Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





С. Ю. Ключников 6 страница



Но вот из-за этого схватывания приятного (или схватывания того, что обещает избавить от неприятного) мы и оказываемся вовлеченными в кар­мические образования, повторяя те же виды волевых импульсов и созна­тельно-волевых действий, которые в нашей предыдущей жизни породили сознание перерождения, обусловившее эту жизнь. Чувство обусловливает желание, желание обусловливает схватывание, а схватывание обусловли­вает континуум действий становления, создавая энергию, которая станет зерном репродуктивного сознания в следующей жизни. Из-за этих карми­ческих действий, причиной которых является хватание, и становится не­избежным очередное рождение.

Поскольку имеет место рождение, то неизбежны болезни, неизбежна скорбь. Неизбежны распад, физическая боль, всяческое страдание, смерть. И гак — вертится колесо, и нет конца этой безличностной цепи каузальности.

Проблемой Будды было, и проблемой всех нас является — найти вы­ход из этого цикла или кольца обусловленности. Говорится, что в ту ночь, когда Будда пришел к просветлению, он шел по этому циклу назад через все воплощения Закона Зависимого Происхождения в поиске звена осво­бождения. Откуда и почему — старость, болезнь и смерть? Они — след­ствие рождения. Откуда рождение? Из-за всех действий становления, всех волевых деятельностей, мотивированных алчностью, ненавистью и заб­луждением. Почему мы вовлеклись в эти виды деятельностей? Из-за им­пульса хватания. Откуда импульс хватания? Из-за наличия в уме желания. Откуда желание? От фактора чувства, качества приятного и неприятного.


Опыт прозрения

Откуда чувство? От контакта. Откуда контакт? От факта существования чувственных сфер и всего потока ментально-телесных феноменов.

Но мы, будучи уже «свершившимся фактом», что можем мы поделать с этим ментально-телесным процессом? Он обусловлен неведением, рабо­тавшим в прошлом, и самим фактом рождения. Таким образом, нет спосо­ба избежать процесса контактов. Не существует способа заблокировать сен­сорные органы, даже если бы это было желательно. А если есть контакт, то нет способа остановить возникающее чувство. Есть контакт — и готово чувство. Оно — общий фактор ума. Но именно здесь, именно в этой точке и может быть разорвана вся цепь.

Понимание Закона Зависимого Происхождения, то есть того, как одно влечет за собой необходимость возникновения другого, дает нам ключ к решению проблемы: как разорвать цепь обусловленности. Пусть возника­ют приятные вещи — мы не прилепимся к ним. Пусть возникнут неприят­ные вещи — мы не отвергнем их. Пусть возникнут вещи нейтральные — мы не пропустим их как не стоящие внимания и не забудем об их присут­ствии. Будда говорил, что путь забывчивости и забвения есть путь смерти. Путь же мудрости и осознанности есть тропа, ведущая к бессмертным. В нашей воле разорвать эту цепь и освободиться от обусловленных реакций. Но это требует мощного состояния полного-бодрствования-мысли внут­ри каждого текущего момента, ибо только при этом условии возможно не позволять чувствам порождать желания.

Когда ум отягощен неведением, чувства беспрепятственно обуслов­ливают желания. При наличии чего-то приятного мы хотим завладеть им; если же возникает что-то неприятное, мы хотим избавиться от него. Но когда в уме вместо неведения присутствует мудрость и осознанность, тогда, испытывая то же самое чувство, мы уже импульсивно за него не хватаемся в случае его привлекательности и не отталкиваем его, если оно тягостно. Если чувства приятны, мы испытываем их с полным-бод-рствованием-мысли, не прилепляясь к ним. Если неприятны, испы­тываем их с полным-бодрствованием-мысли, не гоня их прочь. И в ре­зультате — чувства больше не властвуют над желаниями, не определя­ют их, вместо этой примитивной реакции в ментальном поле господ­ствует полное-бодрствование-мысли, позиция отстраненности и легкий жест отпускания. Когда нет желания, то нет и хватания, а без хватания не возникает волевой активности становления. Если же мы не генериру-


Двадцать первый вечер. Зависимое происхождение

ем эту энергию, то нет и перерождения, нет оолезни, нет старости, нет смерти. Мы обретаем свободу. Вся масса страданий, более не порождае­мых и не гонимых по бесконечному кругу невежеством и желанием, приходит к своему концу.

Каждый момент осознанности — удар молота по цепи об­условленности. С каждым ударом по ней силою мудрости и осознанности цепь теряет свою прочность, пока, наконец, не разрывается. То, чем мы здесь занимаемся, есть проникновение в истину, в суть Закона Зависимого Происхождения и освобождение нашего ума от покорности этому закону.

Вопрос: Я обнаруживаю, что по мере практики чувствую все больше и больше красоту Дхармы, этот всеобщий порядок вещей.

Ответ: Высший вид счастья есть счастье Випассаны, счастье прозре­ния в сущностный мир вещей. Это действительно очень счастливое состо­яние, когда человек получает возможность оценить «умом новичка» каж­дый момент в его новизне и свежести. Таким образом, есть Великая радость в том новом существовании, которое исходит из ментального мира начинающего и которое дарится практикующему его освобождающимся от обусловленности умом — умом, который начинает все воспринимать непосредственно, отказываясь от пути опосредующих размышлений. Буд­да сказал, что вкус Дхармы превосходит все прочие впечатления. Да, это дает необыкновенное переживание ясности, понимания и красоты — ви­деть во всей прозрачности истинный порядок вещей, быть в согласии и гармонии с собой и слиться с Дао.

Однако продвижение по пути совершенства и гармонии связано и с очень глубоким переживанием неудовлетворенности и присущим этому эфемерному процессу страданием. Очень многие на этом пути испытали вкус такой неудовлетворенности. Следование этим путем вырабатывает в человеке великую отрешенность, способность быть спокойным наблюда­телем в горниле любых испытаний. Имея человеческий опыт сильнейших страданий ума и тела, вы начинаете ясно видеть всю ценность способности отпускать, и вы перестаете цепляться. Вы проникаетесь пониманием того, что нет ничего достойного желания. Из этого состояния отрешенности или мудрой отстраненности ум черпает гармоническое равновесие, в котором вы созерцаете весь поток с полной равностностью при очень ясном и умиро­творенном уме.


Опыт прозрения

Вопрос: Разве для того, чтобы достигнуть просветления, надо умереть?

Ответ: Просветление — это смерть алчности, ненависти и обмана (иллюзий, ментальной слепоты). Причина, по которой мы боимся уми­рать, заключается в нашем непонимании того, каким образом протекает процесс уже теперь, сей миг, и всегда, и в непонимании, что только для неподготовленного ума существует повод для страха, связанного с отка­зом от этого процесса. Все дело в том, что умирать-то некому, ибо за этим процессом никто не стоит. То, что происходит, это лишь из момента в момент возобновляющие себя рождение и смерть, рождение и смерть, удер­живаемые в этом потоке силой желания и актом хватания. Отрешиться от этой обусловленности, освободить свой ум от импульса возжелать и схва­тить что-то — значит испытать состояние покоя и мира, который и так здесь все время присутствует, но проникнуться которым нам мешает сила привязанности. Это похоже на поведение обезьяны, которая продолжает сжимать в кулаке схваченное лакомство, тем самым лишив себя свободы, а между тем ничто в мире, кроме сидящего в ее уме желания, не связывает ее с капканом. Единственное, что ей надо сделать, это разжать кулак и вы­нуть освобожденную руку. Единственное, что и нам надо сделать, это — отпустить.


Двадцать второй вечер СМЕРТЬ И ЛЮБЯЩАЯ ДОБРОТА

Натянутый канат и необходимость идти по нему, сохраняя равнове­сие, — вот привычный образ, к которому прибегают, когда описывают практику инсайта. При попытке пройтись по натянутому канату мы убеж­даемся, что единственная вещь, требующая нашего внимания, — это рав­новесие, удерживание совершенного внутреннего и внешнего баланса. Ког­да мы идем по натянутому канату, нас атакует масса отвлекающих раздра­жителей, зрительные впечатления и звуки, эмоции, мысли и внезапные идеи. Если они приятны, то обусловленная реакция ума направлена на схва­тывание и удержание их. Если же они неприятны, то и в этом случае ум склонен выплескиваться наружу— но теперь уже для того, чтобы оттолк­нуть их от себя. В обоих случаях мы «выплескиваемся из себя», вытягиваем руку — и, теряя равновесие, падаем.

Положительная и отрицательная реакция — обе одинаково опасны. И прекрасное, и ужасное — все что угодно, — если оно приводит к потере аб­солютного баланса ума, вызывает падение. И тогда мы работаем снова и снова, стремясь развить такое качество ума, при котором он не реагирует ни на один из этих объектов ни хватанием, ни осуждением, ни привязанностью, ни от­вращением. Мы развиваем такой ум, который ни к чему не прилепляется, оставаясь абсолютно свободным в созерцании процесса и позволяя объек­там последнего всплывать и уплывать но их собственным законам.

Это качество — ни к чему не привязываться — вырастает из глубоко­го прозрения в преходящность и эфемерность всего сущего. Конечно, су­ществует уровень, на котором инсайт признает смерть существ и неизбеж­ность этой смерти, и проблему ее. В Бхагавадгите известны следующие воп-


Опыт прозрения

рос и ответ: «Из всех чудес в мире — какое чудо самое непостижимое? — То, что каждый человек, хотя он и видит, что все вокруг него умирают, тем не менее верит в глубине души, что сам он никогда не умрет».

Часто, забывая о своей участи — участи всякого человека, мы начина­ем излишне предаваться накоплению вещей, связей и званий. Мы вовлека­емся в массу деятельности «малого» ума, очень серьезно принимая вопро­сы честолюбия, исполнения житейских желаний, значимости своего «Я». И мы теряем чувство масштаба, свойственное «большому» уму, теряем перспективу жизни и неизбежного конца.

Дон Хуан достигает большой убедительности в этой теме учения, ког­да говорит о смерти как великом нашем советчике; ее, как неотвратимость, следует осознавать постоянно — без раскаяний, без грусти, без боязни, од­нако с полной ясностью и чувством спокойного приятия. Постоянное па­мятование своей смерти сообщает силу, изящество и полноту каждому моменту нашей жизни, внутренней и внешней, каждому нашему действию.

Каждый из нас несет в себе глубоко выгравированный рисунок — по­казатель и фарватер всего, что мы привычно делаем и чувствуем. Зачастую этот шаблон содержит такие разрушительные привычки, как гневливость или жалость к самому себе. Но ведь с таким же успехом мы можем нарабо­тать в себе другой рисунок и поддерживать в уме как ведущую мелодию осознанность смерти — лучшего судьи, свидетеля и советчика всех наших действий. Имея смерть в качестве своего советчика, мы будем проживать каждый момент жизни со всей полнотой и силой, которые мы подарили бы последнему усилию в этом мире.

Когда шлейф могучей мысли о смерти касается всех наших дел, то мы уже не с такой бездумной готовностью даем себя увлечь маленьким инте­ресам этой жизни и не с такой обязательностью удовлетворяем желания момента. Освободившись хотя бы частично от пестрой завесы желаний и фантазий, мы уже не так склонны цепляться за вещи и более открыты любви и внутреннему голосу щедрости. Осознанность смерти дает простор осо­бой ясности, в лучах которой понятным делается тот процесс, который порождает феномен нашего существа, — и вопрос о том, кто умирает с прекращением этого процесса, получает свой ответ.

Прозрение в факт преходящности на этом уровне имеет форму осоз­нанности транзитивного, временного, мимолетного характера всех фено­менов в их атомарном мерцании от момента к моменту. В каждый момент


Двадцать второй вечер. Смерть и любящая доброта

этот ментально-телесный процесс — то есть фактически вся наша вселен­ная — возникает и проходит, умирает и возрождается. Мы здесь работаем над развитием такого ума, который способен сохранять безмолвие, тиши­ну и спокойствие перед лицом колоссального факта этого процесса изме­нений, способен все видеть и оставаться бестрепетным и равностным.

Вся практика развивается, или разворачивается, органически из про­стого состояния осознанности происходящего в настоящем моменте при полном воздержании от реагирования на это происходящее. Один учитель медитации в Индии выразился так: «Все, что вам надо делать, это сидеть и знать, что вы сидите, и тогда вся Дхарма раскроется перед вами». Именно так. Вы со всей отчетливостью увидите фундаментальную работу законов природы, и Дхарма действительно станет вашим способом бытия.

В процессе этого органического развертывания практики, происходя­щего при сбалансированности и самоотстраненности ума, ум начнет про­являть многие прекрасные и ведущие к свободе качества. Одним из таких качеств является любовь (метта). Это любовь, которая направлена и на са­мого себя (в форме доброжелательности к себе, отказа от самоосуждения, создания пространства и легкости в уме), и на других — в форме сильно выраженной любящей доброты и полного отказа от таких отношений, ко­торые характеризуются склонностью к хватанию, прагматизму и привя­занности. Это не «обусловленная» любовь, то есть не связанная с причино-полагающими атрибутами («я люблю потому-то, а если атрибуты исчез­нут, то разлюблю»), и это не «любовь бизнесмена»: «Я буду любить тебя, если ты будешь отвечать мне взаимностью».

Любовь, в основе которой лежит мудрость, есть ничем не обусловлен­ная универсальная любящая доброта — чувство дружелюбия и теплоты ко всем существам в мире. Не только к тем, которые находятся в особых с нами отношениях — но без выбора, ибо это чувство поистине безгранич­но. Оно не ищет других ради удовлетворения своих желаний, не ожидает для себя какой-то пользы, но просто излучает, как солнце, ничем не огра­ниченную любовь.

Другое начинающее сильно проявлять себя качество — сострадание. Это не жалость к самому себе, не жалость к другим. Это подлинное чув­ствование собственной боли и также полное признавание, взятие на себя, боли других. Палийское слово «килеса», обычно переводимое как «загряз­нение», имеет более специфическое значение — «муки ума». Переживание


Опыт прозрения

гнева, жадности, всех прочих загрязнений есть переживание болезненное, и это становится ясно, когда мы их наблюдаем в процессе их возникнове­ния и видим, как они воздействуют на наш ум и наше тело. С обретением все более глубокого понимания Дхармы мы, при возникновении назван­ных «загрязнений» или «мук ума», начинаем чувствовать сострадание к са­мим себе в противоположность прежней реакции рассудочных суждений или самоосуждения; при возникновении же подобных мук ума у других людей мы и другим людям дарим такое же сострадание, признавая и при­нимая их боль. И начиная видеть паутину страдания, которой все мы опле­тены, мы становимся добрыми и сострадательными друг к другу.

Как высшее проявление этих качеств приходит глубокое осознание пустотности в отношении своего эго. А там, где отсутствует «Я», там по необходимости отсутствует и «другой»; значит, исчезает чувство межин­дивидуальной разделенности, и мы испытываем единение со всем сущим и нерасчленимость нашего общего бытия.

Вот как писал Альберт Эйнштейн: «Человеческое существо составляет часть целого, называемого нами вселенной, часть, ограниченную во време­ни и пространстве. Это существо воспринимает себя со своими мыслями и чувствами как нечто отделенное от всего остального и впадает в оптический обман своего сознания. Этот обман, иллюзия или мираж становится для нас неким видом тюрьмы, которая ограничивает наш духовный кругозор, сводя его до личных желаний и привязанности к нескольким самым близким лю­дям. Нашей задачей должно быть освобождение из этой тюрьмы путем рас­ширения нашей сферы сопереживания и сострадания, стремящихся объять всех живых существ и всю Природу в блеске ее интегральной красоты».

Марево алчности, ненависти и персептивного обмана заслоняет есте­ственное излучение любви и сострадания в нашем уме. Когда мы отметаем это марево путем развития способности инсайта, все грани любящей доб­роты начинают излучать естественный свет.

Есть преподанные Буддой специальные методы практики, которые направлены на превращение этих состояние ума в мощную силу, действу­ющую в нашей жизни. Этот раздел практики называется «метта бхавана», или культивирование любящей доброты. Эта практика обогащает Випас-сану, ибо сообщает уму освободительную легкость и просторность. Она укрепляет умение видеть вещи в обход суждений и помогает избежать очень распространенную тенденцию, прорывающуюся в духовной практике, —


Двадцать второй вечер. Смерть и любящая доброта

испытывать недовольство собой и стремиться, в каком-то хватательном жесте ума, быть кем-то другим.

На каждом шагу духовного пути мы убеждаемся, что средства и цель совпадают. Чтобы достигнуть цели, воплощенной в умиротворенности, сбалансированной осознанности и любви, мы работаем над проявлением этих качеств в каждом моменте.

Практике, специально направленной на развитие любящей доброты, мы в сеансе медитации посвящаем обычно пять — десять минут в самом начале или в самом конце сеанса (а иногда и в начале, и в конце). В самом начале медитации это создает в нас пространство приятия, которое мы вно­сим в констатирующее внимание, а в самом конце — наша любящая мысль, как правило, наиболее сильна, поскольку ум находится в состоянии осо­бенной сосредоточенности.

Метод очень прост. Убедитесь, что вы сидите в удобной позе. Затем в качестве способа освободить ум от напряжений или недовольства постарай­тесь внутренним обращением к себе направить мысль на расширение своей способности прощать других: «Если я кого-нибудь обидел или оскорбил мыслью, словом или действием, то я прошу у него прощения. И сам я тоже с готовностью сейчас прощаю всякого, кто, может быть, обидел или оскорбил меня». Двух- или трехкратное мысленное проговаривание подобных вещей — эффективный способ очищения ума от любого осадка злобы и обиды.

Затем в течение нескольких минут адресуйте фразы любящей мысли самому себе: «Пусть я буду счастлив, пусть я буду мирен, и да буду я свобо­ден от страданий, пусть я буду счастлив, мирен, свободен от страданий». Сосредоточивайтесь на значении этих слов. Трудно питать искреннюю лю­бовь к другим, если мы не приемлем и не любим самих себя. Конкретные слова, которые вы при этом употребляете, несущественны. Выберите не­сколько фраз, которые внутренне вам созвучны. И пусть это станет вашей мантрой любви.

Затем продолжайте эту практику перенесением этих мыслей и чувств на других: «Так же, как сам я хочу быть счастливым, так пусть и все суще­ства будут счастливы. Как сам я хочу быть мирен, пусть мирны будут и все существа. Как сам я хочу освободиться от страданий, пусть станут свобод­ны от них все существа». Повторяя это в уме несколько раз, одновременно как бы излучайте из себя любящую доброту, направляя ее на всех существ. Фразы можно сократить, придав им некоторый ритм, и повторять их ми-


Опыт прозрения

нут пять или десять. Например: «Пусть все существа будут счастливы, мир­ны и от страданий свободны».

Эти мысли можно также направлять на людей конкретных — либо тех, которые вам близки и которых вы уже любите, либо на тех, которые вызывают у вас гнев и досаду; во втором случае это будет прекрасным спо­собом раскрыть свое сердце им навстречу. Визуализируйте их в уме в про­цессе проговаривания этих мыслей. В конце снова вернитесь к мыслям любящей доброты, обращенным ко всем существам в мире.

Хотя в начале такой практики это может показаться чисто механичес­ким упражнением, но по мере ее продолжения и при старании концентри­роваться на смысле слов, на том, чего именно вы всем желаете, истинное чувство любви и сострадания будет постепенно расти и набирать все более ощутимую силу.

Вопрос: Не могли бы вы сказать несколько слов о том, каким образом увя­заны между собой метта или любовь, с одной стороны, и инсайт — с другой?

Ответ: Развитие любящей доброты есть один из методов-концентра­ций, при котором объектом однонаправленности ума выбрано чувство любви. Работа идет на концептуальном уровне, а центральным концептом является «существо». Здесь концепт используется очень эффективно, ибо он создает пространство, в котором с особенно повышенной ясностью рабо­тает фактор полного-бодрствования-мысли. Достигаемая при этом кон­центрация помогает придать уму большую легкость и тонкость для про­никновения в еще более глубокие уровни понимания.

Вопрос: Можно вас попросить остановиться еще немного на понятии «ясность»?

Ответ: Вероятно, вы испытывали во время сеансов медитации состоя­ния особенно четкого ментального зрения, когда ум с необыкновенной лег­костью отслеживает происходящее от момента к моменту. В этих случаях объекты обретают повышенную резкость — в отличие от более частых со­стояний, когда превалирует некоторая путаница или неполная ясность, когда вам не удается увидеть вещи отчетливо, без прикрывающей их дымки. Это похоже на комнату при тусклом свете и на тот контраст, который возникает, если включить яркое освещение: все сразу приобретает резкость и ясность. Когда поле ума освещено слабо, то объекты внутреннего зрения предстают перед ним с недостаточной четкостью, и мы схватываем лишь общие очерта­ния, не воспринимая подробностей. При обилии внутреннего света все в уме


Двадцать второй вечер. Смерть и любящая доброта

становится очень определенным, а процесс — ясным и легко понятным. Этот свет есть свет осознанности, полного-бодрствования-мысли.

Вопрос: А нет ли здесь опасности, что именно такая ясность может пре­вратиться в объект привязанности?

Ответ: Может. Это называется искажением (коррупцией) инсайта. Саму ясность следует тоже делать объектом осознанности, чтобы не прилеплять­ся к ней, не идентифицироваться с нею. Ведь ясность — это только часть всего процесса. Когда на определенном этапе практики человек впервые по­чувствует наработанную силу таких факторов, как полное-бодрствование-мысли и концентрация, он склонен думать, что уже достиг просветленности и что ничего больше делать не надо. В этом состоянии человек себя чувству­ет очень хорошо, поскольку уже присутствуют благотворные качества внут­реннего света, любви, радости, спокойствия и умиротворенности. Это как раз та опасная фаза, когда на помощь должен прийти учитель, чтобы сказать очень простые слова: «Продолжай. Продолжай сидеть».

Вопрос: Когда достигаешь этой ясности, то сопутствует ли она про­цессу через все изменения, или это просто еще одна вещь, которая прихо­дит и уходит?

Ответ: По мере того как практика углубляется, периоды ясности ста­новятся все чаще и продолжительнее, но, конечно, перерывы между ними неизбежны. Ясность, как и другие факторы ума, набирает силу с практи­кой. Практикующий проходит через стадии последовательно возрастаю­щей ясности и тогда, когда она более не сопровождается радостью и вос­торгом. Фактор ясности может присутствовать и в разных состояниях стра­дания. Вы проходите через такие периоды, в которых испытываете одно­временно и сильнейшее страдание, и большую радость. И в страдании, и в радости может присутствовать фактор ясности. Тропа мудрости, как гово­рил Дон Хуан, ведет к достижению тотальности, интегративного единства в самом себе. Нельзя ограничиться испытыванием лишь какой-то части целого; надо объединить в себе испытание и счастья, и горести, и ясности, и — всего. Лишь в этом случае мы действительно поймем и охватим то­тальность феномена, каковым мы являемся.

Вопрос: Ограничивается ли эффект медитации на любящей доброте лишь теми явлениями, которые происходят в нашем собственном менталь­ном пространстве?


Опыт прозрения

Ответ: Энергия любящей мысли, направляемая на другие существа высоко сконцентрированным умом, весьма велика. Есть рассказ о Будде и его родственнике Дэвадатте, пожелавшем убить Будду, чтобы самому стать главой монашеского ордена. . Дэвадатта знал, что он не может убить Будду каким-нибудь обычным способом, и все подготовил к тому, чтобы натра­вить на Будду, который для сбора милостыни пойдет по улице, жившего в тех местах огромного злого слона. Злоумышленник полагал, что в такой ситуации Будда либо побежит, спасая свою жизнь, и тем дискредитирует себя, либо найдет свою смерть под ногами гиганта. На следующий день, когда Будда шел по узкой улице, Дэвадатта кольнул слона из-за угла ост­рым концом длинной палки. Это возымело действие, и слон устремился в ярости на одинокую фигуру впереди. Будда не побежал. Он просто остано­вился и спокойно стоял, сосредоточив весь свой ум на чувстве доброты и посылая мощные мысли любви атакующему слону. И далее говорится, что слон вдруг остановился и замер в непосредственной близости от Будды, совершенно успокоенный этим могуществом любящей доброты, и, как утверждает традиция, опустился на колени в пыли у ног этого человека.

Вопрос: Как наилучшим образом выражать метту?

Ответ: Сострадание и любовь совсем не обязательно должны следо­вать в своем проявлении каким-то установленным предписаниям. Прак­тика метты означает, что человек должен быть на возможной для него вы­соте в актах любви и сострадания, но таким образом, чтобы это соответ­ствовало ситуации. Здесь не следует искать особых предписаний, приличествующих каждой ситуации, так как единственным критерием пра­вильности является внутренняя честность перед самим собой и полная ис­кренность в чувствах. В самом начале практика метты зачастую выглядит довольно механической. Метта есть фактор ума вообще, это не какая-то мистическая вещь, которая либо дана, либо отсутствует. В этом смысле она подобна таким факторам и качествам ума, как полное-бодрствование-мыс-ли, концентрация, мудрость, алчность, гнев. Благодаря практике она уси­ливается, вне практики ослабевает. На первых этапах соответствующее ей состояние достигается не без усилий, она не проявляется спонтанно, сама собой, однако по мере ее целенаправленного развития вам становится все легче ее реализовать, пока наконец она не станет проявляться без ваших усилий.


Двадцать пятый вечер ДАО

Есть одна древняя даосская притча о дереве. Старым и кри­вым было оно. Каждая ветка скручена, обезображена узлами и наростами. И вот некто, проходя мимо него, поделился с собесед­ником такой мыслью: «Ах, какое это бесполезное дерево! Ствол и ветви кривы настолько, что невозможно придумать хоть какую-то цель, которой оно могло бы послужить».

Вторым собеседником был Чжуан-цзы, и он ответил: — Дерево, стоящее на вершине горы, — враг самому себе... Дерево корицы съедобно — и его срубают! Лаковое дерево — источ­ник дохода, и люди калечат его. Каждый знает, как полезно быть по­лезным. Но, похоже, никто не знает, как полезно быть бесполезным.

Именно бесполезность этого дерева послужила ему защитой. Никому пи для какой цели оно не понадобилось, и потому никто не срубил его, и оно прожило до глубокой старости, реализуя свою собственную природу.

«Никто, кажется, не знает, как полезно быть бесполезным». Что же значит быть бесполезным? Это особый вид пустотности, когда не заполня­ется пространство стремления стать чем-то, быть чем-то особенным, когда ум освобожден от постоянно работающей идеи достигнуть чего-то. «Стать бесполезным» значит отодвинуться на задний план и предоставить своей природе выразить себя простым, свойственным ей образом.

Один известный монах, живущий в Таиланде, резюмировал эту стра­тегию ума — а пожалуй, и всю Дхарму — в следующей фразе: «Нет ничего, чем нужно быть; нет ничего, что нужно делать; нет ничего, что нужно иметь». То есть — ничего специального. Все эфемерно, все течет, все изме-


Опыт прозрения

няется каждый миг. Если мы освободимся от стремления быть чем-то осо­бенным, как-то особенно выглядеть, чем-то особенным обладать, освобо­димся от желания делать, быть, иметь, то мы сольемся с естественным раз­вертыванием Дхармы.

Многие даосские писания содержат в себе мысль о жела­тельности быть в этом мире невидимкой. Вот рассказ о том, как один китайский принц охотился на обезьян. Когда он пришел в лес, то сидевшие на деревьях обезьяны, как и следовало ожидать, бросились врассыпную. Но одна из них осталась сидеть на конце ветки как ни в чем не бывало, и принц пустил в нее стрелу. Храб­рая обезьяна с великим проворством поймала стрелу в воздухе и, продолжая сидеть на месте, казалось, по-прежнему насмехалась над охотником. Тогда принц приказал всей своей свите стрель­нуть из луков одновременно. С разных сторон взвились на этот раз стрелы — и обезьяна упала мертвой.

Что стало причиной гибели обезьяны? То, что она с вызовом демонст­рировала свою ловкость и гордилась ею. Такое же происходит и с нами, когда мы действуем во власти желания показать, насколько мы хороши, красивы, умны, и когда поступаем исходя из концепта «Я», тогда само наше поведение создает силы, прямо противоположные смыслу его и ввергаю­щие нас в ситуацию напряжения и конфликта. Проходить невидимкой по этому миру значит не пытаться воинственно утверждать свою ловкость и прочие достоинства, не делать спектакля из своего существования. Это та­кая стратегия ума, которая свободна от чувства «Я», от чувства своей важ­ности, от системы стремлений, питающихся эгоцентризмом. Все что надо — это быть в настоящий момент в гармонии с настоящей ситуацией.

Что меня больше всего поразило, когда я начинал практику медита­ции, так это обилие действий, за которыми обнаруживалось стремление реализовать некий имидж: здесь были мысли и о выборе определенной одежды, и идея выработать особый стиль отношений с людьми и т. п. Все вращалось вокруг представления о самом себе, о концепте своей индиви­дуальности, который я создал раньше и теперь пытался изо всех сил под­держивать. Жить, стараясь быть верным искусственно созданному имид­жу, чрезвычайно обременительно. Это создает постоянное напряжение меж­ду тем, каков ты на самом деле в данный момент, и тем имиджем, который



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.