![]()
|
|||||||
Дубль 4. Слава 3 страницаЯ максимально подробно описываю воображаемые ножи, которые отец никогда не привозил из рейсов. Подключаю фантазию, пытаюсь вспомнить все полезное, что встречала прежде. Однако поток красноречия закономерно иссякает. — Знаешь, это чувство нельзя ни с чем сравнить, — невозмутимо произносит мой собеседник. Возникает неловкая пауза. Не отваживаюсь уточнить, не смею нарушить тишину. Но он сам разрывает молчание на части. — Я имею в виду то чувство, когда остро заточенное лезвие мягко входит в податливую плоть, — смакует каждое слово. — И ты нарезаешь ее, будто подтаявшее сливочное масло. Кровь согревает руки, а утробные стоны ласкают слух. Супер. Просто замечательно. В лотерею мне никогда не везло, но чтобы настолько облажаться, необходим особенный талант. — Ты ощущаешь их боль. Ты пьешь их страх. Ты купаешься в их отчаянье. Настоящая эйфория. Экстаз. А самое забавное — они верят. До самого последнего вздоха. Надежда тлеет даже в остекленевших глазах. Поразительно, не правда ли? Их жизнь струится прямо по твоим пальцам. Представь, как это прекрасно. Я возвышаю самых заурядных людей, приобщаю к Богу. Остается только кивнуть. У кого пистолет, тот и прав. — Хм, — откашливаюсь. — Один мой знакомый любил рисовать крест. Кровавый крест. На лбу своих женщин. — Неужели? — О нем недавно сообщали в местной газете. — Эти журналисты ничего не соображают, — посмеивается. — Все в кучу. Скажи, зачем рисовать крест на кресте? Глупость и бесполезная трата времени. — Смысла действительно нет, — заключаю медленно. — Если жертва уже олицетворяет распятие. — Жертва, — смотрит на меня, скривившись. — Дурацкое определение. — А как тогда? Кто они для тебя? — Девяносто шестая, сто девятнадцатая. Я даю им номера. — И какой по счету была последняя? — спрашиваю с вызовом, ярость враз ослепляет, нивелирует страх. — Последней еще не было, — говорит ровно и отворачивается. — Твою подругу я не убивал. Крест нарисовал мой приятель, но он тоже к ее гибели не причастен. У нас схожие вкусы, но разный стиль игры. Он зануда. Ужасный сухарь. Даже пообщаться нормально нельзя, сразу крушит мебель и бросается на меня. Совсем не ценит наше давнишнее родство, не желает осознать очевидное. — Странно, — поджимаю губы. В мыслях звучу гораздо неприличнее. П*здец. П*здец. П*здец. Я не соответствую его типу. Не брюнетка, не модель. Не красавица. Однако светлые волосы и зеленые глаза едва ли помогают расслабиться в текущей ситуации. Гулкий удар заставляет подскочить на месте. Что за дерьмо? Бум. Бум. И еще несколько коротких «бум» аккурат в такт ругательствам, которые мерно пульсируют в моем мозгу. — Что-то стучит, — замечаю осторожно. — Там, сзади. В багажнике. — Тебе мешает звук? — Ваша машина не в порядке. — Это не моя машина, — отмахивается небрежно. — Лучше бы проверить. Мало ли какие неисправности. Возможно, нас сейчас разнесет на куски. — Успокойся. Ничего не будет. О нет, я не переживаю относительно вероятных проблем по технической части. Мои планы идут далеко. Вот остановимся мы, гад выйдет посмотреть отчего такой грохот, а я быстро изобрету коварный план побега. Ну, если честно, я плохо представляю, что стану делать, однако надеюсь на удачу. Хотя эта дрянь явно трудится на вражеской стороне. Мои планы идут далеко... на хрен. — Давайте все же притормозим и убедимся наверняка, — отчаянно пробую продвинуть свою идею. — Потому как это не самая приятная смерть. — Какой смерти ты хочешь? — Я бы не хотела умирать. — Брось эти глупости. Я помогу выбрать отличную смерть. Последнюю фразу он произнес так, будто собирался сделать неоценимую услугу. Его губы кривились в усмешке, а льдистые глаза сверкали, обещая исполнение всех желаний. Вот только чьих? Чьих желаний? — Я бы хотела выглядеть красиво. — Как именно? Молчу, стиснув зубы. Назойливо повторяющиеся «бум» доводят до безумия. — Погибнуть от яда, — бросаю сухо. — Быстро, просто уснуть. — Что с твоей фантазией? — хохочет. В тот же миг неожиданный грохот заставляет содрогнуться, буквально подпрыгнуть на сиденье. — В багажнике происходит что-то странное, — чеканю мрачно. — Во всем мире происходит что-то странное, — парирует флегматично. Пробую припомнить, чему учат учебники. Ничему. Ничему умному. Стараюсь следить за дорогой. Получается плохо. Мы давно миновали центральную часть города. Удаляемся все дальше, к окраинам. Прочь из благополучного района. Впереди возникает табличка с перечеркнутым названием города. Мило. Очень. Наверное, пора паниковать? Раньше я чувствовала относительную безопасность. Если только ее можно ощутить, когда руки закованы наручниками, а рядом сидит вооруженный психопат. Это непередаваемый опыт, который действительно лучше никому не передавать. — Тебе нравятся свечи? — продолжается допрос. — Огонь? — Не слишком впечатляет, — отвечаю уклончиво, живо воображаю, как ублюдок обливает меня керосином и поджигает. — А как насчет романтического ужина при свечах? — У меня такого никогда не было, и я не уверена, хочу ли пробовать, — заявляю, мысленно представив Ганнибала Лектора. Проклятье. Тут, в безлюдной лесополосе, существует тысяча болезненных способов меня убить. Для психопата место не принципиально. Он волен убивать где и как хочет. Полная свобода действий. — Люди могут разочаровать, — говорит ледяным тоном. — Я не люблю, когда они чересчур долго кричат. Лучше сразу поработать над горлом, тогда им удается лишь хрипеть. Обалдеть. — Кстати, называй меня Джек. Спасибо. Так гораздо интимнее. — Не бойся, я не Потрошитель. А, ну прямо гора с плеч. Сейчас облегченно вздохну и воспарю от счастья к небесам. — Очень приятно, — выдавливаю улыбку. — Слава. — Знаю, — заговорщически подмигивает. — Но мне по душе другая часть твоего имени. — Свята? — Святая, — мечтательно вздыхает. — Любопытно, каково это? Резать святую. Наверняка незабываемо. Господи. Не уверена, слышишь ли ты меня. Однако теперь самое время сотворить чудо. Спаси и сохрани. Боже мой, где же ты? А где Градский? Надеюсь, оперативно вычисляет местонахождение моего телефона. Автомобиль несется по трассе. Впиваюсь взглядом в каждую из встречных машин. Будто подаю немой сигнал тревоги. — Жаль, дождя нет, — вдруг говорит Джек. — Почему? — Я люблю дождь. В нем можно спрятать свои слезы. И еще он отлично смывает кровь. Уничтожает следы. Помогает все похоронить. А вообще я очень романтичный человек. Мечтатель. — Ты не убиваешь на улице, — стараюсь добиться безразличного звучания. — Какая разница? — Милая моя, святая, — произносит нарочито сладко. — Святая невинность, святая простота. Ты даже не подозреваешь, как я убиваю. — Ничего оригинального, — заявляю без эмоций. — Я бы справилась лучше. — Серьезно? — Думаешь, откуда у моего отца коллекция ножей? — спрашиваю вкрадчиво. — Наверное, ты считаешь себя хорошим психологом. Сбрасываю напряжение, разваливаюсь на сиденье поудобнее. Изображаю кривую ухмылку, смотрю на противника исподлобья. Хочется верить, курсы актерского мастерства не прошли даром. — Но ты понятия не имеешь о том, чем мы занимаемся на досуге. Я устала изображать напуганную дуру. Будь послушным мальчиком, расстегни наручники. — Зачем? — Ну ты, конечно, можешь убить меня и пропустить основное веселье. Но я не рекомендую отказываться от дружеских советов. — Да? — Я покажу тебе много интересного. — Например? — Наш подвал для особенных развлечений, — блефую напропалую. — Это место никогда не пустует. Там полно занятных штуковин. — А где хранится несуществующая коллекция ножей? — спрашивает со смешком. — Что? — из последних сил стараюсь не выдать волнение. — Ты о чем? — Хорошая попытка. — Я… — Ты прелесть, — хвалит. — Я оценил. Только давай не будем портить впечатление. Не начинай рассказывать о том, как отрывала головы куклам. — Черт, откуда узнал про мою следующую реплику? — нервно улыбаюсь, надеюсь не разрыдаться. — Ты отлично держишься. Правда. Я действительно поражен. Обычно все впадают в истерику, кричат или плачут. Жалкое зрелище, быстро надоедает. А с тобой приятно общаться. Я даже разрешу тебе задать вопрос. Любой. — Почему? — Опять, — хмыкает. — Почему ты? Почему они? Почему я такой плохой? Сама что думаешь? — Думаю, что все банально, — сглатываю слезы, рвущиеся наружу. — Трудное детство, издевательства со стороны близких. — Да, пожалуй, — усмехается. — Я импотент, не способен никому нормально вставить. Член не стоит, поэтому заменяю его ножом. Иначе этими роскошными женщинами не овладеть. А может, дело в другом? Может, я ими брезгую? Не хочу лишний раз касаться, избегаю тактильного контакта. Вдруг я очищаю нашу реальность от скверны? Назови правильный вариант. Облизываю пересохшие губы, изучаю отражение его безумного взгляда в зеркале на лобовом стекле. — Говори, — произносит с нажимом. — Если угадаешь, отпущу. — Нет правильного варианта, — отвечаю глухо. — Ты не ответил, и ты лжешь. Ты меня не отпустишь. Уже не обращаю внимания на грохот сзади. — Джек, почему? От звука этого имени он едва заметно вздрагивает. Доволен, что правила его игры приняты? — Мы почти на месте, — сообщает сухо. Автомобиль тормозит у обочины. Незнакомец глушит двигатель и покидает салон, открывает мне дверь. Какой вежливый психопат. — Выходим. Хватает за плечи, вытаскивает на улицу, точно провинившегося котенка. — Будь хорошей девочкой. Открывает багажник. — Просто постой здесь, мне нужно достать гостей. С ужасом осознаю, что внутри находится человек. Сначала он кажется мне мертвым, но вскоре я замечаю, как бедняга дергается, отчаянно пытается освободиться от веревок. Так вот в чем причина назойливых «бум». Пленник связан надежно, однако все равно сопротивляется. Джек подхватывает его за плечи, поднимает и укладывает на землю. Лица человека нельзя разглядеть. Мешает пакет на голове. Судя по нечленораздельному мычанию, у несчастного также заклеен рот. При скупом свете луны мерцают наручники на его руках. — Без глупостей, не разочаровывай меня, — холодно бросает Джек и тащит связанного пленника в сторону леса. Я смотрю на багажник и вижу там еще одного беднягу. Перед глазами темнеет. Даже не могу понять, мужчина это или женщина. Похожий пакет на голове. Веревки и наручники. Меня не тянет вести долгие и пафосные рассуждения. Совсем не хочется разбираться в мотивах и следствиях. Психопат скрылся из виду, но скоро вернется. Не думаю, что есть смысл покорно исполнять его приказ и стоять, будто овечка на заклании, ожидая, пока он перетащит потенциальных жертв из автомобиля прямо в чащу леса. Бросаю взгляд на мрачные тени деревьев, потом смотрю на багажник. Не слишком хорошо оставлять невинного человека в лапах безумного маньяка. Но эта мысль озаряет сознание точно вспышка и быстро гаснет. Подавляю угрызения совести, забиваю на волнение о спасении ближнего и бегу подальше от опасности. Непривычно. Очень мешает то, что руки скованны за спиной. Зато обувь на низком ходу облегчает задачу. Бежать по встречной — сплошное удовольствие. Хорошо, что я не слушаю маму и не ношу каблуки. Почти. Конечно, можно было бы лечь на асфальт, исполнить нехитрый акробатический трюк и перевести закованные руки вперед, протолкнув между ними задницу. Но моя задница слишком внушительна для подобного эксперимента. Еще можно было бы сесть в авто и поехать. Однако я даже со свободными руками не умею водить. И не умею заводить двигатель без ключей. И зачем я пересмотрела столько фильмов с Дензелом Вашингтоном? Бестолочь. Ничему не научилась. Этот парень смог бы найти выход из любой ситуации, а я лишь умудряюсь влезать в полнейшее говнище. Автомобиль за автомобилем проносятся мимо. И никто не собирается меня спасать. Надо голосовать. Чем? Ногой? Водители бы не поняли. Я несусь по середине дороги с дикими воплями, только особенного эффекта это не производит. Сволочи невозмутимо объезжают препятствие и держат путь дальше. Гады. Чтоб у вас все шины прокололись. Продолжаю бежать, оглядываюсь назад. Авто, похищенное Джеком, стоит на месте. Рядом никого. Но не факт, что у меня много времени. До города в любом случае не добраться. Ведь я несусь в противоположном направлении. Путаю следы. Вдруг псих не заметит мою хилую фигурку на таком расстоянии и решит, будто я пешком рванула в родные края? Надеюсь, зрение у него паршивое. Интересно, можно ли описаться от переизбытка эмоций? Кажется, можно. Рядом тормозит авто. — Что случилось? — спрашивает водитель, опуская стекло. — Пожалуйста, помогите, — бормочу, запыхавшись. — Очень прошу! — А что с руками? Даже за секунду до того, как описаться, я четко понимаю: лучше не упоминать о маньяке с пистолетом. Но как объяснить наручники?! — Заплачу, сколько скажете, — произношу магическую фразу. — Пожалуйста, подвезите. — Что это? — водитель уже не смотрит в мою сторону, в его взгляде вспыхивает ужас. Оборачиваюсь и смотрю назад. Выстрел вынуждает вздрогнуть всем телом, подскочить и сжаться в тщетной попытке обрести невидимость. Пуля устремляется в воздух, а Джек идет прямо на нас. — Прошу, дайте сесть. Деньги не вопрос и… Еще два выразительных выстрела вверх отнимают последний шанс на избавление. Водитель выжимает газ до упора и убирается подальше от вооруженного психа. Я не осмеливаюсь обвинить его в черствости. Сама сбежала, не попытавшись спасти связанного человека. — Гори в аду! — бросаю, наплевав на вежливость и правила разумного поведения. — Чтоб у тебя колеса отвалились. Джек приближается, удрученно качая головой. — Очередное разочарование, — вздыхает он. — Подумаешь, немного прогулялась, — заявляю раздраженно. — Торчать возле тачки до чертиков скучно. — Сейчас развлечемся, — обещает, обходя меня и останавливаясь сзади. — Мне кажется, хватит уже веселья. Я не хочу умирать. Только не сегодня. Завтра. Через неделю. В любой другой момент. — Ошибаешься. Веселье даже не начиналось. Затылок обжигает жесточайшая боль. Отключаюсь, не успеваю разобраться в собственных ощущениях.
***
Итак, меня впервые вырубили ударом по голове. Можно включить новый пункт в список того, что я никогда не мечтала попробовать, но пришлось. Благодарю, очень признательна своей судьбе. Признаюсь, я боюсь открыть глаза. Я не хочу видеть, что творится вокруг. Я умерла и попала в ад. Голова раскалывается на части. Здесь царит жуткий холод. Руки онемели, затекли. Едва могу шевельнуть пальцами. Вообще, я представляю ад более живописно, а в данный момент чувствую себя слишком живой, чтобы оказаться мертвой. Кажется, я сижу на стуле. Запястья по-прежнему скованны наручниками, ноги раздвинуты и привязаны веревками. Прикольно. Видимо, мой плащ распахнут. Поэтому так холодно. — Открывай глаза, спящая красавица, — голос Джека раздается откуда-то сзади. — Наши гости терпеливо дожидаются банкета. Давай. Это гораздо легче, чем кажется. Как сорвать повязку. Пластырь. Прямо с кровоточащей раны. Я открываю глаза. И офигеваю. Встреча с маньяком. Удар по голове. Масса новых, неизгладимых впечатлений. Вроде бы больше охренеть нельзя. Но реальность бьет рекорд за рекордом. Может, у меня просто галлюцинации? Может, он вколол мне какой-нибудь наркотик? Или же картина напротив — результат серьезной черепно-мозговой травмы? Прямо передо мной сидит Рита. Взъерошенная, испуганная. Ее рот заклеен скотчем, слезы стекают по щекам, размазывая старательно нанесенный макияж. — Как… что… — разум отказывается сформировать логичный вопрос. — Не ожидала увидеть подругу? — Джек смеется и хлопает меня по плечу. Морщусь. Затылок болезненно ноет, в ушах шумит. Шестеренки стремительно вращаются в моей голове. Неожиданный звонок Риты и встреча с этим психом. Данные события явно связаны. Рита специально меня выманила. Я ведь сразу почуяла подвох. Иначе не брала бы пистолет, не пыталась бы дозвониться до Градского. Дура. Какая же я дура. — Удивительное стечение обстоятельств, я и сам поражен. Джек подходит к Рите, срывает скотч. Пронзительный визг разрезает тишину. Дергаюсь, тянет закрыть уши ладонями. — Теперь лучше? — он заботливо гладит Риту по макушке. — Что ты делаешь? Женя, зачем? — говорит моя подруга, одним махом подтверждая все догадки. — Я не понимаю, за… — Вы, блин, знакомы! — возглас невольно срывается с моих уст. — Не совсем, — отрицательно качает головой Джек, и прикладывает палец к губам, призывая меня заткнуться. — Сколько себя помню, Женей не представлялся. — Что за хрень тут происходит? — не собираюсь молчать. — Никто не хочет объяснить? Что за дерьмо? — Приличные девушки так не выражаются, — с укоризной замечает он. — Это невежливо. — Правда? Я по-настоящему зла. И мне почти плевать на последствия. Хотя, если честно, сейчас я просто не думаю о последствиях. — В задницу вежливость. Ясно? Я пытаюсь подняться. Но сразу же усаживаюсь обратно. С грохотом. Вот дерьмо. Убегать в паре со стулом — научная фантастика. — Тише, ты слишком сильно нервничаешь. Джек достает пистолет, кладет на стол между мной и Ритой. — Я советую соблюдать спокойствие. Мой взгляд прирастает к оружию. — Мы ведь не хотим лишних осложнений. Да куда там. Затихаю, не двигаюсь, практически не дышу. Заглушаю вопль. — Уделим внимание другому гостю. Не будем никого обижать безразличием. Только теперь понимаю — вместе с нами еще один человек. Верно. В багажнике было два пленника. Джек подвигает стул ближе, хватает темную фигуру, усаживает. Снимает пакет, срывает скотч. Это парень. Его лицо выглядит очень знакомым, но я едва соображаю от тошнотворного ужаса, который леденит внутренности. Я не успеваю собрать фрагменты воедино. — Артур Хара любезно согласился к нам присоединиться, — сообщает Джек. — Женя, я не понимаю, — продолжает лепетать Рита. — Что случилось… зачем… зачем ты все это делаешь. Хара сплевывает. Кровью. Я могу уловить характерный оттенок даже в полумраке. — Ты по ходу совсем тупой, — чеканит Артур. — Тебя закопают. Найдут и уеб*т. Джек смеется. Ситуация его радует. — Давно у меня не было настолько веселой и разговорчивой компании. Я уже получаю удовольствие. Хотя все живы. И относительно невредимы. Ну, это мы поправим. Господи. Кто-нибудь. Дайте мне пульт. Я смотрю дешевый треш про маньяка. Не удается переключить канал. Наверное, пульт сломался или батарейки сели. Проклятье. Автоматом изучаю обстановку вокруг. Смахивает на дом лесника. Какая-то полуразрушенная изба. Крыша протекает, в стенах полно щелей. Отовсюду тянет холодом. На столе расставлены горящие свечи. Посреди покоится пистолет. Мои пальцы невольно сжимаются. Ощутить бы сталь, обрести бы немного уверенности в завтрашнем днем. В том, что завтра вообще наступит. Для меня. — Я собрал вас всех не случайно. Джек распускает волосы Риты, медленно распутывает пучок, собирает локоны в кулак и вдруг резко дергает назад. — Хотя нет. Случайно. Они кричит и рыдает. Совершает ошибку за ошибкой. Когда ты во власти маньяка, нельзя показывать страх. Садист лишь наслаждается чужими страданиями. Так ты его провоцируешь и поощряешь. — Назови меня Женей еще раз. Он давит ей на челюсть, принуждает широко раскрыть рот и… Я не вижу, что он делает, но крики Риты оглушают. Мой желудок сводит судорога, мелкая дрожь охватывает тело. — Я вырежу твой язык, затолкаю в горло и заставлю проглотить. Опять оглядываюсь по сторонам в тщетном поиске спасения. Мои мышцы звенят от напряжения. — Кстати, это касается всех, кто заговорит без разрешения. Вопросы? Он отпускает Риту, извлекает раскладной нож из кармана. — Значит, я не знаю, с кем связался, — подходит к Харе, приставляет лезвие к его шее. — О нет, я отлично знаю. Я связался с ничтожным ублюдком, который сидит на наркоте и насилует баб. Я наблюдал за убийством твоего отца. Конечно, Женя унылый мудак, но иногда приводит меня на интересные мероприятия. Почему тебя там не было? Боялся обделаться? Не помог папочке отправиться в ад. Зря. Такая шикарная возможность. — Ты еб*ный псих! — кричит Хара, и лезвие царапает его кожу. — Отвали, долбо*б. Нож скользит по горлу. Ниже и ниже. Вспарывает плоть, едва касаясь, прорисовывает странный узор. — Не кричи. Станет только хуже. Когда шея напрягается, лезвие входит глубже. Это не больно. Пока не больно. Хара орет громче. Рита захлебывается в рыданиях. Джек отпускает жуткие комментарии. Существует негласное правило: если ты оказался в жопе, надо бежать, а если ты уже не можешь бежать, то выеб*вайся до последнего. Честно? Я боюсь. Боюсь до такой степени, что ноги отнимаются. И горло перехватывает когтистая лапа. Но выхода нет. Я не сумею простить себе бездействие. Пусть Артур Хара — не тот человек, которого мечтаю спасти. Он все равно человек. — Прости, — откашливаюсь. — Я бы, как хорошая девочка, подняла руку и попросила разрешения заговорить. Только наручники мешают. Джек замирает. — Не хочу показаться грубой. И все же… может, мне кто-нибудь объяснит, какого хрена тут происходит? Он отстраняется от Артура, любуется своей работой. Темная рубашка парня разрезана, распахнута. Тело обнажено. Шея, грудь и живот залиты кровью. Хара продолжает кричать. Но уже как-то сипло, тише. — Я сам не знаю, — Джек складывает нож, прячет обратно в карман. — Я мужиков не люблю. Я и девочек не люблю. В прямом смысле. Секс мне мало интересен. Видимо, Женя решил расширить кругозор. Это он упаковал Артурчика. Прямо в Артурчиковой машине. — А я при чем? — Ну, так вышло, — пожимает плечами. — Мы пришли к выводу, что ты нам подходишь. Все должно подходить идеально. Согласна? — Я не понимаю. Джек удаляется из комнаты, исчезает во тьме и вскоре возвращается с небольшим черным чемоданом. Ставит его на стол передо мной. Открывает. Твою ж мать. Ножи. Или кинжалы? Не меньше пятидесяти предметов. Разная форма, разный размер. Стальной блеск слепит, вынуждает зажмуриться. — Выбери, — говорит Джек. — Что? — спрашиваю глухо. — Выбери то, чем я смою эту грязь с лица земли. Я хочу отвернуться, но он мешает. Окровавленные пальцы сдавливают мой подбородок. — Нет! — бросаю хлестко. — Хочешь умереть быстро? Извини. Я обожаю предварительные ласки. Он отпускает меня, гладит по щеке. Почти нежно. От этого движения мороз по коже, озноб струится по венам, вынуждая заледенеть изнутри. — Хочешь, чтобы я нарезал твою симпатичную мордочку как персик? Джек берет один из экспонатов своей чудовищной коллекции. — Я могу это сделать. Поверь. Ледяное лезвие прижимается к виску. — Жаль, ты не брюнетка. — У нас есть и брюнетка, — шепчу, едва шевеля губами. — Да, Маргарита? Джек кривится. Нечто необычное мелькает в его безумных глазах. Будто тень, бледный отблеск истины, за который мне не удается ухватиться. — Она не мой стиль. Нож скользит ниже, исследует мою шею. — Мы же были вместе, — всхлипывает Рита. — Что с тобой? Зачем? — Зачем, а? — подхватываю вопрос. — Я знаю свою подругу, ей нет смысла лгать. Только не теперь. Вы встречались, а потом ты слетел с катушек и превратился в убийцу? Он ухмыляется. — Святая. — Я не против умереть, — шумно сглатываю. — Но сначала давай разберемся. — Посмотри на меня. Разве я похож на парня по имени Женя? Стал бы я трахать такое жалкое создание? Рита всхлипывает. — Ты говорил, что любишь меня, что мы поженимся, — заявляет она. Ну наконец. Спасибо. Подруга ловит мою волну. Возможно, не все потеряно, сумеем потянуть время, достучаться, отвлечь. Не важно. Сойдет любой вариант. — Тогда почему я этого не помню? — хмыкает Джек. — Мужчины на многое готовы, чтобы избежать загса, — усмехаюсь. — Какая ты. — Какая? — Тоже не в моем стиле, но сама по себе — отвал башки. Умная. Дерзкая. Горячая. Мне кажется, ты орудуешь ножом у меня под ребрами. — Если бы, — присвистываю. — Если бы, — широко ухмыляется он. — Ладно, выбирай. Чем нарежем Артурчика? — Не надо его резать. — А кого, если не его? Тебя? Джек хохочет. Лезвие движется по моей шее вниз. К груди. Скользит, проникая под кофту. Прижимается плотнее, обдает могильным холодом. — Чувствуешь? Нравится? Обжигающая сталь следует к поясу джинсов, останавливается между пряжкой ремня и моим обнаженным животом. — Вот этот нож подойдет, — бормочу скороговоркой, прибавляю: — Для Артура. — Кому нужен Артур? Пусть с ним разбирается унылый мудак Евгений. Я нашел занятие поинтереснее. — Действительно собираешься убить? Так просто? Это оскорбление. — А чего ты ждешь? Я маньяк. Это моя природа. Резать, кромсать. Я утоляю голод. Я зверь. В его голосе сквозит неприкрытая ирония. Даже издевка. Он насмехается. Я не сумею навязать ему свои правила игры, но порой достаточно зацепить. Держать на крючке. Подольше. — Скажи мне что-нибудь новое. Такое, о чем я раньше не слышал, чего не пробовал. Окровавленные пальцы сжимают мое горло. Не слишком сильно. Терпимо. Боже. Не молчи, только не молчи. Я не хочу умирать. Не здесь, не так. Не сегодня. Никогда. Отчаяние захлестывает волной. Тянет сдаться, униженно заскулить. Паника прорывает плотину внутри меня, срывает все засовы, рвется наружу. Однако это не выход. Я загоняю страх обратно, хватаюсь за лихорадочный блеск в глазах палача и улыбаюсь. Я представляю Градского. Я возвращаюсь в тот день, когда рыдала на ступеньках универа, а он меня поддержал и обещал наказать любого обидчика. Мой босс поймает тебя, больной урод. Поймает и убьет. Но вслух говорю абсолютно иное. — Я еще никогда не испытывала оргазм. Ухмылка Джека гаснет. Слегка. И я понятия не имею — к лучшему это или нет. Но решаю продолжать. А лед трещит под ногами. Скрежет отбивается в каждом ударе моего сердца. — Я не знаю. Как? Я не чувствую ничего. У меня был только один парень. Можно свалить вину на него. Удобный ход. Вот только с остальными девушками у него никаких проблем не возникало. Однажды я застала его с другой. Она очень громко кричала. Наверное, даже громче Артура. Тошнота подкатывает к горлу. Стараюсь проглотить. Спазм за спазмом. — Я вообще редко что-то чувствую. Внутри меня пустота. Хотя нет. Не вполне. Скорее воронка. Затягивает, поглощает. Я… — Заткнись. — Заткни меня. Джек вздрагивает, будто я его ударила. — Жаль, — сухо заявляет он. — Жаль, ты лжешь. Нож приходит в движение. Вверх-вниз. От груди к пряжке на ремне. Сначала медленно, потом быстрее. — Нет, не лгу. Лезвие царапает меня, но я не чувствую боли. Адреналин зашкаливает. — Про оргазм не лгу. Я хочу тебя. Глубоко внутри. Тебя или твой нож. Мне не важно. Я хочу почувствовать. — Если бы это было правдой, — смеется, качает головой. Отстраняется. Я могу видеть собственную кровь на сверкающем острие ножа. Могу, однако не хочу. Выбираю не замечать ничего лишнего. — Нам обоим стоит поблагодарить Риту за чудесный вечер, — он криво улыбается. — Без нее мы бы никогда не встретились. Представляешь? Джек опирается о стол, склоняет голову, наблюдает за мной исподлобья. Подносит окровавленное лезвие к губам и делает шумный вдох. — Возможно, когда-нибудь это станет правдой, — заключает мрачно. — Мне нравится, как ты пахнешь внутри. Ты особенная. Тебе уже говорили? Он кладет нож обратно в чемодан, берет новый. Более широкий. — Ты очаровательна, Маргарита, — произносит Джек, выделяя имя. — Сожалею, что у нас ничего не получится. Она молчит. Он подходит к ней вплотную, заботливо треплет за щеку. — Это разбивает мне сердце. Веришь? Она ничего не отвечает. — Правильно, что не веришь. Спасибо тебе за подарок. За Славу. — Ты обещал, — вдруг произносит она, настойчиво повторяет: — Ты обещал. — Разве можно верить психопатам? — он посмеивается. — Я всем своим жертвам обещаю сохранить жизнь. Говорю, что хочу немного поиграть, позабавлюсь и уйду. Я прошу их кричать громче. Или наоборот — тише. А потом заставляю замолчать навсегда.
|
|||||||
|