Anterograde Tomorrow 1 страница

http: //ficbook. net/readfic/490412

Автор: changdictator
Переводчик: goushi92 (http: //ficbook. net/authors/goushi92)
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: КайСу
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма

Размер: Миди, 67 страниц
Кол-во частей: 12
Статус: закончен

Описание:
Кенсу застрял в бесконечности дней, а Чонин отчаянно цепляется за каждую уходящую секунду. Ведь время останавливается для тех, кто не может помнить и бежит от тех, кто опаздывает на последний поезд домой.

Публикация на других ресурсах:
Запрещено.

Примечания автора:
Автор дал разрешение. Безмерно благодарю. http: //changdictator. livejournal. com/10054. html

Кто знает английский, читайте оригинал. http: //changdictator. livejournal. com/3484. html

Арты:
http: //i. imgur. com/DH1H5.jpg
http: //i. imgur. com/x9P5C.jpg
http: //i. imgur. com/apjbk.jpg
http: //i. imgur. com/DGzgP.jpg

[пролог: ромашки]

Солнечный свет пробрался в сон Кенсу, добавив в него нечто прохладное и соленое, нечто схожее с чувством утопающих ступней в песке на мягком перешейке между океаном и пляжем. Он повернулся, и образ мокрого песка постепенно стал принимать форму холодного одеяла.

Когда он открыл глаза, коктейль из синих оттенков и крыльев чаек резко сменился на низковисящий потолок, небольшое окно в конце узкой спальни и старый деревянный пол под изношенным ковром. Это его комната, хоть и не совсем такая, какой она была вчера: каждый сантиметр комнатных стен был обклеен зелеными записками, но Кенсу не помнил чтобы он их клеил. Два слоя цветных текстов и диаграмм, номера и даты. Занавески колыхнулись от легкого ветерка, и записки зашуршали, издавая мелодию тихих бумажных аплодисментов.

Эта обстановка хоть и была непривычной, но в то же время не казалась странной, словно нечто подобное уже случалось когда-то раньше и просто выскользнуло из его памяти. Может быть, между вчера и сегодня незаметно встрял еще один день. А может даже больше, чем один день. Почему-то он не чувствовал необходимости читать записки, чтобы знать, сколько дней уже прошло, и что он собирался делать сегодня.

Однако его взгляд привлекли маленькие желтые записки, броско выделявшиеся из множества зеленых. На полу и на стенах, несколько на столе и одна на подушке, которая лежала возле него. Почерк был другим. Никаких дат. Только слова.

Кенсу медленно приподнялся и по привычке потянулся к ночному столику, опираясь на него и вставая с кровати. Ворсяной ковер под босыми пальцами ног, нежный аромат утреннего кофе, доносившийся из кафе внизу. Он поднял желтую записку со своей подушки и прочитал ее, " Тебя зовут До Кенсу. У тебя потеря кратковременной памяти, анте-какая-то амнезия, поэтому ты не вспомнишь, что было прошлой ночью. Но позволь мне помочь тебе. "

И другая записка на подушке рядом, " Прошлой ночью я положил свою голову на эту подушку, а руками обнимал тебя вокруг талии. Меня зовут Ким Чонин. Я зову тебя хеном. Вчера ты любил меня. Сегодня ты полюбишь меня снова. "

Он сделал шаг назад, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. Пяткой наступил на еще одну бумажку. " На этом месте ты меня раздел. "

" Здесь я раздел тебя", приклеено на стене, поверх зеленой записки, на которой написано 'Миджин больше не занимается доставкой рисовых пирогов—05/05/2008'.

Рядом в нескольких сантиметрах была еще одна, " А здесь я прижал тебя к стене и по-настоящему сильно поцеловал (примерно здесь, было довольно-таки темно), и мы решили, что нам следует заняться сексом. "

Над столом, " Здесь ты сидел, свесив ноги. Я положил свою ладонь на твою коленку, и ты наклонился и поцеловал меня первым. "

На комоде возле кровати: " Мы говорили о балете. Ты напевал мелодию, а я пальцами исполнил здесь арабеск (твои потолки слишком низкие и я не хотел биться об них головой, ладно? ), гранд жете на полу, фуэте ан турнар и затем сисон на твоей руке. Все завершилось па-де-вальсом с твоей рукой, и ты улыбнулся. "

На двери в спальне: " Здесь я стоял облокотившись и читал твои зеленые записки, пока ты ходил убирать несуществующий мусор. Мне показалось, что вся эта зелень похожа на траву, а трава скучна без ромашек. Надеюсь, тебе нравится желтый? "

И как только он открыл дверь, кто-то хлопнул ему по лбу: " А вот и Ким Чонин. Скажешь мне привет? "

Кенсу поднял голову, неуверенно пробегая взглядом по контуру острых ключиц, по загорелой коже, по очерченным скулам. Миллиметр за миллиметром. У него резко возникло желание захлопнуть дверь и вызвать полицию, ведь у него в квартире незнакомец, и этот незнакомец написал ему определенно пугающие записки.

Из-за учащенного пульса и ошеломления он почувствовал головокружение и тошноту. Он не чувствовал своих пальцев, или своих коленок. Но когда он заметил немую усмешку и пару блестящих глаз, все встало на свои места—будто так и должно было быть всегда.
" Здравствуй, хен, " сказал Чонин, и уголки его губ плавно опустились, хотя выражение лица оставалось мягким. Его голос без сомнения звучал по-новому, и Кенсу не мог вспомнить, когда именно он слышал его раньше—если вообще слышал.

Тем не менее, было как-то привычно вернуть улыбку Чонина маленьким " Привет, " и каким-то образом слоги прекрасно складывались в слова, возможно, потому что он уже произносил это тысячи раз. Возможно, так было задумано судьбой.

[часть первая: заблудиться и остаться]

У Кенсу был альбом с лицами и датами. Коллаж из полароидных снимков с короткими подписями под ними. Это Цзытао, новенький официант из Китая, работает в ночную смену по средам (6 июля 2010); а это Ифань, модель, обычно заказывает " Рапсодию в стиле блюз" и сухой виски каждое воскресенье (19 декабря 2009); Бэкхен тоже есть в альбоме, но он переехал (6 июля 2008). Это синопсис До Кенсу: соседи, знакомые, старые друзья, новые незнакомцы—все представлены с военной точностью.

Ближе к концу размещался снимок слегка сгорбленной фигуры, опирающейся на кирпичную стену, при этом согнув одно колено и упираясь на другое всем своим весом. Длинные, тонкие пальцы лениво держали сигарету. Выражение его лица было похоже на монохромного серого призрака. От краев его губ исходил белый дым, растворяясь в волосах и смешиваясь с моросящим дождем, тем самым создавая странное чувство одиночества.

Два слова были написаны под снимком. Сосед, курит.

Газета датировалась 12 июля 2012. Но Кенсу готов был поклясться, что вчера было только 24 ноября 2008 года. Кроме того, его футболка занимала большую четверть фотографии на первой газетной странице. Его любимая футболка. Та самая, которую он получил в награду за лучшего работника недели, односторонняя, с вышитым вручную логотипом " Пороро"; во всем ее величестве она красовалась на первой полосе.

Поспешно пробегая глазами по загаловку 'Массовые беспорядки в центре Сеула, вызванные денежным дождем', Кенсу снова посмотрел на фотографию. Безо всяких сомнений, это его футболка, которая была на нем одета и сейчас, и в которой он спал еще двадцать минут тому назад. И, откровенно говоря, он не помнил, чтобы он одевал ее для визита в какой-либо дорогой пентхаус, в котором, по-видимому, была сделана эта фотография.

Согласно этой статье, " Знаменитый писатель Ким Чонин был только что уличен в разрушении общественного порядка, после того, как в буквальном смысле выбросил чеки стоимостью по сто тысяч вон из окна своего пентхауса в Сеуле с неизвестным сообщником. Назвав это 'шоу из конфетти стоимостью миллион вон', он вызвал крупнейшую автомобильную пробку в истории Сеула, тем самым заблокировав уличное движение длиною в два километра, так как жители города спешили поймать деньги. "

Но по словам Кенсу, когда он сунул газету под нос Минсоку, " Сейчас местное СМИ стало печатать очень тщательно продуманные шутки—но откуда они взяли мою футболку? "

Минсок неодобрительно посмотрел на статью и еще сильней нахмурился, переведя взгляд на Кенсу, а затем уставился в другой конец бара. Кенсу чересчур сильно погрузился в перечитывание статьи и перепроверку его футболки, и не заметил, что Минсок широко открытыми глазами смотрел на какого-то барного посетителя, который был исключительно хорошо одет и прятал легкую улыбку за бокалом виски.

Они встретились первый раз, как думал Кенсу, в лифте дома, в котором он жил. Это было раннее пятничное утро, 13 июля, время, когда мир существует в неясном свете ламп, пьяных воплях, и редких отголосках смеха. В это время они были только вдвоем, и их сопровождала навязчивая тишина.

Только что вернувшись из бара, Кенсу пытался не обращать внимания на коктейль из металлического дыма и сильного запаха алкоголя, который въелся в его волосы. Недавние звуки саксофона вились вокруг его пальцев, а под кожей пробегал ритм танго, но это не помогало заполнить пропасть, вставшую между ним и незнакомцем.

Незнакомец, с незаженной сигаретой в зубах, повернулся первым. Слабый свет лифта обволакивал его желтым оттенком и завесой тяжелой апатии. Кенсу, чувствуя пульсирующее в венах танго, стало любопытно, на самом ли деле кожа этого человека такая пластиковая, какой сейчас кажется.

" Жарко. Погода сейчас жаркая, " сказал он, протягивая руку, которую Кенсу нерешительно пожал. Его рука была удивительно холодной, ногти на длинных пальцах были коротко и остро подстрижены, кожа сильно обтягивала худые костяшки пальцев.

" Э", протянул Кенсу, поймав пронзительный взгляд незнакомца. Рукопажатие внезапно показалось чем-то больше похожим на заранее обдуманное оценивание, нежели чем на внезапное приветствие. Более устрашающее, чем напряжение и более томящее, чем неловкость.

Среди скрипа лифта и звуков люминисцентной лампы голос Кенсу прозвучал на два тона выше, чем обычно, " Ага. Жаркая ночь. "

Незнакомец ничего не ответил, вместо этого он облокотился спиной на стенку лифта и осмотрел Кенсу с головы до ног. Кенсу хотел спрятаться от этого пронзительного взгляда, но тонкий слой кашемирового пальто едва ли укрывал его от чужого взора. Время мучительно тянулось, пока наконец двери не открылись, и Кенсу сделал облегченный выдох, который держал в себе сам того не заметив.

Только потом, когда Кенсу прошел по коридору к двери своей квартиры и заметил, что незнакомец идет за ним, до него дошло, что возможно это не первая их встреча.

" Я вас знаю? " Спросил он наконец. Голос отдался тяжелым эхом в длинном холле. Незнакомец остановился около соседней двери, пальцами поигрывая с брелком. Из окна падал серебряный лунный свет и отражался от чего-то на его костюме. Кенсу заметил пару запонок, блестящих и очень дорогих на вид, слишком дорогих, чтобы принадлежать кому-то, кто бы жил в этом доме.

" Знаешь ли? " Губы незнакомца медленно искривились в ухмылке.

Кенсу не помнил, чтобы он натыкался на лицо этого незнакомца, когда просматривал альбом с фотографиями. Но, возможно, он пропустил страницу. Такое случалось. Он поспешно полез в сумку, но его остановил резкий хохот незнакомца, " Так ты не шутил насчет амнезии. "

" Что? "

" Забавно. Круто. Ну правда. Что ты помнишь из последнего, что делал? " Незнакомец замолк, и, прислонившись спиной к двери своей квартиры, медленно сполз по ней вниз, наблюдая как Кенсу возится с замком.

Даже в темноте можно было распознать мелькнувшее в его ухмылке садисткое наслаждение. От этого он, к сожалению, казался старше, чем был на самом деле.

Кенсу так сильно задумался, что забыл ответить, а когда он снова оглянулся, незнакомец уже исчез.

Они снова встретились в первый раз на лестничной площадке. Солнце только-только начинало врываться в этот понедельник. Летний порыв унес последние лучи лунного света. Кенсу спешил на работу на заводе, спускаясь вниз по лестнице, а кто-то, с незаженной сигаретой во рту, поднимался ему навстречу. Их взгляды столкнулись, и, возможно, они слегка коснулись плечами—этого хватило, чтобы Кенсу замер на месте.

Но тот человек не остановился и не заметил пораженного взгляда Кенсу. Он просто продолжил подниматься по лестнице, хрипя и задыхаясь. На его бледном лице выступили капельки пота. Кенсу смотрел, как с каждым шагом его ноги все больше гнулись и дрожали, так, словно в них не оставалось сил чтобы удерживать этот невидимый, громадный вес на его плечах. Словно он готов был качнуться или упасть от малейшего дуновения ветра. Было почти невыносимо больно смотреть на его спину с этого ракурса: ткань одежды очерчивала выпирающие кости, острые углы и истощенные линии. У Кенсу возникла мысль сфотографировать этого человека, но он не знал, как бы ему пришлось подписать такой снимок, да и к тому же он опаздывал на работу, поэтому он поспешил дальше.

Кенсу всегда казалось, что летние дни в пригороде Сеула были наполнены высокими голосами, уходящими глубоко в полночь, а также картонными коробками из-под игрушек, оставшихся на конвейерной ленте, слашем с красными бобами, и смятыми газетами под нежными поцелуями сумерек. Его альбом пополнялся записями. Его жизнь стремительно развивалась с появлением колонок с черными заметками; дружба Цзытао и Ифаня уже переросла в нечто большее, Минсок сочинил новую мелодию; в освободившейся соседней квартире поселился какой-то незнакомец, и они возможно уже общались раньше.

Последняя из их первых встреч произошла тогда, когда Кенсу открыл свою дверь и лицом к лицу столкнулся с огромными, расширенными зрачками.

" Привет, " ухмыльнулся человек, и в уголке его рта слегка качнулась сигарета, " Меня зовут Чонин. Я писатель. Пишу романы. Я переселился в соседнюю квартиру неделю назад. Ради вдохновения, артистизма, познания бедности, укрытия от толпы журналистов, которые обычно преследуют меня возле дома, ну и так далее. Так вот: мы уже разговаривали раньше. Дважды. "

" О, " Кенсу тут же обратился к своему привычному ответу, " Прости—у меня антероградная амнезия, поэтому—"

" Ты не помнишь меня. Я знаю. В конце каждого дня ты все забываешь, поэтому завтра ты меня не вспомнишь. "

Чонин сделал шаг назад, поднес пламя от зажигалки к сигарете, глубоко затянулся, и выпустил густой поток белого дыма сквозь зубы, " В любом случае. Слушай. Я должен предоставить рукопись моему редактору—О Сехуну—будь ты с ним знаком ты бы знал, что он тот еще кретин, я хочу сказать: если я за месяц ничего не сделаю, то он будет пилить меня как самая настоящая истеричка—и, по правде говоря, у меня кончились идеи. Но не совсем. У меня есть одна идея. И эта идея включает в себя... "

Кенсу закашлялся от дыма и заметил, что он не дышал все это время, " Ээ, да, включает в себя что? "

" Тебя, " улыбнулся Чонин.

Улыбка Чонина заключалась в простом поднятии уголков губ, поэтому все, что видел Кенсу, было лишь красивой картинкой из белых, дорого накрахмаленных рубашек и несчастной ухмылки. За его прищуренными глазами скрывалось огромное страдание. Самые прекрасные слова приходили на ум для описания его брошенной души, самые изящные эпитеты пересекались с его закрытым сердцем.

Той ночью Кенсу сделал полароидный снимок Чонина и написал на нем: Это Чонин, новый сосед, пишет романы, печальная улыбка (17 июля 2012). Он будет брать у меня интервью. Он хочет написать обо мне книгу.

[1. 1]

В среду во время обеда, Кенсу решил, что несмотря на обыденность и повторение его ежедневных ритуалов, все это вело к лучшему. Его память не была достаточно долгой для долгосрочных перемен и ему не могло надоесть делать что-либо, что он не помнил, в любом случае.

" Так чем ты занимаешься? " вмешался в его мысли Чонин. Одна ручка скрывалась у него за ухом и другая между его пальцами.

Кенсу сказал, что он работает на игрушечной фабрике неподалеку, с девяти до пяти, приклеивая блестящие равнодушные глазки из мрамора на плюшевых героев из мультфильмов. Искусственное дыхание для жизненного блеска. Эта работа была чисто для финансовой поддержки, хотя Кенсу думал, что он, возможно, привязался к коллегам и к плюшевости игрушек, к мягким тканям, к вечно счастливым улыбкам. Этой работы как раз хватало для покрытия аренды и других расходов. Как бы там ни было, все было хорошо, ведь в семь часов вечера все вставало на свои места. В семь, он шел в бар, чтобы исполнять мимолетные мелодии своей души. Технически, это было время для скромного сбора денег в пьяном хаосе, но для Кенсу, речь шла о сотворении слов из тонкого воздуха, о вдыхании дыма и о мурашках от музыки, о зыкрытых глазах и о слабых вздохах, охватывавших обилие древесных опилок в коврах. Речь шла о музах, скользящих сквозь пальцы и танцующих у его ног. В семь наступало время страстей. Это была мечта.

Кенсу сделал глубокий вдох и все двести шесть костей его тела встали на свои места, " Возможно, это звучит тускло. Однако трудно ощутить свою тусклость, когда ты никогда не чувствовал настоящий блеск. Чувствовал себя живым, я имею в виду. "

" Получается, ты словно ходячий труп? "

" Скорей ходячее ископаемое. "

Минсок, друг его дества и коллега-певец в баре, всегда шутил над тем, что раз время для Кенсу остановилось четыре года назад, то он, стало быть, навечно останется двадцатилетним парнем. Однако это была не совсем шутка, и все уже давно перестали над этим смеяться.

" А мне кажется это смешно", отметил Чонин, бросив сигаретный окурок в банку с пивом, после чего добросовестно сделал глоток. Кенсу старался не думать каково это на вкус, никотин и табак, утопающие в необратимой пшенице. Вместо этого он всмотрелся в блокнот Чонина, маленькие неразборчивые линии черных чернил растянулись по краям. Чонин объяснил, что это для книги, которую он пишет. Роман о человеке, который уничтожает себя в конце каждого дня. Кенсу усомнился в романтичности всего этого. Чонин сказал не беспокоиться, писатели сертифицированно несут собачью чушь; достаточно кого-нибудь убить, и роман готов.

Они встретились во второй раз двадцать минут назад, когда Чонин постучал в дверь Кенсу с набором из шести бутылок пива Hite и сигаретой, выглядывавшей сквозь расслабленные пальцы, " Привет, я Чонин, твой новый сосед. Мы встречались раньше—" Кенсу тут же потянулся за своим альбомом, и Чонин добавил, " Я на последней странице, мне кажется. Парень в костюме. "

Кенсу взглянул на снимок, потом обратно на Чонина, и через двадцать минут они уже сидели на пожарной лестнице, разговаривая о большой философии и субъективном идеале романтизма, который не укладывался у Кенсу в голове. Их плечи и костяшки пальцев касались, от чего Кенсу ощущал дискомфорт, и ощущение усиливалось от того, что Чонин не обращал на это никакого внимания. По правде говоря, Чонин не смахивал на человека который бы вообще о чем-либо парился.

" Что в этом, по-твоему, смешного? "

" Лучше скажи, каково это быть вечно двадцатилетним? "

Кенсу немного подумал, " Нормально. "

" А разве это не ужасно? Ты остановился во времени, но время движется дальше. Ты не можешь вспомнить приходящих-уходящих людей. Мир уменьшается вокруг тебя, а ты застрял в центре. Все твои старые друзья уходят или умирают, и ты не можешь обрести новых. Ты не можешь любить. Ты не можешь ненавидеть. "

" Так почему это смешно? "

" Это настолько печально, что становится смешно, " Чонин пожал плечами, " Люди склонны испытывать жалость к несчастным, безобидным душам вроде твоей. Ты несешь на своих плечах большее, чем жизнь бремя с амбициями меньше жизни. Это словно наблюдать, как муравей умирает под увеличительным стеклом и радостно визжать от этой печальной картины. Это смешно. Ну я хочу сказать, что я зарабатываю на жизнь используя ее по-полной, но это все равно смешно. "

Чонин стряхнул кончик сигареты, и они наблюдали как кружащийся пепел полетел вниз. Бриз. Чонин вдыхал лето, выдыхал токсины. Кенсу посмотрел на свои пальцы рук и ног и маленькие кусочки ржавчины в стальной лестнице перед тем, как сказать, решительно, в чем он сомневался действительно ли стоило это говорить, " Ты звучишь так жалко. "

" Все писатели такие".

" Поэтому ты так много куришь? "

Чонин записал 'необъяснимо Добрый Самаритянин и, как следствие, любопытный' в колонку под названием Личные Качества. Кенсу притворился, что не заметил этого, и стал подталкивать его к ответу, пока в конце концов Чонин не ответил с усмешкой, " Тебе не нужно знать. Почему бы нам не поговорить еще немного о том, как ты отслеживаешь—"

" Нет, " твердо сказал Кенсу, " Нет, я хочу знать. "

" Слушай, эта книга о тебе—"

" Этот разговор о нас. "

Опустив голову, Чонин пробормотал что-то о занозе в заднице, потом поднял голову обратно с пустой улыбкой на лице, той, что сворачивала Кенсу все внутренние органы, " Ладно. О нас. "

" Завтра я все равно все забуду, " напомнил ему Кенсу.

Чонин втянул щеки затягиваясь сигаретой, пока оранжевое мерцание не исчезло. Чонин позволил словам вырваться наружу, " Я скажу тебе, отчего я жалкий, " Чонин посмотрел куда-то в даль, и в этот момент все полетело к чертям, " У меня идиопатический легочный фиброз. Это значит, что мои легкие тонут в дерьме. Я умираю. Это, блять, делает меня ничтожным, ладно? "

Шум уличного движения и играющих детей внезапно стал невыносимо мягким. Кенсу смотрел на свои костяшки и чувствовал как кровь отхлынула от его лица, " Я—мне жаль—я не знал, что ты—"

" Другими словами, бог душит меня в замедленном действии. Через три года моему сердцу не станет хватать кислорода для распределения по всему телу. У меня случится нарушение органов. Есть будет невозможно, ведь как можно есть пищу, когда ты дышишь через трубки? И почему я курю, ты спрашиваешь? Почему я курю. Почему. "

Кенсу наблюдал как немели его костяшки. Он хотел, чтобы все это закончилось. Ему было жаль. Ему было жаль, и он не понимал—хотя Чонин не особо и хотел, чтобы он понял.

" Я курю, чтобы быстрей сдохнуть. Я курю, чтобы когда меня этеризовали на больничном столе, я бы ушел тихо, а не с нелепой драмой, " Чонин кивнул, говоря о ничтожности в форме серой дискурсии, " Но это не смешно, знаешь ли. Это просто жалкое зрелище. Я самый жалкий кретин на этой планете. Печально, правда? " И хриплый сухой смех подчеркнул его монохромную злость, " Не, я просто развлекаюсь с тобой. Это правда смешно. Это смешно, потому что моя жизнь полна такого дерьма: тебе кажется, что ты убегаешь, пока не сталкиваешься с самим собой. Через двадцать три года ты понимаешь, что самый длинный окольный путь это самый короткий путь домой, и я бегал по кругу с самого начала. Бред, правда? "

Никто из них не смеялся, хотя Чонин фыркнул, когда Кенсу завершил разговор тихим, " Я забуду завтра. "

Их интервью бессмысленно продлилось до семи. Кенсу пел в тот вечер, как в любой другой, однако слова и мелодии вырывались из его рта, а не из его сердца и единственное, что он помнил, это дым. Жидкая боль, сочащаяся из ран Чонина.

Он вернулся домой в половине первого ночи и приклеил записку на стену, яркую желтую бумажку в центре всего, так, чтобы он заметил ее завтра: " Захвати игрушку с работы. Оставь ее возле двери соседней квартиры. (19 июля 2012)"

Спустя два дня, когда Кенсу вернулся из бара домой, он обнаружил плюшевого Пороро возле своей двери. Такая же игрушка, как у него на работе, и если хорошенько присмотреться, то можно было убедиться, что он был тем, кто приклеил ей глаза, ведь только он так грубо обращался с суперклеем. Под Пороро лежала благодарственная открытка, в которой злыми черными чернилами было написано, " Получать сострадание от того, кто не способен на заботу – это, блять, чересчур дорогостоящее удовольствие. "

Он понятия не имел, что значили эти слова, но боль в его сердце была слишком громкой, чтобы ее не заметить. Внезапно все мелодии и ритмы исчезли в подавляющей тишине. Более соленой чем разочарование, более горькой чем одиночество. Той ночью в соседней квартире слышался резкий, прерывистый смех, который был похож на истерику. Множество голосов и разговоров, неясные выкрики Лухан Чонин Сехун под гулом вечно-полных бутылок виски и водки. Вынося мусор, Кенсу заметил три красивых лица мелькнувших позади занавесок, яркий свет люстры, едкий запах спирта и одеколона и роскоши.

В это время его собственная квартира выглядела особенно пустой. Полумрак поглощал все стены и углы. Он решил переписать все свои заметки на зеленую бумагу, вместо голубой, и пятница прошла в тишине, нарушаемой почти неслышным щелканьем гелевых ручек о неоновую бумагу.

[1. 2]

Несмотря на то, что технически Кенсу не мог вспомнить этого писателя, курившего, должно быть, уже пятидесятую сигарету к тому времени, записка в его руках гласила о том, что они регулярно проводили интервью. Но кроме записки, он знал, что они встречались раньше. И эта мысль не была удивительной—на самом деле—возможно из-за беспорядочого тумана от сигаретного дыма, который выводил из фокуса все: кофейные кружки, влажные окна, потрепанные и просмоленные края блокнота писателя; все происходило в замедленном действии, все блески притуплялись в отблески, и все углы превращались в изогнутые линии.

Писатель курил, торопливо, и Кенсу чувствовал какое-то незнакомое, опустошенное ощущение наблюдая за ним. Словно что-то медленно, глубоко, необратимо трескалось у него внутри.

Вечером 21 июля кафе заполнилось звоном фарфоровых чашек, непрерывным гулом уставших студентов, журчанием взбитых сливок для капучинно. Хоть было и не очень громко, но этот шум был способен затянуть на дно любого. Медленно поглащать, оставив только лишь хватающиеся кончики пальцев и рвущиеся на поверхность пузырьки воздуха.

Кенсу хотел спросить, все ли писатели выглядят вот так, с темными кругами под глазами и со цветом лица варьирующим между желтым и белым и с изредка вздрагивающей бровью. Этот вопрос растворился в воздухе, когда писатель потушил свою сигарету и поймал взгляд Кенсу. Длинная, жесткая линия из одной пары глаз к другой.

" Ты в порядке? " Словно требуя быстрого ответа, спросил писатель, который представился как Чонин.

Казалось, Чонин не располагал временем или терпением, чтобы услышать какую-либо альтернативу, поэтому Кенсу только кивнул, " Да. Я в порядке. "

" Расскажи мне о том случае четыре года назад. Ну или, вчера, как ты это помнишь, " подсказал Чонин. В его голосе прозвучал намек на нетерпеливость. Кенсу не мог не заметить несколько неприятных бинтов обвязанных вокруг его костяшек. Фиолетовые и зеленые подтеки на его запястьи. Он резко задумался, свойственно ли все это писателю, этот злой взгляд и кровавые костяшки и невольно вздрогнул.

" Это был обычный несчастный случай, " сказал Кенсу. Несмотря на то, что он не помнил те дни, которые прошли с момента события, каким-то образом шок от пережитого случая больше не ощущался, " Я возвращался домой после фабрики—на которой я работаю сейчас, меня сбил грузовик с фруктами. Он вез яблоки. Красные. "

" Ты всегда работал на фабрике? "

" С тех самых пор, как мне исполнилось восемнадцать. Я пошел работать как только закончил школу. Моя мама умерла, а мой отец болел, поэтому мне приходилось оплачивать его—"

" Хорошо, ладно, " прервал его Чонин. Кенсу видел раздражение на его лице и хотел возразить, нет, это не какая-нибудь типичная слезливая история про очередного ребенка строящего из себя героя. Это история о семье, и теплоте, и о заработанных с большим трудом печеньях возле кровати, и о подсчете внутривенных капель, и о молитвах мультяшным героям с просьбами о счастье.

Но Чонин был не в настроении развлекаться какими-то там объяснениями, " Получается, если бы ты не был таким ответственным человеком, ты бы стал певцом? "

" Скорей всего да. "

" А потом тебя сбил грузовик. Потрясающая удача, " Чонин усмехнулся и выцарапал что-то в своем блокноте. Яростно.

Кенсу прикусил нижнюю губу, дурная привычка. " Ты... сердишься? "

" Нет, " огрызнулся Чонин. Кенсу молчал, пока Чонин читал следующий вопрос, едва оторвавшись от своей ручки, " Как ты отслеживаешь свою жизнь? Все подробности. "

" Обычно, я фотографирую новых людей которых встречаю, помещаю снимки в альбом и записываю, что я узнал о них. Я перечитываю это каждое утро и пополняю в конце дня. Другие вещи, я записываю на стенах, и в моем ежедневнике. Временные проблемы я записываю на бумажках и приклеиваю их куда угодно. Чаще всего на стены. " Кенсу всмотрелся в свой кофе, потом снова на собеседника, но взамен был только шумный скрежет ручки о поверхность бумаги.

12 3 4 5 Следующая ⇒