Олег Михайлович Боровских 1 страница

Стр 1 из 32Следующая ⇒

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib. com

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Олег Михайлович Боровских

ПРОПАСТЬ

" Если есть у тебя для житья закуток -

В наше подлое время — и хлеба кусок,

Если ты никому не слуга, не хозяин -

Счастлив ты и воистину духом высок"

Это Омар Хайям. Поэма " Рубайат". Написано в домонгольский период, примерно 900 лет назад. Я читаю эти строки в октябре 2007 года — и такое ощущение, что родились они буквально вчера.

Потому что вчера я ездил в Москву — по страшной непогоди.

Осень преподнесла людям сюрприз, обрушив на Подмосковье дождь со снегом в середине октября — к разочарованию тех, кто уже было вообразил, что " в результате глобального потепления" не сегодня-завтра на ёлках вырастут ананасы.

И вот я иду по городской улице, и имею сомнительное счастье наблюдать такую картину: на автобусной остановке, под весьма куцым навесом, сидят двое — мужчина и женщина. Явно нищие. Прижались друг к дружке и о чём-то переговариваются, едва шевеля посиневшими от холода губами. Одеты, не то чтобы плохо, а, если угодно — неподходяще, так, что одна деталь одежды не стыкуется, не гармонирует с другой. Заметно, что одёжка эта — с чужого плеча. На женщине модная жакетка соседствует со старенькой, выцветшей " цыганской" юбкой, тяжёлыми мужскими ботинками и белой (не слишком чистой — на белом это особенно хорошо заметно) вязаной шапочкой. Мужчина судорожно пытается втянуть неестественно красные кисти рук в рукава куртки — не столь уж и плохой, но явно ему маловатой. Судя по скрещенным и запрятанным максимально далеко под скамейку ногам в кроссовках, ступни у него замёрзли капитально.

А дождь со снегом хлещет вокруг и при малейшем порыве ветра легко достаёт до сидящих… Они уже насквозь промокли и продрогли. Но с остановки не уходят. Видимо некуда им идти. Видать кроме этой хлипкой крыши, которая спасает только от прямых, вертикальных струй дождя (без учёта бокового ветра), нет у них другого пристанища…

Я иду дальше и за стеной одной из многоэтажек (так, что с проезжей дороги не видно) вижу старенький, обшарпанный, очевидно кем-то выброшенный за ненадобностью (или из-за обилия клопов) диван, на котором навалена куча тряпья. Под кучей явно кто-то есть. Это тряпьё уже намокло (допускаю, что пока ещё не насквозь) и снегом припорошено. И я не тому дивлюсь, что кто-то таким макаром от холода спасается, а тому что никто этот диван, с его обитателем, не трогает (даже окрестная шпана! ) и милицию не вызывает…

Потом была поездка на электричке, довольно долго шедшей по территории города. И там такая картина: бетонный забор отделяет железную дорогу (" полосу отчуждения", заросшую кустарником и изрядно замусоренную) от жилых домов обычной городской улицы. В одном месте бетонная плита (из коих состоит забор) накренилась, образуя даже не навес, а лишь жалкий намёк на таковой. И вот под этим, с позволения сказать " укрытием", рядом с потухшим костром, свернулся калачиком на охапке опавших мокрых листьев какой-то человек. Дрожь пробирает от одного только взгляда на этого бездомного, спящего (а может уже и неживого) под хлопьями снега, падающего вперемешку со струями ледяного дождя. Этот человек не заблудился в безлюдной тайге, или бескрайней пустыне. Его не ищут с вертолётами и собаками спасатели из МЧС. И телевидение не прерывает своих передач, чтобы взволнованным голосом телеведущего в очередной раз сообщить зрителям о ходе поисков. Человек загибается посреди одиннадцатимиллионного города — одного из крупнейших и богатейших мегаполисов планеты. Того самого города, в котором обалдевшие от безделья и шальных денег " новые русские", набивают купюрами трусы скачущих у шестов проституток; в котором престарелые потасканные " звёзды эстрады" (нередко поющие на уровне дворников) мажутся (отстёгивая нехилые бабки за " процедуры" ) с головы до ног — кто шоколадом, кто дерьмом, кто спермой — пытаясь ухватить за подол давно ушедшую молодость; в котором " крутится" большая часть всех денежных средств необъятной России…

И подобных свежих кострищ на полосе отчуждения — довольно много. И самих таких полос, тянущихся на многие километры, тоже немало. Москва — крупнейший железнодорожный узел России. Заметно, что ночью там греется много народу, коротая тёмное время суток под открытым небом. Днём, правда, людей тут увидишь нечасто — им ведь есть-пить что-то надо, приходится кусок хлеба как-то промышлять.

И пассажиры электричек вовсе не удивляются тому, что частенько видят из окон. Бездомные живущие в полосе отчуждения? Эка невидаль! Тут своих проблем полон рот!

Вот сидят напротив две студентки (как явствует из их болтовни). Трещат языками.

Сначала повествует одна: " …А мы типа уже уходить собрались, бабки закончились. Тут он подваливает — " девочки, коктейль будете? Я угощаю" … Я говорю — " я не буду". Надька говорит — " я буду" … Он, короче, покупает ей коктейль — тот триста с лишним рублей стоит. Подсаживается… Надька спрашивает, типа — " где работаешь? " Он говорит — " на Рублёвке". Прикинь — мы чуть не упали! Я говорю — " ты чё там — подметаешь?.. " Тут какие-то парни нарисовались. Он к ним подошёл, пошушукался… Подходит опять к нам: " девочки — я вас покидаю". И ложит на стол сотню. Надька говорит: " ты чё, типа нас подставляешь? Коктейль больше трёхсот рублей стоит! У нас бабок нет…" Прикинь — он скривился, как будто лимон сожрал. Ну заплатил, короче…"

— " Развели парня!.. "

Обе смеются.

Теперь изливает душу другая: " …А мой брат — такой тупой, такой тупой, просто ужас! Мать хочет его в колледж отдать — прикинь! Там все самые тупые учатся — туда ведь за деньги берут, поэтому никого не отчисляют. Он стопудово там пить-курить научится, матом ругаться… А сколько он жрёт! Сколько жрёт!.. Вчера вот такой шмат колбасы купили — он уже всё сожрал!.. "

Да… Какие уж там бездомные за окном, если тут беда такая — брат жрёт много!

Потом, уже на обратном пути, иду мимо дач. Слышу, во дворе одной дачи (скорее уж виллы) — ругань площадная. Хозяин костерит на чём свет стоит кучку гастарбайтеров — по виду таджиков. Вроде бы они у пристройки крышу плохо отремонтировали. А может и не плохо — может он сам в этом дуб. Или платить не хочет. Он работяг — и по матери, и так, и сяк, и разэдак. Они стоят — и ни гу-гу…

Ну ясное дело: он — хозяин. Они — слуги. Хотя, для кого-то и он — шестёрка.

А я возвращаюсь в свой закуток. Именно такое определение больше всего подходит моему самодельному жилищу, сооружённому в лесу. Ведь я сам — бездомный. Нищий. Или, как говорят в наше время — бомж. То есть — " лицо без определённого места жительства". Такая вот милицейская аббревиатура, ставшая обыденным словом русского новояза.

Видимо меня следует считать счастливчиком — далеко не у каждого бездомного есть своя конура. Как говорится — всё познаётся в сравнении.

При свечке (электричества у меня разумеется нет) я читаю Хайяма. И никак не могу привыкнуть к мысли, что его стихам — почти 900 лет.

" Если труженик, в поте лица своего

Добывающий хлеб, не стяжал ничего -

Почему он ничтожеству кланяться должен

Или даже тому, кто не хуже его? "

М-да… Чем не вопрос для нашего времени?..

" Лучше впасть в нищету, голодать или красть,

Чем в число блюдолизов презренных попасть.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями,

За столом у мерзавцев, имеющих власть".

Ну… Тут блюдолизы с Хайямом конечно не согласятся. То-то ржут наверное, читая подобное — ведь в наше время только они и живут. Остальные — существуют.

Впрочем — разве " хозяева жизни" такое читают?..

Сколько за эти девять веков прибамбасов изобретено — всяких железок, тряпок, деревяшек! Только вот кто бы придумал, как на миллиметр улучшить души людские! Ведь пять с половиной миллионов бездомных в сегодняшней России — не считая трёх с лишним миллионов беспризорных детей! Неужто во времена Хайяма хуже было? Что-то не верится…

Вот я, в XXI веке, загнан в лесную чащобу как зверь (другие и такой хижины не имеют) — и загнан не вчера, и не год назад.

Для меня всё началось давненько…

Декабрь 1994 года. Сегодня тепло — по комяцким меркам. Градусов 16 ниже нуля. " Свежий" ветер гонит позёмку. Несильный такой ветерок, от которого (повей он в Москве) прохожие обычно зябко жмутся, тихо охая, крякая, матерясь и кутаясь во что придётся.

В Коми никто особо не жмётся и не охает. Наоборот — ворот нараспашку. Потеплело же!

Откуда-то из-под занесённых снегом кустов, слышится несмелое чириканье воробья. Видимо пернатый оптимист тоже склонен считать, что на улице весной запахло — а значит жизнь не столь уж плоха…

Сегодня я освобождаюсь. Выхожу на свободу из лагеря, отсидев шесть лет.

Солдатик на вахте, насупив брови и пытаясь имитировать зычный командирский бас, строго спрашивает номер моего паспорта. Вопрос довольно идиотский. Не так-то просто запомнить номер документа, которого 6 лет в глаза не видел (тем более что я и не пытался никогда его запоминать). Здесь ведь не курорт — у иных так крышу сносит, что имя-то своё порой забывают. А теперь мне это и вовсе ни к чему — я уже знаю, что мои документы заботливо " утеряны" администрацией колонии. Вот были они в " личном деле" — и вдруг их не стало. Разумеется, само личное дело целёхонько — до последнего листочка. Ещё бы! Оно необходимо для того, чтобы человека легче было упрятать за решётку. А документы нужны освободившемуся именно затем, чтобы где-то как-то устроиться и больше на нары не попадать. Как говорят в Одессе — почувствуйте разницу.

А если некому будет баланду за забором хлебать — кто будет кормить дармоедов из МВД и армию всевозможных прокуроров, судей, следователей, оперов и иже с ними? Кто будет содержать охрану и администрацию многочисленных (по-прежнему многочисленных! ) лагерей, всевозможных вольнонаёмных прилипал и прочих кругломордых и круглозадых " сирот", роящихся вокруг каждой колонии, подобно мухам у кучи нечистот?..

Врочем, сейчас, глядя на губошлёпа в кирзачах, я не думаю о проблемах трудоустройства — эти мысли навалятся позже, когда нервы чуть улягутся. Просто вспомнил (возможно — не совсем кстати) про знакомого расконвойника (это зэк, имеющий право в дневное время без охраны работать за пределами зоны) который рассказывал, как на его глазах (когда он что-то ремонтировал в казарме) один из солдат охраны, пинками учил своего сослуживца, как правильно мыть кастрюлю. Пинал, обещая в недвусмысленных и весьма сочных выражениях, ночью отыметь во все дыры.

Уж не знаю, насколько там у них исполняются подобные обещания — армия давно и успешно усваивает те нормы поведения, от которых уже отказались (по крайней мере — научились этого стыдиться) зэки в лагерях.

Но расконвойник не выдержал и вступился за солдата — довольно решительно и тоже не в самых учтивых выражениях. Этого окрика зэка (по сути — бесправного раба) оказалось достаточно. Не то чтобы солдат-беспредельщик очень испугался — скорее он очень удивился. Видимо его отцы-командиры никогда не говорили ему, что подобным образом вести себя нельзя…

Интересно, этот сосунок в гимнастёрке, пытающийся корчить из себя шибко строгого охранника — не тот ли самый салага, отведавший запах сапогов (а может и чего иного) своего, более наглого сослуживца?.. Впрочем — какая разница? Кто из них через это не прошёл?..

Главный кошмар не в том, что они лупят друг друга кирзачами, уродуя тело — а в том, что им уродуют душу, приучая убивать людей. Ведь если какой-нибудь зэк, доведённый до умопомрачения издевательствами (при том, что ему может и сидеть-то осталось полгода), попытается перелезть через забор, чтобы скрыться подальше от этого ада земного — то часовой обязан будет его застрелить. 18-19-летний пацан, обязан будет убить человека прицельным выстрелом — как зверя на охоте. За это ему дадут 10 суток отпуска. Такса такая. Его будут хвалить. Будут ставить в пример сослуживцам.

Если же он не станет стрелять (бывает и такое, правда редко — не у каждого рука поднимается на убийство, не у всех ведь скотское воспитание) — его ждёт наказание. Как на психике молодого парня скажется факт убийства им человека, как он с этим будет жить — никого не интересует.

При этом все, имеющие отношение к лагерной " системе", прекрасно знают, что особо опасные преступники, наиболее влиятельные бандиты, практически никогда с зон не бегут. Им — незачем. У них и в зонах — санаторные условия. Да и сидят таковые обычно недолго — в тех случаях, когда вообще сидят. На " запретку" кидаются самые униженные, самые затравленные, замордованные, безответные — вопреки глуповатым повествованиям приключенческих книжек-боевиков (и кинофильмов), красочно живописующих побеги кровожадных гангстеров, которых долго и упорно ловят мужественные солдаты и офицеры внутренних войск.

Полной чушью является и мнение о том, что в побег бросаются разоблачённые стукачи, над которыми нависла угроза расправы. Зачем им куда-то бежать, если к их услугам — защита администрации, которая уж в крайнем-то случае может отправить провалившегося стукача на другую зону. Только и всего.

Но кого интересуют все эти нюансы, если с незапамятных времён существует инструкция — беглец должен быть убит. Пойманного живьём беглеца (обязательно! ) забивают до полусмерти. Зачастую подвергают его изощрённым пыткам. Так было в сталинскую эпоху, так было во временя Брежнева и Андропова, так есть сейчас. И молодых сопляков учат, натаскивают, поощряют — бить, уродовать, калечить людей, которые не сделали им ничего плохого. И беглец — русский человек — знает, что другой русский человек, ещё и жизни-то не видавший, ищет его, гонится за ним, чтобы застрелить, или искалечить, отбить всё что отбивается. Этот человекопёс идущий по пятам — лютый враг, с которым просто смешно сравнивать какого-нибудь " дальнего", " потенциального" противника, — скажем, китайца, или американца.

Демобилизуясь из армии, солдат-" вэвэшник" обычно переодевается в гражданскую одежду и старается поменьше брякать языком о своих подвигах — потому что есть, в принципе, какое-то сознание позорности такой " службы". Но душа его уже искорёжена. Психика уже развращена сознанием превосходства над определённой частью окружающих и чувством безнаказанности.

Поэтому, как правило, такой моральный инвалид плавно перекочёвывает на работу в милицию-полицию, в ОМОН-ОПОН, в какую-нибудь охрану. И вновь он оказывается в ипостаси сверхчеловека, которому начхать на окружающее его " быдло". В свою очередь, в глазах окружающих он — нечто вроде оккупанта. И пока сохраняется такое отчуждение между собственно народом и " правоохранительными органами", все разговоры о национальном примирении, о " невозврате к тоталитарному прошлому" и о торжестве демократии — не более чем словесная шелуха.

Наконец, я — за воротами лагеря. Помню, в какой-то французской книжке, вычитал рассказ об освободившемся из тюрьмы узнике, который окидывал радостным взором расстилавшиеся перед ним холмы, леса и поля. Вчерашнему французскому зэку хотелось бегать и скакать, приплясывая и напевая весёлую песенку…

В Коми зимой особо не попляшешь: узенькая тропинка протоптанная в снегу, вьётся меж сугробами, иные из которых — в рост человека. Идёшь, словно в траншее. Ярким пятном на бело-сером фоне полыхает красный флаг, который и сейчас — в 1994 году — как ни в чём не бывало, полощется над зоной. Весьма символично. Действительно — ведь никаких улучшений, с распадом СССР, в лагерях не произошло. Наоборот — стало заметно хуже, особенно если сравнивать с Советским Союзом именно " горбачёвской", либеральной эпохи.

А ветер метёт и метёт колючей снежной пылью. На душе тяжко — будто гора навалилась. Только тот кто сам не сидел, способен думать, будто сразу за воротами освободившемуся зэку охота пуститься в пляс. Представьте себе, что у вас, после перелома, неправильно срослась рука или нога — и теперь её предстоит ломать по-новой. Это во благо конечно — но разве приятно?!.. Так и психика, вся нервная система зэка — искорёжена в ненормальных лагерных условиях и уже одеревенела в этом искорёженном состоянии (за столько-то лет! ). А теперь — новая ломка, на новый (пусть и лучший) лад. Года два-три, как минимум, будет ныть и колоть душевная травма. А потом (как и перелом кости, на непогоду) будет давать о себе знать при каждой нервотрёпке, до самой смерти. Недаром многие судимые частенько спиваются — уже после освобождения, когда казалось бы всё уже позади. Боль души пытаются глушить водочным псевдонаркозом.

Освобождение после долгой отсидки — это прежде всего шок (не менее тяжкий, чем шок при аресте). Конечно — если эта отсидка не длилась пару-тройку недель.

Что интересно — зимний ветер в Коми (летом этого нет) заставляет телеграфные провода гудеть как-то по-особому зловеще. Я никогда не слышал подобного гула нигде в Центральной России. Казалось бы — ну что такого необычного может быть в гудении телеграфных проводов? Но нет — здесь на севере, это нечто особенное. Этот тоскливый звук невозможно передать словами — его нужно услышать. Также как невозможно передать словами тревожное ощущение, в один из таких вечеров (перед наступлением сильных морозов), когда видишь странное явление природы — лучи слабого (но достаточно хорошо видимого) мерцающего света, поднимающиеся вверх от всех продолговатых предметов (например — от фонарных столбов).

Много позже, на станции Михайловский Рудник, Курской области, довелось мне краем уха услышать, как какой-то старый цыган, часто кашляя, прокуренным до хрипоты голосом рассказывал собеседнику (русскому мужичку — видимо своему знакомому), о том как ездил " к сыну на свиданку", на север. Я не ставил своей целью подслушать и запомнить весь разговор (мало ли кто с кем о чём-то болтает на вокзале). Да и вообще наверное не обратил бы на них внимания. Но одна фраза заставила вслушаться: " …Ой! Ты золотой не знаешь как это страшно — сугробы кругом, бараки почти не видно, одни крыши торчат, мороз, ветер, и провода так жутко гудят! Это ужас, настоящий ужас — словами не передашь!.. "

Да, действительно — приятного мало.

Порой, находясь в тех краях, я склонен был верить в то, что Коми — проклятая земля. Говорят что ещё одному из царей, какие-то не в меру изобретательные придворные блюдолизы, попытались подбросить ценную идейку — ссылать осужденных в район междуречья Печоры и Воркуты. То есть — как раз туда, где сегодня расположена эта самая республика. Но царь (не ограниченный никакой конституцией деспот) ответил, что осужденные — тоже люди, и негоже, дескать, над ними так издеваться.

Свергнувшие впоследствии кровавое царское иго " друзья народа", излишней щепетильностью не страдали, нелепыми предрассудками старорежимной эпохи обременены не были. А потому ударными темпами, под аккомпанемент громких воплей о грядущем счастье и скором построении рая на земле, превратили захолустную болотно-комариную окраину в особо " прославленную" лагерную республику, в которой собственно комяков нужно искать днём с фонарём, зато трудно не столкнуться нос к носу с зэками-расконвойниками, или " обычными", идущими под конвоем — буквально на каждой железнодорожной станции. Воистину — благими намерениями мостится дорога в ад. Впрочем, ещё вопрос — а были ли благие намерения?..

Помню, возник как-то у нас, зэков, спор, по поводу того — есть ли, мол, в Коми хоть одна железнодорожная станция, вблизи которой не располагалось бы ни одной зоны (а две-три зоны, да парочка колоний-поселений вдобавок — обычное дело)?

Кто-то назвал станцию Чинья-Ворык, и тут же получил уверенный ответ-отчёт: две зоны особого режима, да две колонии-поселения неподалёку.

— Станция Синдор?.. Колония общего режима и два " поселения" рядом.

Ещё и ещё назывались станции.

— Княжпогост?.. О! Это столица целого лагерного района.

Печора?.. Упаси тебя Бог парень, попасть в печорские лагеря! Там с зэками разговаривают не языком, а дубинками. Причём зачастую — сделанными из обрезков железных труб…

Кто-то рассказал о такой колонии-поселении (к сожалению не запомнил названия), в которой нет — ни мышей, ни крыс. Предположительно потому, что там близко к поверхности земли подступают урановые руды.

— Воркута?.. Построена буквально на зэковских костях!

— Да, — но сейчас-то есть там лагеря?

" Есть-есть, не беспокойся! Там даже случай был, пару лет назад" … Один из находившихся в помещении зэков, подсел ближе к печке, расстегнув пуговицы на телогрейке.

— " Там под Воркутой тундра кругом, если на крышу многоэтажки подняться — далеко видно. А если бинокль с собой прихватить, то можно горы разглядеть на горизонте — Полярный Урал недалеко. И метели бывают такие, что ладонь своей же вытянутой руки не видно. Да ведь ещё и с морозом — вообще кошмар!.. Вот в одну из таких метелей с местной зоны парень свалил. Часовой — чурка какой-то, непривычный к такому климату — завернулся в тулуп с головой и уснул. Известно ведь: в ненастье чуть пригреешься — сразу в сон тянет. Тем более — дело перед рассветом было, время самое глухое. Вот парнишка доску длинную на вышку втихаря завёл и по ней прямиком к часовому в гости забрался. Оглушил его маленько, автомат забрал и в тундру ломанулся — в сторону гор. А куда ещё там пойдёшь — если не в сам город, конечно? В открытой тундре спрятаться негде — ни от непогоды, ни от ментов на вертолётах. Железная дорога в Воркуте есть, да поедь-ка в товарняке зимой!.. Пассажирские ведь проверяют. И редко они там ходят. А в горах хоть какое-то укрытие. Опасался конечно, что и в горах пропасть может, сожрут какие-нибудь росомахи. Хотя, пока патроны есть — не так страшно. А там видно будет… Но оказалось — в горах не так уж плохо и безлюдно. Там с оленями местные чукчи кочуют — или ненцы, как их там?.. Он к ним прибился. Бабу ему нашли — всё путём, короче… Правда, долго не мог привыкнуть к тому что они и сами не моются, и посуду не моют — чушпаны одним словом. Котёл у них там был, сроду не мытый — сантиметра на два сажей покрытый. Он его чистил-чистил… Они ведь мясо как едят? Покидают его в котёл большими кусками, оно чуть обварится — они его длинными ножами вытаскивают. Объедают верхнюю часть куска, остальное — обратно в котёл. И едят-то как — зубами кусок ухватят и ножом его у самых губ обрезают. Он мало того что брезговал эти куски по десять раз мусолить, так поначалу боялся, как бы тем ножом нос себе не отхватить. Да и заразиься чем-нибудь можно — у них ведь там целый букет…

Но постепенно пригляделся, притерпелся, как-то приспособился. Мог бы хоть всю жизнь там с ними кочевать. Они ведь, по правде-то сказать, не пасут оленей, а просто ходят следом за ними. Там ещё вопрос — кто кого пасёт. Куда олени — туда они. Олени не могут в тепле жить — у них копытка развивается. Это зараза такая — копыта выедает, типа грибка. Да и жрать кроме ягеля ничего не могут, трава им не подходит. Поэтому летом к северу движутся. А зимой — к югу, до тех пределов где ягель есть. Ну и чукчи — за ними. Если через болото есть хоть какая-то тропка, олени её точно учуют — и, один за другим, след в след, идут куда им нужно. Ну и чукчи тоже — след в след за ними. Это особенно так трудно на полуостров Канин проходить — перешеек там заболоченный, а дорог нормальных нет. Правда, в тундре ловушки такие природные бывают — что-то вроде колодцев, там где расщелины в вечной мерзлоте образуются. Сверху такую ямину только по одному признаку заметить можно — над ней мох влажный, а потому более тёмный. Оттого чукчи палку длинную с собой постоянно таскают — хорей называется. Не только чтоб оленей, или собак погонять, но и для того чтоб она легла поперёк колодца и не дала человеку туда ухнуть — глубина там какая угодно может быть. Это конечно, если хватит скорости среагировать…

Всё это парнишке, в принципе, объяснили — не сказать чтоб ему было так уж тяжко. Но у него в башке мысль засела — навестить с автоматом следака, который его посадил. Вот загорелось ему обязательно в город наведаться — хоть ты кол на голове теши! А может просто по цивилизации, по рожам русским соскучился — кто знает…

Ну и попёрся он значит в Воркуту. Нашёл квартиру того следака. А того, урода, дома нет. Закон подлости!.. В квартире — жена и двое детей. Ну вот представьте картину — жена воет, в ногах у него валяется, дети хнычут…

Что ему делать? Плюнул на них и ушёл. А баба тут же в ментовку звякнула. Он из города выйти не успел. Менты его окружили. Перестрелка была, его раненого взяли. Он сам мне в камере рассказывал как дело было. Что потом с ним стало, не знаю — меня на суд увезли, а после суда привезли уже в другую хату — в осужденку… Вот так шакалов-то жалеть!.. Так что зона в Воркуте есть — одна, как минимум, точно. "

Рассказчик запахнул телогрейку и пересел от печки подальше в тень.

Зэки зашевелились, заспорили:

— " А что — детей что ли убивать нужно было?! "

" Нет — в жопу их перецеловать! "

— " От змей только змеёныши и рождаются — нехуй мусорское отродье жалеть! Они людьми никогда не станут. Говна без них хватает — ещё на расплод их оставлять!.. И эту падлу хотя бы выебал, если уж убить духу не хватило — глядишь, постеснялась бы так сразу в ментовку звонить, признаваться, что её отъебали".

" Э, земеля — если она под мусора легла, то какое там нахуй стеснение! Она и слова-то такого наверное не знает…"

— " Ну с детьми-то счёты сводить…"

" Ты видать ещё мало горя хапнул! Тебя никто не пожалеет, не сомневайся. Ты-то для них точно — не человек. Думаешь небось, что освободишься — и всё у тебя хорошо будет? Женишься, на работу устроишься и зону вспоминать будешь как кошмарный сон? Сейчас, ага! Эти твари тебя в покое не оставят, жить нормально не дадут. Это им можно жениться и плодиться, и наполнять уродами землю. А тебя обязательно сюда снова загонят. Посмотрим, что тогда запоёшь…"

Поспорив ещё немного на эту тему, вернулись к тому, с чего начали. Кто-то сказал, что на станции Иоссер точно нет никаких лагерей.

Станция Иоссер?.. Иоссер… Никто и не слыхал о такой удивительной станции. Некому было опровергнуть слова единственного человека, утверждавшего что лагерей там нет.

Аж смутились сердца изумлённых зэков — да неужто и впрямь нету?!!..

Но тут же вырвался у кого-то убойный аргумент: " А чего ж там тогда станцию построили — если лагерей нет? "

— " Так для людей. Местных. "

" Для людей??!!!.. Дружный смех, раздавшийся из нескольких глоток, подвёл черту под дискуссией. "

В самом деле — трудно предположить у власть предержащих в этом каторжном краю, наличие желания заботиться о людях. Здесь как в ожившем анекдоте, дети играют в зэков и расконвойников. И не стоит удивляться, увидев как замурзанная девчушка лет пяти-шести, одной рукой держа наперевес палку (автомат! ), а другой вытирая сопли, с серьёзным выражением на рожице конвоирует свою, не менее сопливую сверстницу. А молодёжь разговаривает на лагерной " фене" и продавщица в сельском магазине может всерьёз обидеться, и даже способна обратиться через расконвойников " за правосудием" к зоновским блатным, услышав по своему адресу такую фразу, на которую её коллега из Московской или Рязанской области, не обратила бы никакого внимания (по крайней мере — не поняла бы её " полного", лагерного смысла).

Однажды вечером, в зоновском бараке, я встретил старика-расконвойника, который был явно не в своей тарелке. Пересыпая речь отборным матом, он рассказал о том, как вынужден был целый час просидеть тише мыши в каком-то подъезде, потому что там же выясняли отношения какие-то акселератки пэтэушного возраста.

— " Прикинь: одна другой нож к горлу приставила и рычит — " Ты, лярва позорная, если с Генкой ещё путаться будешь — я тебе буфера поотрезаю, зенки выколю, матку наизнанку выверну! Он мой — поняла?! Я на него ещё осенью глаз положила!.. " А у неё за спиной ещё две такие же кобылы стоят — скалятся, ляжки почёсывают. Ну, думаю: если они меня тут учуют — всё, пиз*ец! Х*й на пятаки порежут!.. "

Почему-то в этой ситуации у рассказчика вызвала ужас, не перспектива быть зарезанным вообще, а оказаться с членом пошинкованным на ломтики…

Кстати — ошибается тот, кто быть может думает, что так ведут себя лишь дети зэков. Увы — в тех условиях дети бывших заключённых практически неотличимы от детей сотрудников лагерных администраций, и вообще от всех других живущих там сверстников. Хамство и духовная деградация — напасти весьма заразные. Непросто воспитать из ребёнка порядочного человека. А хамом и воспитывать не надо — достаточно чуть ослабить усилия, позволить улице влиять на человека по-своему. Более того — многие культурные вроде бы люди, получившие неплохое воспитание, попав в лагерную среду, довольно быстро деградируют. Человек — как растение. Ему постоянный уход требуется. В противном случае — начинается процесс одичания.

Между прочим, сотрудники администраций северных колоний — тоже ведь, фактически сосланные. Кто-то, работая в более южных районах, проворовался. Кто-то на взятке, или на торговле наркотой попался (забыл с начальством поделиться). Кто-то убил задержанного во время допроса — а у жертвы оказались настырные родственники, так что прикрыть убийство " смертью от сердечной недостаточности" не удалось… Ну не терять же такие ценные кадры, из-за столь мелких досадных недоразумений! Если всех подобных из " органов" выкидывать — кто там вообще останется? Пускай едет слегка увлёкшийся товарищ на север, пусть там продолжает свою плодотворную деятельность — подальше от центра и любопытных глаз…

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒