|
|||
ПЕСНЬ XXV 11 страница– Да, он, – сказала Сиенна, подходя с другой стороны зала, – но у него встреча за завтраком. Он сказал, что вы не будете против, если мы останемся, чтобы осмотреться. – Сиенна с энтузиазмом протянула руку. – Я – Сиенна. Сестра Роберта. Женщина более чем официально пожала руку Сиенне. – Я – Марта Альварес. А вам повезло – иметь в качестве личного гида профессора Лэнгдона. – Да, – Сиенна закатила глаза, едва скывая свой восторг. – Он такой умный! Наступила неловкая пауза, пока женщина изучала Сиенну. – Забавно, – сказала она, – Я не вижу семейного сходства. Кроме, возможно, вашего роста. Лэнгдон почувствовал, что вот-вот все рухнет. Сейчас или никогда. – Марта, – прервал Лэнгдон, надеясь, что правильно услышал имя, – мне неудобно беспокоить вас, но…я полагаю, вы догадываетесь, зачем я здесь. – Вообще-то, нет, – ответила она, прищурив глаза. – Я в жизни никогда не догадаюсь, что вы можете здесь делать. Пульс Лэнгдона участился, наступила неловкая тишина, и он понял, что его афера скоро потерпит полный провал. Неожиданно Марта широко улыбнулась и громко засмеялась. – Профессор, я же шучу! Конечно же, я догадываюсь, зачем вы здесь. Честно говоря, я не знаю, почему вы находите все это таким увлекательным, но так как вы и Дуомино провели там вчера почти целый час, то предполагаю, что вы вернулись показать это своей сестре? – Точно… – Он овладел собой. – Все именно так. Я бы с удовольствием показал Сиенне, если это не…затруднит вас. Марта посмотрела на балкон второго этажа и пожала плечами. – Без проблем. Я как раз сейчас направляюсь наверх. Сердце Лэнгдона заколотилось, когда он посмотрел на балкон второго этажа в задней части зала. «Я был там вчера вечером? » Он ничего не помнил. Но знал, что балкон, в дополнение к тому, что находился на той же высоте, что и слова cerca trova, также служил входом в музей палаццо, который Лэнгдон посещал, когда был здесь. Марта уже собралась вести их по залу, но сделала паузу, как будто передумала. – В самом деле, профессор, вы уверены, что не хотите показать вашей любимой сестре что-нибудь менее мрачное? Лэнгдон не знал как реагировать. – Мрачное? – спросила Сиенна. – Что же это? Он мне не рассказывал. Марта скромно улыбнулась и посмотрела на Лэнгдона. – Профессор, вы хотите, что бы я рассказала или вы сделаете это сами? Лэнгдон тут же использовал свой шанс. – Пожалуйста, Марта, почему бы вам не рассказать ей. Марта повернулась к Сиенне, теперь она говорила очень медленно. – Я не знаю рассказывал вам брат или нет, но мы поднимаемся в музей, чтобы посмотреть на очень необычную маску. Глаза Сиенны немного расширились. – Какую маску? Одну из тех уродливых масок чумы, которые носят на карнавалах? – Почти угадали, – сказала Марта, – но это не маска чумы. Совсем другой вид маски. Так называемая посмертная маска. Лэнгдон громко выдохнул от такого открытия, и Марта сердито посмотрела на него, явно полагая, что он чрезмерно драматично попытался запугать свою сестру. – Не слушайте брата, – сказала она. – Посмертные маски были обычной практикой в 1500-х. По сути это просто гипсовый слепок чьего-то лица, сделанный через несколько мгновений после смерти этого человека. Посмертная маска. Впервые с момента пробуждения во Флоренции все прояснилось. «Ад» Данте…cerca trova…смотреть сквозь глаза смерти. Маска! Сиенна спросила: – Чье же лицо использовали для слепка маски? Лэнгдон положил руку на плечо Сиенны и ответил так спокойно, насколько это было возможно. – Известного итальянского поэта. Его звали Данте Алигьери.
Глава 38
Средиземноморское солнце яркими лучами освещало палубу Мендасиума, качавшегося на волнах Адриатики. Чувствуя усталость, хозяин осушил второй стакан виски и безучастно посмотрел в окно своего офиса. Новости из Флоренции не радовали. Возможно, это объяснялось тем, что он впервые за очень долгое время принял алкоголь. Однако, он чувствовал себя сбитым с толку и до удивления бессильным… как будто у его судна были неисправны двигатели и оно бесцельно дрейфовало по волнам. Ощущение было незнакомым для хозяина. В его мире всегда существовал надежный компас – протокол – и он всегда указывал правильный путь. Протокол позволял ему принимать трудные решения, не оглядываясь назад. По инструкциям следовало отказаться от услуг Вайенты, и хозяин принял это решение без колебаний. Разберусь с ней как только нынешний кризис разрешится. Существовал протокол, требующий чтобы хозяин знал как можно меньше обо всех его клиентах. Он давно решил, что у Консорциума нет этической ответственности судить их. Предоставлять услуги. Доверять клиенту. Не задавать вопросов. Подобно директорам большинства компаний, хозяин просто предлагал услуги, рассчитывая, что они будут осуществлены в рамках закона. В конце концов, Вольво не несла ответственности за то, что мамаши учеников носились на скорости по школьной территории, также как и компанию Делл нельзя считать ответственной, если кто-то использовал один из их компьютеров, чтобы взломать банковский счет. Теперь, когда все запуталось, хозяин проклинал про себя того проверенного агента, который предложил этого клиента Консорциуму. – Поддержка ему потребуется небольшая, а деньги легкие, – утверждал агент. – Это замечательный человек, светило в своей сфере и необычайно состоятельный. Ему просто нужно исчезнуть на год или два. Он хочет купить какое-то время для уединения, чтобы поработать над важным проектом. Хозяин согласился без долгих раздумий. Долгосрочная перемена места жительства всегда была легким доходом, а он доверял чутью агента. Как и ожидалось, эта работа приносила легкие деньги. То есть, до прошлой недели. Теперь из-за хаоса, созданного этим человеком, хозяин наматывал круги вокруг бутылки виски и считал дни, когда его обязанности перед этим клиентом закончатся. На его столе зазвонил телефон, и хозяин увидел, что снизу звонит Ноултон, один из его главных помощников. – Да, – ответил он. – Сэр, – начал Ноултон, с выражением неудобства в голосе. – Очень бы не хотелось беспокоить вас этим, но мы завтра должны загрузить видео в СМИ. – Да, – ответил хозяин. – Оно готово? – Да, но я подумал, что, может быть, вы захотите предварительно просмотреть его перед закачкой. Хозяин сделал паузу, озадаченный комментарием. – Видео упоминает наше название или компрометирует нас в некотором роде? – Нет, сэр, но его содержание вызывает беспокойство. Клиент появляется на экране и говорит… – Прекрати немедленно, – приказал хозяин, потрясенный, что его старший помощник позволил себе такое вопиющее нарушение протокола. – Содержание несущественно. Что бы там ни говорилось, это видео будет опубликовано, с нашей помощью или без нее. Клиент мог сам легко загрузить его в сеть, но он нанял нас. Он заплатил нам. Он доверяет нам. – Да, сэр. – Тебя наняли на работу не в качестве кинокритика, – предостерегал хозяин. – И наняли для выполнения обязательств. Так что, делай свою работу. Вайента все еще ждала на Понте Веккьо, сканируя своим острым зрением сотни лиц на мосту. Она была внимательна и чувствовала, что Лэнгдон все еще здесь не проходил, но звук беспилотника умолк, очевидно, указывая, что потребность в наблюдении исчезла. Значит, Брюдер все-таки поймал его. Она стала невольно оценивать безрадостную перспективу расследования в Консорциуме. Или хуже того. Вайента снова живо представила себе тех двух агентов, с которыми уже расстались… она никогда больше о них не слышала. Они просто перешли на другую работу, убеждала она себя. Тем не менее, она подумала, не следует ли ей просто уехать и исчезнуть среди холмов Тосканы, и используя свои навыки, начать строить новую жизнь. Но долго ли я смогу от них скрываться? Благодаря бесчисленным заданиям она усвоила не понаслышке, что Консорциум устанавливал за тобой наблюдение, и тогда частная жизнь становилась иллюзией. Это был только вопрос времени. – Неужели моя карьера действительно так закончится? – размышляла она, будучи все еще не готова признать, что ее двенадцатилетний срок пребывания в Консорциуме закончится после серии неудачных провалов. В течение года она бдительно наблюдала за потребностями зеленоглазого клиента Консорциума. Это не моя вина, что он сам себя подтолкнул к смерти… и я, похоже, падаю вместе с ним. Ее единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы одурачить Брюдера… но она знала с самого начала, что у нее мало шансов. Вчера вечером у меня был шанс, но я потерпела неудачу. Когда Вайента с неохотой возвратилась к своему мотоциклу, она внезапно услышала звук вдали… знакомое пронзительное жужжание. Она с недоумением посмотрела наверх. К ее удивлению беспилотник только что вновь поднялся в воздух, на сей раз около самого дальнего конца Дворца Питти. Вайента наблюдала, как крошечный аппарат делал отчаянные круги над дворцом. Появление дрона могло значить только одно. Они все еще не поймали Лэнгдона. Где он, черт возьми? Пронзительный звук наверху заставил доктора Элизабет Сински очнуться. Беспилотник снова взлетел? Но я думала… Она переместилась на заднем сиденье фургона, где тот же самый молодой агент все еще сидел около нее. Она снова закрыла глаза, борясь с болью и тошнотой. Впрочем, главным образом, она боролась со страхом. Время истекает. И хотя ее враг покончил жизнь самоубийством, она все еще видела в своих снах его силуэт, читающий лекции в темном зале Совета по Международным отношениям. Кто-нибудь обязательно предпримет смелые действия, объявил он, сверкая зелеными глазами. Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда? Элизабет знала, что у нее был шанс и ей следовало остановить его прямо тогда. Она никогда не забудет, как умчалась с той встречи и исчезла в лимузине, направляясь через Манхэттен в международный аэропорт имени Джона Кеннеди. В стремлении узнать, кто черт возьми этот маньяк, она вытащила свой сотовый телефон, чтобы посмотреть на неожиданный снимок, который успела тогда сделать. Когда она увидела фотографию, то громко выдохнула. Доктор Элизабет Сински точно знала, кто этот человек. Хорошие новости состояли в том, что за ним будет очень легко следить. Дурные – в том, что он был гением в своей области – он принял решение быть весьма опасным человеком. Ничто не является более творческим… и более разрушительным, чем… блестящий ум с определенной целью. Через тридцать минут по прибытии в аэропорт, она позвонила в свой офис и разместила фамилию этого человека в биотеррористических списках наблюдения всех соответствующих агентств на земле – ЦРУ, Центров по контролю и профилактике заболеваний США, Европейского центра по профилактике и контролю над заболеваемостью и всех их дочерних организаций во всем мире. Это – все, что я могу сделать, пока не вернусь в Женеву, подумала она. Усталая, она подошла к стойке регистрации со своим небольшим чемоданом и вручила представителю авиакомпании свой паспорт и билет. – О, доктор Сински, – сказала служащая с улыбкой. – Очень приятный джентльмен оставил для вас сообщение. – Простите? – Элизабет не предполагала, что кто-то имел доступ к информации о ее полете. – Такой высокий, – сказала служащая, – с зелеными глазами. Элизабет буквально уронила свою сумку. Он здесь? Как?! Она обернулась, оглядываясь на лица позади себя. – Он уже уехал, – сказала сотрудница, – но он просил передать вам это. – Она вручила Элизабет сложенный лист бумаги. Дрожа, Элизабет развернула бумагу и прочитала написанную от руки записку. Это была известная цитата из работы Данте Алигьери.
«Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто сохраняет свой нейтралитет во времена величайших нравственных переломов. »
Глава 39
Марта Альварес устало посмотрела на крутую лестницу, которая вела из Зала Пятисот в музей второго этажа. – Я смогу(ит. ), – сказала она себе. – Я сделаю это. Как администратор по искусству и культуре в Палаццо Веккьо, Марта поднималась по этой лестнице бесчисленное множество раз, но с некоторых пор, будучи беременной более чем на восьмом месяце, она считала этот подъем слишком уж обременительным. – Марта, может быть нам лучше поехать на лифте? – Роберт Лэнгдон выглядел озабоченным и показал жестом на маленький служебный лифт поблизости, который во дворце установили для посетителей с ограниченными возможностями. Марта улыбнулась с благодарностью, но покачала головой. – Как я говорила тебе вчера вечером, мой доктор говорит, что разминка полезна для ребенка. Кроме того, профессор, я знаю, что вы боитесь замкнутого пространства. Лэнгдон, казалось, был сильно поражен ее комментарием. – Ах, да. Я забыл, что упоминал об этом. Забыл, что он упоминал это? Марта удивилась. Это было меньше чем полдня назад, и мы обсуждали в подробностях случай из детства, который стал причиной страха. Вчера вечером, пока болезненно тучный спутник Лэнгдона, Дуомино, поднимался на лифте, Лэнгдон сопровождал Марту пешком. В пути Лэнгдон поделился с нею ярким воспоминанием, как в детстве попал в заброшенный колодец, что заставило его почувствовать почти изнурительный страх перед ограниченным пространством. Сейчас младшая сестра Лэнгдона шла впереди и ее светлый «конский хвостик» болтался за ее спиной. Лэнгдон и Марта постепенно поднимались, несколько раз делая остановки, чтобы она могла отдышаться. – Я удивлена, что вы снова хотите увидеть маску, – сказала она. – Если говорить обо всех экспонатах во Флоренции, эта вещица кажется наименее интересной. Лэнгдон уклончиво пожал плечами. – Я вернулся, главным образом, чтобы Сиенна увидела маску. Спасибо, между прочим, что снова позволили нам войти. – Конечно. Репутации Лэнгдона было вполне достаточно вчера вечером, и это убедило Марту открыть для него галерею. Но факт, что он был в сопровождении Дуомино означал, что у нее действительно не было выбора. Игнацио Бузони – человек, известный как Дуомино – был чем-то вроде знаменитости в культурном мире Флоренции. Давний директор музея Домского собора, Игнацио курировал все аспекты самого видного исторического места Флоренции – Дуомо – массивный, красно-куполообразный собор, который доминировал и над историей и над горизонтом Флоренции. Его страсть к архитектурному памятнику, масса тела почти в четыреста фунтов и постоянно красное лицо, обусловили появление добродушного прозвища Дуомино – «небольшой купол. » Марта не знала, каким образом Лэнгдон познакомился с Дуомино, но тот накануне вечером позвонил ей и сказал, что хочет привести посетителя посмотреть в частном порядке посмертную маску Данте. Когда оказалось, что тот загадочный посетитель – известный американский специалист по символике, искусствовед-историк Роберт Лэнгдон, Марту воодушевила возможность сопроводить этих двух видных людей в галерею палаццо. Теперь, когда они достигли вершины лестницы, Марта положила руки на бедра, глубоко дыша. Сиена была уже почти около перил балкона, глядя вниз на Зал Пятисот. – Моя любимая точка просмотра зала, – Марта задыхалась. – Ты получаешь совершенно другую точку зрения на фрески. Я предполагаю, что ваш брат рассказывал о таинственном сообщении, скрытом в одной из фресок? – Она указала. Сиенна с энтузиазмом кивнула. Пока Лэнгдон пристально осматривал зал, Марта наблюдала за ним. В свете окон бельэтажа она не могла не заметить, что Лэнгдон выглядел не так замечательно, как вчера вечером. Ей понравился его новый костюм, но он был небритым, и его лицо казалось бледным и утомленным. Кроме того, его волосы, которые вчера вечером были густыми и пышными, выглядели спутанными этим утром, как будто ему необходимо было принять душ. Марта вернулась к фреске прежде, чем он поймал ее пристальный взгляд. – Мы стоим почти на той высоте, где написаны слова cerca trova, – сказала Марта. – Можно увидеть слова невооруженным глазом. Сестра Лэнгдона, казалось, была равнодушна к фреске. – Раскажите мне о посмертной маске Данте. Почему она именно здесь, в Палаццо Веккьо? Что брат, что сестра, подумала Марта с тихим неудовольствием, всё ещё недоумевая, чем их тах увлекла эта маска. С другой стороны, история с маской Данте была странной, особенно, с учётом недавних событий, и не один Лэнгдон проявил к ней почти маниакальный интерес. – Так расскажите мне, что вы знаете о Данте? Очаровательная молодая блондинка пожала плечами. – Только то, что все в школе проходят. Данте – итальянский поэт, известный, прежде всего, тем, что написал «Божественную комедию», в которой описывается воображаемое путешествие в ад. – Отчасти верно, – ответила Марта. – В своей поэме Данте в конечном счёте выходит из ада, следует в чистилище и в конце концов попадает в рай. Если когда-нибудь прочтёте «Божественную комедию», то увидите, что его путешествие делится на три части – ад, чистилище и рай. – Марта жестом показала им идти вслед за ней по балкону ко входу в музей. – Однако, причина, по которой маска находится в Палаццо Веккьо, с «Божественной комедией» никак не связана. Она связана с реальной жизнью. Данте жил во Флоренции и любил её так, как только можно вообще любить какой-нибудь город. Он был очень знаменитым и влиятельным флорентийцем, но в системе политической власти был раскол, а Данте поддержал не ту сторону, и его за это выслали – выставили за пределы городских стен и запретили ему когда-либо возвращаться. Марта остановилась, чтобы отдышаться, когда они приблизились к входу музея. Она снова положила руки на бедра, отклонилась назад и продолжала говорить. – Некоторые люди утверждают, что изгнание Данте – причина, по которой его посмертная маска выглядит настолько печальной, но у меня есть другая теория. Я в некотором роде романтик, и думаю, что печальное лицо больше имеет отношение к женщине по имени Беатриче. Видите ли, Данте всю свою жизнь отчаянно любил молодую женщину по имени Беатриче Портинари. Но к сожалению, Беатриче вышла замуж за другого человека, который считал, что Данте должен жить не только без своей любимой Флоренции, но также и без женщины, которую он так глубоко любил. Его любовь к Беатриче стала центральной темой в Божественной Комедии. – Интересно, – сказала Сиенна тоном, по которому ясно было, что она совсем не слушала. – И всё же, я так и не уяснила себе, ну почему посмертную маску хранят здесь, в палаццо? Марта сочла настойчивость молодой женщины необычной и граничащей с невежливостью. – Так вот, – продолжала она, продвигаясь вперед, – когда умер Данте, ему все еще был запрещен въезд во Флоренцию, и его тело было похоронено в Равенне. Но учитывая, что его настоящая любовь, Беатриче, была похоронена во Флоренции, и что Данте так любил Флоренцию, возвращение его посмертной маски сюда можно воспринимать как дань памяти этому человеку. – Понятно, – сказала Сиенна. – А почему выбрали конкретно это здание? – Палаццо Веккьо – старейший символ Флоренции и во времена Данте он был в самом центре города. К тому же, в соборе есть знаменитая картина с изображением Данте, изгнанного и стоящего за пределами городских стен, причем на фоне виднеется любимая им башня палаццо. Во всяком случае, сохраняя маску здесь, мы ощущаем, будто Данте, наконец, позволили вернуться домой. – Это хорошо, – сказала Сиенна, казалось она была удовлетворена. – Спасибо. Марта подошла к двери музея и постучала три раза. – Это я, Марта! С добрым утром! Связка ключей загрохотала внутри и дверь открылась. Пожилой охраннник устало улыбнулся ей и проверил часы. –? un po’ presto(ит. ), – сказал он с улыбкой. Немного рановато. В оправдание, Марта показала жестом на Лэнгдона, и охранник тут же просиял. – Синьор! С возвращением! (ит. ) Снова рад вас видеть! – Спасибо(ит. ), – ответил Лэнгдон дружелюбно, когда охранник жестом указал им всем зайти внутрь. Они прошли через небольшое фойе, где охранник отключил систему обеспечения безопасности и затем открыл вторую, более тяжелую дверь. Когда дверь распахнулась, он шагнул в сторону, и сделал рукой широкий жест. – Добро пожаловать в музей(ит. )! Марта благодарно улыбнулась и повела своих гостей внутрь. Пространство, которое составляло этот музей, было первоначально разработано как правительственные учреждения, которые подразумевали достаточно просторное, широко открытое пространство галереи, это был лабиринт из небольших комнат и коридоров, которые окружали половину здания. – Посмертная маска Данте за углом, – сказала Марта Сиенне. – Она экспонируется в узком пространстве, называемом коридором(ит. ), который является по существу просто проходом между двумя комнатами большего размера. Маска находится в старинном кабинете напротив боковой стены, и остается невидимой, пока вы не подойдете к ней. Поэтому многие посетители проходят мимо маски, даже не замечая ее! Лэнгдон теперь зашагал быстрее, устремив взор вперед, как будто маска имела некоторую странную власть над ним. Марта подталкивала Сиенну и шептала, – Очевидно, вашего брата не интересуют другие наши экспонаты, но, пока вы здесь, вы не должны пропустить бюст Макиавелли или глобус (лат. «карта мира») в Зале Карт. Сиенна вежливо кивнула и продолжала идти, глядя прямо перед собой. Марта едва поспевала за ней. Когда они дошли до третьего зала, она немного отстала и в конце концов резко остановилась. – Профессор? – недоумевая, позвала она. – Может, вы захотите показать сестре… что-то в этой галерее… а потом уже мы посмотрим его маску? Лэнгдон обернулся с рассеянным видом, будто вернувшись в реальность после какого-то отвлечённого размышления. – Что, простите? Марта, запыхавшись, указывала на ближайший музейный стенд. – Один из самых ранних… печатных оттисков «Божественной комедии»? Когда Лэнгдон наконец увидел, что Марта прикасается ко лбу и пытается отдышаться, он огорчился. – Марта, простите меня! Конечно, да, мельком взглянуть на текст было бы замечательно. Лэнгдон поторопился назад, разрешая Марте отвести их к старинной витррине. Внутри была потрепанная книга в кожаном переплете, открытая на изысканно оформленном титульном листе: Божественная комедия: Данте Алигьери. – Невероятно, – с удивлением произнёс Лэнгдон. – Я узнаю титульное изображение. Не знал, что у вас есть оригиналы издания Нюмайстера. Ещё как знали, озадаченно подумала Марта. Я же вам вчера вечером показывала! – В середине XV века, – сбивчиво объяснял Лэнгдон Сиенне, – Иоганн Нюмайстер впервые издал эту работу печатным способом. Было напечатано семьсот экземпляров, но только с десяток сохранилось до наших дней. Это большая редкость. Теперь Марте казалось, что Лэнгдон прикидывается, чтобы порисоваться перед младшей сестрой. Профессору явно не шла такая нескромность, ведь в научных кругах у него была иная репутация. – Этот экземпляр арендован у библиотеки Св. Лаврентия, – Марта решила кое-что предложить. – Если вы с Робертом там не были, вам стоит там побывать. Там шикарная лестница, спроектированная Микеланджело, которая ведёт в первый в мире читальный зал. Раньше книги буквально приковывали к месту, чтобы никто не мог их унести. И разумеется, многие книги существовали в единственом в мире экземпляре. – Потрясающе, – сказала Сиенна, вглядываясь вглубь музейных залов. – А к маске – сюда идти? Что за спешка? Марте требовалась минута-другая, чтобы восстановить дыхание. – Да, но вам было бы интересно услышать об этом. – Она указала через альков на маленькую лестницу, которая исчезала где-то на потолке. – Она ведет к смотровой площадке на балках, где вы сможете, собственно говоря, посмотреть сверху на известный подвесной потолок Вазари. Я с удовольствием подожду вас здесь, если вы хотели бы – – Марта, ну пожалуйста, – вставила Сиенна. – Мне очень хочется увидеть маску. А времени у нас маловато. Марта озадаченно уставилась на симпатичную, молодую женщину. Ей очень не нравилась новая мода незнакомцев, называющих друг друга по именам. Я – Синьора Альварес, тихо проворчала она. И я делаю вам одолжение. – Хорошо, Сиенна, – сказала Марта кратко. – Маска прямо вон там. Марта больше не тратила времени впустую и не предлагала Лэнгдону и его сестре информативные комментарии, пока они пробирались к маске сквозь запутанную анфиладу комнат галереи. Вчера вечером Лэнгдон и Дуомино провели почти полчаса в узком andito, рассматривая маску. Марта, заинтригованная мужским любопытством к экспонату, спросила, связано ли их восхищение так или иначе с необычной серией событий, окружавших маску в прошлом году. Лэнгдон и Дуомино были уклончивы и не дали настоящего ответа. Теперь, когда они приблизились к andito, Лэнгдон начал объяснять сестре простой процесс создания посмертной маски. Марта была рада слышать совершенно точное описание, в отличие от его липового заявления, что он ранее не видел редкую музейную копию «Божественной Комедии». – Вскоре после смерти, – описывал Лэнгдон, – покойного выкладывали на стол и смазывали его лицо оливковым маслом. Потом слой влажного гипса затвердевал на коже, покрывая все – рот, нос, веки – от линии волос вниз к шее. После затвердевания, гипс легко снимается и используется в качестве формы, в которую заливают новый гипс. Этот затвердевший гипс превращается в совершенно подробную и точную копию лица покойного. Практика особенно широко применялась для увековечивания облика выдающихся людей и гениев – Данте, Шекспира, Вольтера, Тассо, Китса – им всем сделали посмертные маски. – Ну наконец-то, мы на месте, – объявила Марта, когда все трое вышли из прохода. Она сделала шаг в сторону и жестом пригласила сестру Лэнгдона зайти первой. – Маска на витрине у стены слева от вас. Только у нас к вам просьба оставаться за пределами ограждения. – Спасибо. – Сиенна зашла в узкий коридор, подошла к музейному стенду и заглянула внутрь. Глаза у неё тут же расширились и она оглянулась на брата с выражением ужаса на лице. Такую реакцию Марта видела тысячи раз; посетителей зачастую начинало трясти, и первый взгляд на маску вызывал у них неприятие – мрачное выражение морщинистого лица Данте, его крючковатый нос и закрытые глаза. Лэнгдон последовал за Сиенной, встал рядом и заглянул в витрину. Он сразу же отстранился, а на лице появилось то же выражение удивления. Марта простонала: – Ну, это уже слишком (ит. ). – Она вошла за ними, и вглядевшись в витрину, также громко выдохнула. – О, Боже мой (ит. )! Марта Альварес ожидала увидеть знакомую посмертную маску Данте, но вместо этого она увидела только лишь красную атласную обивку витрины и крючок, на котором обычно висела маска. Марта прикрыла рот рукой и в ужасе уставилась на пустую витрину. Она задышала учащённо и схватилась за один из столбиков ограждения. Наконец, она оторвала взгляд от пустого шкафчика и развернулась в направлении ночных охранников у главного входа. – Маска Данте! – заорала она как сумасшедшая. – Маска Данте исчезла! (ит. )
Глава 40
Марта Альварес дрожала перед пустым шкафом-витриной. Она надеялась, что тяжесть, распространившаяся вдоль ее живота, была вызвана паникой, а не схватками. Маска Данте украдена! Два охранника прибыли по тревоге в andito, увидели пустую витрину и перешли к действию. Один помчался в соседнюю диспетчерскую комнату, чтобы получить доступ к видеозаписи с камеры видеонаблюдения за прошлую ночь, а другой в это время только что закончил звонить в полицию с сообщением о грабеже. – Полиция будет здесь через двадцать минут! – сказал охранник Марте, как только повесил трубку. – Venti minuti(ит. )?! – вопрошала она требовательно. Двадцать минут?! – У нас кража одного из самых известных экспонатов! Охранник объяснил, что большая часть городской полиции в настоящее время занята намного более серьезным делом, и они пытаются найти доступного сотрудника, который бы смог приехать и составить протокол. – Che cosa potrebbe esserci di pi? grave?! (ит. ) – возмущалась она. Что может быть еще серьезней? Лэнгдон и Сиенна обменялись тревожными взглядами, и Марта ощущала, что ее два гостя страдали от переизбытка чувств. Не удивительно. Они просто зашли взглянуть на маску, а теперь стали свидетелями кражи самого известного экспоната. Вчера вечером, так или иначе, кто-то получил доступ к галерее и украл посмертную маску Данте. Марта знала, что в музее есть более ценные предметы, которые могли украсть, и попыталась сосчитать, сколько раз ей так везло. А ведь это первая кража за всю историю музея. Я даже не знаю правил поведения в данной ситуации! Марта внезапно почувствовала слабость, и снова схватилась за одну из стоек. Оба охранника галереи были озадачены, поскольку они перечислили Марте свои точные действия и события прошлой ночи: Около десяти часов Марта вошла с Дуомино и Лэнгдоном. Некоторое время спустя тройка вышла вместе. Охранники повторно заперли двери, включили сигнализацию, и насколько они знали, никто не входил и не выходил из галереи с того момента. – Ну не может такого быть! – Тут Марта выругалась по-итальянски. – Когда вчера вечером мы втроём уходили, маска была в шкафчике, так что явно с тех пор кто-то побывал в галерее! Охранники с недоумённым видом выставили на обозрение свои ладони. – Мы никого не видели! (ит. )
|
|||
|