БЫЛ БЫ ЧЕРНЫМ.

" Был бы белым, но все же был бы чистым,
Пусть холодным, но все же с ясным взором,
Но кто-то решил, что война, и покрыл меня черным. "

Наутилус Помпилиус " Шар цвета хаки"
* * *
Земля скользит под руками, замерзшая и рассыпчатая она срывается с них и засыпается под одежду, но это меньшая из моих проблем. По локоть утопая в снегу с редкими прогалинами промерзшей почвы, я ползу под звуки канонады снарядов всех калибров, где-то засвистят мелкие пташки, одним попаданием которых отрубает конечности и перемалывает кости в труху, вот невдалеке ухнуло тяжелое полено, прямая наводка сего подарка делает кремацию единственным выходом для захоронения, хотя иногда хоронят пустые гробы, в тех случаях, когда ребят нужно прямо таки отскребать ото льда саперской лопаткой. Еще находят трупы с винтовками приплавившемися к телу, с распоротыми животами в перемешку со снегом и сажей. Приятного мало, надо сказать.
Моя правая рука уже почернела: обморожение такое, что рукопожатие становится невозможным, ввиду отсутствия конечности как таковой. Я уже не против, чтобы ее перешибло снарядом, возможно боль даже утихнет. С левой ногой тоже вышла проблемка, ее блять просто нет до колена, моя ступня и голень кровавой кашей застыли на одной из бетонных плит, панельный дом рухнул здесь около месяца назад, перебегая через него меня скосило пулеметной очередью, как на сенокосе. Добили разрывными по площади, чудом выжил, может и зря кстати. Но пока живу, и спасает меня злоебучий мороз, он сковывает кровообращение, сужая сосуды, кровь течет тонкой струйкой, что спасет от быстрой ее потери, но нога быстро мерзнет, и кожа вокруг раны будто отмирает, она какого то бледного серозеленого цвета, как у свежего трупа. Пахнет гарью моих опаленых волос, я мертвец, это уж точно, ну где же блять ваши постики-мотиваторы в соц-сетях, ну же, сука, покажи мне хоть один... но мне то хотя бы есть из-за кого ползти. Раз за разом гребу в снегу и пыли культяпкой - остатком руки, толкаюсь костью ноги, торчащей под неправильным углом из моего порванного бедра, мне не важно сколько плоти доползет до конца пути, пусть даже в морг меня повезут в обувной коробке, как брошенного уличного котенка с гноящимися глазами. Тонкий еле слышимый свист, даже соловьи не издают такой идеальный звук,
Ракеты класса " земля-земля" = соловьи, своими реактивными крыльями они оставляют белые полосы в небе.
Стена близжайшей ко мне развалины рушится и волна пыли с сажей накрывает меня под мой истошный вопль, я не в силах перекричать падающий бетон и летящее железо, как и в мирное время вся наша жизнь накрывается бетонными плитами и пластами асфальта, я лежу, и единственная целая нога придавлена обломавшейся арматуриной, ее сколовшийся конец вонзился в голень с хрустом кости, перекрывшим даже пулеметную очередь с другой стороны снежного пустыря, когда то бывшего городской улицей. А кругом воет метель, и ветер метет по промерзшему асфальту пыль и пепел, горящих вдали коттеджей. Закат цивилизации мы проживаем каждый раз, когда идет война, может мы становимся свободными, мы умираем, но остаемся жить. И я еще жив, лежу на покрытой инеем земле, придавленный металлом, и побираю трехэтажным матом элитарное руководство разрешившее нам вступить в бой за свои интересы именно на этом пустыре, в пизду политику, когда твои кости ломаются от попыток согнуть руку в локте, почему именно в такие моменты мы понимаем, что в этом мире действительно важно? Почему мы не ценим мелочей до тех пор пока снаряд не залетает нам в спальню, и мы с треснувшей кроватной ножкой в легких лежим в углу и смотрим на то, что осталось от младенца, порубленного осколком разбитого зеркала пополам, картинка дублируется в миллионе зеркальных стекляшек, и мы из последних сил бьемся головой о пол, усыпанный ими, превращая ее в кровавую кашу, и заставляя свой череп искриться стеклом как яйцо Фаберже. Тогда мы понимаем, что это конец, или мы все еще живем, чтобы доставить себе побольше боли и этот самый конец оценить по достоинству? Разумные блять существа, я - разумное пятно цвета хаки на белом полотне грязной снежной простыни, на ней будто трахались шахтеры, лежу и все понимаю...

Она поцеловала меня с утра как обычно, она всегда так делала и очень расстраивалась, если я уже проснулся и ушел из комнаты. Для нее это был своеобразный ритуал, ценность которого я недооценивал и не понимал, но теперь то я понимаю...
Даже тогда я отвечал на поцелуй, я любил просто лежать и смотреть, как она одевается с утра в покоях лазарета, как легкая блузка скользит по ее гладкой коже, как она застегивает пуговицы форменного комбинезона, повторяя одно и тоже движение пальцами на каждую.
Любовь = ничтожные мелочи, и до нее нужно дожить, через что-то пройти, справится с чем-то вместе, люди вместе стареют, не отходя друг от друга ни на шаг и только тогда понимают, что действительно любят, они пройдут нищету и лишения, они пройдут войну, чтобы любить. Война сближает, только глупый считает иначе, только глупый считает, что сближает счастье, сближает лишь беда или старость. Может быть потому-то животные и не живут вместе до конца: они умирают в капканах раньше, чем успеют постареть, и единственная их беда - это собственная смерть, на остальное им просто поебать, а мы - лишь животные напридумавшие себе проблем помимо смерти. Как вам, например, война? Ебаный кролик не будет убивать за идею, религию, и ему похуй на деньги, он может на них посрать и попробовать на зубок, вдруг это та еда, что спасет ему жизнь? Нет серьезно, люди ж блять умные, почему бы им не придумать кроликов питающихся медью и типографной краской, они сожрут деньги как причину международных распрей заметно быстрее, чем это сделают растраты на военную амуницию. Война - математика, так тоже может говорить только выскочка или торгаш. Война - это потребность, вот что нас отличает от животных: инстинкт к убийству, идущему даже не от поиска пропитания, пройдя через поля такого инстинкта, вот тогда начинаешь любить все обратное, и поцелуй с утра уже не так обременителен. Так, как и должно быть, любовь и война ходят рядом, пути Господни не так уж и неисповедимы.
Какие-то ублюдки прострелили ей щеку с кратчайшей дистанции, жизненно важные органы не были задеты, но приятного мало. Они привязали ее к лошади и отправили в наш временный лагерь с перемотанной грязной марлей головой. Когда я ее увидел по ее шее текла кровь, кожа лица была бледная как у самой смерти и из под худой повязки на меня смотрели заплывшие кровью глаза, опаленные обветренные на морозе губы дрожали, но не сказали мне ни слова, вот тогда я по настоящему хотел, чтобы она меня поцеловала с утра, хотел зарыться в ее черные как смоль волосы, но сейчас они были седые, на них лежал груз пережитого. Вот тогда я любил, вот тогда я мог кричать, но что толку, зачем уже кричать о чувствах, молчание всегда искренней, о чувствах молчат.
И сейчас я молчу, лежу и все понимаю, нижняя часть моего тела лишь сплошной кровавый обрубок, в прибитой к земле ноге, видимо, защемило нерв, и кажется, что она просто онемела до колена и боли просто не может чувствовать. Этакий полевой наркоз под градом огня, МонПарт по стратегическим зарисовкам должен ударить напалмом по пустырю в течении этого дня, я просто не имею права умирать, но пережить подобный обстрел я просто не смогу, когда пехота монархистов ступит здесь от меня останется лишь обугленное мясо. Нужно начинать двигаться.
Дрожащей левой рукой, единственной конечностью способной к работе, расстегиваю лямки на штык-ноже, прицепленному к поясу, аккуратно вынимаю тонкое прозрачное лезвие из ножен, сами ножны зажимаю зубами: я не должен привлекать лишнего внимания, десны тоже кровоточат, в наших рядах свирепствует цинга, но это одна из самых незначительных проблем.
Я весь в собственной крови, я будто скример малобюджетной хоррор-видеоигры. Я - кусок фарша в зеленой кевларовой броне, будущий овощ на инвалидной коляске, ито только при лучшем исходе событий.
Крепче сжимаю зубами ножны протыкаю плоть чуть ниже колена, меня уже ничего не спасет, в глазах темнеет от боли, но это единственный способ убежать от неминуемого. Говорят, способности человека безграничны в шоковом состоянии, в таком случае война - это битва супергероев. Но мне плевать, я режу собственную плоть...

Шарлатан вновь накинул черную скатерть на стол, вновь снял шляпу-цилиндр. Она в заплатках и потертостях, в швах запекшаяся кровь. Кролики платят за ваше счастье, они рассчитываются за фокус своей шкурой просто потому что они стоят ниже в пищевой цепочке. Так было, есть и будет.
Старый маг молча смотрит в свой хрустальный шар, пороки нашего мира летают в нем он смотрит на всех нас, он видит каждую нашу неудачу и счастье. Настоящая магия заключается в том, чтобы, обладая неограниченной властью, не считать себя богом. И самое ужасное во власти и в божественной сути, это то, что для получение сих привилегий ты должен быть отбитым ублюдком. Ты никогда не должен проникаться подчиненными и повторять ошибки глупого мальчишки, который кстати очень любит отвлекаться от темы.
И вот я смотрю в хрустальный шар и зову вас за собой. Читатель, добро пожаловать в мир идиотов и тотальных неудачников, будь как дома, он не особо отличается от твоего, лишь некоторой поэтичной приукрашенностью. Я люблю повторять удачные фразы, и вот повторяю и моменты.
Мы начнем оттуда же, где остановились, начнем так же, как начали когда-то... я вижу вас.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒