Дубль 6. Слава

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 10Следующая ⇒

— Я всегда любил тебя.

— Всегда и никогда.

«Город грехов»

Я действительно обезумела, превратилась в истеричку. Не удается спокойно сомкнуть глаза, забыться. Постоянно вижу его.

Льдистые глаза, ухмыляющиеся губы.

Гребаный урод.

Он продолжает резать меня. Каждую ночь, каждое утро.

Я думаю о нем. Сутки напролет, без сраного перерыва.

Вот дерьмо.

Я должна быть счастлива. Я же встречаюсь с мужчиной моей мечты. Я отправила преступника за решетку. Я справилась. Я преодолела.

Я?

Твою мать.

Меня больше нет. Разрываюсь на части, бьюсь о стальные прутья. Ощущение, будто в клетке заперт не он.

Почему я ему верю? Почему так цепляют его слова?

Ну откуда Ника могла получить компромат? Она ведь не шпионка, не специальный агент секретной службы.

Даже после смерти он держит меня за горло.

Как?!

Вот и теперь сорвалась, пристала к дурацкой игрушке.

Интересно, когда я пойму, что там ничего не спрятано, я успокоюсь? Или тронусь окончательно?

Блин.

Что за параноидальный бред?

Хотя не важно, волнуюсь о другом. О том, что больше ничего не чувствую к Градскому.

Моя любовь испарилась. По каплям. Растворилась будто марево, осталась только детская, безотчетная привязанность.

Чем больше времени мы проводим вместе, тем сильнее я от него отдаляюсь.

Я точно ненормальная. Испортилась, сломалась. Морально покалечена, обречена на одиночество.

Господи, хочу вернуться назад, в счастливое время.

— Прости, я понимаю, что выгляжу немного долбанутой, — бросаю, услышав знакомые шаги за спиной.

— Ничего, все в порядке.

Боже.

Да он же идеальный. Терпит мои дурацкие эмоциональные всплески, всерьез оценивает дебильные теории заговоров.

— Мы можем поехать завтра, — судорожно выдыхаю.

Теплые пальцы касаются моего плеча, легонько поглаживают.

— Мы никуда не поедем, — мягко сообщает он.

Ставит передо мной бумажный пакет.

— Ох, ты его нашел, — бормочу пораженно. — Значит, не успел отдать игрушку?

— Смотри сама.

Отстраняется и обходит, садится напротив.

Я нервно усмехаюсь, беру подарок Ники, открываю, извлекаю содержимое.

И замираю.

— Что это?

— Я все сохранил, — ровно произносит Градский. — Почти все. Флешку пришлось уничтожить.

— Какую флешку?

Шумно сглатываю.

Выпотрошенный медвежонок выпадает из моих рук на пол.

Впечатление, точно меня поливают кислотой. Тонкие струйки скользят от макушки до пят, вдоль позвоночника, по ребрам.

— Флешку с компроматом.

— Я не… не…

Задыхаюсь.

Грудь сдавливает тисками.

— Хара-старший собрал много разной информации, записал все на флешку, которую Ника случайно нашла в машине Артура.

— Нет, не… как же это?

— Я задействован в схемах, о которых не всем следует знать. Поэтому у меня не оставалось другого выбора.

— Что? — отпрянув, вжимаюсь в стену. — Выбора?

— Я убил ее, — заявляет абсолютно спокойно.

— Кого? — спрашиваю тупо.

— Веронику.

Медленно качаю головой:

— Плохая, очень плохая шутка.

— Нет, — он улыбается.

— Издеваешься?

— Я люблю тебя.

— Ты сошел с ума.

Вскакиваю.

— Не двигайся.

Щелчок предохранителя вынуждает подпрыгнуть на месте.

— Ты… — закашливаюсь. — Розыгрыш затянулся.

Дуло пистолета направлено прямо на меня.

Опять.

Чертово дежавю.

— Это не розыгрыш, — говорит Градский. — И я не шучу.

— Хочешь сказать, что убил собственную племянницу? Из-за компромата?

— Верно.

— Зачем, — осекаюсь. — Почему сейчас?

— Я люблю тебя, поэтому устал лгать.

Смеюсь.

Резко, отрывисто.

— Охренеть.

Медленно опускаюсь обратно на стул.

— Оригинально.

Дрожу.

Зуб на зуб не попадает.

— Я психопат, не испытываю никаких эмоций.

— Ты вроде как гордишься этим? — сдавленно выдыхаю.

— Я отношусь безразлично практически ко всему.

— Я не хочу… нет… я…

— В обществе маньяка ты держалась гораздо лучше.

— Четко подмечено.

Истерически хохочу.

— Видимо, это как-то связано с тем, что я не спала с ним. И не считала его героем. И не пускала по нему слюни.

— Думаю, ты не примешь мою темную сторону.

— Думаю… ты свихнулся! — восклицаю с ужасом. — Ты не всерьез, да?

— Мне жаль.

— Жаль?

Внутри бушует настоящий ураган, а снаружи покрываюсь непробиваемым слоем льда.

Я не верю.

Я не желаю.

Я отказываюсь.

Я протестую.

Я.

Господи, пожалуйста.

— Ты правда… ты убил Нику? Из-за какой-то говенной флешки? Ты просто взял и зарезал свою племянницу. Ты?

— Да, — подтверждает без особых эмоций.

— Ну ты и сволочь.

— Прости.

— Прости?

— Я не хочу устранять тебя, но другого пути не существует.

— Нет, — шепчу одними губами. — Тебе не жаль. Ты моральный урод. Тебе насрать.

— Все произойдет быстро.

— Нет, не смей.

— Пойдем.

— Я никуда не пойду.

Он улыбается шире.

— Тогда придется нажать на курок.

— Ты этого не… ты…

Я смотрю в его глаза.

Ни ярости, ни раздражения.

Никакого огня, ни тени человеческих чувств.

Сплошная пустота.

Что с ним? Что он такое?

— Оборотень, — срывается помимо воли.

— Любопытное определение.

— Ты и его убил?

— Не успел. Иногда люди умирают без моего вмешательства. Иногда мне просто везет.

— Ты понимаешь, что такой же, как он? Такой же больной ублюдок?

— Нет, я не отнимаю жизнь ради наслаждения.

— Впечатляющее оправдание.

— Я не он.

— Ты хуже!

— Хватит.

Градский поднимается.

— Иди в ванную.

— Ни за что.

— Я не изменю решение.

— И какой у тебя план? — интересуюсь с вызовом. — Пристрелишь в собственной квартире?

— Как вариант.

— Хрень полная. Ты не отмажешься.

— Хочешь поспорить?

— Я хочу, чтобы ты кровью захлебнулся!

— Я бы порадовал тебя напоследок, но боюсь, это будет чересчур.

Он перемещает палец на курок.

— Отправляйся в ванную.

Нужно слушаться.

Нужно подчиниться.

Очередной псих, очередная игра.

Сцепи зубы и терпи.

Не подкачай.

— Ладно, — исполняю приказ.

Я не смогу выбить пистолет у него из рук.

Не смогу.

У этого гада отличная реакция.

Нельзя рисковать.

Но я же не имею права сдаться.

Я должна выжить.

Должна.

— Раздевайся.

— Гонишь, — хихикаю. — Решил поглазеть? Теперь?

Тяни время.

Тяни.

— Раздевайся и усаживайся в ванную.

— Будем плавать?

— Раздевайся и усаживайся в ванную.

— Я бы не отказалась от…

— Давай.

Дуло упирается в мою спину.

Гребаный робот.

Его не пронять.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Сбрасываю одежду максимально медленно.

Стягиваю шорты. Потом футболку. Тонкие кружевные трусики тоже отправляются на равнодушный кафель.

Мозг объят паникой.

Я с ужасом осознаю — спасения нет. И не будет. Теперь я совсем одна. Нет никакой поддержки. Нет ничего.

Только холод.

Холод его дыхания. Холод стального дула.

Вечный холод внутри меня.

— Усаживайся в ванную.

— Вымоешь, а потом пристрелишь?

Покорно выполняю очередное распоряжение.

— Я позволю тебе все сделать самостоятельно.

— В смысле?

Он кладет лезвие на тонкий ободок ванны.

— Режь вены.

— Что? — дергаюсь. — Нет, я не стану.

— Тогда придется пойти на крайние меры.

Градский отступает, прислоняется к стене. Достает глушитель.

Проклятье.

Никто не услышит выстрел. Никто не придет на помощь.

Никто, никто.

Но это не может закончиться здесь.

Только не сейчас, только не так.

Боже, все повторяется.

Боже мой, пожалуйста.

Нет, нет.

— Не поверят, — бормочу чуть слышно. — Мои родители на это не купятся.

— Посмотрим, — отвечает коротко.

— Слушай, это же бред. Ну правда. Я не похожа на человека, склонного к суициду.

— На тебя очень многое навалилось. Смерть Вероники. Предательство Риты. Встреча с маньяком. Он убил Артура на твоих глазах.

— И что? — истерично посмеиваюсь. — Я в порядке. Я не сбрендила. Мои нервы прочнее стальных канатов.

— Ты провела допрос преступника.

— Не я одна.

— Но именно тебе он сообщил обо всех деталях. Назвал имена жертв, рассказал подробности, показал места, где совершал убийства.

— Это не повод резать вены.

— Ты просто устала. Слишком сильные переживания, эмоциональное выгорание.

— Нет! — кричу и мигом затихаю.

Пистолет действует быстрее любого успокоительного, оказывается гораздо эффективнее кляпа.

— Разве ты сможешь жить, зная, что отдавалась такому, как я? — ровно спрашивает Градский. — Тому, кто без сожаления убил твою близкую подругу.

— Смогу, — заявляю практически без дрожи в голосе.

— Он был прав, — усмехается. — Ты совсем не умеешь лгать.

— Я же люблю тебя, — продолжаю сдавленно. — Но мне нужно время. Я должна переварить, принять и тогда…

— Не стоит портить прощание долгой беседой, — прерывает сухо.

— Мы не обязаны прощаться, — подаюсь вперед, ловлю его пустой, ничего не выражающий взгляд. — Во мне это тоже есть. Ты ведь видишь. Чувствуешь.

— Не унижайся, — бросает вкрадчиво. — Не поможет.

Агония обрушивается на мои плечи.

Ледяной дождь, гребаный град.

Я сжимаюсь, зажмурившись, пытаюсь отгородиться от жуткого кошмара, от жестокой реальности. Я надеюсь раствориться, исчезнуть. Прямо сейчас.

Вода в ванной кажется обжигающе холодной.

Поджимаю ноги, подтягиваю колени к груди.

Мои пальцы отбивают барабанную дробь. Крадутся по бортику, касаются тончайшей стали.

В памяти всплывает Джек.

Железный лязг, звериный бросок.

Он тянется ко мне, но не достает.

— Я хочу вгрызаться в твое горло. Зубами. Я хочу рвать тебя. Пить. Я хочу почуять твой вкус. Нутром. Я хочу тебя на своем языке.

Он счастливо улыбается. Шумно выдыхает, шепчет что-то, едва шевелит губами. Читаю слова на автомате. Скорее догадываюсь, чем слышу.

— А чего хочешь ты?

Может быть, игра воображения.

Может быть.

— Ты хочешь убить.

Вот что он говорит мне. Беззвучно.

«Убей», — шепчет голос в моей голове.

Или так проще? Спихнуть все на голос, на происки маньяка, оправдать собственный инстинкт.

Я стискиваю лезвие изо всех сил, поднимаю взор на Градского.

Я не смогу.

Броситься вперед, порезать его.

Хорошая идея, но он слишком далеко. Не дотянусь, не задену. Он быстрее спустит курок, чем я успею ранить.

— Ты заплатишь, — сообщаю ровно, бесцветным тоном.

— Уже.

Уголки его губ слегка дергаются.

— Я теряю самое дорогое.

— Стыд и совесть? — хмыкаю.

— Тебя.

Подманить бы эту скотину поближе.

— Даже не обнимешь? — криво улыбаюсь. — Не поцелуешь?

Он молчит.

Будто сомневается.

Медлит.

Секунды тянутся невыносимо долго. Бесконечно.

Господи, спаси меня.

Спаси, прошу.

Умоляю.

— Режь, — приказывает хрипло.

Это конец.

Господу плевать.

Сжимаю челюсти. До скрипа. Судорожно. Полосую по венам. Пальцы немеют, не слушаются.

— Еще.

Рисую новый надрез. Сквозь дрожь.

— Другую руку.

Подчиняюсь.

Черт, возможно, сейчас?

Сейчас он слегка сбавит обороты, потеряет бдительность, и тогда я сумею выкрутиться. Вывернусь из горящей ловушки.

Только бы не кружилась голова, только бы не тошнило.

Я смотрю на то, как вода окрашивается в цвет моей крови, и ощущаю рвотные позывы.

Боже, зачем? За что? Опять эти глупые вопросы.

Тень Градского накрывает меня.

Не успеваю сориентироваться, теряю быстроту реакции.

Он хватает мое запястье, грубо сжимает, заставляет вмиг выронить единственное оружие.

— Нет, — жалобно всхлипываю. — Нет.

Лезвие бряцает, ударяясь о кафель.

Последние надежды разбиваются о лед.

— Я люблю тебя, — говорит он.

Переплетает наши пальцы.

— Я буду рядом.

Вздрагиваю раз за разом.

Яростный вопль замерзает в горле.

Ты не любишь никого.

Ублюдок.

Сдохни, сдохни.

— Я тоже, — срываюсь на шепот. — Знаешь, я…

Отклоняюсь назад, обмякаю, вытягиваюсь, выпрямляю спину.

Плотно смежаю веки, слабо двигаю губами.

— Что? — тихо спрашивает он.

Не любопытство, не волнение.

Вежливый интерес.

— Важно… должна…

До него доносятся лишь отдельные слова. Градский склоняется надо мной.

Ниже и ниже. Не вижу. Ощущаю. Озябшей кожей. И не только.

Что-то темное вьется внутри меня, расправляет крылья, царапает когтями, рвется на волю, бьется, пробуя разорвать железные цепи.

Продолжаю сбивчиво шептать.

Чуть выгибаюсь.

— Повтори, — говорит он.

Почти касается своими губами моих губ.

Хочет украсть дыхание.

Последний вдох и последний выдох.

Хочет?

Тогда пусть получает.

— Я, — откашливаюсь. — Я тебе не…

Открываю глаза.

Влажный запах крови дурманит разум.

Моргаю часто-часто, стараюсь развеять дурман.

— Я… — улыбаюсь.

Градский так близко.

Удушающе близко.

Его шея напряжена, вены вздуваются, пульсируют. Где-то здесь притаилась сонная артерия.

Краткий миг — и мои челюсти смыкаются на чужом горле.

Я тебе не по зубам.

Гребаный ублюдок.

Нет времени сомневаться, нет времени думать.

Я за чертой. Отсюда не возвращаются. Срываются в пропасть, позабыв о законе притяжения. Собирают волю и силу в кулак, бьют на опережение.

А может быть, это уже не я?

Кто-то другой отчаянно рвет плоть на части, усиливает хватку, приходит в бешенство. Слабеет, истекает кровью. Но не отступает.

Пристрелите меня.

Или ее.

Или его.

Я не осознаю, что творю. Я не ведаю.

Я?

Кто-то другой отталкивает тело Градского в сторону. Кто-то другой выскальзывает из ванной, больно бьется о кафельный пол. Кто-то другой ползет к телефону, оставляя темно-бордовый след за собой.

Это больше не я.

Это не могу быть я.

Кто-то другой набирает «скорую». Кто-то другой не слышит гудков. Кто-то другой отключается.

Медный привкус на устах. Багровая пелена, помутнение.

Слезы не стекают по щекам. Застывают, каменеют.

Я лежу на прохладном паркете в ожидании смерти. Жизнь покидает меня. По каплям. Просачивается на пол. Изнутри.

Я лежу в луже собственной крови.

— Мы скоро встретимся с тобой, — знакомый голос всплывает в памяти.

Ложь.

Очередная ложь.

Он солгал.

Льдистые глаза, кривая ухмылка. Безумие в чистом виде.

Все, о чем способна думать.

— Вот увидишь, я держу обещания.

Чушь.

Ты мертв, и я скоро умру.

Наше свидание состоится разве что в аду.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8910 Следующая ⇒