Дитя примирения 20 страница

Она взглянула на Эви полными слез глазами.

— Они ведь всегда хотели иметь детей. Я помню, когда они только поженились, и мы собирались всей семьей, они часто об этом говорили. Они предвкушали то время, когда у них, наконец, появятся дети. Даже выбирали имена... Хотела бы я знать, кто внушил им эту дурацкую идею — что, прежде чем рожать детей, надо создать для этого благоприятные обстоятельства?!

Эви видела, как больно Вирджинии; она не могла ей ничего ответить.

Глэдис уселась рядом с подругой и взяла ее за руку.

— И ты поэтому вступила в организацию против абортов «Выбираю жизнь»?

Вирджиния глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

— Сначала из-за этого... но теперь я решила, что не буду больше их поддерживать.

— Почему? — удивленно спросила Дорис. — По-моему, хорошее начинание!

— В общем-то да, но многие в моей группе чересчур сосредоточены на спасении детей и абсолютно не заботятся о том, что думают и переживают матери. — Она снова посмотрела на Эви. — А этому следует уделить намного больше внимания.

— Я люблю Дину и хочу, чтобы у нее все было хорошо.

— Не сомневаюсь в этом, Эви. Только убедись сначала, что вмешиваешься в это не для того, чтобы искупить вину за убитого тобой ребенка.

Сказано было прямо в лоб, удар был болезненный. Но Эви знала, что Вирджиния не хотела уязвить ее жестокими словами — она пыталась обратить ее внимание на мотивы этого поступка. И Эви ответила так же откровенно.

— Ты права, есть и такие мысли... Но главное — я не хочу, чтобы Дину загнали в клинику против ее воли.

Марва отставила свою тарелку.

— Интересно, чем все это кончится?

Глэдис искоса взглянула на нее.

— Что ты имеешь в виду?

— Хочу сказать — как мы можем убедить новое поколение ценить жизнь, если все вокруг учат поступать так, как тебе удобнее?! Кто-нибудь еще видит это — или просто я старая, выжившая из ума женщина? Пресловутые американские «стандарты жизни» все больше напоминают мне идеи «радикального решения», принятые в нацистской Германии.

— Тут ты, как всегда, преувеличиваешь, — сказала Дорис, взяв с тарелки еще одно печенье.

— Может, и так. Но все это напоминает мне о том, что рассказывал мне отец, когда я была еще маленькой девочкой. Он был немцем, иммигрировал в Штаты вскоре после Первой мировой войны. Но в Германии осталось много родственников, отец с матерью долгие годы с ними переписывались. Когда на сцене появился Гитлер, многие немцы решили, что это второе пришествие Христа. Папа с мамой писали им, предупреждали, пытались объяснить, что на самом деле происходит, — но те не понимали. Они просто ослепли.

— Какое Германия имеет отношение к абортам? — окончательно запутавшись, спросила Дорис.

Марва аккуратно сложила салфетку, потом скомкала ее в руке.

— Холокост начался не в концентрационных лагерях, Дорис! Помню, как папа говорил про немецкого философа

Гегеля. Отец подписывался на немецкий журнал: так вот, там он уже в двадцатых годах, когда Гитлер еще не пришел к власти, прочел про «новую этику».

— Новая этика? — переспросила Глэдис. — Это еще что такое?

— Все, что приводит к решению проблем на практическом уровне, следует считать нравственным, — процитировала Марва. — Знакомо звучит?

— Аборты, — мрачно сказала Вирджиния.

Дорис взволнованно переводила взгляд с одной подруги на другую. Марва, наконец, перестала мять салфетку в руке и швырнула ее на кофейный столик.

— Первыми жертвами стали не евреи. Нацисты начали с тех, на кого государство вынуждено было расходовать средства. Они уничтожали инвалидов, умственно отсталых, стариков, дефективных детей. А когда в планах появилась Вторая мировая, список нежелательных элементов расширили. Эпилептики, инвалиды Первой мировой, цыгане, дети с незначительными физическими недостатками — даже те, кто просто мочился в постель! Только потом они стали преследовать евреев, христиан и всех, кто был не согласен с власть имущими. Сегодня, наверное, таких людей назвали бы «неполиткорректными».

— Ну, здесь такое просто не может случиться! — возразила Дорис. — В нашем правительстве слишком много противовесов и проверок.

— В самом деле?! — Марва не скрывала иронии. — Сколько раз я слышала: «У нас такого случиться не может! » Еще как может — и думаю, скоро это произойдет.

— Ну нет, ты не права! — не унималась Дорис.

— Неужели?! В Калифорнии несколько лет назад уже рассматривали закон об эвтаназии (врачебное прекращение жизни, обычно в случае неизлечимых заболеваний. Должно осуществляться в случае добровольного согласия пациента. — Прим. ред. ). Я-то думала, что при моей жизни такого произойти не может! А ты? Я стыну от ужаса, когда вспоминаю об этом; я боюсь того, что еще придумает этот мир! Они пытаются прикрыть убийство разговорами о чувстве собственного достоинства и милосердии, а в самом деле все сводится к экономии государственных денег. Сколько денег нужно, чтобы продлить жизнь ВИЧ-инфицированному? А чтобы содержать стариков в домах престарелых? Или неизлечимо больных?

— На уход за Джорджем уходит три тысячи долларов в месяц, — почти прошептала Глэдис.

— Мы сейчас говорим не о Джордже! — возразила Дорис.

— Разве? — снова не сдержалась Марва. — Я думаю, многие считают, что уход за ним — пустая трата денег!

Шокированная Дорис повернулась к ней.

— Какие ужасные вещи ты говоришь!

— Все в порядке, Дорис, — успокоила Глэдис, похлопывая ее по руке. — И главное, это правда... — На ее лице отразилась боль. — Когда я в последний раз была у Джорджа, одна из медсестер посетовала на то, что у моего мужа такое здоровое сердце. Я не могла поверить, что человек с подобным образом мыслей может работать в больнице! Но нет, поди ж ты — старшая медсестра! — Она взглянула на Марву. — Удивительно...

— Мы сами перекрываем себе возможности проявлять сострадание к ближнему, — сказала Вирджиния. — Как можно чему-то научиться, если это качество негде применить?!

— Конечно, нельзя! А отсутствие сострадания разрушает личность человека, — мрачно резюмировала Марва.

Глэдис переводила взгляд с одной на другую.

— Неужели вы действительно думаете, что все может так далеко зайти?!

— Нет, — твердо сказала Дорис и поставила жалобно звякнувшие чашку с блюдцем на стол. — Я в это не верю!

— Потому, что ты не хочешь в это верить, — сказала Марва.

— Но если так происходило в Германии, это не означает, что-то же самое должно быть и здесь!

— Но и не означает, что такого не будет!

Вирджиния наклонилась вперед.

— Чем больше об этом думаешь, тем все кажется страшнее. Последствиям нет конца. Марва, ты упоминала наши библейские уроки. Так вот, перворожденные дети принадлежат Господу, так ведь? Ведь так говорит Писание? А сколько этих первенцев убивают посредством аборта в нашей нации? Или нам кажется, Бог не видит, что мы делаем? Неужели мы считаем, что не будет никаких последствий?!

— Я сорок шесть лет думала об этих последствиях, — сказала Эви. — Сорок шесть лет я наблюдала, что происходит вокруг меня. Иногда я чувствую себя так, как будто стою в начале цепочки событий; и именно я должна положить этому конец. — Первой это сделала она, затем Ханна, теперь перед таким выбором стоит Дина.

Эви сжала кулаки.

— Это первенец Дины, независимо от обстоятельств его зачатия! Я знаю ее! Я знаю, как она всегда любила Господа! Она хочет поступать правильно, и девочка решила рожать. И клянусь, если только Бог даст мне силы, я буду рядом с ней так долго, как только смогу. — Потекли слезы. — Даже если это означает, что я выступаю против Ханны и Дугласа.

Вирджиния улыбнулась ей.

— Ну, в конечном результате, увидишь, они будут тебе благодарны.

Глэдис посмотрела на Эви, глаза наполнились слезами. Проживет ли подруга так долго?

Эви уловила, о чем она думает.

— У меня не так уж много времени, — сказала Эви, расслабившись в кресле. — Всего около года.

— Не говори так! — воскликнула Дорис. — Как будто ты уже сдалась!

— Я не сдаюсь, просто смотрю в глаза фактам.

— Ты же можешь принять химиотерапию.

— Это мне не подходит. Мне семьдесят восемь лет, Дорис. Я и так достаточно близка к могиле, не хватало еще подталкивать себя туда с помощью лекарств.

Дорис переводила взгляд с одной женщины на другую.

— Мне этот разговор не нравится, — прошептала она. — Совсем не нравится.

— Мне тоже он совсем не по вкусу, — сказала Эви, пожав плечами. — Вините в этом Глэдис.

Глэдис мягко улыбнулась ей, реакция подруги ее совсем не обидела.

— Ничего, подруга, у тебя хватит пороху, чтобы продержаться.

— Наверное, — с бледной улыбкой сказала Эви.

— Твоя семья знает, что у тебя рак, Эви? — спросила Марва.

— Я сказала сыну. Мы почти каждый вечер говорим с ним по телефону. Завтра я еду в Сан-Франциско и расскажу все Ханне. Это, конечно, будет нелегко, учитывая все события, которые там происходят; еще труднее будет просить Дину, чтобы она приехала и жила со мной. Мне очень скоро будет нужна помощь, и я думаю, что моя просьба даст ей шанс уехать из дома.

— Ты думаешь, она захочет оставить ребенка себе? — спросила Дорис.

— Учитывая то, при каких обстоятельствах он был зачат, я сомневаюсь, — ответила Эви. Милая Дорис, она всегда с оптимизмом смотрит в будущее! — Мне кажется, что ребенок будет постоянным напоминанием Дине о том, что ее изнасиловали.

— А если все же она решит его оставить? — спросила Глэдис.

Эви вообще-то даже не думала о такой возможности.

— Если понадобится, я перейду и эту реку...

Вирджиния улыбнулась.

— Как я понимаю, Глэдис пригласила нас потому, что тебе нужна помощь. Что мы можем для тебя сделать?

— Молитесь за меня, — просто сказала Эви. — Молитесь, чтобы сердце Дугласа изменилось. Молитесь, чтобы Дина не отступилась от своего решения родить ребенка. Молитесь, чтобы Ханна простила меня за то, что я снова вмешиваюсь в их семейные дела. Семья и так очень болезненно переживает всю эту ситуацию, а я, скорее всего, опять подолью масла в огонь. К этому у меня, видимо, талант! Как я понимаю, Дуглас сейчас смотрит на меня, как на назойливую тещу. Пожалуйста, молитесь, чтобы слова, которые выйдут из моих уст, были от Господа, а не от меня. Я должна говорить в любви. — Она взглянула на Вирджинию. — Я хочу, чтобы мною двигали именно такие мотивы.

Вирджиния понимающе кивнула.

— А почему бы нам не помолиться и о том, чтобы опухоль у тебя исчезла? — спросила Дорис. — Можно нам и это включить в список?

— Было бы отлично! — ответила Эви.

Глэдис встала и обошла вокруг кофейного столика. Пересекла комнату, протянула руку подруге. Эви взяла Глэдис за руку и встала. Вирджиния, Дорис и Марва тоже встали и присоединились к ним. Все возложили руки на Эви, Глэдис ей улыбнулась. Эви поняла ее взгляд: «Я же говорила, что они тебя не подведут! ». Она улыбнулась ей в ответ. Губы шептали благодарность Богу.

«Команда вдов» сделала все, что просила Эви. Пятеро пожилых святых призвали на помощь своего Небесного Командира и вступили в бой с врагом.

Джо закрыл блокнот и сунул его в рюкзак. Застегнул молнию, закинул рюкзак на плечо и стал проталкиваться через толпу студентов к выходу из аудитории. Похоже, сегодня он ничему не научился — ему не удавалось сосредоточиться. Точнее, он был сосредоточен — но вовсе не на предмете лекции.

Он все время думал о Дине.

С тех пор, как она звонила в последний раз, прошло уже девять дней. Ему хотелось сесть в машину и проехать все побережье, чтобы узнать, как у нее дела. Джо сжал зубы — он знал, что не может этого сделать. Дина должна сама все решить, он не имеет права ее подталкивать. Конечно, если сама Дина его не попросит!

После такого продолжительного молчания это казалось нереальным...

Она звонила ему, чтобы сказать, что брак ее родителей на грани распада; сама она живет с каким-то врачом и его семьей в долине Милл. Через несколько дней она снова позвонила, сказала, что она благополучно добралась домой и Джо не о чем беспокоиться.

Ну да, конечно!

Сделав остановку в студенческом клубе, он купил чашку крепкого кофе. Может быть, порция кофеина взбодрит его дух? Снаружи, на ступенях здания, какой-то молодой человек в футболке, спортивной куртке и новеньких джинсах произносил зажигательную речь о тирании потребительского общества.

Заинтересованный, Джо послушал его несколько минут. Этот парень никогда бы не сдал экзамен по гомилетике у них в семинарии. Его аргументы расплывались, оратор постоянно перескакивал с одного на другое. Вдобавок парню не нравилось, когда кто-то из толпы слушателей пытался

вставить свои «пять копеек». Один из студентов предложил оратору в подтверждение речи отдать свои часы «Сейко», но тот даже не уделил ему внимания.

Группки студентов отдыхали на траве, спешили в студенческий клуб, бежали на лекции. Все чем-то были похожи друг на друга, хотя одеты по-разному. Атмосфера была давящей, несмотря на прекрасный парковый пейзаж. На этом клочке земли много чего происходило, но мало что из этого можно было отнести к категории «правды».

Джо покачал головой. С его точки зрения, тысячи студентов, населяющих этот кампус, каждый день кто-то пичкает ценностями светского общества. Любовь — это либидо; правосудие — это политика; религия — это фантастика. Но, конечно, у всех у них были свои боги, хотя мало кто отдавал себе в этом отчет. Для некоторых из них богом стало образование. Джо встречал слишком много таких людей, чтобы в этом сомневаться. Были еще и другие идолы: карьера, деньги, положение в обществе, секс. Конечно, все студенты тут хорошо учились. Чему? Они впивали яд разлагающегося общества и пьянели от гордыни собственных достижений.

Местечко, действительно, тупиковое...

Смешно и в то же время трагично было наблюдать за тем, как уважаемые профессора в своих лекциях подходят так близко к истине — и тут же в испуге бегут от нее прочь. В студенческом кампусе признание того, что Бог существует, приравнивалось к духовному святотатству. Пару дней назад один из профессоров цитировал исследование гарвардского ученого. Тот предположил, что человек по сути своей сконструирован был для испытания на нем религиозной веры. Джо чуть не подпрыгнул на своем месте, услышав это, и с нетерпением ожидал продолжения. Но, к сожалению, последовало совсем нелогичное заключение: в процессе эволюции человек научился рассматривать философски свою смертность, и это постепенно освобождает его от страха смерти. Забавная логика!

Тут он не выдержал, встал и задал вопрос: а разве нельзя допустить, что Бог создал человека для того, чтобы с ним общаться? На лице преподавателя появилось скорбное выражение, в аудитории раздались смешки, а потом на него напали те, кого пугал малейший намек на христианство.

Джо взглянул на часы — час сорок пять. В два часа он должен был встретиться на ступенях библиотеки с группой из одиннадцати студентов, которых он пригласил, чтобы вместе изучать Библию. Всего одиннадцать любопытных из более чем тридцати тысяч! Странно, что надежды подавали всего несколько человек: но, в конце концов, Иисус начинал всего с двенадцати... Двенадцать против тысяч, — тем не менее, все обернулось в пользу Бога!

Допив, наконец, кофе, Джо скомкал пластиковый стаканчик и бросил его в урну.

На встречу пришли только восемь. Может быть, Джо и сам не очень силен в гомилетике? Он предложил ребятам расположиться на полянке, которая была неподалеку. Начал с короткой молитвы, затем перешел к обсуждению Евангелия от Иоанна, с того места, на котором они остановились во время их предыдущей встречи. Спустя несколько минут подошли трое оставшихся студентов, привели с собой троих друзей. Джо приветствовал их широкой улыбкой. Кажется, все налаживается!

Это была смешанная группа, только двое из них — рожденные свыше христиане: девушка из Айовы и студент-иностранец из Гонконга. Еще несколько присоединились из любопытства, один — чтобы поспорить. Двоих, казалось, больше интересовала девушка из Айовы, чем Писание. Еще одна студентка бросала на Джо хорошо понятные ему взгляды. Он все же надеялся, что ее заинтересовало учение, которое он преподает. «Господь, будь милостив! Ведь я всего лишь плоть и кровь».

Учение продолжалось полтора часа; Джо завершил встречу молитвой. Он обнаружил, что легче проводить такие встречи, придерживаясь определенных рамок, не позволяя присутствующим «растекаться мыслью по древу». Джо попросил ребят прочитать следующую главу и задал им несколько вопросов, чтобы они обдумали их до следующей встречи.

Девушка, которая все это время внимательно изучала Джо, поднялась вместе с ним. Он пошел по Университетской авеню, она направилась следом. Как выяснилось, ее звали Пэгги и она приехала из Теннесси. Пэгги задавала вопросы по теме, которую они обсуждали на встрече, но, как чувствовал Джо, ответы ее не интересовали.

— Это очень интересно, но мне все еще непонятны некоторые моменты. — Пэгги взглянула на него. — Может, обсудим детали у тебя дома? Я бы пригласила тебя к себе, но со мной в комнате живут еще две девушки, и у нас всегда такой беспорядок!

Ну-ну.

Девушка улыбнулась.

— Я бы принесла с собой вина...

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Которая из них — насчет вина или насчет того, чтобы прийти к тебе в гости?

— И то, и другое.

От удивления у нее расширились глаза.

— Почему?

— Конфликт интересов.

Пэгги хихикнула.

— Боишься, что я тебя соблазню?

Джо остановился и посмотрел ей в глаза.

— И не пытайся! — резко сказал он. Уже не в первый раз девушки «подъезжали» к нему, прикидываясь, что их заинтересовало изучение Библии.

Пэгги игриво провела пальчиком по его рукаву.

— Звучит как вызов!

— Тебе показалось...

— Да что ты! Знаешь, что я думаю, Джо? Я думаю — тебе бы это понравилось. Я даже уверена в этом!

В нем проснулся старый Джо, возбужденный ее приглашением и картинами, внезапно хлынувшими в его разум. Было время, когда он без колебаний воспользовался бы этим предложением, ни на миг не задумываясь о последствиях и не вспоминая о совести. Пэгги была хорошенькая, имела прекрасную фигуру и, главное, желание! Что еще могло иметь значение?!

Имел значение Бог. Бог знал, что творится не только снаружи, но и внутри Джо. Бог даже знал, что там идет борьба.

Вспыхнувшая было искра угасла. Он узнал эту девушку. Шесть лет назад он сам был точно таким же. Но то было другое время, другой человек. Сейчас он видел перед собой старого себя — плоть бурлит желаниями, поиски партнера, физической близости... Потерянная душа. Она искала любви — но не той, которую он мог ей предложить.

Джо решил попытаться в последний раз.

— Все, чего ты ищешь, есть в той книге, которая у тебя в руках.

Она вызывающе вскинула голову.

— А если я скажу, что меня интересуешь ты, а вовсе не то, что предлагает Библия?

Джо понял — в ее устах это должно было звучать как комплимент.

— Тогда я отвечу, что ты напрасно теряешь время!

Пэгги выглядела искренне удивленной. Очевидно было,

что она не привыкла, чтобы ее «отшивали».

— Это грубо! Я думала, что христиане должны быть добрыми!

— Я добр.

— Нет, ты груб!

— Потому, что сказал «нет»?

Ее лицо покраснело, Пэгги сверкнула глазами и грязно выругалась.

— Знаешь, что я ненавижу в христианах? Вы постоянно проповедуете, просто не можете остановиться; и почему-то считаете, что вы лучше других! — Присовокупив к его имени такое прилагательное, от которого волосы могли встать дыбом, она повернулась на каблуках и пошла прочь. Проходя мимо урны, швырнула туда Библию.

«Господь, предаю ее в Твои руки! Ясно было с самого начала, что наш разговор ни к чему не приведет». Джо достал из урны книгу и своим носовым платком вытер пятна кетчупа, который уже вытек на обложку из пакета от картошки-фри.

Войдя в свою крохотную квартирку, Джо первым делом нажал кнопку автоответчика и только потом сбросил с плеча рюкзак.

— Привет, Джо!

При звуке голоса Дины его сердце подпрыгнуло от радости.

— Просто решила позвонить, узнать, как у тебя дела. Ты, наверное, сейчас где-нибудь евангелизируешь... Вчера вечером приехала моя бабушка. Мама перебралась обратно к отцу, чтобы освободить для нее гостевую комнату. — Последовала долгая пауза. — Лучше бы я приехала в Беркли, Джо...

Щелк...

Джо схватил трубку телефона и набрал номер. Трубку подняли после четвертого гудка.

— Алло?

— Миссис Кэрри, это Джо. Можно поговорить с Диной?

— Минутку, Джо. Я скажу ей, что ты на линии.

Джо шумно выдохнул и уселся на потертую кушетку. Было слышно, как миссис Кэрри зовет Дину. Через секунду подключилась вторая линия.

— Джо?

— Привет, малыш!

Миссис Кэрри положила трубку, и они остались наедине; сердце Джо бешено стучало.

— Мое предложение все еще в силе, — он старался говорить веселым тоном.

— Я сказала это, не подумав, — просто хотелось, чтобы ты знал... Мне, наверное, надо убежать — прежде, чем здесь снова все взорвется.

— Уже начинается?

— Нет, пока они только говорят. Вчера проговорили весь день.

— Так это же хорошо!

— Может быть.

— И о чем они говорят?

Дина рассмеялась.

— О том, что делать со мной и с ребенком. Думают, что я не собираюсь оставлять его себе.

— А ты что решила?

— Пока не знаю.

Джо задрал ноги на стол и откинулся назад.

— Хочешь об этом поговорить?

— Ох, Джо... Я только и делаю, что сваливаю на тебя свои проблемы.

— А для чего еще нужны друзья?

— Ну, у тебя, наверное, есть более интересные занятия. Как там твои библейские занятия?

Джо скривил губы.

— Одна из девушек около часа назад сделала мне интересное предложение, — сухо сказал он.

— Да ну! А ты что?

— Я противостал искушению, за это меня наградили парой эпитетов, которые я не могу повторить.

— Наверное, быть секс-символом не так-то легко, — в голосе Дины слышался смех. Это звучало намного приятней, чем скрытая боль.

Джо расхохотался.

— Ну, наверное, отбиваться от женщин — эта одна из задач, которая выпадает на долю пастора в этой жизни.

— А ты это планируешь, Джо, — стать пастором?

— Когда-нибудь... Может быть... Наверное... В общем, пока не знаю.

— Это звучит так же решительно, как и то, что я раньше говорила.

— Попробую сказать по-другому. Я не вижу себя стоящим перед большой аудиторией. — Ему не хватало той харизмы, которая была у Этана, и таланта произносить зажигательные речи.

— Из тебя получился бы прекрасный служитель, Джо. Мы все служители. Просто у некоторых из нас конгрегация поменьше — вот и все.

— Чтобы мы ни делали, будем делать это, как для Господа.

Джо улыбнулся: он благодарил Бога, что за месяцы «блуждания в пустыне» ее вера только укрепилась. Сейчас Дина служила своей семье, сама того не понимая. Один человек, утвердившийся на скале, может указать путь другим, тонущим в море.

Джо услышал, как она вздохнула. В трубке раздался звук, как будто Дина поворачивалась в своей кровати.

— Я чувствую себя, как кит, выброшенный на берег, — сказала она. Джо представил себе, как Дина проводит рукой по животу.

— Тебе и положено расти.

— Через несколько недель я не буду помещаться за рулем машины.

— Ты собираешься куда-то переезжать?

— Я не собираюсь опять сбежать, если ты это имеешь в виду, — последовал сдержанный ответ. — Хотя мне и хочется.

Джо ждал, что она скажет больше, но Дина молчала. Ему хотелось ее видеть, хотелось убедиться, что с ней все в порядке. Может, она бы открылась перед ним, если бы они сидели за столом, глядя в лицо друг другу?

— Мне кажется, тебе нужен свободный вечер. Что скажешь, если я подъеду и приглашу тебя на ужин?

— Я соглашусь.

Джо спустил ноги с кофейного столика и наклонился вперед.

— Тогда увидимся через полтора часа, - сказал он и повесил трубку. Потом вскочил с кушетки и побежал в душ.

***

Дина положила трубку и расслабилась. С улыбкой положила руки на живот, чувствуя, как движется ребенок.

— Мы сегодня пойдем гулять, — сказал она, нежно поглаживая место, где чувствовалась маленькая ножка. Ощущение было странное — это часть ее, и в то же время что-то отдельное. Интересно, мальчик или девочка?

С усилием поднявшись, Дина взяла халат и пошла по коридору в ванную, чтобы принять душ. Она не торопилась, наслаждаясь теплыми струями воды и ее журчанием, которое, казалось, прогоняло всякое напряжение. Она отодвинула занавеску, вышла из ванны и посмотрела на свое отражение в зеркале в полный рост. Быстро отвела взгляд и стала вытираться полотенцем.

«Ты выглядишь отлично, Дина! В самом деле, отлично», — говорил ей Джо в Мендосино.

Отбросив полотенце, она снова повернулась к зеркалу и стала изучать себя. Дина набрала двадцать четыре фунта — ей казалось, что весь этот вес собрался спереди. Она не чувствовала себя красавицей, но и ощущения уродства у нее не возникало. В зеркале она видела одни округлости, безо всяких впадин. Повернувшись, посмотрела на себя в профиль, покачала головой и грустно усмехнулась. Дни девственной юности бесследно улетучились. Она разглядела растяжки на животе; ее тело никогда уже не будет прежним. Может быть, если бы она зачала этого ребенка в браке, от человека, которого она любит и который любит ее, она чувствовала бы себя красивой.

«О, ТЫ ПРЕКРАСНА, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ МОЯ! ТЫ ПРЕКРАСНА! »

Она действительно услышала этот шепот в наполненной паром ванной комнате или просто вспомнила этот стих? Она вдруг почувствовала себя окруженной любовью, погруженной в любовь и защищенной ею! Дина закрыла глаза и напомнила себе, что этот ребенок принадлежит Отцу.

«Я тоже люблю Тебя, Господь. Ты — моя жизнь».

Жизнь! Разве может быть большее благословление для женщины — принять участие в Божьем процессе созидания и родить Ему ребенка. Она почувствовала, как ребенок шевельнулся, и улыбнулась. Вот подтверждение!

Джо... Кажется, Джо единственный, кто ее понимает. И этот вечер она проведет вместе с ним.

Все еще улыбаясь, взяла фен и начала причесываться.

— Ты выглядишь чудесно, — сказала бабушка, когда Дина спустилась вниз.

Дина улыбнулась и поблагодарила ее. Сегодня она особенно позаботилась о своей внешности. Уже много месяцев Дина не употребляла никакой косметики, но сегодня использовала немного румян, помаду и лучшие духи.

— Скоро за мной заедет Джо, — сказала она. — Мы пойдем куда-нибудь, поужинаем. А где папа?

— Пошел в кино, — ответила ей мать.

Ханна разглядывала свою дочь. Дина была прекрасна! В ее глазах появился какой-то блеск, — Ханна не видела такого даже тогда, когда Дина привела домой Этана Тернера.

— Он не хотел мешать нашему вечернему собранию. Ты же знаешь, что сегодня вечером придет пастор Дэн?

— Ой, я забыла. Ты хотела, чтобы я осталась?

— Нет, поезжай, дорогая. Последние две недели ты безвыездно сидела дома. Тебе полезно немного развеяться.

В комнате царила странная атмосфера. Как будто затишье перед штормом.

— А у нас все в порядке? — спросила Дина, глядя то на мать, то на бабушку.

Ханна посмотрела на мать, не в силах говорить. Она знала, что если произнесет хоть слово, разразится рыданиями. Хотя Дина и так скоро узнает, что у бабушки рак в последней стадии...

Эви улыбнулась.

— Ничего такого, о чем тебе следует беспокоиться, Дина. Е Мы поговорим с тобой завтра утром.

Дину это не убедило.

— Я люблю вас обеих, — сказала она, переводя взгляд с одной женщины на другую. — И папу я тоже люблю.

Ханна кивнула, понимая, что дочери нужно было это сказать. Она не будет участвовать в битве, она не примет ничью сторону.

«Господь, я испортила всю свою жизнь; а Ты все равно благословил меня такой дочерью, как Дина! »

Ее это не переставало восхищать, наполняло чувством ответственности. Сколько же еще боли сможет Дина вынести? Изнасилование перевернуло всю ее жизнь; развод родителей потрясет ее до основания.

И кто же выиграет войну, которую объявила Ханна? Ясно, что не она и не Дуглас, который удрал с поля битвы. Тогда кто же?

Вчера они снова спорили, запершись в спальне. До того, как приехала ее мать, Ханна снова и снова изводила Дугласа. Ей хотелось битвы, она хотела завершить войну, но Дуглас отказывался следовать ее правилам. После приезда Эви Ханна объявила перемирие. Она заставит себя притворяться еще некоторое время...

Но все это не обмануло ее мать. После тихо проведенного вечера Эви извинилась и рано поднялась к себе в комнату.

— Мама видит, что у нас не все в порядке, — заметила Ханна. Дуглас ничего не ответил, но Ханна чувствовала, что он злится. Это принесло ей какое-то извращенное удовлетворение — и в то же время отчаяние. — Наверное, надо ей сказать, может, она нас поймет?! — Хотя развод был почти предрешен, еще несколько толчков — и все завершится...

— Теперь она знает мою горькую историю, так что эта новость не станет для нее сюрпризом.

Ханна не приняла во внимание одного — упрямства Дугласа.

Он вскочил.

— Если ты хочешь просто взять и выбросить двадцать семь лет нашей совместной жизни — подавай на развод, — сказал он; в темных глазах гнев и боль. — Ты всегда почему-то видела свою жизнь наполовину пустой, а не на половину полной. И я хочу еще кое-что сказать тебе, Ханна. Из всех прожитых с тобой лет я помню намного больше радости, чем горя. Именно за эти воспоминания я держусь всем своим существом. Я люблю тебя, но ты не хочешь бороться за наш брак — вместо этого пытаешься его разорвать. Потому я, сколько ни стараюсь, не могу склеить эту разбитую вазу!

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 192021 22 23 Следующая ⇒