Послесловие переводчика 10 страница

Михаэль смеется, и солнце прочно держится за него. За несколько десятилетий эта местность изменилась настолько, что принимает лишь таких людей, которые ей полезны. Крестьяне теперь бесполезны, и они сидят дома перед телевизором. Долгое время они были угрюмыми спасателями этой страны и дерзили аграрным кооперативам, но все это в прошлом. Да, перемены, перемены — это новое платье, которое наполняет завистью наших соседей и заполняет ночные бары до пределов их вместимости. Мы в нашей разноцветной одежде стали съедобными, когда лежим в окрестных лесах с переломанными костями на досках, которые прежде обгладывали дикие звери, а сегодня под воздействием гложущей боли означают для нас весь мир. И все же — мы желаем быть дикими! Громко кричать, так что нас далеко слышно и нас пугаются лавины, в которых мы храним себя. Если однажды выпустим на волю чувства. Подняться над собой и усесться на выступ скалы! А гора плюется каменными осыпями в людей, утративших осторожность. Здешние места такими людьми нынче только и кормятся, и питейные заведения полны народу, приходящегося нам по вкусу.

Женщина полагает, — и она заблуждается, как мы блуждаем по нашим редким лесам, — что вчера она набросила на молодого человека жутко сверкающую сеть. Она набросила на него свой грозный образ, и теперь молодой человек держит ее фотографию в складке под грудью (в довольно короткой вытачке) и постоянно ее разглядывает. Ему не стоит больше прятаться от нее. Ей мало втайне мечтать о нем, в ней непрерывно звучит глухой голос алчности. Горный склон отбрасывает назад ее трели, на что они ему сдались? У него есть своя собственная стереоустановка, ведь со всех сторон здесь кричат люди, словно их режут, словно они врезаются прямо в бурю своими узкими острыми боками. Женщина хочет воссиять под взглядами Михаэля, более не нуждаясь в ночной тьме, когда ни зги не видно. От того, чтобы предстать здесь в истинном, природном облике, ее удерживает лишь особая смелость, держит в узде, которую набросили на нее лыжные полозья и презрительные взгляды съезжающих со склона туристов. Каблуки ее туфель, здесь неуместных, ввинчиваются в снег склона. Разве она не замечает, как она уже почти карабкается в гору, вздымаемая чувством? Куда заведет ее судьба, я имею в виду — куда заведет ее ловкость, с которой она движется на этих непригодных для ходьбы приспособлениях? Она вся уже вымокла, каблуки пробивают зияющие отверстия. Нам, женщинам, следует разбрасывать себя по лугу твердой рукой, бросать себя на паркет заведений, где нам предстоит выдержать испытание под взглядами стервятников и лихачей, вовсе неспособных оценить направление нашего вкуса. И все же в спорте мы тоже хотим добиться большего, чем одних насмешек! Мы хотим, чтобы нас признавали в любом месте (ваш билет, да, все в порядке! ), нас всегда нужно открывать подходящим способом, чтобы можно было снова захлопнуть с громким стуком. Творческое начало истощается очень быстро, и мы узнаем то, что мы должны узнать, а именно, способны ли мы поместиться в пахотной борозде, в которую нас бросили.

Никто не вытягивает пьяную и увлеченную собой женщину за ее новую прическу из глубоких снежных ям, которые она сама себе выкопала. Уважаемая госпожа, жаль, что наши друзья уже уехали домой! Но мы-то еще здесь, и на нашей теплой груди висит на шнурке бейджик с абонементом, который позволяет нам перевалить через горы. Не хотим вас обижать, но вы расставили свою надежную палатку на самом ненадежном месте, все выглядит так, будто у вас вообще нет своего дома. Солнце стреляет в молодых людей лучами, потому что оно зайдет слишком рано. Но и в темноте сразу же сложатся пары. Мы вполне законно преодолеваем горы. Как мы себя там ведем, не способен определить никакой закон, кроме закона тяготения.

Мы с удивлением уворачиваемся друг от друга, но иногда не в ту сторону — в том направлении не стоит ни плевать, ни отливать, иначе сам в себя попадешь.

А другие? Выньте, к примеру, любого служащего из его запирающегося шкафчика! На лыжном склоне возвышается слуга, креатура послушания, существо без смысла, представляющее собой нечто, хотя и с голосом избирателя, и оно уверено, что вправе с усмешкой смотреть на эту женщину. Молодой человек в любой момент может поиздеваться над ней, и его молодой голос бьет женщину по обшивке. В конторе молодые люди осмотрительно обходятся с самими собой и со своим шефом, однако здесь они вместе со своими сухожилиями и костями растворяются в природе, словно были достаточно щедры, чтобы раздарить самих себя. Обрести бессмертие с помощью золотых медалей! А тот, кто во время слалома угодит в стойки ограждения, узнает на опыте, что о нем никто не печалится, — как в обычной жизни, когда ему доведется угодить между двух стремительно разбегающихся стульев!

Подо льдом ручья виснут связки форелей, зимой их не разглядишь. Друзья Михаэля сидят все вместе, радуются друг другу и смотрят на мир сквозь стекла солнечных очков. Михаэль, поднимая фонтан снега, съезжает по склону. Все будет хорошо, ведь сюда завернули симпатичные девушки, чтобы повертеться тут немного, а потом снова вернуться назад. Они равнодушно стоят напротив нас, напротив тех, кто не сияет ослепительным блеском, как недоступный снег там, на отвесной стене. Они живут еще слишком близко к тому началу, откуда они родом. Всех нас радуют новые вещи, но только юные девушки выглядят в них хорошо. Они такие, какие есть. Отрешенные от лугов, на которых пасемся мы, жирные коровы, стыдящиеся своих широких бедер. Мы утратили наше собственное начало, в таинственном блеске оно скрывается по ту сторону наших воспоминаний и не возвращается никогда. Да, мы лежим на мели не только в нашем социальном положении.

Давайте лучше развлечемся, занявшись вскрытием и расчленением (вычленением) людей: женщина вырывается из своей христианско-социальной среды и устремляется к студенту. На запястьях у него висят лыжные палки, словно остатки последа. Чувство, которое ночью было вознаграждено обильным семяизвержением, считает возможным, приняв человеческий облик, показаться на свету. Мы не привыкли к тому, что ветер свистит вокруг нас, мы живем в квартирах из двух с половиной комнат! Мы никогда не достигнем вершин, двигаясь по трудным тропкам, вершин, с которых бегут ручьи и скатиться с которых — настоящая вершина удовольствия! Вы и я, мы встретимся снова у киосков с горячим кофе и бутербродами, где нас ожидает бесчисленная толпа. Родина, в пределах которой не наступает вечер. Время, когда избегаешь многих, а встретиться желаешь лишь с немногими, чтобы мы, словно ненастная погода, могли повиснуть на плечах друг у друга, извечные противники.

Жена директора в норковой шубе и в облаке алкоголя бросается на грудь ее теперешнему хозяину. Вместе с ним она хочет покинуть этот мир, поплевывая фруктовыми косточками и распахнув настежь свое воскресное приложение. Она хочет еще раз начать заново, окруженная легким и ветреным Михаэлем. Будем принимать вещи такими, какие они есть: не Михаэль породил эту женщину, вовсе нет, ему препятствует время, которое прошло с момента ее рождения! Особенно здесь, где светло и где скрипит на морозе упряжь спортсменов. Однако на нее упал свет любви, — он светит нам с самого начала, но даже прикуриватель в машине светит ярче, — и этот свет повалил ее на землю, словно мешок с мусором, лопающийся налету. Местные жители смеются. Вдалеке погромыхивают грузовики похоти, вы разве не слышите? Лучше отойдите в сторону!

Людям не нужны законы, их поведение определяют чувства. От постоянного употребления женщина не становится лучше, но если она сама намерена посягнуть на молодого человека из местных — тут уж ни за что! Туг ловкие сыновья судьбы выставляют руки вперед и полностью укрывают себя. Женщина заливается краской, лицо ее блестит, и ее больше не существует. Она не появляется в видоискателе этого молодого человека. На его взгляд она некрасива. Молодежь растет сама по себе, как трава, занимается только собой и, прикованная к лыжам, будоражит деревенскую тишь и гладь. Будущее ей безразлично, все настоящее ей одинаково мило. Молодежь выгуливает сама себя. Ей принадлежит все, у нас же нет ничего, даже стула, на котором мы сидим в дорожном ресторане, где нас не замечает официант, отказывающийся взять нас под свое крыло. Герти прижимается к Михаэлю, однако соскальзывает по его измученной ветром синтетической одежде. Уютно укрытый своими сверстниками, он для этой женщины отрезанный ломоть. Он легок на подъеме, ему там нравится. Таких людей как он турфирмы помещают на обложках своих проспектов как подарок, как залог верности. Ему там тоже нравится, нравится в кафе и ресторанах, где можно тихо вдыхать прохладу воздуха и кондиционеров вокруг своей головы. Мы же, бледные фигуры, тяжелы на подъем, мы словно свинец привязаны к своим катетерам, по которым стекает наша бедная теплая водичка. Сами улицы для нас неприятны. Мы — горные странники, разлитые в бутылки, приученные к бутылкам, мы — провиант природы, в которой нам скармливают колбасу и сыр. Да, природе ведь надо дать возможность порадоваться, когда мы вдруг травим сами себя. В противном случае люди умирают из-за ее крутых дорог и холодных продуктов.

Михаэль уже наполовину удалился от нее. Свет светит и мертвым, но особенно ластится к нему, живому. Наши божественные спортсмены-олимпийцы привезли домой уже две медали, которые ластятся к их шеям, пока мы рассматриваем их обратную сторону: светильники славы, которые в телепередаче тянутся к нам с потолка, никогда до нас не доставая. Каким бы пустым и бесчувственным ни был Михаэль — в данном случае он самым честным образом празднует победу вместе с нашими парнями и девушками. Женщина ковыляет по глубокому снегу рядом с ограждением трассы и опускается на землю. Прочный трос, к которому лепятся кипы соломы, служит для того, чтобы женщину вместе с другими, кто не хочет быть извлечен наружу из своего закутка, отделить от спортивного народа, живущего на лыжных досках, из которых сколотят их собственный гроб (отделить от народа, что восторженно приветствует лыжников на площадях Героев: Карли Шранц — наш герой! За него мы все горой! ). Тело женщины вытягивается в тугую струну желания, чтобы сократить расстояние между собой и исчезнувшей молодостью. Может, покатаемся на санках с друзьями? Нет, ни за что, михаэлева компания уже сложилась. Они постоянно друг у друга на виду и иногда с удовольствием остаются дома, чтобы поглазеть на картинки в специальных журналах и возвеличиться в глазах друг друга. Молодые мужчины, в которых женщина с удовольствием бы растворилась во сне: вместо того, чтобы носиться без толку, они надеются, что скоро их вынесет на самый верх, на командные этажи. Сегодня они весело разгуливают в глубине леса, и там же неспешно шествуют охотники.

Женщина поднимается, торкается то в одну, то в другую сторону и снова садится в снег, такого посетителя обслуживать никак невозможно. Свой собственный трактир она принесла с собой. Она отпивает из бутылки. Михаэль со смехом окликает ее, и тут уже другой маленький полубог из его собственной чаши (из банки с пивом), который наносил урон врагам одним только своим присутствием, протягивает руку и со смехом тянет Герти к себе, чтобы вызволить ее из сугроба. Он тянет ее за рукава. Скоро ему кажется, что дело идет слишком медленно. Он выдергивает ее из глубины на мелководье трассы, куда он сам не хотел бы попасть и где можно оставить детей одних, без присмотра, а через час они вернутся с раскрасневшимися от солнца лицами. Животные умолкают под грузом облаков, это не предвещает ничего хорошего. Их всегда ведут на забой в другое место, где кровь брызжет во все стороны. Женщина почти бездумно уставилась своей свежевызолоченной головой в белый свет. Она снова падает, и ее снова волокут дальше. Те, кто поближе, запускают ей руки под шубу. Бывает так, что ребенок долго теребит свой половой орган, а потом с восторгом узнает о себе что-то новое. Женщина разметала свою новую прическу по снежному насту. Норковая шуба покрывает Герти с головой. Перед небогатыми домами в деревне спотыкаются и падают дети с тяжелыми ведрами в руках. Дома построили прямо у воды, земля там была влажная и дешевая (очень похожая на наши мечты о противоположном поле! ). Люди там ежедневно тащат в рюкзаках наверх всю тяжесть нагорного креста, чтобы Бог знал, за что он взял на себя всю эту муку.

Несколько в стороне от женщины и окружающей ее группы, спотыкаясь, катаются начинающие. Спрашивается, почему бы им не тонуть молча, как корабли, так ведь нет же, они вопят во всю глотку! А по какой причине? Они жаждут повышения в звании, но представляли себе все совершенно иначе. Откуда вас сюда понанесло? Катались бы лучше на трамвае или в автобусе! Но они везут себя в неизвестность и тащат на себе ледорубы, стальные кошки и термосы! Кажется, что они предпочитают все это остальному миру, задор которого обычно их овевает. Они с улыбкой зазывают друг друга, на это их дыхания хватает. Молодежь узурпирует мир и расходует его продукты, в которых она живет и которые ее в свою очередь расходуют. Сначала приходит черед для ее легких. Молодежь живет по-деловому, учится и слоняется без дела. Эти новички могут спать, не укрываясь никаким страданием, а когда просыпаются, осматривают себя внизу: там уже один, нет, два посетителя! Привет! Им не приходится долго искать хороших партнеров и выгодную партию, это их разыскивают по громкоговорителю в аэропорту и в рекламных роликах телевидения. Такие вот весельчаки. Возьмем любую достопримечательность и увидим: эти люди более достойны быть увиденными. Они словно отрава, дремлющая в маке, то есть они расцветают по-настоящему, лишь выступив на миллиметр за пределы законов. Кто-то из них, улыбаясь, постоянно ждет и вдруг уходит прочь, когда мы приближаемся к нему или кружим вокруг него. Постоянно где-то слышен звук захлопывающейся дверцы автомобиля, они объезжают бензоколонки, где понимают язык их поэзии. Их жизнь насыщена ожиданием между двумя полетами (хотя бы раз как следует выйти из себя, как мы себе того желаем! ). Что за странная идея, но они все же правы. Они, молодые. Они толпятся сами в себе! Увы, я к ним больше не принадлежу. И вот еще что: чем бы они ни занимались, они все время смеются, даже в тенистом лесочке, где справляют нужду. Они повисли в воздухе, легкие и пустые, словно звуки песни, даже сучья их не остановят. Они могут упасть прямо на землю и пролить свет в печальную местность, где другие, растущие трудно, пробили просеку, чтобы немножко постранствовать самим и позаниматься спортом. Они смеются, это кажется им лучшим занятием, они беззаботно впитывают звуки из своего плеера, приходят в состояние беспокойства, потому что не могут ускользнуть от музыки, которая струится в них. Ну и прекрасно, если им это нравится! Вот и эта женщина привязалась как раз к такому засранцу, как Михаэль, давно потерявшему из виду самого себя, но не свою цель. Может быть, из-за лени, но ему никогда не выпадала женщина, которую бы он пожелал, нет, ему хочется иметь более пристойную квартиру, хорошо бы на двух уровнях, где он наконец-то сможет раскинуться на просторе, чтобы утолить страсть к престижной мебели и классным девочкам. Разумеется, здесь, вокруг Герти, образуется небольшой водоворот, переплетающийся с корнями сосны. Такой вот туго закрученный яблочный рулет рядом с маленьким ручьем, в снежной ловушке которого рабочих, служащих и просто участников лыжной вылазки какой-то фирмы складывают в целое в новом порядке, после того как их загнали туда с крутого склона, а потом при необходимости вогнали спицы в их бедренные кости. Иначе с чего бы они утверждали потом, что заново родились после однодневных занятий спортом и нескольких дней тяжкого труда?

Да, мы все широко шагаем вперед, или сразу же едем, если нам позволяют. Странно, что женщина положила свой глаз именно на Михаэля, под тяжестью которого мечтает расцвести пышным цветом и с которым хочет разок-другой появиться на людях. Впрочем, с еще большей охотой она осталась бы с ним дома. Ее муж полностью посвящает себя своему делу. Он мог бы без всяких проволочек засадить в свой мешок Михаэля, его друзей и половину всего социального продукта этой местности вместе с жарким, которое у него сегодня на обед, если бы мешок и так уже не был полон. Жилы лыжников тоже скоро смогут расслабиться, а желания будут утолены, немного терпения — лыжники вот-вот доберутся до трактира.

Молодые спортсмены ликующей гроздью — эгей! — наваливаются на пьяную Герти. Они тоже успели сделать по нескольку больших глотков из собственной бочки. Их укрывают горы, охраняя от глаз других людей. А еще там стоит огромная сосна. Ради них ни на чем не экономили. В качестве доказательства они демонстрируют свои спаржевые прутики, которые извлекли из-под лыжной одежды, неплохо, если сравнить их с бледными побегами людей, присевших рядком на корточках, испражняющихся и доставляющих земле неприятности. Молодые люди хохочут во все горло. Они размахивают лыжными палками. Их много, они — опора индустрии спортивного инвентаря (экономический фактор), они переживают наивысшее удовольствие: они хотят развлекаться, пока идут по жизни и пока проходит время. Пока летят с горного стадиона к своей цели. Они давят друг на друга своим весом, их лица обращены друг к другу, у каждого из них большой член, над которым поднимается пар от их дыхания. Если бы мы держались вместе, как держатся они, то официанты в кафе и охранники при входе на дискотеку никогда не смогли бы нас разлучить! Они знают, в какой толпе могут скрыть свое счастье, защищая его от нашего проникновения. Наше богатство принесло нас сюда. Мы широко разлились на природе, а она приходит к нам извне. Увы, мы не дети духа, не дети духов и призраков, нас сортируют по нашему оперению, и мы вынуждены оставаться снаружи. И земля обгладывает наши полуживые-полумертвые стопы, которым приходится топать безостановочно.

Они воплощают собой вечно спешащую куда-то жизнь, и их девушки тоже, не зря же они — друзья, которые вымажут друг друга грязью, когда после защиты диссертаций будут драться за теплые местечки. А жизнь жалкая, жизнь тощих ребятишек с испорченными зубами, позвоночниками и позвоночными животными, которых они выращивают, чтобы потом убивать, стоит на месте, смотрит на лыжников, скатывающихся с горы, и предается мечтам об олимпийском золоте. Австрия — главная статья экспорта, ей нужно отправить на экспорт саму себя, целиком отправить в спорт! В «Кроненцайтунг» нам сообщают о состоянии снежного покрова и о том, когда мы сможем еще разок съехать с горы мимо этих жалких фигурок. Не кручиньтесь, вы вправе позволить себе такую крутизну! Деревня простирается на лугу не для того, чтобы вы вступили в кучку дерьма.

Михаэль смеется громче всех, у него самые далеко идущие намерения. Женщину, которая стоит здесь на склоне дней своих, он, возможно, пригреет и во второй раз, а может быть и нет. Визжа от любопытства, как ребенок, он извлекает свой уд. Или он у него случайно вывалился? Девушки, которые выглядят такими пустышками в журналах, делающих из них прелестную картинку, становятся в круг и своими плоскими лобиками укрывают от других странную парочку, занимающуюся в снегу непонятным делом. Он и она смеются, пьют и сплетаются в клубок. Прямо из снега торчит двухлитровая бутылка вина и бутылка коньяку. Все равно, чем они заняты, они уцепились за горный склон и пребывают там наедине друг с другом, пока их не настигнет лавина. Их собственные шкуры не уплывут от них. В их половых органах еще не происходит брожение, их можно пить, как теплое молоко. Они ничего не замечают вокруг. Под визг своих внутренних голосов Герти и Михаэль скатываются в подлесок, окружающий сосну. Становится тише. В роще они создают свой островок, сейчас все начнется. Михаэль демонстрирует, сколь слабо возбужден его член, а влагалище Герти выделяется под шелком очень отчетливо, будто она надеется куда-нибудь доплыть в этой дырявой лодке. Свят-свят, там, на склоне, шумят люди, словно они превратились в один громкий крик. Нам никак не расслышать, какие глупые проказы устраивает клитор, который Герти с таким удовольствием подставила бы под пальцы Михаэля. Всю эту свору на горном склоне мать-природа как раз вылущила из оболочки, словно сосиски! Михаэль демонстрирует Герти орган, имеющий неограниченное хождение, ей с силой отводят в сторону руки, которыми она пытается укрыть лицо и пах. Насколько я вижу, и то и другое до предела заполнено грозными мелодиями. Парни удерживают ее беспокойные руки над головой. В этом положении не помашешь своей семье с экрана телевизора. Женщина вытягивается в сторону Михаэля. Лицо ее стягивается в складки, как сообщают об этом тем, кто стоит вокруг. И все же оно говорит о любви. Из всех песен самая важная та, что дает нам возможность торжествовать и увеличивать нашу цену. Шелковое платье задирают до талии, а трусики, которые ей так нравились, стягивают вниз. А теперь пощекочем тьму, пока она с шумом не накрыла нас. С этой целью в наш дом явились друзья, чтобы пошире растянуть половые губы, которые женщина всегда носит с собой: а теперь вперед, окунись в глубину, развороши муравейник. Там все кишит, как в привокзальной уборной ночью, где несет вином, от которого избавляются набравшиеся под завязку посетители, пуская струю. А теперь все эти тряпочки и матерчатые складочки растягивают по сторонам так, что Герти воет от боли. Ей обещают, что все снова вернут на место, и складывают ее влажные листочки столь же небрежно, как рекламный проспект. Уж палец-то мы туда вставим, а потом понюхаем его, прежде чем наш странник исчезнет в ее сливном отверстии. Мы и не предполагали, какие длинные тени уже легли на это одушевленное существо, и длину мы измерим шлангом, который обнаружим здесь, за закрытой форточкой брюк, потаскав его за волосы, пощипав и попричитав над ним. Поп-музыка играет по заявкам слушателей, ноги Герти растянули так широко, насколько удалось, а наушники плеера прижали ей к уху. Она лежит, а в ее паху небрежно роются чьи-то руки, она такая сочная, и муж Герти обычно заскакивает в нее и выскакивает наружу стремительными шагами. Он приближается издалека, мы слышим его громкую поступь. Невероятно, какую фантазию можно проявить, придавая эластичным половым губам самую причудливую форму, словно под гнетом судьбы. Их можно скрутить в кулек, а сверху над ними высятся холмы сбившегося в комок платья. Ей ведь больно, неужели это никому не приходит в голову? А теперь посмеемся еще, пощиплем ее и побарабаним по ней, вот здорово! Эти детишки бродят по миру, с удовольствием повествуя о своих подвигах. Уже невозможно определить, трудился ли над ее прической парикмахер. Герти сникла за нагроможденными на ней холмами, осмеянная с ног до головы, как и весь ее пол, которому дозволено управляться с домашней утварью, но запрещено распоряжаться собственным телом. Она поникла, словно трава под острой косой. Эту плоть расчленяют, словно в веселой игре, и она отправляется на покой, забываясь сном и снимая большой урожай: прежде всего это касается молодых девушек, заливающихся неудержимым смехом, от которого кожа на лице трескается. Их волосы еще не требуют специальной готовки, ими можно наслаждаться (в сыром виде). Они кого-то любят. Словно орлы, которые высиживают своих птенцов за облаками, почти в пустоте, но все же им пришлось тащить яйца на такую высоту. И старики ненавидят детей, а брюки тем временем слегка приспускают с бедер.

Нет, мы не зайдем настолько далеко, чтобы силой получить свое от Герти — мы и сами обретаемся в рабстве. Ведь и так ветер и вся эта любовная шайка превратили ее в шубу, расстеленную во всю ширь. Ее дергают и валяют без меры и цели, не так уж многим она располагает. Я не знаю, но, вероятно, для Михаэля настало время показать всем еще кое-что: его мать, а главное — отец, не поскупились на то, что касается его милого дружка. Михаэль ходит кругами, однако член толком не поднимается, в свежевыжатом половом органе плавают ледяные кубики. Он размахивает им перед женщиной. Слышите, как грохочет гром? Тогда почему вы не отступаете назад и заставляете меня смотреть по видео на людей, яростно взъерошивающих свои половые органы? Ваше место на скамейке запасных, там никто не увидит ваши худосочные ягодицы и усталые собачьи соски, когда вы обстоятельно раздуваете пламя. Вам неловко, и вы ловко мажете себя сливками, чтобы стереть различия между вами и порядочным классом людей (качество экстра-класса). Отправляйтесь со своим несчастьем к господину, который живет этажом выше, но не пытайтесь разбудить мертвых! Из михаэлевой колючки ничего не появляется наружу, кроме быстрой струи, люди тянутся к нему через поле. Горы нависают над озером, руки гребут в одиночку. Девушки стоят вокруг и смотрят, голос больше не сочится сквозь расщелины, девушки хватаются за свои привлекательные локоны, за хитрые половые органы, которые могут завлечь кого угодно. Они готовы обвить своими локонами любого, кто перед ними появится и кого они научились отличать от других по прическе, одежде и машине.

Михаэль с помощью своего маленького друга рекламирует громогласную специализированную торговлю. По телевизору чувства пылают маленькими порциями. Они предназначены в пищу нашей молодежи, которая барахтается в снегу или в воде, почти не переводя дух. Да, молодой человек — тот еще фрукт. Бедная Герти.

Ее подвергают жестокому испытанию в школе жизни. Они молча смотрят друг на друга и присматриваются друг к другу, как к закуске. Однако горы стоят неподвижно, им в голову не приходит раздвинуться и пропустить автомобиль. Для настоящей радости нужно немного: слегка поразвлечься на берегу у красивой реки — как наши красивые поэты — и отовариться в золотых сетях спортивных магазинов, разве вам этого не достаточно?

И еще два слова: эти девушки как раз пришли в себя, растут и колосятся пучки волос на лобке, альпийская горячка цветет на их округлых склонах, они пышут здоровьем, они уютно устроились в самих себе, на них смотрят через окна иллюстрированных журналов. Они склоняются над женщиной, они тоже пьяны! Потом они уйдут. Откуда их прислали и какие разговоры они ведут со своими божественными девичьими дневниками? Где мы остановимся, может, в завитках волос у них на лобке? Горы смотрят на нас, смотрят туда, где курчавятся деревья. Сегодня эти люди отправятся праздновать день рождения и будут глазеть на других маленьких постоянных гостей. Они словно дети, взвихренные, волнисто-завитые, висят на помочах наших завистливых взглядов, уважаемые дамы другого склада, встречающиеся нынче все реже и глубоко врезающиеся в нашу память, когда их показывают в телевизионных сериалах. Мы не можем удержать в себе воду, когда она закипает и рвется наружу из нашей оболочки. Будем откровенны, не мы наделяем их многообразными лицами, возраст делает нас все более похожими на нас самих, мытых во всех дорогих водах. Успокойтесь и вы, зажатые теперь в берегах, ставших вдруг неимоверно узкими! Каждому свое, милые крошки! Это еще не предел для нашей фирмы, а лишь рекомендации, в рамках которых должна держаться наша цена.

Михаэль явил свой уд на свет божий, подавая знак, что ему никак не сдержать себя. Сначала ему нужно снова зарядиться. Громко смеясь, он садится женщине на грудь и удерживает ее руки над головой. Его макаронина просится ей в рот, дабы она полакомилась этой пищей. Герти все это очень хорошо известно, в ее полуспущенных трусиках что-то происходит. Из-под нее с шипением бьет струя. Она снова выпила лишнего. Девушки со смехом стаскивают с нее мокрые трусики. Ноги Герти теперь ничем не связаны. Все участники делают по глотку из фляжки, но достоинство Михаэля по-прежнему висит настоящей тряпкой. Голову Герти, ее маленькую пристройку, скособочившуюся рядом с роскошной виллой ее желаний, окунают в не совсем трезвую лужу. Миленькую скважину и миленький задний проход со смехом теребят пальцами, тычут ими внутрь, о, скорей бы сон вновь укрыл ее своими крылами! Куда нам идти, где нам оставаться? Ноги женщины раскиданы в разные стороны как лягушачьи лапки. Она неистово сучит ногами. Ведь по правде ей не так уж и больно, иначе зачем было создавать это общество с безграничной безответственностью? Михаэль тычет своим прутиком в ее голый холмик, маленькие мальчики играют без устали, чтобы усладить себя. Стоп, а вот что-то новое, он выливает остатки из бутылки прямо в ее вагину и даже отвешивает ей пощечину, впрочем, не слишком сильную. Ой, мы горим.

Падает сказочный снег, как это бывает иногда зимой. Отброшена в сугроб последняя пустая бутылка. Никто не хочет всерьез отпить от Герти глоток, хотя она готова раздавать себя, пока снова не зазеленеет травка. Ее вульву опять растягивают, а затем (эта брошюрка нам уже известна) со смехом захлопывают. Ее губки чмокают в умелых руках. Все это на самом деле не так уж и важно. Там, в стороне, откуда мы притащили сюда Герти, лыжники по-прежнему барахтаются в маленьких озерцах из пива и охотничьего чая с ромом. Они излучают веселье и издают вопли. Лесная почва тоже набралась под завязку под грузом их удовольствия. На голову Герти натягивают подол платья, словно мешок, в котором ей предстоит согреться среди фирменных этикеток. У дамского пояса нет никаких вредных побочных воздействий, когда мужчина намерен основательно пройтись по женщине своим членом. Михаэль размахивает своим органом перед лицом Герти. Она этого не видит, неуклюже вертя укрытой головой то в левую, то в правую сторону, помня о михаэлевой пище богов, которая сохраняется в своей извечной форме, в своем уникальном формате. Ее лицо, на которое молча смотрят деревья, снова извлекают наружу и силой разжимают ей зубы. Ее слегка бьют по щекам, при этом чувствуется, с каким трудом ее челюсти удерживают лицо в его нынешней форме. Милые мальчики и девочки, вы тоже должны держаться вместе, да вы так и делаете, стянутые узкими футболками! Делаете ловкими руками и шикарными головными уборами. Поступим так, словно мы, глядя друг на друга, смотрели фильм, который имеет убойный успех (убойный фильм). Они расстегивают на Герти верхнюю часть платья и открывают обе груди, выпрастывая их из шелковой оболочки. Вот теперь у нас получилась прекрасная картинка, э-ге-гей! Природа выплеснула из своего резервуара обе мясистые лепешки, довольно неравномерные. Мои дорогие австрийки и австрийцы весело смеются, а после просмотра телефильма все снова смешаются с толпой! Нередко бывает так, что под легкими ударами покоится прекрасная судьба, вот только ответьте: куда я наклеила обои? Вот они, на мне! Так мажут клеем самих себя. Герти приходится разжать зубы и впитать в себя этот клей. Между прочим, очень здорово кататься на санках, только прошу вас, никогда не катайтесь там, где есть лыжники: они не потерпят, когда их, последних праведников в этом мире, оскорбляет и достает тот, кто скорчился на одной-единственной движущейся доске. Ваши моторизованные санки среднего класса стоят сами по себе в местах парковки и распахиваются навстречу владельцам, которых слишком поздно сняли с огня и которые успели покрыться коричневой корочкой. Их можно встретить именно здесь, обратите внимание на приложенную карту местности! Вам надо только твердо верить в нечто убойное и метко бить кого-нибудь в челюсть. А в Герти все еще бьется миленькое пламя, которое предстает в виде колбасы, торчащей у нее изо рта. Да, уважаемые герои и господа, позвольте мне еще раз взглянуть в глазок камеры, ведь у вас тоже напрягся член!

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒