«ОДНО И ТО ЖЕ СЛОВО — СВОБОДА…»

— Бульба, сиди, блин!!

Бульбе чистят уши. Полина — лет тридцати, с длинной русой косой, ветеринар — орудует в чужом ухе ватной палкой. Бульба — четырёхгодовалая, с гладкой песочной шерстью, сука́ (так дипломатичная Полинаковеркает это слово) — проветривает язык и пытается улизнуть от нас сидя — мышцами пятой точки.

Мы с Кристинкой удерживаемБульбу вдвоём: там средний рост, но лошадиный круп и оркский темперамент. А ещё — асимметричные уши, и когда Бульба носится по полигону, то одно ухо стоит на посту, а второе — развевается гордым стягом, синхронно с языком.

Очень символично, потому что она полубойцовая. Полубойцовая, полураздолбайская, хочется мне добавить.

Полина делает плановые прививки и одновременно рассказывает истории. Куртка у неё задралась, и из-под джинсов выглядывают колготки. Сейчас ноль градусов и ветер, и я часто наблюдаю у врачей такую халатность к самим себе.

— Я однажды, — рассказывает Полина, — назвала её Чумой болотной. Так вот Пахом не расслышал, видимо. На другой день прихожу, а там он с ней. И ласково так: «Ну, Бульбочка, ты моё чмо болотное! »

— Да всё он расслышал, — говорю. — Не сомневайся.

Мы ведём Бульбу через офис к воротам: ей предстоит прогулка в чистом поле.

— Страшно-то как, а!.. — ёжится Кристинка. На неё это не похоже, а уж если она…

— Ничего, — говорит Полина. — Пятнадцать минут позора — и победили.

Бульбу собираются дрессировать. Полина с огромным трудом договорилась с администрацией — её недоверчивой половиной — на несколько встреч с кинологами: дрессировка увеличивает шансы на пристройство.

Но сейчас мы пока делаем пробный выгул, чтобы Бульба привыкла к открытой местности.

— Э, была не была, — Кристинка с древнерусской тоской разводит руками. — Отпирай, Аль.

Я лязгаю и скриплю шарнирами. Полина держит Бульбу чуть ли не за шкирку, намотав поводок на запястье. Кристинка страхует впереди.

И тут…

Бульба смотрит направо, смотрит налево, смотрит на нас троих как на кретинов и застывает Энгельсом на постаменте.

—Чего с ней? — спрашиваю. — Куда понты все делись?

Кристинка легонько дёргает ошейник. — Да страшно ей. Помнишь — ты про кота своего то же самое рассказывала… Дома орёт, а у ветеринара — только глаза из морды смотрят.

В поле мы ослабляемповодок; Бульба слегка виляет хвостом, ходит вокруг нас поступью тургеневской барышни, немного подпрыгивает и улыбается.

Бульба.

Бойцовско-раздолбайская. Чмо болотное.

Ходит и виляет хвостом.

— Ну вот, вроде акклиматизировалась, а понтов всё нет.

— Она как Печкин! — смеётся Кристинка. — Со своим велосипедом. Душа у неё широкая, в приютежмёт. А здесь и бунтовать нечем.

Полина кивает. — Она попала из крайности в другую. Из клетки в неизвестность. Потом дошло, что с ней мы: и безопасно, и, хм… привольно. И сразу дзен накатил.

Мы гуляем с буддисткой Бульбой по свежему, рыжему предзакатному полю.

Все счастливы.

* * *

Всюду жмут тиски. В приюте — стены, на улице — страх. Вот почему и приютские, и бродячие собаки никогда не будут по-настоящему свободны.

Провести их по узким подмосткам, где есть и безопасность, и горизонт, — покой и воля! — может только человек.

Впрочем, всё это хорошо знакомо и нам. Одни и те же подмостки.

…Одно и то же слово.

То самое.

…А между строчек одно и то же слово — свобода

Между строчек — то, о чём не скажешь словами

Между строчек — понятный знак из трёх точек

Между строчек — то, о чём вы знаете сами

(Люмен)

[1]Стихи-импровизация Александры Можгиной.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 56