Константин Дмитриевич 17 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 19Следующая ⇒

Ах, дожди, дожди, сверху льющие,

Чтоб ушли огни, стали прошлые!

Посудите же! Я Лесуночка.

Инструментик мой — балалаечка.

У меня своя в мыслях луночка,

Я в густом лесу многознаечка.

Знаю цвет любви и разрыв-траву,

Знаю смехами литься звонкими,

Землянику жду, костянику рву,

Убираю лес я опенками.

Сею гнездами я вам рыжики,

Крашу листья я желто-красные.

Ноют зяблики, плачут чижики,

Мне в глаза взглянув распрекрасные.

Но Зима грозит, снаряжается,

Словно волк идет к нам от Севера,

Так вот в разуме все мешается.

Где поля мои с духом клевера!

Из конца в конец лишь атавами

Ветер тешится вслед за косами.

И крикливыми вдаль оравами

Журавли летят долгоносые.

Утром — зимники, росы сильные,

И во все Мороз дунул стороны.

Где вы, цветики? Спят, умильные.

Только каркают сверху вороны!

КАПРИЗНИЦА

Пела, пела пеночка,

Звенела конопляночка.

Маленькая девочка

Скучала о зиме.

Не ведала капризница,

Что зима уж близится,

Хлопьями сбирается

В недалекой тьме.

Вот и пламя вечера

В пепле дней развеялось,

Затопили печи мы,

Холодно в дому.

И мечтала девочка

Как певала пеночка,

И тихонько плакала,

Не зная почему.

БРОДЯГА

Бродяга я. До холодов, с грозой,

Плясал огнем, и реял стрекозой.

И вот, бездомный, признаюсь я, грешник,

Что с завистью смотрю я на скворешник.

Когда б в такой забраться теремок,

И там в тепле замкнуться на замок.

Ах, рада белка малому орешку.

Подайте пятачок мне на ночлежку.

СОЛНЦЕ, ВЕТЕР, И ВОРОН

Взял Старик в амбар мешок,

Мышь в мешок проворно скок,

И прогрызла там дыру,

И ушла сама в нору.

Крупка сыплется в мешок,

Крупка в норку на утек,

Крупка высыпалась вся,

Пляшет мышь, хвостом тряся.

Тужит Старый: «Как тут быть?

Как тут горю пособить? »

Зерна скрылись, — где и след.

Разве Солнце даст совет.

Солнце слышит свысока,

Обогрело Старика,

Месяц белый посветил,

Вышли зерна из могил.

И летел из дальних стран

Ворон Воронович Вран,

Помахал своим крылом, —

Крупкой полон весь закром.

КОЛОБОК

Толокняный колобок,

Ты куда бежишь, дружок?

А бегу я к волку в пасть.

Верно, там тебе пропасть.

Нет, я волка покормлю,

Но катиться я люблю.

Только волк меня поест, —

Я качусь до новых мест.

Как же это, колобок?

Ты из пасти — прямо скок?

В брюхе волка — темноты

Не боишься, верно, ты?

А в моих полях — овес,

Много зерен он принес.

Намесили толокна,

И в квашне не видно дна.

Волк от ночи до утра

Ест, — а молвлю я: «Пора! » —

И обглоданный — в квашню,

И круглюсь во славу дню.

Ишь, а мне и невдомек,

Ты прехитрый колобок.

И кружить тебе не лень?

Нет, я свежий каждый день.

СЕМЯ-ЗЕРНО

Мечтанья девушек красивы,

Полузакрытые цветы,

Но есть мучительные срывы,

И цепкий зов из темноты.

Меня страшит мое ночное,

В ночах слепое, существо,

Но нашим миром правят двое,

Разрыв — начало для всего.

Цветы каштана в Марте свежем

Горят как свечи под Луной,

Но если взор мы светом нежим,

Зерно растет из тьмы ночной.

Вот оно брошено, семя-зерно,

В рыхлую землю, во что-то чужое.

В небе проносятся духи, — их двое, —

Шепчут, щебечут, поют.

Спрячься в уют.

В тьму углубляется семя-зерно,

Вечно одно.

Было на воздухе цветом красивым,

Колосом с колосом жило приливом,

Было кустом,

Малой былинкою, древом могучим,

Снова упало в могильный свой дом.

Духи из пламени мчатся по тучам,

Духи поют: «Улетим! Отойдем! »

Сердце, куда же ты мчишь, безоглядное?

Вот оно, вот оно,

В землю зарытое, малое, жадное,

В смертном живое, семя-зерно.

В подпольи запрятано, прелое,

Упрямо хотящее дня,

Собой угорелое,

Порвалось, и силам подземным кричит:

«Отпустите меня! »

Вся тяга земная

Ничто для него.

Есть празднества Мая

Для сна моего,

Апреля и Мая

Для сна моего.

Кто хочет уйти, отпустите его.

Вся тяга земная

Прядет для меня золотое руно,

И ласка от Солнца есть ласка родная,

И тьма обнимает — для дня сохраняя: —

В глазах ведь бывает от счастья темно.

Душа человека есть в Вечность окно,

И в Вечность цветное оконце — разъятое

семя-зерно.

Серое, тлеет, упрямо уверено,

Что зажжется восторг изумруда,

Что из темного терема

Вырвется к Солнцу зеленое чудо.

Духи порвали огромности туч,

Голос потоков, как пляска, певуч

Весть золотая с заоблачных круч

Из голубого Оттуда.

Я вас кроплю водою

Из чистых родников,

Цветы мои, горите

Огнем живых зрачков.

Я вас кроплю слезою

Мгновений и годов,

Цветы мои, светите

Лампадой лепестков.

Я вас кроплю мечтою,

Из крови сплел покров,

Я умер, вы живите,

Наш мир лишь вами нов.

Ушел в века с зарею,

Вернусь из тьмы веков,

Цветы мои, вы нити

Бессмертных жемчугов.

ЮЖНЫЙ КРЕСТ

No quema, sino da luz, este fue-

go del santo amor. Oh diremos que

quema у no quema!

Fray Diego de Estelta

He сжигает, а дает свет, этот

огонь святой любви. О, скажем,

что сжигает и не сжигает!

Фраи Диэго де Эстелья

ЖЕРТВЕННЫЙ ЗВЕРЬ

Белорунный, сребролунный, из пещеры вышел зверь.

Тонкоструйный, златовейный, зажигай огонь теперь.

В старый хворост брызнул шорох, вспышек быстрых перебег.

Зверь пещерный, беспримерный, весь сияет, словно снег.

Златорогий, стройный, строгий, смерти ждет он не страшась.

Струйки-змейки, чародейки, вейтесь, пойте, стройте час.

Струнным строем час построен, час и миг и волшебство.

Снег разъялся, кровь красива, хворост ожил, жги его.

В старых ветках смерть устала спать и ждать, не бойся жечь.

Все, что пламень метко схватит, встанет, словно стяг и меч.

Златорунный, огневейный, красный, желтый бог Костер,

Жги нас, жги нас, как несчетных жег и сжег твой жаркий взор.

ЗАПОВЕДЬ

Не убивай. Не отнимай. Не соблазняй — несоблазненный.

Не завлекай в веселый гай, коль сам не взят тоской

бессонной.

Но если ты взлюбил мечты, как любим сердцем близость

Бога,

Иди, куда зовет звезда, и пусть ведет тебя дорога.

И пусть убьешь: Быть может, ложь, что ты убийца — убивая.

Ведь в битве есть восторг и честь, и есть призыв Родного

края.

И если взят чрез быстрый взгляд весь мир другой — души

плененной,

Возьми меня рукой огня, — блаженным буду я сожженный.

У РУЛЯ

Морским свеченьем горит волна,

Направо волны, налево вал,

Довеял ветер обрывок сна,

В котором разум давно дремал.

Тот сон — безвестность путей иных,

То сновиденье — о берегах,

Еще не спетый дрожащий стих,

Тот клад заветный, что в пеленах.

Я уплываю, так суждено,

Мгновенья пали, их не вернуть,

Увижу ль берег, увижу ль дно, —

На Ориона я правлю путь.

ОРИОН

Ориона, Ориона, Ориона три звезды

Я зову тройным зазывом над стремнинами воды.

Яркий пояс вышний Витязь, чуя с мраком бой, надел,

С троекратным упованьем расширяю свой предел.

Правя к Югу, веря Югу, бледный Север я люблю,

Но, лелея в сердце призрак, волю дал я кораблю.

Ориону, Ориону, Ориону, в битве с тьмой,

Отдаю первоначальность, первый гимн весенний мой.

Витязь встанет, Витязь глянет, и еще за ночью ночь.

Сердце, слушай зовы света, и Судьбу свою пророчь.

Бури страшны — лишь для страха. Веря в звезды — дышет

грудь.

Орионом, Орионом, Орионом явлен путь.

СОЧЕТАНИЯ

Дальний Сириус дрожью объят, колыбелится, тянется свет.

Это — сказ, это — звук, это — сон, перекатная зыбь перезвона.

И как ровно горит перед ним, начертанье высоких побед,

Троезвездный размеренный звон, ослепительный систр

Ориона.

СВЕТОЧ ЮГА

С каждой ночью все направо содвигался Орион,

Каждой ночью был к иному звездным пеньем дух взнесен,

И в нежданный час однажды, над разбегом корабля,

Расцветился знак желанный, чьим огнем жива Земля.

Он земным владеет кругом, четырем велит ветрам,

В первый миг он нас встречает, в смертный час он светит

нам,

В разных ликах засвечаясь, был надеждой разных мест,

В Южном море он взнесенно воссиял как Южный Крест.

КОВЧЕГ ВЕЧЕРНИЙ

Луна взошла за Океаном

И светом нежит нас медвяным.

Корабль дрожит над мглой валов,

Ковчег вечерний, улей снов.

По вскипам зыбкого агата

Скользит мерцающее злато.

И я лечу, мечтой ночной,

Пчела-виденье, в Край родной.

ТАЙНОПИСЬ

Когда б тебя, с кем слит я в тайной цельности,

Мог каждый миг я — взор во взор — встречать,

Сверкали б мы в лазурной беспредельности,

Скрепив судьбу, как звездная печать.

И были б мы в причастии горения,

Вгнезденные в созвездие одно,

Дабы светить всем тем, чей путь — борение,

В ночных степях, где глухо и темно.

Когда б с тобой, с кем часто я в разлучности,

Мой рок меня светло сковал навек,

Звучали б мы псалмом вселенской звучности,

И пили б все от светловодных рек.

Все ж мнится мне, что, если здесь в мгновении

Так часто мы с тобой разлучены,

Двойной звездой, в грядущем вознесении,

Мы бросим в мир немеркнущие сны.

ТОЛЬКО ТЫ

Только ты меня можешь вести по путям,

Где горячая молния — там.

Только ты мне отрада, и правый мой суд,

Если обруч я выкую — тут.

Лишь одна есть рука, и в ночи, и средь дня,

Для горячего в беге коня.

Лишь один есть стрелец, что умеет в мету

Без ошибки попасть на лету.

Лишь с тобой мой полет — чрез простор темноты.

Хоть за край, если в пропасти — ты.

И с хоругвью в ветрах, за тобой я лечу,

Гром готовится встретить нас — чу!

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Я раскрыл лебединые крылья,

И коснулся крылами зари,

И легко, высоко, без усилья,

Возлетел. Мой размах повтори.

Если хочешь лететь легковольно,

Там, где звезды подобны ручью,

Ты пойми и почувствуй безбольно

Лебединую песню мою.

Улети от родного затона,

От знакомых родных ступеней,

Убаюкай дрожание стона,

Будет песня полней и звучней.

Искупаешься в Солнце безвестном,

Обвенчаешься с Новой Луной,

И к пределам желанным, хоть тесным,

Прилетишь с полнопевной весной.

Из пустынь, что лазурно-высоки,

Упадешь белоснежно к гнезду,

И качнешь ты родные осоки,

Закачаешь на влаге звезду.

С МОЛНИЕЙ

К тебе я в грозах прилетал,

Тебя дождями я кропил,

С тобою светлый пил бокал,

И слушал тихий звон кадил,

Тебя я в лунный ввел опал,

И быстрой молнией светил.

И если будет мне дано

Продлить земную череду,

И если в яркое звено

Я вброшу вновь и вновь звезду,

Томись и жди, раскрыв окно,

Я снова с молнией приду.

В НОЧАХ МИРОВ

Я вброшен в мир неведомой Судьбою,

И с вихрями зиждительными свит,

Я должен мчаться бездной голубою,

Одетою ночами в аксамит.

Я должен быть светильником летящим,

Прорезать мрак алмазною слезой,

Быть светляком глубинностям и чашам,

Игрой зарниц загрезить за грозой.

Струною петь о таинстве стремленья,

Зачать, качать протяжный перезвон,

В зеркальность дней пролить волну продленья,

Создав напев, лелеять зыбкий сон.

Но был бы я безмерно одиноким,

Когда б в ночах, с их мглою голубой,

Я не был слит с виденьем звездооким,

И не горел тебе, в себе, тобой.

НАПЕВЫ РУН

Напевы рун звучат — но лишь для взора,

В узорах звезд, в которых высота

Сложила гимны огненного хора

Под верховенством Южного Креста.

Напевы рун дрожат — их слышит ухо

Во вскипах волн, в безмерности морей.

Дорогой глаз, или тропинкой слуха

В их смысл войди — все смыслы в них светлей.

СКАЗ О ЗВЕЗДАХ

При начале наших дней

Люди Бога огорчили,

Он ушел от нас во тьму.

Скучно было там ему.

Вечно с тьмою, всюду с ней.

Зачерпнул в своей он силе

Так с пригоршни две огней,

Радость сердцу своему.

И унес подальше их.

Но они, горя, сквозили

Через Божию суму.

И в своем он терему.

Но идя средь звезд златых,

Весь сияя в звездной силе,

Растерял не мало их,

И горят еще сквозь тьму.

НЕ ИСКУШАЙ

Мать Матерей, родимая Земля,

Отец Земли, лазурный Океан.

Покой сознанью синим Небом дан,

И нежат мысль зеленые поля.

Я был как все. Во мне горел Огонь.

Я жил во всем. Касался до всего.

Устало сердце. Мир, не мучь его.

Я тихо сплю. Не искушай. Не тронь.

ПОД ЗНАКОМ СВАСТИКИ

Капля неведенья в море незнания,

Искра мгновенная в хлещущей мгле,

Ты, маловерное чадо терзания,

Ты, беспримерная вспышка во зле.

Все твое деланье в тающем времени,

Все твои сны, и верхи Пирамид,

Лишь прорастание малого семени,

Факел твой пляшущий быстро горит.

Вспыхнут Рамзесами, иль Ахиллесами,

Меткозахватными, яркие дни,

Тотчас задернется праздник завесами,

Сгрудятся гномики, тушат огни.

Все созидания Эллина гордого,

Первого воина нашего я,

Суть лишь вскипания мрамора твердого,

Камень, возжаждавший быть как струя.

Струи кончаются. Струи свежительны,

Все же не вечно им можно сверкать.

Только страдания в цепкости длительны,

В том поручится вам каждая мать.

Расчетвертованность. Свастика вечная.

Крест во вращении. — Где же наш Дом?

Где же есть верное? Скучно конечное.

Жизнь наша — в полночи, с Южным Крестом.

ПОСЛУШАНИЕ

Вся Природа послушанье

И таинственный устав.

Рьяных смерчей рокотанье,

И шуршанье светлых трав.

Смерти бледное явленье,

Ярких радуг семицвет.

Взрыв подземного горенья

Вулканических побед.

От созвездий ожерельных

До сбирающей пчелы,

Звук закона в числах цельных,

Цепь ячеек в глубях мглы.

Быстрый заяц, лист капусты,

Завлеченный в сказку волк.

Дрожжи замысла здесь густы,

Шелковичный тонок шелк.

Вся Природа послушанье,

В токе творческой любви.

В безднах знанья и незнанья

Верь звезде и нить не рви.

ТРОЕСТРОЧИЕ БОГАМ

Болезнь, седины, труп,

Три вечные пятна

Для видящего Муни.

Яд в меде нежных губ,

С расщелиной Весна,

Декабрь — уже в Июне.

Но мне болезнь и боль

Есть огненный исход,

Кремнистый путь познанья.

Неволишь, так неволь,

Крылатым есть полет,

Лечу, мне нет изгнанья.

И седина есть снег,

И старость — замок дней,

Где пол и стены льдяны.

Минут там ровен бег,

Там радуга огней,

Там радости румяны.

И труп, чужой, родной —

Тоска, но лишь на миг,

И снова — до свиданья.

А если это мой,

Свободу я постиг,

Вновь — светлое скитанье.

И трем богам молясь,

Я засветил огонь

Пред Брамой, Вишну, Сивой.

И мраку каждый час

Пою: «Меня не тронь.

Я вольный и красивый».

ЦАРСТВО

Себя завоюй,

Собою владей,

Над жизнию всей

Зажги поцелуй.

И сердцем будь прям,

И сердцем будь чист,

Как утренний лист,

Как дым-фимиам.

Будь легким как сон,

Будь добрым с зверьми,

Будь тихим с людьми, —

Тык Богу причтен.

щит

Бывший круглым, Лунный Щит

Глянул вырезным.

В легкой мгле ночной разлит

Дней сожженных дым.

Над колодцем мировым

Миг журчит-журчит,

Нас ведя к немым, к родным,

К сну замкнутых плит.

БОРО-БУДУР

(Храм Будды. — Ява)

В камне тлеющем хмуро

Лики — тысячи — хоры.

Еще смотрят их взоры.

Возле Боро-Будура

Серо-бурые горы.

Вон оттуда досюда

Протянулись вершины,

Как огромные спины

Исполина-верблюда,

Горбуна-чуда-юда.

Но в выси распаленной

Над Природой и Храмом,

Над ликующим гамом,

Многократно-взнесенный,

Жив навек — Просветленный.

БУДДА

Как безгласность рождения снега,

Серебристых пушинок паденье, —

Как ладья, что от чуждого брега

Оттолкнулась, бежа заблужденья, —

Как вулкан, что, уставши от зноя,

Воссиял многоснежною чашей, —

Как лазурь, что упором покоя

Вознеслась над пустынею нашей, —

Как медлительный звон колокольни,

Что уходит густыми волнами, —

Как цветок, что над долею дольней

Фимиамными курится снами, —

Как привет «Отдохни» иноверцу,

Как горящая тихо лампада, —

Он дает утомленному сердцу

Все, что сердцу взметенному надо.

СОЛНЦЕ ВСТАЛО

Бог везде, куда ни глянь,

Всюду видит, всюду слышит,

Богу все приносит дань,

Слон, пчела, и лев, и лань,

Богом все живет и дышет.

Разрывая ночи грань,

Солнце встало. Верный, встань.

И молись. И верь. И глянь,

Как волна волну колышет.

К ЗВЕЗДАМ

Престолы душ, которые когда-то

Прошли пути страданий и надежд,

И отошли отсюда без возврата,

И там глядят в огне златистых вежд, —

Печати душ, которые созвенно

Являют взорам грамату Небес,

И говорят, как все, что было тленно,

Живет вовек, и кто был мертв — воскрес, —

Несчетность душ, горенье изумруда,

Мерцание Небесных жемчугов, —

Да буду я меж вас, уйдя отсюда,

Звездой меж звезд, над сонмами веков, —

И пусть тот храм, все больше возрастая,

Обнимет всех, многовершинный лес,

И всех и все та Истина святая, —

Всезвездность душ, — взнесет в простор Небес.

ЧАС ПРИШЕЛ

Час пришел. Совершились пророчества.

Воплотились веленья времен.

Ты в железных морях одиночества,

В вознесеньи на горный уклон.

Далеко, за громадами влажными,

Улыбаются пажити дней.

Но роптаньями сумрачно-важными

Ты отброшен на ряд ступеней.

Для познавшего — нет заблуждения,

Для взошедших — все видно внизу.

Будь в морях, на горах, как видение,

Как маяк, победивший грозу.

МЕЖДУ ЗВЕЗД

Чего искать? Куда идти?

Корабль стремится по волне,

Морские звезды — вдоль пути,

Иные звезды — в вышине.

Морские звезды чуть блеснут —

И тотчас гаснут близ меня,

Дрожа, скользя, вот тут, вот тут,

Лишь дразнят вспышками огня.

А те, в далекой высоте,

Узорно-свитые огни,

До них идти — одной мечте,

Увы, так было искони.

Кипит вода. Встает земля.

Дымится дней немая нить.

Я в быстром беге корабля.

Куда мне плыть? Куда мне плыть?

ИНЕЙ

Иней белый, иней чистый,

Где мерцаешь ты сейчас?

Я иду пустыней мглистой,

Весь мой свет — сиянье глаз.

Иней чистый, иней белый,

Поколдуй и погадай,

Дай прийти в твои пределы, —

Снега хочет горностай.

Белый призрак, белый иней,

Дай мне, чарою своей,

Быть звездой в пустыне синей

Над родной страной моей.

НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Я на краю Земли. Я далеко на Юге.

Не юге разных стран, — на юге всей Земли.

Моя заря горит на предполярном круге.

В моих морях встают не часто корабли.

Мой светоч — Южный Крест. Мой светоч —

отблеск льдины.

Здесь горы льдяные — один пловучий храм.

Но за чертой мечты — мой помысел единый

Ведет мой дух назад, к моим родным полям.

И сколько бы пространств — какая бы стихия,

Не развернула мне, в огне или в воде, —

Плывя, я возглашу единый клич: «Россия! »

Горя, я пропою: «Люблю тебя — везде! »

СТРАНА, КОТОРАЯ МОЛЧИТ

Страна, которая молчит, вся в белом-белом,

Как новобрачная, одетая в покров, —

Что будет тронут им, любующимся, смелым,

Несущим солнечность горячих лепестков.

Страна, которая всех дольше знает зиму,

И гулкую тюрьму сцепляющего льда, —

Где нет конца огням и тающему дыму,

Где долгий разговор ведет с звездой звезда.

Страна, которая за празднествами Мая,

Чуть лето глянет ей, спешит сказать: «Я сплю»,

Страна великая, несчастная, родная,

Которую, как мать, жалею и люблю.

УЗОРОЧНАЯ ЗВЕЗДА

Узорочной звездою

Сквози попеременно.

Не льстясь игрою злою,

Не никни в то, что тленно.

Не захоти, в тумане,

Богатства волопаса,

В твоей душе есть грани,

Дай каждой яркость часа.

Не захоти, вздыхая,

Чтоб вечно было Солнце,

Мы — храмина большая,

В ней не одно оконце.

И истинно сказанье,

Что у отца у Бога

Для всякого дыханья

Обителей есть много.

Он Сам сказал: — Устрою.

Скорей сплетайте нити.

И за своей звездою

Одетые идите.

ИКОНОСТАС

«Что есть царствие? — Радо-

ванье в Духе».

Слово Духоборов

Иконостас живой, иконостас церковный —

Лик Вечного меж лиц, что видимы окрест.

Бог Сын — в лице людском, сквозь плоть просвет

духовный,

Взнесенный радостно, как лик созвездья, крест.

Вот день. Ты не сердись. И целый день, блистая,

Тянуться будет вверх незримая свеча.

Гнев — Ад, сердитость — Ад, а кротость — рощи Рая,

Лишь ведай бой один — духовного меча,

И что есть Царствие? То радованье в Духе.

И что есть Небеса? То — пение души.

Все громы, песни все — в твоем сокрыты слухе,

Весь свет в твоих глазах. Гори же. Поспеши.

В стезях, когда Вселенная,

Повсюду безызменная,

Была в себе, одна,

Одна как тишина, —

Без лунного течения,

Дневного украшения,

И Бог был в Божестве,

В том умном Существе, —

Возникло в нем сверкание,

То — первое желание,

И в брызгах светлых рек

Родился человек.

Да будем же торжественны,

Зане мы все Божественны,

С превыспренних высот

Чрез нас огонь идет.

Весь мир в себя вмещающий,

Вещающий, сверкающий,

Да будет сын отца

Вселенским без конца.

ДУХ

В Духе мы рождаемся,

В Духе утверждаемся,

Бодрствует в нас Дух,

Он нам глаз и слух.

В Духе — вознесение,

Сладостность пронзения,

В Духе свежесть струй,

Сим мечом воюй.

БОГЖИВОЙ

Бог живой, пророк нелживый он,

Камень крепкий, терпеливый он,

Он нам лестница высокая,

Он звезда нам златоокая,

Он кадило благовонное,

С тихим звоном вознесенное,

Он нам риза златотканная,

Сила сердца, Духом данная,

Церковь он нерукотворная,

Высота, от звезд узорная,

Луч от Неба, кем ликуем мы,

Меч от Духа, кем воюем мы.

ГОЛОС ОТТУДА

«Я не один, потому что Отец

со Мною».

Ев. от Иоанна, 16: 32

Был древле зов. Ему я внемлю.

Слеза слагается в кристалл.

Христос, дабы сойти на Землю,

Среди людей Евреем стал.

Я это ведаю, приемлю,

Без этого я скудно-мал.

Зачем лачугу Иудея

Он выбрал на земле как дом?

Тот возглас, в сердце тяготея,

Для сердца разрешен Христом.

Его святою кровью рдея,

Мы светлым цветом расцветем.

Самозакланный, во спасенье

Всех, кто приидет ко Христу,

Он на Земле Свое служенье

Вметнул как светоч в темноту,

Средь обреченных на мученье,

Что верны на своем посту.

В решеньи выспреннем и строгом

В Египте он ребенком был,

И по Халдейским Он дорогам

Свой путь — незнаемый — пробил,

И, Бог, пришел в Израиль Богом,

И Человека возлюбил.

В суровом царстве Иеговы

Возник воздушнейший цветок,

Разбиты древние оковы,

Лилейно пенье кротких строк,

Не тщетны в мире были зовы,

Здесь дан рядам веков намек.

Кто скажет «Нет», в том хитрость змея,

Возжаждет поздно — молвит «Да»,

Пребудем — сердцем не скудея,

Мы — здесь, нас призовут — туда,

Несть Эллина, ни Иудея,

Есть Вифлеемская звезда!

ЛАЗАРЬ

Лазарь в своих пеленах,

Страх в изумленных глазах.

Тайна дрожит там, сквозя,

То, что промолвить нельзя.

Будет он снова живым,

Тленье исчезло как дым.

Только до смерти, в зрачках,

Будет за радостью — страх.

ВОИСТИНУ

Пройдя чрез ужас тления,

Безмерность усыпления,

Смущенные, сожженные,

Из Ада изведенные,

Еще понять бессильные

Свое освобождение,

Стоят могильно-пыльные,

Но чуют воскресение,

И словно шепчет лес: —

«Воистину воскрес! »

СМЕРТНЫЕ ГУМНА

Смертные гумна убиты цепами.

Смилуйся, Господи жатвы, над нами.

Колос и колос, колосья без счета,

Жили мы, тешила нас позолота.

Мы золотились от луга до луга.

Нивой шептались, касались друг друга.

Пели, шуршали, взрастали мы в силе.

Лето прошло, и луга покосили.

Серп зазвенел, приходя за косою.

Словно здесь град пробежал полосою.

Пали безгласными — жившие шумно.

Пали колосья на страшные гумна.

Колос и колос связали снопами.

Взяли возами. И били цепами.

Веять придут. Замелькает лопата.

Верные зерна сберутся богато.

Колос, себя сохранявший упорно,

Будет отмечен, как взвесивший зерна.

Колос, качавший пустой головою,

Лишь как мякина послужит собою.

Зерна же верные, сгрудясь богато,

Будут сиять как отменное злато.

Дай же, о, Боже, нам жизни счастливой,

Быть нам разливистой светлою нивой.

Дай же нам, Боже, пожив многошумно,

Пасть золотыми на смертные гумна.

ЧЕТЫРЕ УГЛА

Четыре в здании угла,

Четыре истины на свете.

Быть в красоте. Не делать зла.

Любить весь мир. И быть как дети.

Быть в послушаньи красоты,

Самозаконной, самоценной.

Любить как я любое ты,

Пронзать лучом свой сумрак пленный.

Остерегайся сделать зло.

Исправь, что здесь исправить можно.

Алмазно-чистое стекло

Храни. И шествуй осторожно.

А если ты его разбил,

Припомни: — В страшной силе жара,

Всем напряженьем тайных сил,

Ты явишь новью то, что старо.

БЛАГОВЕСТ

Я всем пою мое благословение.

Нет никого, кто был бы мне врагом.

Я был в Огне. Но в кузнице мгновения

Я претворил металла тяжкий ком.

Он темным был. Я дал ему пылание.

Его вметнул я в огненную печь.

Был звон и дым. И диво-изваяние

Я молотом сумел из тьмы извлечь.

И вот иду. Я разлучен с горнилами.

Я с каждым здесь. От всех я ухожу.

Все существа мне стали близко-милыми.

Я показал им светлую межу.

ОГНЕДЫМЫ

Был в огнедымах я, был в водоверти я,

Пересоздания пытку прошел.

И возвещаю вам радость бессмертия,

Беден и счастлив на зыбях всех зол.

Гол, и одет солнцебыстрыми крыльями,

Гордая птица, смиренно живу.

Не утомлюсь никакими усильями,

Лишь бы мне снилось опять наяву.

Вижу Египет я. Тайну загробную.

Взмахами крыльев я дымку пряду,

Светлую, жаркую, солнцеподобную,

В сердце незримую слышу звезду.

Помню, как вольный запутался в сети я.

В храме я. Бог я. Меняется сон,

Дымные тают, как горы, столетия.

Тысячелетия. Я Фараон.

Рядом со мною, — что мною возлюблена,

Втянута Солнцем в блестящий узор,

Мною отмечена, мною погублена,

Вестница Солнца, земная Гатор.

Тают туманами тысячелетия.

Солнце и странам велит засыпать.

Чисел сплетение в пламенной смете я.

Ветер, а завтра я водная гладь.

Я мое — все мое, свитки свершенностей.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 161718 19 Следующая ⇒