награды Майклу. Они просто хотели поздравить его с днем рождения. Когда я пересказал это Майклу, он сразу же позвонил Труди и включил громкую связь, чтобы я мог слышать их беседу. Труди сказала ему, что я определенно не имею представления, о чем говорю. И чем это я занимаюсь, с чего это я вообще разговариваю с MTV? (Я был занозой в ее заднице, вот чем я занимался.)

– Ага, – сказал Майкл, – Фрэнк, наверное, просто что-то перепутал.

Положив трубку, он сказал мне, что мне нужно сначала уточнить факты, а уж потом начинать создавать проблемы. Поэтому у меня не было выбора, кроме как поверить, что мне предоставили неправдивую информацию. Когда я снова связался со своим другом на MTV, он продолжал настаивать на своей версии. По его словам, именно Труди располагала неверными данными… если не хуже. Опять-таки, я рассказал об этом Майклу, но тому тоже надоела эта канитель. Он велел мне не вмешиваться в это.

– Ты еще молод, – сказал он. – Тебе нужно слушать и учиться у этих людей и у меня. Поверь мне, Фрэнк, если бы у меня было нехорошее предчувствие насчет всего этого, я бы не стал этим заниматься. Это «Артист тысячелетия». Это важно.

– Окей, без проблем, – ответил я. Но я не мог просто так оставить все это.

Вечером, когда должна была состояться церемония, я предупредил его в третий раз. Теперь Майкл по-настоящему разозлился на меня и не замедлил поставить меня в известность, что сердится. Даже если бы я все еще работал на него, это точно так же испытывало бы его терпение. Он был очень взволнован этой наградой и не хотел верить в те неприятные вещи, которые я говорил ему. Я надеялся, что ошибаюсь, но был почти уверен, что ошибки тут нет. Майкл пригласил всю мою семью на церемонию, но я просто не мог смотреть, как все это развалится прямо у меня на глазах.

– Думаю, мне лучше не идти с тобой сегодня, – сказал я ему. – Ты иди. Потом увидимся.

Поэтому Майкл забрал мою семью в зал, а я ушел в одиночестве.

В ту ночь Бритни Спирс, представляя Майкла публике, действительно назвала его «артистом тысячелетия» и подарила ему торт ко дню рождения. Но никакой награды не было. Тем не менее, Майкл выдал благодарственную речь, которую подготовил для получения награды. Момент был крайне неловкий, и, разумеется, пресса вовсю повеселилась, смакуя это.

Ради Майкла я надеялся, что ошибался насчет награды, но также ощутил, что меня оправдали, когда открылась правда. На следующий день представитель MTV заявил, что «кто-то что-то напутал», и я был уверен в том, где именно случилась путаница: в офисе Труди.

Мы с Майклом встретились в его номере уже после того, как я пошел домой. Он хотел выпить немного «Сока Иисуса», прежде чем лечь спать. Когда он открыл мне дверь, я увидел, что он одет в пижамные штаны, футболку и шляпу. Пока он вел меня в гостиную, он сказал: «Ну, да, да, да-а-а!» – обычно он говорил так, когда имел в виду «Ты был прав». Он уже заказал две бутылки белого вина. Пока мы пили по первому бокалу, я заявил ему:

– Я скажу это только один раз, чтобы нам больше не пришлось к этому возвращаться… Я же говорил!

И улыбнулся.

– Да-да, – ответил Майкл, – только смотри, не загордись.

– Слишком поздно, – сказал я, и мы оба рассмеялись.

Майкл привык к моей прямоте, и, казалось, его это не беспокоило. Представьте себе мой шок, когда через несколько недель, как гром среди ясного неба, я получил письмо от Брайана Волфа, одного из адвокатов Майкла. В письме было сказано, что он пишет от имени Майкла и приказывает мне не связываться с кем-либо из друзей или партнеров Майкла, с которыми я познакомился в ходе работы на Майкла. Далее меня информировали о том, что я больше не имею права представляться сотрудником Майкла. Письмо выглядело вполне официально, а среди получателей копии письма значились сам Майкл, Джон Маклейн, Труди Грин, Джон Бранка (еще один юрист Майкла) и Барри Сигель (бухгалтер Майкла). Какого хрена?..

Мой мозг на мгновение застыл, и тут меня осенило. Я совершенно точно знал, о чем это письмо. Майкла и меня это никак не касалось. Я уже бывал в такой ситуации раньше: это письмо было точно таким же, как и то, в котором меня обвиняли во взяточничестве, но в этот раз письмо, исполненное вранья, пришло не Майклу, а мне. У меня не было никаких сомнений: это было письмо-угроза. Люди, указанные в получателях копии, все еще ненавидели меня за то, что я оспаривал их решения и угрожал им потерей работы и влияния. Теперь они пытались отрезать меня от Майкла.

После всех лет, проведенных вместе – вот к каким результатам это привело.

Глава 19. Лекарство от моего безумия

Прошло несколько месяцев после того, как я получил письмо, в котором мне запрещали контактировать с Майклом. Но в ноябре 2002 года я приехал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с продюсером Марком Шаффелом и обсудить один из моих проектов. Примерно в то же время, невзирая на это письмо, я устроил для Майкла получение награды Bambi в категории «Популярный артист тысячелетия» в Германии (это уже, кажется, третья версия того, кто организовал эту награду, и все божатся, что были первыми, кому это пришло в голову. – прим. пер.), а Марк делал видеомонтаж на песню What More Cаn I Give. Я знал, что Майкл скоро поедет в Европу, поэтому позвонил ему и сказал:

– Майкл, я сейчас в ЛА и хотел бы увидеться с тобой.

Он пригласил меня в «Неверленд», где у меня все еще оставалась моя собственная комната и офис, где хранилась моя одежда, бумаги и еще Бог знает что. С момента нашей последней встречи прошло немало времени, и я с нетерпением ждал визита, а заодно захватил с собой письмо, которое получил от Брайана Волфа. Оно жгло мне карман.

По приезде в «Неверленд» меня проводили в библиотеку, потом туда пришел Майкл, и мы обнялись. Мы были счастливы видеть друг друга. Майкл, видимо, наслаждался отдыхом. Он выглядел расслабленным и спокойным, и я надеялась, что вся паранойя и злоба, сопровождавшие релиз Invincible, остались в прошлом.

Майкл поблагодарил меня за то, что я организовал Bambi, и после того, как мы обменялись последними новостями о своей жизни, я подошел к этому неловкому вопросу, походившему на слона в посудной лавке.

– Слушай, я буду честен с тобой. Я очень расстроен и разочарован одной вещью. Почему ты отправил мне это?

Я отдал ему письмо. Майкл стал читать его, и по мере чтения глаза у него вылезали на лоб.

– Фрэнк, я не посылал тебе это письмо, – сказал он будничным тоном.

Если у меня и оставались какие-то подозрения о том, что он попросту разыграл передо мной невинного младенца, то его следующее действие полностью разрушило эти подозрения. Он поднял трубку и позвонил Карен.

– Почему кто-то послал Фрэнку письмо без моего разрешения? – спросил он ее. – Скажи Брайану Волфу, пусть немедленно перезвонит мне.

Карен не была указана в получателях копии письма. Она вообще слышала об этом впервые, но она была главным контактным лицом Майкла, человеком, которому он звонил, когда ему нужно было срочно решить какие-то вопросы. Майкл рвал и метал. Он определенно говорил правду: он никогда раньше не видел это письмо. Все еще держа телефон в руке, он спросил:

– Твои родители знают об этом?

– Да, я рассказал им.

Он сразу же перезвонил моему отцу:

– Я понятия не имел, что Фрэнку отправили это письмо. Я никого на это не уполномочивал, и мне очень жаль, что так случилось.

С тех пор, как я получил письмо, я совершенно не знал, в каких отношениях я теперь пребываю с Майклом. Теперь же, увидев его реакцию, я облегченно вздохнул. У нас снова было все хорошо. Однако мне стало ясно, что я нажил себе влиятельных врагов, которые хотели убрать меня, но, несмотря на то, что Майкл тоже осознал это, он не собирался кого-либо увольнять из-за этого. Я, естественно, считал, что это письмо было основанием для увольнения, но за эти годы было множество вещей, которые, как я считал, Майклу следовало бы сделать, и если мой опыт чему-то и научил меня, так только тому, что Майкл всегда принимал решения самостоятельно, никого не слушая. Поэтому я сделал глубокий вдох и просто отпустил ситуацию.

Сделать это было гораздо проще, чем я ожидал, поскольку я с нетерпением ждал, когда же Майкл покажет мне своего третьего ребенка: удивительно, ему уже целых восемь месяцев. Майкл отвел меня в детскую, в ту же детскую, где обитали Принс и Пэрис, пока им не выделили их собственную комнату на том же этаже. Бланкет спал, и пока мы с Майклом смотрели на него, я отметил про себя, что он был такой же прелестный, как Принс и Пэрис в этом возрасте. Я перевел взгляд на Майкла и увидел у него на лице выражение, подтверждавшее, что за эти восемь месяцев с момента рождения Бланкета его отцовский энтузиазм ничуть не угас.

Вернувшись в библиотеку, Майкл вскользь упомянул двух людей, которые (хоть мы тогда этого не знали) очень скоро причинят ему невиданный ущерб. Первым был Мартин Башир, который, как сказал мне Майкл в тот день, снимал документальный фильм о нем. Друг Майкла, Ури Геллер, экстрасенс, известный своей способностью гнуть ложки силой мысли, предложил эту идею Майклу, пояснив ему, что интервью с таким уважаемым журналистом, как Башир, поможет людям понять его и, соответственно, полностью изменить их представления о нем. Майкл особенно проникся, когда Ури сказал ему, что принцесса Диана тоже давала интервью Баширу.

В последующие годы многие люди, включая и меня, не раз будут подвергать сомнению решение Майкла об участии в документальном фильме Башира. По правде говоря, я не знаю, кому и как удалось убедить Майкла сделать этот фильм, но, основываясь на словах самого Майкла, могу представить, что Ури и Башир взывали к его эго: «Майкл, посмотри на всех остальных, кто уже дал интервью Баширу. Ты Король поп-музыки. Мир знает твою музыку. Людям нужно узнать тебя получше, у тебя ведь такая увлекательная и поучительная жизнь». Как бы скептически он ни отнесся к этой идее, такие увещевания определенно возымели на него нужное влияние. Кроме того, мне совсем нетрудно поверить в то, что Майкл надеялся на этот фильм, надеялся, что интервью положит конец преследованиям прессы. В конце концов, я могу представить ход его мыслей: люди так хорошо отреагировали на откровенную речь, которую он произнес в Оксфордском университете. Возможно, если он позволит себе открыться еще раз, более широкая аудитория поймет его истинную сущность.

– Ты уверен насчет этого? – спросил я его, даже не пытаясь скрыть свое смущение. Моя осторожность была привычной для Майкла.

– Да, Фрэнк, – ответил он. – У меня все под контролем. Он не сможет ничего издать или показать без моего разрешения.

Услышав это, я немного успокоился. Он дал Баширу обширный доступ ко всему, тот даже сопровождал его на церемонию Bambi Awards, но, по крайней мере, Майкл сможет утвердить окончательную версию фильма. Если у него был решающий голос, значит, его просто не могли подать не в том свете, не так ли?

– Фрэнк, знаешь, с кем ты разминулся? – спросил он меня, отвлекая меня от сомнений насчет намерений Башира. – На ранчо пару дней назад был Гэвин.

Я долгое время не думал об этом Гэвине – что, несомненно, было к лучшему. В 2000 году, когда Гэвину Арвизо было 10 лет, ему поставили диагноз – рак. Майкл услышал о нем и организовал для него сбор крови. В ответ Гэвин выразил желание познакомиться с Майклом, поэтому тот несколько раз приглашал его в «Неверленд». В то время мальчик передвигался на костылях и был очень слаб после химиотерапии. Майкл пытался помочь ему, давал ему аффирмации, чтобы тот внушал их самому себе каждый день. Он поддерживал и всячески поощрял его в борьбе с раком, обещая ему новые поездки на ранчо, если мальчик поправится достаточно для того, чтобы перенести поездку. Помимо моральной поддержки Майкл также обеспечил им и финансовую.

Гэвин был всего лишь одним из множества детей, которым Майкл пытался помочь, и в то время как родители большинства детей были очень вежливы и благодарны ему за помощь, от родителей Гэвина у меня мурашки бежали по коже с первого же дня. Поначалу я даже не мог понять, что именно мне не нравится; это было просто неприятное чувство где-то глубоко внутри. Затем, во время одного из первых визитов семьи на ранчо Дэвид, отец семейства, попросил у меня денег, чтобы купить машину. Они были на ранчо всего пару раз, и Майкл уже сделал для этой семьи очень много, поэтому я знал, что к раздаче денег направо и налево нужно подходить с определенными тонкостями и тактом.

– Мы не можем дать вам денег, – сказал я, – но я поговорю с Майклом, может быть, у нас найдется машина, которую мы можем вам одолжить.

Оказалось, что такая машина у нас была – Майкл отдал семье видавший виды грузовичок, который не использовали на ранчо. Но сам факт того, что у меня состоялась такая беседа с Дэвидом, был тревожным признаком. После всего того, что Майкл пережил из-за Чандлеров, я всегда был начеку, когда речь шла о семьях, намеревавшихся поживиться за его счет.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒