|
|||
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 8 страницаДругая сторона дела заключается в том, что государство, помимо прочего, было средством снятия на политическом уровне одной из форм противоречия между субстанцией и функцией противоречия между локально-региональным характером индустриальных производительных сил капитализма и мировым (сначала по тенденциям, по locus operandi, a позднее по реальности) характером его производственных отношений, системой обмена. Короче, государство было способом и формой интеграции индустриального производства в мировую систему. Или: интеграцией неких территорий в мир, господа которого контролеры индустриального производства. Государства образовывали системы туннелей под миром мировой экономики. Ныне, когда производительные силы и производственные отношения гомогенизированы в том смысле, что первые стали теперь в большей степени функциональными, чем субстанциональными (т. е. стали похожими на вторые), государство в этой прежней своей роли, которую оно особенно активно выполняло с рубежа XVIIIXIX вв., становится все менее и менее нужным. Таким образом, государство подрывается не только сверху, но и снизу локальными целостностями. Компактный характер знтээровских производительных сил, их наукоемкость, не требующая значительного по численности персонала, позволяет концентрировать их локально, причем локальности эти могут быть миниатюрны, могут представлять одну провинцию или несколько районов (а то и несколько небоскребов) в той или иной стране. Благодаря энтээровской структуре производства, в мировые или макрорегиональные процессы можно включаться без государства, без опосредования им, т. е. не с двух оборотов, а с одного. Если базовая единица ЕС, то имеет ли смысл, особенно для наиболее развитых областей, сохранять себя в качестве элемента такого целого, как государство? Можно быть непосредственно, в качестве области частью ЕС, АТР, НАФТА, избавляясь при этом от остальных и неперспективных областей. В этом смысле государственность в XXI в. может остаться уделом лишь наиболее отсталых в промышленном отношении целостностей. Появление таких движений, как Лига Севера (Ломбардская лига), это лишь первая ласточка процесса «трибализации» Европы, превращения ее в «Европу герцогств». Аналогичные процессы будут развиваться по всему Северу. Я бы даже говорил не о новом сепаратизме, а о «лигазме», который может стать одним из главных политических движений XXI в., использующих коллективистско-этнические (а следовательно, антихристианские, неоязыческие) средства и формы обеспечения коллективной идентичности. Если в Европе трибализация будет означать распад государств и объединение областей в макрорегиональное целое («каролингизация Европы»), то, например, в Африке и в арабском мире тот процесс станет логическим высвобождением прежних племенных общностей из неадекватной, чуждой и навязанной им европейцами в XIXXX вв. государственной скорлупы. Для локальных общностей в афро-азиатском мире стимулом к сецессии вовсе не обязательно должен быть высокий уровень производства достаточно контроля над нефтью, высоких урожаев зерна, финансовой специализации. Достаточно, что этот высокий уровень достигнут где-то и стал господствующей мировой тенденцией, на которую можно опираться или от которой можно отталкиваться. Наконец, достаточно ослабления мирового гегемона и усиления конкуренции внутри самого Севера в результате децентрации и децентрализации мира. Тем самым многолетняя традиционная борьба сепаратистских сил в Азии и Африке против современного государства обретает постсовременную, энтээровскую производственную основу. Макрорегионы и ТНК, с одной стороны, и локальные общности с другой, берут государство в клещи. Парадокс: в энтээровскую эпоху племена берут реванш над государствами «о, сколько нам событий чудных готовит Просвещенья век». Правда в нашем случае это век постпросвещения, если не антипросвещения. Разумеется, возможно и объединение различных территорий и общностей в империи догосударственного типа. Особенно вероятным представляется возрождение систем «торгово-имперского типа» вроде африканских Мали, Ганы, Сонгаи, Киевской Руси, ряда образований Юго-Восточной Азии. Вообще, необходимо особо подчеркнуть: НТР поменяла местами ударные и безударные уровни организации индустриального мира. Таких уровней четыре: 1) глобальный (мировой); 2) макрорегиональный; 3) государственный; 4) локально-региональный. Индустриальная система производительных сил делала ударным мировой и государственный уровни. Первый воплощал прежде всего функциональные аспекты капитала, обмен и отношения производства, капиталистическую собственность; второй прежде всего субстанциональные, само производство, капитал как собственность. НТР сделала два эти уровни безударными, переместив ударение на макрорегиональный и локально-региональный. Причем если между двумя доминирующими уровнями индустриальной системы существовало определенное субстанционально-функциональное разделение форм деятельности, то два доминирующих уровня энтээровской системы изоморфны, соотносятся друг с другом как матрешки. Ведь они стали ударными как результат и процесс снятия противоречия между функцией и субстанцией капитала, устранения в принципе специализации первого (мирового) уровня на функции, а второго (государственного) на субстанции. Это делает отношения между локусами внутри макрорегионов, с одной стороны, и между локусами и центрами макрорегионов с другой, значительно более подвижными, изменчивыми, конкурентными и силовыми, чем отношения ядра и периферии в индустриальной мировой капиталистической системе. Повторю: здесь, в отличие от индустриальной эпохи, у стран, имеющих демографическую массу и обширную территорию, т. е. представляющих собой военно-политическую силу, будет значительно больше шансов тянуть на себя одеяло от экономически более развитых соседей. Короче, в энтээровскую эпоху шансы лидеров имперского типа, способных превратить макрорегион в империю, лидеров типа Гитлера, Наполеона, Фридриха II, Карла V, повышаются. И опять же как не вспомнить Саддама Хусейна. Короче, тенденция ослабления и упадка государства как института тоже как бы возвращает мир в докапиталистическую эпоху или в лучшем случае; раннекапиталистическую эпоху в XVXVII вв., во времена великих империй Евразии. Объектом притязаний со стороны новых: возможных «империй», конечно же, будут точки Севера на Юге, Север-на-Юге, анклавы Севера. Возможно повторение с точностью до наоборот ситуации колониальной эпохи: не анклавные точки контролируют соседние империи Юга, а эти последние контролируют северные точки, а с помощью их (и «южного» пролетариата, южных точек на Севере) косвенно и Север. России тенденция упадка государства готовит мало приятного. Одна из задач России ныне создать государство. При коммунизме государства не было. Коммунизм отрицание государственности. Далеко не всякий аппарат власти есть государство. Аппарат это позвоночник. Акула, крокодил и тигр все позвоночные. Но они относятся к разным классам существ, «живых систем». Ныне перед задачей создания государственности Россия оказалась тогда, когда государство становится все менее адекватным инструментом управления и средства интеграции в современный мир! Когда его подрывают как локальные, так и макрорегиональные формы и структуры, сама НТР. Но с другой стороны, СССР как специфическая империя никогда не был государством, это била зона, макрорегион. Для того чтобы Россия вошла в мир, необходимо устранить оставшиеся в наследство структуру, принцип организации и число регионов, проведя перестройку таким образом, чтобы исключить возможность создания локусов на основе этнической идентичности. Губернизация России conditio sine qua поп ее интеграции как целостности в энтээровский мир. Но это вовсе не решает ни всех, ни большинства серьезных проблем, встающих перед Россией и другими государствами в эпоху НТР. Если бы государство в современном мире подрывалось только смещением акцентов на макрорегиональный и локальный уровни, разрывающим государство между этими полюсами, это было бы еще полбеды, У государства ныне появляется очень серьезный оппонент и конкурент неожиданный и из неожиданной плоскости, Кто же этот «черный человек» и «прескверный гость», который становится все более опасным агентом мировой реальности на рубеже двух веков и тысячелетий?
XXVI
Неожиданный конкурент государства, его «Черный человек» не что иное, как структуры насилия, и легальные, и в еще большей степени нелегальные. Обычно легальные репрессивные структуры армия (особенно элитные части), полиция, спецслужбы находятся как бы в тени государства. Однако в условиях ослабления государства как института, как агента политико-экономических отношений они де-факто выходят на первый план (роль армии в некоторые периоды истории Римской империи). Ну а там, где государство как институт Современности традиционно не было сильным (значительная часть Юга), эти структуры всегда в большей или меньшей степени представляли государственную власть. Интереснейший случай в этом отношении многие африканские страны, например Заир. Большую роль «репрессивные структуры» играют и в генезисе социальных систем и тем большую, чем репрессивнее генезис. Кстати, если взглянуть на историю СССР в 304О-е годы, то, что именуют «тайной полицией», было у нас намного сильнее того, что именуют «государством». Но в условиях ослабления государства усиливаются не только легальные репрессивные структуры. Становятся все сильнее, приватизируя насилие, нелегальные и полулегальные структуры организованная преступность, субкриминальные формы, воинственные религиозные секты и объединения. Короче, «Mafia Incorporated», или, как более интересно назвал такие структуры французский журналист Ален Мэнк, «серые общества», «серые сообщества». Они есть везде: в США и Закавказье, в Бразилии и Европе (Марсель и Неаполь, заметил А. Мэнк, управляются далеко не так, как Страсбург или Ганновер), на Востоке Ближнем и на Дальнем, в Китае и Японии. Их вертикаль от «блошиного рынка» до торговли оружием и наркотиками. Целые сегменты населения и занимаемые ими территории не контролируются государством. Вспоминается поразившая меня картина после землетрясения в Кобэ. По Си-эн-эн было показано; что, в то время как легальные местные власти не справились с ситуацией (растерялись, не имели достаточно средств и т. д. ), японская мафия якудза смогла организовать доставку и распределение продовольствия, медикаментов. И ведь не в Колумбии было дело. И не на Сицилии. А во второй стране капиталистического мира. Правда, в Японии мафия больше, чем мафия. А. Мэнк пишет, что если в Италии мафия заняла периферию общественно-политической жизни, то в Японии она находится в самом ее центре (25, с. 8384). Всех, однако, считает он, переплюнула русская мафия, которая, по его мнению, возможно, становится спинным хребтом власти. Но, быть может, Мэнк из своего «французского далека» сгущает краски? Послушаем человека из «российского вблизи», профессионально знающего ситуацию: «Мои наблюдения привели меня к выводу, что борьба с организованной преступностью превратилась, по существу, в прикрытие истинной борьбы с конкурентами в криминальном мире и преследует политические цели. Преступность уже сегодня являет прямую угрозу правительству. В истории найти подобные примеры невозможно. Были режимы и диктаторы, которые использовали в своих интересах мафию. Но попытки со стороны мафии подменить государство не случалось. Здесь мы оригинальны» (11, с. 5). Даже если это преувеличение, над ним стоит поразмышлять. Подъем «серых сообществ» и расползание «серых зон» прямо пропорциональны ослаблению государства и среднего класса, нарастанию нестабильности жизни. Это тоже результат НТР, только негативный. И путь в энтээровскую эпоху. Но опять же по линии социальных минусов, негатива. «Серые общества» становятся средством выживания в условиях «социальной инфернализации»: никто не хочет оказаться в социальном аду, а оказавшись, все стремятся из него выскочить. Любой ценой. «Можно ли вырваться из ада? » поставил вопрос известный французский историк Фернан Бродель. имея в виду под адом хаос и борьбу всех в эпоху, которую принято называть переходной от феодализма к капитализму. И сам же ответил на него: «Иногда да, но никогда в одиночку, собственными силами: никогда без согласия на плотную зависимость одного человека от другого. Необходимо вернуться к берегу социальной организации какой бы то ни было. Или создать такую организацию с ее собственными законами внутри какого-то контробщества. Организованные банды, занимающиеся незаконной торговлей солью, контрабандисты, фальшивомонетчики, разбойники, пираты или такие особые группы и категории, как армия и многочисленная прислуга, вот почти единственное прибежище для тех, кто спасся, кто отвергает ад. Мошенничество, контрабанда… восстанавливают порядок, дисциплину и бесчисленные формы солидарности. У бандитизма есть свои вожди, свои договорные отношения, свои кадры, столь часто напоминающие феодальную иерархию. Что касается морского разбоя и пиратства, то за каждой группой стоял по крайней мере один город… Ну а армия, пополняющаяся постоянно, несмотря на характерные дли нее жесткую дисциплину и презрение к человеку, предлагает себя в качестве убежища с упорядоченным образом жизни; посредством! дезертирства она соединяется с адом» (18, с. 615). Бродель с присущей ему красочностью, теряющей многие оттенки при переводе с французского, написал эти строки о Европе XVXVIII вв. О том времени, когда она вышла из феодализма, но не вошла еще полностью в капитализм, т. е. когда она была «на выходе». Когда переживала флуктуацию, хаос, обернувшийся для многих социальным адом. В XIXXX вв. ад сменился раем, но не для всех. Всегда оставалась темная сторона. Ее хорошо чувствовали в самом начале Современности маркиз де Сад и Гойя. Когда в XX в. эта темная сторона высветилась и ее персонификаторы начали победно кривляться в свете прожекторов функционального капитализма и вообще Функциональной Эпохи, ее зафиксировали Дали и ретроспективно Фуко. На выходе из капитализма, стало быть, опять ад. Выход как переход, как хаос и есть во многих отношениях социальный ад, из которого не спастись в одиночку. И вот вместо пиратства торговля оружием, вместо разбоя наркобизнес, вместо армии «солдаты удачи» или «псы войны». Одним словом, «серые сообщества» как коллективные формы спасения и выживания в позднекапиталистическую эпоху. Разумеется, «серые сообщества» возникли задолго до XX в. Но укрепились они именно в XX в. Его вторая половина стала временем триумфа этих форм. Ну а НТР и связанные с ней процессы, подрывающие государство и средний класс, в еще большей мере укрепляют властную, социальную и экономическую базу «серых». Получается двойной эффект. Во-первых, нелегальные структуры насилия, асоциальные, криминальные формы переживают бум всякий раз, когда рушатся или. приходят в упадок социальные системы цивилизации, формации, империи. Во-вторых, ныне НТР предоставляет «серым сообществам» возможности, невиданные в доэнтээровскне эпохи. Прогресс! Во всяком случае НТР создала ситуацию, в которой криминальная мировая система может успешно соперничать с мировой экономический системой, постепенно пожирая ее, входя в ее плоть. Это нечто новенькое. И это очень серьезная проблема для-посткоммунистической зоны, которая не то что лишь страдает от язв капитализма она сама во многих отношениях есть социальная язва. То есть нечто асоциальное. «Серые зоны» и «серые сообщества» суть адские места и адские средства спасения из и от ада. Зоны эти включают огромные территории и массы людей. 7 и 25 % активного населения соответственно в Перу и Боливии заняты в «кокаиновой системе». Целые слои «живут с этого». Да что слои страны. В 1987 г. доходы от торговли наркотиками составили 75 % экспорта Боливии по 15 % Перу и Колумбии. О Колумбии и говорить нечего. Медельин центр наркобизнеса чуть ли не единственный нестоличный город Латинской Америки, имеющий метро. [4] По данным ООН, в самом начале 90-х годов мировой доход наркобизнеса составил около 300 млрд. долл. (24, с. 252 и след. ). Это меньше, чем дает торговля оружием, но сопоставимо с торговлей нефтью. О чем это говорит? О том, что официальный, легальный контроль «белых зон» над «серыми» слабеет. Зона, архипелаг наркобизнеса это громадная «серая зона» со своими «бермудскими треугольниками» в Южной Америке, в Азии. Здесь сразу три зоны на Ближнем и Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии. В одну из них попадает наш бывший (в смысле бывший наш, но не совсем чужой и ныне) Таджикистан, районы Памира «Крыши Мира». Кто преуспел в том, чтобы стать «крышей» этой Крыши и наркобизнеса в этом регионе, тот «два пирога съел». Ах, какое раздолье представляет незакрытая, незакупоренная граница (война все равно с кем). Как же отказаться от такого лакомого «туннеля под миром»? Точнее над миром. «Серые зоны» не обязательно связаны с наркобизнесом. Это могут быть и другие источники, которые криминальные и субкриминальные группы контролируют в большей степени, чем государства. Такие зоны есть в Африке, на Ближнем Востоке, у нас. Такой зоной, например, была Чечня, по крайней мере с 1991 г. Похоже, такая зона, судя по сообщениям печати, формируется у нас на Дальнем Востоке. Наконец, «серые зоны» это «зоны» таких сект, как «Аум Синрикё». Да имя им легион. «Серая зона» это Руанда, где два племени, хуту и тутси, режут друг друга в групповой гладиаторской схватке, демонстрируемой мировым телевидением. И никто ничего не может сделать. Как и в Сомали. Как и в Югославии, до которой шесть часов езды на хорошем автомобиле из Мюнхена, где смакуют пиво сытые бундесбюргеры. Шесть часов и ты в «серой зоне». Билетик до Инферно? Получите. К сожалению, логика развития энтээровского мира множит Инферно «серых зон» и создает для них питательную социальную среду, котел возможностей. Причем не только там, где проходит НТР, но во всем мире, в котором от язв НТР страдают те, кто до самой НТР еще по сути и не добрался, в котором отрицательные последствия НТР распространяются быстрее, чем положительные. Но об этом чуть позже. Сейчас о социальной основе разрастания «серых зон» в мире, включая и нас, грешных суеверных православных атеистов бывшей одной шестой.
XXVII
Энтээровский мир, в отличие от индустриального, не нуждается ни в многочисленном рабочем классе, ни в многочисленном среднем классе, т. е. в «социалистической буржуазии». Научно-техническая революция прикончила XX в, как век глобального социализма, как век торжества социальной функции капитала. Она упрятала последнюю глубоко в производство, создав ситуацию, эквивалентно сравнимую с состоянием дел при Старом Порядке. Рабочий класс и средний класс как таковые постепенно отмирают в энтээровском мире. Сторонники тэтчеризма и рейганомики приветствуют этот процесс, полагая, что это приведет к формированию массового, глобального среднего класса. Конечно же, это социальное или политическое лукавство. Массовый средний класс уже не может быть социалистической буржуазией не только по источнику дохода, но и по уровню, качеству жизни. Большая часть бывших «новых средних классов», из рядов которых в тэтчеристско-рейгановские 7080-е годы выделилась и поднялась вверх относительно небольшая группа «новейшего среднего класса», пошла вниз (Тэтчер и Рейган «опустили» средние классы). По своему реальному положению она, эта большая часть, приблизилась к рабочему классу. Из сегментов постепенно разлагающихся рабочего и среднего классов формируется слой, который условно можно назвать «социально организованным населением». Его главная характеристика, которая со временем будет усиливаться, заключается в том, что оно существует в рамках социальной организации, т. е. регулируемой государственными, легальными институтами, правом и т. д. Социально организованное население остается средним слоем в том смысле, что занимает положение между господствующими группами, с одной стороны, и социально неорганизованным населением с другой. При относительно невысоком материальном уровне жизни социально организованное население все равно заинтересовано в поддержании status quo. Главная задача и главный интерес их жизни заключаются в том, чтобы ни им, ни их детям не выпасть из своей среды в социально неорганизованное население. Речь идет о сегменте населения, жизнь и социальное поведение которого регулируются не государством, не капиталом, не их институтами, не правом, а различными неформальными структурами и группами, прежде всего криминальными и; квазикриминальными, агрессивными военизированными сектами и т. д. Это по выражению Ж. -К. Рюфэна мир «социальных джунглей» и «экономика джунглей». Или, если воспользоваться одной из метафор Стивена Кинга, «червоточина мира». Это мир аномия. Мир усиливающейся асоциализации. Криминализация, нарастающая ныне во многих странах, это лишь видимая привычным к реальностям XX в. глазом верхушка айсберга. Рядом с Социумом начинает формироваться его Тень, его энтропия Асоциум. Не та ли это новая «двойная масса», которая позволит капитализму докоротать свой век (кстати, и укоротив его)? Не упускаем ли мы из виду новую общественную революцию революцию тихую и нового типа: асоциальную, которая может оказаться великой социальной революцией рубежа XXXXI вв.? Асоциал вот кто может оказаться новым варваром, новым «революционером» и новым и последним разрушителем Капиталистической Системы, ее Суперлуддитом. Ведь асоциал отрицает одновременно капитализм и некапиталнзм как социально организованные формы. Став на какое-то время «двойной массой» капитализма (но по тому же принципу, по которому раковая опухоль «двойная масса» здорового тела), он может полностью «снять» капитализм. Если это произойдет, то парадоксальным образом сбудется прогноз Маркса и Энгельса о том, что на руинах капитализма, венчающего предысторию человечества, начнется настоящая История, у которой не будет противоречий с Природой. Асоциал и есть одно из воплощений, причем очень вероятное, снятия, устранения противоречия между Обществом и Природой, Историей и Природой, Культурой и Натурой. Окончательное решение этого вопроса. Парадоксальным (парадоксальным ли? ) образом этот персонаж может по-своему стать реализацией всех чаяний представителей радикальных движений «новых меньшинств»: феминисток и «голубых», экологистов и лесбиянок и еще черт знает кого. Асоциал это очень серьезно. Намного серьезнее, чем Грядущий Хам начала XX в., отчасти воплотившийся в коммунисте и фашисте. Но коммунизм и фашизм в то же время были и формой обуздания хама им же самим и другими. Да-да, коммунизм и фашизм были одновременно и самовыражением хама, Массового Человека и его обузданием, извне и изнутри. Но в XX в. капитализм еще был силен. Было кому, чем и как обуздывать. Сейчас ситуация иная. Взрыв (вполне допускаю, что тихий, подземный) асоциальной энергии может стать последней революцией в истории человечества. И окончательным решением человеческого вопроса, после чего на смену Homo Sapiens придет Homo Robustus («человек сильный» или, выражаясь по-современному, «человек кругой»). И это тоже одна из тенденций позднекапиталистического мира, один из путей выхода из него в такой посткапитализм, по отношению к которому вся предыдущая история действительно может показаться предысторией. Быть может, я сгущаю краски? Может быть. Но боюсь, у нас небольшой выбор принципов отношения к реальности: принцип Сидония Аполлинария и принцип капитана Блада. Сидоний Аполлинарий богатый и известный римлянин, живший накануне крушения Рима. Найдены его письма. Буквально за несколько лет до захвата Рима варварами, он писал друзьям, как прекрасен и спокоен мир, как хорошо сидеть у бассейна и наблюдать игру стрекоз над чуть тронутой ветром гладью воды: впереди только прекрасное. Конечно, не все римляне эпохи упадка империи страдали синдромом Сидония Аполлинария. Но многие. К ним очень подходит фраза, сказанная имамом Хомейни о современных ему «римлянах» европейцах и американцах: «Теперь пусть наслаждаются, потом они узнают». Они римляне У в. н. э., включая, наверное Сидония Аполлинария, узнали. Другой принцип капитана Блада, одного из любимых книжных героев моего детства, пирата поневоле, бунтаря и благородного человека. Этот принцип прост: «Кто предупрежден, тот вооружен». И такая вооруженность дорогого стоит. Она важней вооруженности технической. Есть два принципа в отношениях с распоясавшимся асоциалом. Хамом, как сказали бы в начале века. Один я предпочитаю называть «принципом Сорокина» (Питирима), другой «принципом Людендорфа» (известного немецкого военачальника начала XX в. ). Оба, имея оружие, оказались в сходной ситуации перед лицом разнузданного «человека толпы». У Сорокина, хотя перед ним был всего лишь один пьяный матрос-громила, не хватило духа выстрелить. У Людендорфа целей оказалось больше. Тем не менее этот пожилой человек сам лег за пулемет и открыл огонь. Конечно, здесь многое объясняется национальными традициями и характерами в 1968 г. «освободители» Чехословакии из ГДР вели себя совершенно иначе, чем «освободители» из СССР. И все же. Речь ведь о другом. О готовности смотреть в лицо реальности в ее наихудших, наибрутальнейших вариантах. Быть внутренне предупрежденным о таких возможностях. Русская элита начала XX в. не была ни предупреждена, ни готова и проиграла асоциалу. А вот средние слои русского общества в начале XVII в., в эпоху той русской Смуты, оказались в большей готовности и сломали хребет своим оппонентам, а заодно и Россию отстояли. Конечно, в начале XVII в. мы имели дело с восходящими господствующими группами, а триста лет спустя с нисходящими, прогнившими. Это все так. И тем не менее. Не надо приветствовать того, кто пришел на твою душу. Да здравствует «принцип Людендорфа». Особенно когда имеешь дело с «серой зоной». Бывший премьер-министр Франции Э. Баладюр назвал это явление применительно к Франции «зоной неправа» (la zone du nondroit). «Зона неправа» это не люмпены и беднота, которые хотят при случае зацепиться за государство. Нет, это слой людей, вечных маргиналов, который воспроизводит себя вне государственного и правового пространства и не желает иметь с ним ничего общего. Неформальный сектор на грани, а чаще за гранью закона. Новый мир в самой Капиталистической Системе, внутри нее. Это похоже на ситуацию Старого Порядка. Но там «некапиталистический мир» антифеодальной диктатуры как бы надстраивался над юным капитализмом, был его superworld, а ныне «исключенные» из системы государства и капитала; существуют под ней, образуя ее underworld в прямом и переносном смысле. И эта историческая зеркальность поразительна, но логична: поздний капитализм как негативное воспроизведение многих черт Старого Порядка. Итак, новое Зазеркалье. Как знать, не это ли функционально логический наследник коммунизма в позднекапиталистическом мире, настоящий, в отличие от пролетариата, могильщик капитализма. Похоже, что так. «Зона неправа» ширится во всем мире, будь то Франция или Бразилия, США или Индия, Мексика или Россия. Так и вспоминается из Толкиена: «Завеса Мрака встает над миром». Само наличие «зоны неправа» свидетельствует, помимо прочего, о принципиальном упрощении социальной структуры позднекалиталистического общества. Такое упрощение черта всех поздних эпох, достаточно взглянуть на Рим III IV вв. н. э. с почти исчезнувшим средним классом, горсткой господствующих групп и многочисленным социально неорганизованным населением. Упрощение социальной структуры и изменение принципа ее строения в значительной степени меняют природу и направление социальных конфликтов. Все чаще проявляется линия «социально организованное население» против «социально неорганизованного». Это принципиально иной расклад сил: не «эксплуатируемые против эксплуататоров», а эксплуатируемые и эксплуататоры как организованное население, с одной стороны, и те, кого исключили из зоны организации и эксплуатации, с другой. Если учесть, что в мире есть целый ряд «отработанных и выброшенных» зон, которые легче бросить, чем восстанавливать и реактивировать, то противоречие, о котором идет речь, обретает и социопространственный аспект. Кто будет контролировать брошенные зоны? Государство? С учетом его ослабления и самого факта использованности и брошенности едва ли. Или в минимальной степени. Реальный претендент на роль Суперинтенданта Брошенных Зон опять же криминальные и субкриминальные «серые» сообщества, которые способны превратить названные выше зоны в «серые». «Серые сообщества». «Серые зоны». «Серые кардиналы» постсовременности. У таких зон хорошие шансы быть включенными в криминальную мировую систему, стать одним из туннелей в сети криминальных «туннелей под миром». Ясно, что «серые зоны» будут противостоять «нормальным зонам», выступая в качестве «коллективного грабителя», «коллективного гангстера». В ответ на это на «социально организованной» стороне в условиях упадка государственности будет расти роль субгосударственных структур насилия (полиция, спецслужбы, структуры типа бразильских «эскадронов смерти»), с одной стороны, и частных организаций насилия частных армий, групп самообороны с другой. Тем самым один из серьезнейших социальных конфликтов XXI в. тоже обретает пуантилистскую, частную, партикуляристскую форму. Ее элементы уже сейчас можно наблюдать и в Заире, и в России, и в Мексике, и в Юго-Восточной Азии. Таким образом, по всей видимости, мир XXI в. будет раздираем не каким-то одним типом конфликта, а несколькими. Взаимопереплетаясь, они будут создавать страшно запутанную и хаотичную картину с огромным числом комбинаций, в которой не только внешнему наблюдателю (ученому, журналисту или работнику спецслужб), но и самим участникам будет трудно разобраться. При этом, полагаю, общий фон будет создаваться тенденцией несовпадению экономического и военно-политического лидерства. Она как бы перемещает мир во времени в докапитиалистическую эпоху, где это несовпадение было почти что нормой. Лидер в экономике, как правило, не был военно-политическим лидером. Во всех макрорегиональных и региональных системах (а докапиталистический мир был миром тайих систем) гегемоном чаще всего был социум, уступавший соседям в экономическом развитии: Аккад в Древнем Двуречье, Македония в Древней Греции, Цинь в Древнем Китае, Австразия в державе франков, кочевые державы Центральной Азии. Сейчас рано делать окончательные выводы относительно макрорегионов XXI в., но, по-видимому, силовые, военно-политические факторы сами по себе будут играть в них большую роль, чем в единой мировой системе XIXXX вв., а принципы геополитической организации будут напоминать докапиталистическую эпоху, особенно в периоды после крушения крупных империй Александра Македонского (с последующей борьбой диадохов и эпигонов), Римской, а также после макрорегионального кризиса Средиземноморья в XII в. до н. э. Далеко? Давно? Нереально? Время имеет особенность сворачиваться подобно листу Мебиуса. Особенно капиталистическое.
|
|||
|