Валиуллин Ринат Где валяются поцелуи 9 страница

— Понимаю, откуда дует ветер, — закрыл я окно, напротив которого мы сидели. Из него действительно тянуло прохладой. — Я просто попытался содрать со всех маски хотя бы на бумаге. Показать, какие они есть настоящие — взаимоотношения полов.

— Ты спал со всеми этими бабами?

— Да.

— То есть все это было на самом деле?

— Если быть до конца честным, все эти женщины — это ты.

— Я?

— Да, только в разных ипостасях, в других масках.

— Отлично, ты хочешь сказать, что написал краткую эротическую биографию моей жизни?

— Я написал так, как это бывает.

— Да? Тогда странно, что у нас такого секса никогда не было. Значит, ты это проделывал с другими. С кем интересно, давай рассказывай.

— Дура, ты моя дурочка! — подошел я к ней и попытался обнять.

— Тебя это заводит? — увернулась она.

— Да.

— Я всегда знала, что безумие — это моя сильная сторона. — Она схватила вазу с цветами со стола и шмякнула ею о пол. Ваза с грохотом расплескалась фарфоровыми каплями по ковру, а подаренные цветы тут же превратились в некрасивые водоросли и растеклись по паркету. На шум оглянулись жители соседних столиков. Из паркета вырос официант, которому Лучана успела мило улыбнуться и процедить через губы: «Извините, случайность». Тот молча начал сметать фарфоровые осколки любви.

— Хватит истерить! — стряхнул я с себя капли внезапного дождя.

— Это не истерия, это артистизм. — Она взяла в руки блюдо, на котором только что еще жила ваза.

— Ну перестань, я прошу тебя, давай спокойно во всем разберемся.

— Да, я неудовлетворенная дура, которая хочет, чтобы ее любили всеми средствами и способами, даже самыми неприличными.

— Ты хочешь сказать, я тебя не люблю? — пытался я объясняться как можно тише, чтобы не привлекать свидетелей. Но они уже были наготове и ловили каждую фразу ловушками своих ушей, будто всю жизнь играли в бейсбол.

— Я не хотела бы говорить. Но ты сам об этом написал.

— Как ты не понимаешь. Ты внимательно читала? Я же писал про общество без масок с нормальными порывами.

— Мне они не показались нормальными. На грани извращений. Именно то, чем мы можем питаться только в наших фантазиях.

На слове «извращений» официант поднял голову, видно было, что оно его заинтересовало. Мне кажется, он даже готов был сам предложить нам тарелку на бой, лишь бы досмотреть драму до конца.

— Так вот о чем твоя постоянная задумчивость?

— А твоя разве нет? Только не надевай на себя маску праведника. Так ты все-таки спал с ними?

— Хорошо, считай, что я переспал со всеми женщинами, которых только встретил.

— Я знаю, что у тебя их было достаточно.

— Ну и что это меняет? — подозвал я официанта, чтобы рассчитаться за вазу.

— Теперь, может, я тоже хочу и именно так, как ты описал.

— Прямо здесь?

— С ума сошел?

— Нет.

— А жаль, похоже, по мне так никто и не сойдет с ума.

* * *

— Отлично, снято! — медленно встал со своего рабочего кресла Роберто. — Если вазы остались, можем еще пару дублей сделать, — улыбнулся он и объявил в громкоговоритель: — Поздравляю всех с окончанием съемок, вечером жду на банкет в ресторане отеля, в 21. 00, просьба не опаздывать и не напиваться.

* * *

— Может, тебе и не нужен вовсе любовник? — спросил ее Павел, когда они возвращались вдвоем в отель. — Или нет, лучше я спрошу по-другому: зачем тебе любовник?

— Чтобы любил.

— Тогда в чем проблема?

— В том, что теперь всех мужчин я буду сравнивать с Роберто.

— Черт, я так и знал. Но это нормально, в него все влюбляются с первого слова. Теперь тебе будет не просто — слишком высока планка мужского обаяния.

— Ничего. Мне уже случалось быть хорошей и послушной в быту, нежной и ласковой в постели. Не стервить, когда очень хочется, не уходить, когда очень хочется, не приставать, когда очень хочется, не любить никого кроме, когда очень хочется, но ничего хорошего из этого не выходило, вот и он теперь сидит в моем сердце и не хочет выходить.

— А чем он тебя взял? — не мог понять Павел, шутит она или говорит правду.

— В том-то и дело, что он не брал, и это дорогого стоит. У него какое-то сенсорное восприятие жизни. Может, я скажу глупость, но хочется уснуть на подушечках его пальцев, спать и видеть приятные сны под рокот его баритона.

— У него очень ревнивая жена, — принял игру Фортуны Павел.

— Не волнуйся. Я не дам ей повода, — улыбалась она.

— А ему?

— Место любовника по-прежнему вакантно.

— Как ты думаешь, любовник может быть безответный.

— В моем случае нет, мне без прикосновений никак нельзя. Мне нужно чувствовать. Роберто относится к той редкой породе мужчин, что боготворит женщину.

— Любимую женщину, — добавил в этот стройный механизм свою деталь Павел.

— Я поняла, что на два фронта воевать не смогу.

— Почему воевать?

— Для внутреннего мира это будет война.

— Ты имеешь в виду своего мужа?

— Нет, у меня появилась другая необходимость.

— Какая такая необходимость?

— Ну, встречаешь ты человека, и не обойти тебе его никак, — взяла она меня под руку. — Знаешь, с того самого вечера мне очень хочется прижаться к тебе.

— Так прижмись.

— Да? А потом ты скажешь, что я давлю на тебя.

* * *

Вскрыв оборотом дверь, она включила свет, с плеча столкнула сумку на пол. Отделалась от обуви. Ей было приятно наконец-то очутиться дома. «Здесь можно говорить, что думаешь, хотя и некому. Здесь можно не скрывать, что чувствуешь, хотя уже и не от кого…» — подумала она. В ванной смыла с лица водой полутона веселья, которые устала вынашивать целый день. «Сколько можно притворяться? Сшивая внешнее спокойствие с клубками нервов. Некоторые мои подруги любили вязать крючком», — теперь она их понимала, кажется. В полотенце выдохнула тень лица, пустую маску.

Скинула свое платье, прошла сквозь душ в спальню за свежими трусиками и маечкой. Подняла глаза и вскрикнула. Ей показалось, что в комнате кроме нее был еще кто-то. Отражение. Оно смотрело на нее в упор из нового раздвижного шкафа, одна дверь которого была полностью зеркальной. Лучана осторожно двинула ее, та поддалась. Внутри шкафа пустовали белые полки, на каждой из которых лежало по красной розе. Она сделала три шага назад. Чтобы оценить масштабы вмешательства. Это было как раз то, о чем она когда-то мечтала, снова приблизилась к белой глыбе. «Мечты вянут так же быстро, как и цветы», — собрала она их, закрыла шкаф и пошла на кухню. Там поставила в вазу с водой, сварила себе кофе и, любуясь на розы, открыла почту, где обнаружила письмо от него:

«Если ты любишь меня, будь готова встретить утром пьяного в стельку. Не расспрашивать ни о чем, просто постелить коврик, как собаке, преданной и любимой. Так я высплюсь гораздо быстрее. И утром буду как шелковый, понимая, что ты любишь меня гораздо сильнее прочих только за то, что я дома, рядом.

Если ты любишь меня, будь готова никогда не расспрашивать, прежде чем не накормишь едой или телом, я сам расскажу все таким образом, чтобы не ранить твою тонкую душу. Цветами будут мои сильные руки. Если ты любишь меня, дай мне в тебя окунуться, не требуя ежеминутно признаний и доказательств любви. Мне как мужчине не надо кричать постоянно об этом. Я молча переживаю свои чувства. Просто прислушайся: с каждым выдохом я произношу „я люблю тебя“. И не надо меня испытывать, гораздо приятнее — оргазмы. Если ты любишь меня, просто возьми сегодня эту чертову трубку. Ответь. Даже если обида и ревность комом плетут в твоем сердце заговор. Я понимаю, что причинил тебе много боли, но еще больше другие.

Будь готова, если ты меня любишь, не слышать, что о нас говорят: женщины и не очень, они могут завидовать тому, что я сейчас сплю с тобой рядом, пусть даже на коврике моих теплых фантазий».

Лучана перечитала еще раз письмо и ответила:

«Слух мой был идеален, пока ты не расцарапал его своим голосом, вкус мой был изыскан, пока ты не насолил мне, тело мое было послушно только мне, пока твои руки не прикормили его лаской, одиночество мое было так блаженно, пока ты не разрушил его своим отсутствием, тем не менее, знаешь, за что я тебе благодарна? Не будь тебя, я никогда бы не научилась так искренне разговаривать со своим сердцем».

И добавила:

«Люби меня, я ушла».

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 89