ГЛАВА 12. Неделю спустя

ГЛАВА 12

Мэддокс от природы был заботлив. Терпелив. Беззаботен.

Это был проблеск мальчика, которого она когда-то знала. Он всегда улыбался, смеялся, ничего особенного. Но, с другой стороны, ему никогда ничего не давалось с трудом. Жизнь дала ему многое, поэтому у него не было причин напрягаться, ожидая следующего удара.

Когда она встретилась с ним взглядом в больничной палате, добродушного мальчика там уже не было. Всё в этом человеке было каким-то напряженным, злым, скрытным. И она определенно раз или два чувствовала слабый запах виски в его дыхании. Конечно, это могло быть связано с тем фактом, что она воскресла из мертвых спустя десять лет, и ему пришлось расследовать ужасы, через которые она прошла. Или, может быть, он сам проживал годы ужасов, пока она не вернулась.

Может быть, отчасти, дело было в этом.

Но во многом это было не так.

Эйприл взяла за правило не говорить о нем и не расспрашивать Орион о ее чувствах, но однажды она упомянула о Мэддоксе и ясно дала понять, что он больше не был тем парнем, каким был раньше, больше не был таким беззаботным.

С другой стороны, никто из них уже не были детьми, которыми они когда-то были.

Словно на них повлиял эффект бабочки, после ее исчезновения. Она и не подозревала, что сможет изменить ход их жизней. Она думала, что станет просто темным пятном на крошечной части их детства, что они скоро забудут о знакомой девочке, которая пропала без вести. Думала, они продолжат свой путь, полный света и привилегий. Вместо этого они оба погрузились в разные виды тьмы.

— Ты голодна? — спросил Мэддокс.

Орион дрогнула, осознав, что в какой-то момент перестала плакать, и они снова едут. Она огляделась, удивленная тем, что они оказались уже возле её дома.

— Голодна? — повторила она.

Он кивнул.

— Уже время ужина, и не знаю, как ты, но я умираю с голоду. Недалеко отсюда есть отличный итальянский ресторан. Никто о нём не знает, кроме настоящих итальянцев.

— Ты не настоящий итальянец, — ответила она, приподняв бровь.

Его глаза блеснули, и он улыбнулся. Улыбнулся. Оголяя зубы. Как раньше.

— Но я знаком с некоторыми, они доверяют мне настолько, что рассказали этот секрет. Ты теперь тоже должна пообещать мне молчать.

Орион стиснула зубы и не ответила. Не только из-за злости, что он посмел считать, что может впасть в старые привычки, но еще она не знала, что сказать. Она не знала, как с легкостью поменять свое настроение. Она злилась на себя за то, что была такой чертовски сломленной.

Улыбка Мэддокса чуть дрогнула.

— Это того стоит, правда. Лазанья — мое любимое блюдо. Карбонара тоже потрясающая.

В животе Орион слегка заурчало. Мысль о том, чтобы сделать что-то настолько нормальное, например, пойти куда-нибудь поужинать, приводила ее в ужас, потому что для нее это было ненормально. Она посмотрела в сторону своего многоквартирного дома, подумала о том, что ей снова придется приложить усилия, чтобы приготовить ужин или заказать еду на вынос, и застонала.

— Давай же. Ты ведь голодна, — заключил Мэддокс, как будто читал ее мысли.

— Ох, я подозревала, что была особая причина, по которой тебя сделали детективом, — сказала она с сарказмом в голосе.

Он усмехнулся, не обращая внимания ни на ее тон, ни на пристальный взгляд.

— Да, мои навыки не знают границ, — он сделал паузу. — Они так же подают еду на вынос. Так что, если хочешь, мы можем…

— Нет, — перебила она его. Мысль о его нахождении в её квартире была еще хуже. — Я хочу поехать.

Она этого не хотела. Не совсем. В глубине своего каменного сердца она хотела пойти домой, приготовить себе что-нибудь поесть, потренироваться около часа и провести еще несколько исследований. Еще немного планирования.

Есть итальянскую еду с тем самым мужчиной, от которого ей следовало держаться подальше, было бессмысленно. Это не поможет ей стать сильной, бесчувственной женщиной.

Но она все равно сказала «да».

Потому что хотела попробовать. Не лазанью, а то, какой могла быть ее жизнь, если бы она не провела десять лет в Клетке. Если бы той ночью она вернулась домой и оставалась быть девушкой Мэддокса.

— Мне нужно быстро принять душ и переодеться, — сказала она, открывая дверь. — Посидишь тут, — это прозвучало скорее как утверждение.

— Конечно, — улыбнулся Мэддокс. — Не торопись.

***

Поначалу все, что она могла сделать, — это передвигать одну ногу за другой.

Ресторан был скромным и находился на тихой улице. Вывеска представляла собой табличку, висящую над дверью, с написанным от руки названием. На подоконниках стояли горшки с цветами.

Орион задавалась вопросом, приводил ли сюда Мэддокс какую-нибудь девушку на свидание. Если у него вообще была девушка. Это первый раз, когда она задумалась об этом. Впервые она себе это позволила. Она всегда очень хорошо умела контролировать ход своих мыслей. Это — единственное, что она контролировала в течение десяти лет.

Но все начинало рушиться. Со смертью Мэри Лу, со смертью Адама, с потерей цепей, ей казалось, что теперь она может просто уплыть.

Прогулка по улице рядом с Мэддоксом ничем не помогала. Она чувствовала себя обнаженной, несмотря на свитер крупной вязки, дорогое пальто и потрясающие ботинки. Она была счастлива принять душ и переодеться, пока была в своей квартире, надеть новую кожу, смыть с себя события дня.

Мэддокс, будто, не замечал ее беспокойства, или он демонстративно игнорировал его, чтобы она чувствовала себя лучше. Он открыл перед ней дверь.

Это должно было быть джентльменским поступком, но это означало, что ей придется заходить в переполненный ресторан одной.

Она представляла, как все прекращают свои разговоры, поворачиваются в ее сторону, шепчутся, но это было просто беспокойство и нарциссизм, которые ей лгали. Только несколько человек посмотрели на нее, но большинство остались сосредоточенными на своей еде или разговоре.

Ресторан был небольшой. Каждый столик был занят, но все же не казался переполненным. Тут было тепло и пахло восхитительной, незнакомой едой.

Женщина, стоящая за стойкой, улыбнулась ей.

— Вас двое? Забронирован столик?

Рот Орион был плотно закрыт, как будто она только что попыталась проглотить ложку арахисового масла. У нее сердце сжалось от того факта, что у них не было брони, и ей придется сказать об этом.

— Мы не бронировали, но очень проголодались, и я обещаю дать хороших чаевых, Мария, — вмешался Мэддокс, слегка закрывая Орион своей спиной, как будто больше другого способа не было, но она знала, что он сделал это нарочно.

— Мэддокс! — крикнула женщина с теплотой и узнаваемостью в голосе. — Ты редко приходишь! Мы беспокоились, что ты забыл о нас.

— О вас? Никогда, — спокойно ответил Мэддокс.

Что-то в его голосе изменилось. Он стал теплее, менее сдержанный. Он колебался рядом с ней. До этого момента Орион не замечала этого, не видела, как он общается с нормальным человеком, а не бомбой замедленного действия.

— Кто это с тобой? Ты наконец-то привел с собой другую женщину, кроме Эйприл. Какая приятная новость. — Мария поморщилась. — Она всегда такая шумная.

Жар пополз вверх по шее Орион, и она боролась с желанием развернуться и выбежать из ресторана, подальше от этого разговора.

Мэддокс усмехнулся.

— И не говори, — он указал на Орион. — Это Орион, — сказал он осторожно, медленно. — Она для меня очень особенная, и никогда раньше здесь не была, так что, скажи Франсиско, чтобы он напряг свою задницу!

— Разве он не всегда так делает? — сказала Мария, смеясь.

— Конечно, — усмехнулся Мэддокс. — И я уже сказал Орион обо всех видах кодекса молчания, которые можно найти в интернете. Так что не беспокойся на этот счет.

— Хорошо. Хорошо. Мы так рады, что ты пришла к нам, Орион, — произнесла Мария с широкой улыбкой и взяла два меню со стойки.

Что-то промелькнуло в глазах Марии при ее имени. Узнала ли она ее? Мэддокс рассказывал о ней? Конечно, нет. Он вряд ли стал бы говорить с владельцем ресторана о девушке, которая исчезла, когда ему было шестнадцать, независимо от того, насколько они были близки.

Более вероятно, что она видела ее в новостях. Все девушки приложили огромные усилия, чтобы скрыться от средств массовой информации, но несколько их снимков и имена все же просочились в интернет.

Из-за этого Орион всегда была осторожна с макияжем, когда выходила на улицу, красила свое лицо так, чтобы оно совсем не походило на испуганную, потерянную девушку, о которой болтали СМИ в течение нескольких месяцев.

Если посмотреть на Орион достаточно близко, то можно увидеть сходство. Но она никогда не давала людям возможности даже взглянуть.

Мария присмотрелась повнимательнее. Она была старше, чем Орион подумала сначала, ее улыбка сметала годы с женщины, которой, как она предположила, было под пятьдесят. Она была пухленькой. Не толстой, не пышной. Просто пухленькой — это был единственный способ её описать. Она была мягкой везде, но особенно в глазах. Они были добрыми и приветливыми, но в то же время проницательными и понимающими.

— Мы выделим для вас самый лучший столик, мой мальчик, — сказала она после паузы. Затем посмотрела на Орион. — Мы позаботимся о тебе, дорогая. Не волнуйся.

Орион чуть не расплакалась прямо там, просто из-за того, как мягко эта незнакомка с ней говорила.

Но она не заплакала.

Это настолько сбило ее с толку, что она последовала за женщиной, и каким-то образом не отшатнулась от легкого прикосновения Мэддокса к ее пояснице. Он был так близко, что она чувствовала его запах. Она почти пропиталась ароматом его лосьона после бритья. Застряв с ним в одной машине, она не могла этого избежать. Не то чтобы он наносил слишком много, как в пятнадцать лет, когда только учился быть мужчиной. Сейчас на нем было идеальное количество лосьона.

У Орион не было опыта во многих вещах. Например, как ходить в рестораны, водить машину, подбирать одежду. Быть полноценным членом общества.

Но она хорошо разбиралась в мужских запахах.

Теплое мятное дыхание на ее затылке.

Крепкий, мускусный, дешевый лосьон после бритья, смешиваемый с медным запахом ее крови.

Дорогой, древесный аромат, проникающий в поры ее обнаженного тела.

Да, Орион чуяла запахи самых разных мужчин, и каждый из них вызывал у нее отвращение.

Но сейчас все было по-другому.

Это был Мэддокс.

Он не вызывал у нее отвращения.

— Так, вот сюда. Это самое лучшее место, — объявила Мария, кладя меню на стол.

Столик был немного удален от остальной части ресторана, но не так, чтобы Орион чувствовала себя загнанной в угол, не имея возможности сбежать. Она осознала, что даже не оглядывалась, чтобы понять, узнал ли ее кто-то за время этой короткой прогулки. Она была слишком занята Мэддоксом и тем, какой от него исходил аромат, черт возьми.

Мэддокс шагнул вперед, чтобы выдвинуть стул, повернув его к выходу, как будто знал, что она не сможет сидеть спиной к двери. Может быть, правда, именно из-за этого? Она многое выяснила о посттравматическом расстройстве с момента их побега, самостоятельно и с помощью терапевтов, и так же узнала, что правоохранительные органы были главным звеном к этой области.

Она села на автопилоте.

Мария улыбнулась.

— Теперь я дам вам возможность определиться, — она указала на меню.

Оно было не таким большим, как Орион помнила с того единственного раза, когда ее родители решили сводить своих детей в дешевый сетевой ресторан. Выбор закусок, блюд и десертов помещался на одной странице. Но это все равно было пугающе.

— Или, — продолжила Мария, когда Мэддокс уселся за стол. Он не притронулся к меню. — Я могу помочь с выбором, если вы мне доверитесь, — подмигнула она.

Мэддокс взял меню и протянул его обратно.

— Ты уже знаешь мой ответ, Мама Мария.

Она забрала меню и повернулась к Орион.

— А ты, милая?

Это была нелепая идея, будто Орион сможет довериться этой приятной, улыбающейся женщине, которую знала всего несколько минут.

Орион не доверяла даже мужчине, сидящему напротив нее, которого она, в какой-то мере, знала много лет. В другой жизни, конечно.

И все же Орион протянула меню женщине.

Та просияла.

— Не волнуйся, милая. Я позабочусь о тебе. Ты не будешь разочарована.

По какой-то причине Орион ей поверила.

Мэддокс посмотрел на нее с огоньком в глазах и глупой ухмылкой на губах.

— Хочешь взять бутылку вина?

Конечно, ей следовало сказать «нет». Нет доверию. Бутылке вина. Незнакомой женщине, которая называла ее милой и собиралась выбрать за нее еду.

Она должна была закричать «нет», а затем выбежать из ресторана, как будто от этого зависела ее жизнь.

Но она этого не сделала.

— Конечно.

Мэддокс выглядел таким же удивленным ее ответом, как и Орион. Но быстро пришел в себя.

— Можно итальянское кьянти, которого больше нет в меню, но вы всегда оставляете его для своего любимого клиента? — Мэддокс заговорил с Марией с нежностью и почтением в голосе.

Орион ревновала.

К пожилой итальянке с добрыми глазами.

Которая подмигнула Мэддоксу.

— Конечно.

Затем она забрала меню, оставив Орион и Мэддокса наедине. Конечно, они были наедине друг с другом весь день, но сейчас все было по-другому.

Это был итальянский ресторан с мягким освещением и владелицей по имени Мария.

Орион заерзала на стуле, пытаясь подавить панику. Пытаясь остановить себя от повторения событий сегодняшнего дня. Последних десять лет.

— Эйприл сказала, что ты превращаешься в Гордона Рамзи*.

Орион резко подняла голову на голос Мэддокса. В нем слышалась мягкость. То же самое было в глазах.

— Что?

Он усмехнулся. Звук был слегка вымученным, но, тем не менее, приятным.

— Эйприл сказала, что ты хорошо готовишь.

Орион выдержала мгновение, когда поняла, о чем он говорит. Конечно, Эйприл рассказала ему об этом. В конце концов, она жила с Мэддоксом. Укол раздражения пронзил ее, от того, что Эйприл отчитывалась перед ним.

— Что ты больше всего любишь готовить? — продолжил он, как будто его не беспокоило ее молчание.

Она нахмурилась, не доверяя его вопросу. Не доверяя ничему.

— Мне нравится французская кухня, — ответила она после паузы. — Я готовлю по книге «Осваивая искусство французской кулинарии».

Его глаза загорелись.

— Ах, Джулия Чайлд.

Орион не смогла скрыть своего удивления тому, что Мэддокс знал автора поваренной книги.

Он пожал плечами.

— Я люблю смотреть кино. «Джули и Джулия*» отличный фильм, посмотри, если ты еще не видела.

Она его не смотрела. Но внесла в свой список.

Орион ждала, что он начнет задавать ей настоящие вопросы. Что расспросит о ее душевном состоянии, чтобы докопаться до самой глубины, пока не поймет, что она планирует совершить убийство.

Но ничего подобного так и не произошло.

Мэддокс продолжал расспрашивать ее о кулинарии, о книгах, о самых простых и незначительных аспектах ее жизни.

Как будто это было в порядке вещей.

И она ему подыграла.

По крайней мере, в этот вечер.

***

Орион была довольна.

Она никогда не чувствовала себя так, как сейчас.

Ее желудок был наполнен, возможно, самой лучшей едой, которую она когда-либо ела. Мама Мария не лгала. Орион за месяцы свободы стала кем-то вроде шеф-повара. Эйприл даже придумала для ее блюд название: «оргазм без мужчины или вибратора». Но, черт возьми, она могла только надеяться, что когда-нибудь у нее получится приготовить такую вкусную лазанью.

Ее мысли были восхитительно легкими благодаря вину, которое смягчало края, и было великолепным на вкус. Она находила некоторое утешение в бутылке раз или два с тех пор, как сбежала, но уж точно не была знатоком. И после вина, которое заказал Мэддокс, она поняла, что существует целый огромный мир, который ей еще предстоит исследовать.

Мэддокс был за рулем автомобиля. Он не навязывал никакого разговора с тех пор, как они вышли из ресторана. И не делал этого, когда они были внутри. Беседа протекала легко, как вино. Они говорили не о чем важном, и в то же время обо всем. Когда между ними возникало молчание, это не казалось неловким. Он не пытался исправить это. Он чувствовал себя очень расслабленным, каким не был с тех пор, как она увидела его в тот день в больнице.

Огни города проносились мимо них, и Орион наблюдала за ними. Она получила то, что хотела. Вкус того, какой могла быть ее жизнь, если бы все было по-другому. Тарелка с только что испеченной, пряной брускеттой. Моцарелла, политая бальзамическим соусом и оливковым маслом. Фаршированные кабачки. Лазанья. Нежное тирамису. Красное вино, которое проскальзывая в горло, согревало ее кожу.

Было бы замечательно прожить такую жизнь без всякого багажа, зла, ненависти и тьмы, которая кипела под поверхностью.

Но ее жизнь была такой, какой была.

Ничего хорошего. Ничего сладкого. Ничего легкого.

Мэддокс припарковался на стоянке у ее дома.

— Я провожу тебя, — сказал он, отстегивая ремень безопасности.

— Тебе не нужно этого делать, — быстро и отчаянно ответила Орион.

Ведь тогда это будет похоже на свидание. Но это было не так. Она не собиралась целовать его у двери, приглашать войти, даже если маленькие, чужеродные части ее души хотели этого. Она знала, что секс никогда не будет для нее нормальным. Никогда не будет правильным. В некоторых статьях, которые она нашла в интернете, говорилось что, в конце концов, она сможет получить удовольствие от секса с тем самым мужчиной, но это казалось полной ерундой. Тот самый мужчина? Было ли такое вообще возможно?

— Орион, — сказал Мэддокс более твердым голосом. — Уже темно. Ты живешь в хорошем охраняемом здании, но я не собираюсь рисковать этим дерьмом.

В нем что-то изменилось. Он больше не казался добрым и готовым следовать ее указам. Нет, этот мужчина стал главным, теперь он контролировал ситуацию.

Это вызывало у нее отвращение.

И одновременно возбудило ее.

Потом ее затошнило от той маленькой части себя, которая находила это привлекательным. Мужчины, которым нравился контроль — это мужчины, которым нравились наручники, боль и страдания.

Орион впилась зубами в губу.

— Думаю, что справлюсь с небольшой прогулкой без твоего сопровождения, ты же знаешь, что я провела десять лет без твоей защиты… или защиты от любого другого полицейского, если на то пошло.

Было жестоко и подло так говорить, но ей было все равно. Ей нужно было чем-то пометить эту ночь. Испачкать. Она не могла закончиться на хорошей ноте. Это было слишком для нее опасно. Слишком соблазнительно.

— Я знаю, — сказал Мэддокс напряженным голосом. — Но это не значит, что я не провожу тебя до твоей двери. Даже если таким образом мы отступим на несколько шагов назад. Даже если ты захлопнешь эту дверь у меня перед носом. Я просто хочу убедиться, что ты в безопасности. Что ты всегда в безопасности.

Она усмехнулась, ненавидя эту смесь силы и поражения в его голосе. Он не собирался с ней спорить. Не собирался вызывать на дуэль за ее жестокость. Так что, ей следовало поднажать.

— Я виню во всем тебя, — прошептала она, эти слова не нужно было кричать, чтобы выразить свою точку зрения. — Ты не оберегал меня тогда, ты не оберегал меня эти десять лет, что я провела в аду. Каким образом, черт возьми, ты теперь собираешься обеспечить мою безопасность?

Мэддокс открыл рот, чтобы заговорить, в его глазах была боль, но Орион заставила его замолчать.

— Я виню тебя за то, что ты поцеловал меня. Из-за чего я поздно вернулась домой. Ты не проводил меня. Я виню тебя за то, что ты не нашел меня, не боролся за меня и не позаботился о том, чтобы этот жирный кусок дерьма получил по заслугам. Я виню тебя за сотню вещей. В первую очередь, за то, что ты вообще появился на свет. Потому что, если бы тебя не было, я бы не ехала тем вечером домой на велосипеде, — она резко втянула воздух. — Но, конечно же, ни в чем из этого нет твоей вины. Даже несмотря на то, что вина лежит исключительно на плечах монстров, которые похитили меня, заперли в клетке, избивали и насиловали, я не могу не винить тебя. Не могу не смотреть на тебя и не видеть их. Я даже немного ненавижу тебя, Мэддокс. И это обидно и некрасиво. Но уродство — это все, что я теперь знаю, — она сделала паузу. — Уродство — это все, чем я являюсь. И такой я буду всегда.

Ей следовало выйти из машины прямо тогда. Надо было сделать это в заключении правды, которую она оставила. Но она этого не сделала.

— Мне не нужно, чтобы ты была красивой, Орион, — тихо сказал он. — Мне просто нужно, чтобы ты была собой. Причиняла боль и плакала, спрашивала Бога, меня и весь гребаный мир: «Почему? Почему тебя там не было? Почему ты не нашел меня? Почему это продолжает происходить с маленькими девочками? » Я хочу услышать все это и принять, потому что, несмотря на то, что ты думаешь, я могу справиться с уродством и могу справиться с гневом и обидой. Я смогу это выдержать. И видит Бог, я этого заслуживаю. Я винил себя каждый божий день с тех пор, как позволил тебе одной уехать из моего дома. И я проведу остаток своей жизни, пытаясь наверстать упущенное, — он резко вздохнул, его взгляд был напряженным, задумчивым. — А теперь, пожалуйста, позволь мне проводить тебя до твоей гребаной двери.

И вопреки своим инстинктам, она позволила ему проводить ее до своей двери.

_____________________________

* Гордон Рамзи — британский шеф-повар, ведущий британских телешоу.

* «Джули и Джулия: Готовим счастье по рецепту» (англ. Julie & Julia, 2009) — американский художественный фильм, биографическая картина режиссёра Норы Эфрон по мемуарам Джули Пауэлл.

ГЛАВА 13

Неделю спустя

— Жак? — позвала Орион, отпирая дверь после того, как в течение пяти минут в нее стучала.

Она подумала, что Жаклин либо спит, либо включила телевизор так громко, что не слышит стука. Для нее это было вполне нормально.

Жаклин решила для себя, что хочет попробовать всю еду, которая появилось за последние десять лет, посмотреть все сериалы и послушать все выпущенные с тех пор песни. Как будто выполняла какую-то миссию по замещению всех воспоминаний о Клетке, утоляя свой голод за прошедшие годы.

Орион навещала ее каждые несколько дней, потому что не была уверена, что Жаклин медленно не сходит с ума. Она беспокоилась за нее. Конечно, она этого не показывала. Она приходила, чтобы вместе с ней поужинать, посмотреть кино, иногда поиграть в видеоигры, и никто из них не упоминал тот разговор о мести и о докторе Бобе Коллинзе. Как будто этого никогда и не было.

В любом случае, ни одна из девушек не умела говорить о своих чувствах. По крайней мере, ни Жаклин, ни Орион. Шелби удавалось это лучше других, она ежедневно писала сообщения с гребаными вдохновляющими цитатами. Орион была уверена, что она станет первой из их троицы, кто наденет смирительную рубашку и будет жить в комнате с мягкой обивкой на стенах. Но оказалось, что она чувствовала себя лучше, чем остальные.

Стало слишком трудно пытаться угнаться за Шелби, разыгрывать для нее спектакль. Надевать эту чертову цепь на лодыжку каждый раз при разговоре с ней.

И так сложилось, что все трое начали разговаривать друг с другом все меньше и меньше. Начали отдаляться друг от друга. Орион не надеялась, что они будут поддерживать связь вечно. Они были связаны невидимой цепью, которая никогда не разорвется и будет тянуться за ними повсюду, куда бы они ни пошли, и даже если они отдалятся, в их разговорах эта невидимая цепь все равно будет греметь немного громче, а боль будет только усиливаться.

Семья Шелби жила в двух часах езды от города. Ни у кого из девушек еще не было водительских прав, но отец Шелби уже начал ее учить. Орион не знала, насколько хорошо все продвигалось.

Ни у Жаклин, ни у Орион не было никого, кто бы мог научить их водить автомобиль.

Разъезжая в машине с Эйприл, Орион узнала основы, которые необходимо было знать любому водителю. Эйприл даже почти удалось уговорить ее пойти учиться на права, потому что её собственные навыки вождения никак бы не помогли Орион. Возможно, свое водительское удостоверение она получила, сверкнув декольте и одарив инспектора комплиментами.

Если Орион не хотела полагаться на кого-то другого, кто бы мог отвезти ее, она не могла навестить Шелби. И просить кого-то она не собиралась. Та поездка с Мэддоксом была единственным исключением, и то благодаря отчаянной ситуации. Он не был ее водителем. Он не был для нее никем.

Родители Шелби казались достаточно милыми, но они как можно яснее дали понять, что не хотят находиться рядом с Жаклин и Орион. В их глазах Шелби все еще была невинной маленькой девочкой, и они не хотели, чтобы ее развратили.

Или, возможно, они просто хотели избавиться от всех напоминаний о том, через что их дочери пришлось пройти.

Орион это понимала. Если бы она могла сделать лоботомию, то обязательно бы сделала.

Она старалась не отставать от Шелби, как только могла, но она устала. И даже немного разозлилась на нее за то, что та постоянно требовала их внимания, хотя у нее были родители, которые давали его ей в избытке.

Они все учились жить в этом новом мире, и им нужно было делать это, не завися друг от друга.

Какая-то часть Орион отчаянно хотела поддерживать связь. Но это был ее секрет. Если бы она смогла купить дом, в котором бы они жили как сумасшедшие старые девы до конца своих дней, она бы так и сделала. Она скучала по ним так же сильно, как ненавидела находиться рядом. Нуждалась в них так же сильно, как убеждала себя, что ей никто не нужен. Для нее не имело значения, что они не смогут исцелиться, если будут напоминать себе о своих ранах. Она была одной кровоточащей, зараженной, гребаной раной, и это не изменится.

Она не хотела, чтобы это изменилось. Она не хотела, чтобы рана затянулась, покрылась коркой и потом исчезла.

Она хотела сохранить это, каждую деталь, каждый порез, чтобы спроецировать на тех, кто причинил боль, дать волю охватившей ее ярости.

Но она не хотела приводить девочек в свой извращенный и темный мир. Она не хотела, чтобы кто-то хоть немного его касался, потому что все они пытались исцелиться по-своему, и со стороны Орион было бы эгоистично и разрушительно пытаться утащить их за собой. Эгоистично пытаться привлечь их к своей кровавой победе, спуститься в яму, которую она копает, обставляет и украшает развращенными и смертоносными планами.

Она не собиралась лгать себе: она хотела, чтобы они были с ней в этом деле. Ей нужны были партнеры, кто-то, с кем можно было бы разделить бремя. Поделиться своим страхом. Кто-то, кто понял бы ее внутреннюю потребность причинить боль их обидчикам.

Хотя ей помогло то, что она уже привыкла к отсутствию партнеров. Она была одна. Одиночка. И чем скорее она привыкнет к этому, тем лучше.

Но это не означало, что она бросит Жаклин. Она была очень похожа на Орион — до того, как ее похитили, ее семья была отбросами, — и это была единственная вещь в этом уродливом мире, которая не изменилась. Трейлерные отбросы оставались неизменными на протяжении многих лет. Они словно горы, непреклонные, неподвижные. Любой, кто появился бы в жизни Жаклин, захотел бы осушить ее досуха и выбросить. Они были одни друг у друга.

Поэтому в руках у Орион была бутылка водки «Tito’s» в качестве предложения мира. Орион не пила крепкий алкоголь с тех пор, как сбежала из Клетки. Она слишком боялась того, что он может с ней сделать. Зависимость таилась в ее крови, она нашептывала ей мысль о том, что так все станет намного проще.

Орион понимала, почему Жаклин нравилось пить. Это был более легкий выход — утопить боль в бутылке, чтобы не сталкиваться лицом к лицу со своими уродливыми частями. Или чтобы эти части казались более красивыми.

Орион решила, что она попробует выпить этим вечером. Последняя попытка отказаться от своих смертоносных планов. Дать себе шанс прожить жизнь без насилия. У нее не было больших надежд, но она решила попытаться. И она больше ни секунды не могла выносить тишину своей квартиры.

Кроме того, она могла попробовать какую-нибудь новую вредную еду и посмотреть фильмы, которые еще не видела.

Не получая вестей от Жаклин в последние несколько дней, Орион поняла, что та по уши погрузилась в фазу «наверстывания упущенного», которую все еще проживала.

По правде говоря, Орион беспокоилась о ней.

Конечно, не было ничего удивительного в том, что Жаклин с головой окунулась примерно в тысячу различных механизмов преодоления посттравматической депрессии, каждый из которых был более разрушительным, чем предыдущий. Орион сама не была образцом выздоровления, строя планы о преследовании и убийстве доктора.

Но дела с Жаклин обстояли еще хуже. При каждой новой встрече с Орион, она выглядела более исхудавшей. Ее волосы казались более редкими, тусклыми и седеющими. И в прошлый раз, когда она упомянула об этом как можно мягче, все закончилось не очень хорошо. Орион никогда не видела Жаклин такой сердитой. Такой безумной.

Орион дала ей пространство, хотя это шло вразрез со всеми ее инстинктами. Не то что бы она доверяла своим инстинктам, поскольку все они были основаны на воспоминаниях о том, как Жаклин сидела в шести футах от нее, прикованная цепью к стене.

— Жаклин, зажги ароматическую свечу или открой окно. Здесь пахнет, как…

Орион замолчала, как только завернула за угол в гостиную. Из нее как будто выбили весь воздух, слова и жизнь. Бледное, неподвижное тело Жаклин сидело на диване, из руки торчала игла.

Орион не закричала. Она уже прокричала на двенадцать жизней вперед. И на самом деле это не оказалось для нее шоком: увидеть Жаклин в таком состоянии. Не совсем. Разве она не подозревала? Потеря веса, пустые глаза, жизнь, медленно покидающая ее тело? Разве она не потеряла бесчисленные ночи сна, представляя именно этот сценарий?

Орион медленно подошла к дивану, пакеты с едой хрустели у нее под ногами.

Она протянула руку, чтобы проверить то, что уже и так знала.

Жаклин была холодной, мертвой и уже начала разлагаться.

Орион положила руку на ее щеку, обхватив с такой нежностью, с которой Жаклин не знала за всю свою короткую, жестокую жизнь.

Затем она опустилась на пол, открыла бутылку водки и начала пить, рыдая и всхлипывая так, как будто ей снова было четырнадцать, крича имя Жаклин в пустоту.

***

Она удивилась тому, насколько это оказалось больно. Как глубоко это ранило её.

Орион уже имела опыт со смертью, с тем, когда близкие подруги умирают. Когда части ее самой гниют и разлагаются изнутри.

Она думала, что где-то внутри нее еще оставалось место, где можно было уединиться, спрятаться от холодного, жестокого мира. Каменное сердце без эмоций, разума или слабости. Сердце, в котором она нуждалась, чтобы пережить всю эту смерть и отчаяние, если это то, что она делала.

Выживала.

Так их называли СМИ — выжившие. Еще одно клеймо. Орион предполагала, что их популярность к настоящему времени уже пройдет. Это случилось достаточно давно. Она узнала, что у общественного внимания бывает короткий срок, но, когда дело касалось серийных убийц и похищенных девочек, захороненных тел и пыток, оно оставалось сосредоточенным на протяжении длительного времени.

Возможно, так происходило из-за всех остальных девушек, которые все еще не были найдены. Это дало родителям, родственникам и друзьям некоторую надежду. Потерянные девочки могли найтись в любой момент, и тогда их родители могли бы покончить с переживаниями и начать свое «восстановление».

Но надежды не было. Никто и никогда не возвращался из Клетки. Не на самом деле.

Ей потребовалось приличное количество времени, чтобы позвонить в соответствующие органы. Казалось, она не могла подняться с пола, почувствовать свои конечности. И она не могла перестать пить горькую жидкость, от которой ее тошнило, но в то же время, которая смягчала грани реальности.

Это привело ее обратно в Клетку.

— Мы должны выбраться отсюда.

Орион закатила глаза от слов Жаклин. Она повторяла это с тех пор, как забрали Мэри Лу, как будто чувствовала, что скоро придет ее собственное время.

Их осталось только трое: Жаклин, Орион и Шелби. Шелби была безутешна. Орион потеряла надежду. Каждый раз, когда они забирали ее, она хотела, чтобы ее убили. Ей хотелось, чтобы ее не тащили обратно в Клетку, еще более сломленную и оскверненную, чем раньше.

Но каким-то образом она терпела. Она закрывала глаза и уплывала прочь, в далекую страну.

— Мы убираемся отсюда к чертовой матери, Орион, — прорычала Жаклин с огнем в глазах. Орион уже много лет не видела в Жаклин такой энергии. — Хватит ждать, черт возьми, — сказала она сквозь стиснутые зубы.

Жаклин была непоколебима в этой философии и верила в их способность спастись. Она была той, кто подтолкнул Орион, той, кто разработал план. Она зажгла огонь, который давно угас. Ее свежий взгляд тут же заметил слабые места, которые они могли использовать. Тот факт, что Вторая тварь был тощим наркоманом, и его было легче всего одолеть. Время, когда он приходил и забирал одну из них, пока Первая тварь уходил из дома. Однажды он был пойман Первой тварью и избит за это, поэтому стал более параноидальным, более пугливым. Жаклин знала, что это их шанс.

Благодаря ей они смогли сбежать.

А теперь она была мертва.

Орион не знала, как ее оплакивать. По правде говоря, она не знала Жаклин. Она знала только ту версию, в которую ее превратила Клетка, но не ту, кем она была на самом деле. Может быть, она была никем. Может быть, все они были никем без этих цепей.

Половина бутылки исчезла, прежде чем она вытащила свой телефон из сумки.

— Она мертва, — произнесла она ровным голосом, слова были четкими, несмотря на количество выпитого алкоголя.

— Где ты? — потребовал Мэддокс.

Он был спокоен. Она догадалась, что он включил своего внутреннего полицейского. Орион ненавидела, что ее подруге пришлось умереть, чтобы наконец-то дождаться этого бесстрастного тона. Она предпочитала его всему, что слышала от него до этого момента.

Орион не помнила остальную часть разговора, но осознавала, что он был, так как после того, как она сказала, где находится, Мэддокс отдал ей приказ:

— Я хочу, чтобы ты оставалась со мной на связи, Орион, — сказал он. — Тебе не нужно ни о чем разговаривать, не нужно больше ничего говорить, я просто хочу, чтобы ты осталась со мной. Я поговорю, но ты не обязана отвечать. Просто слушай мой голос и знай, что я на пути к тебе, и ты не одна.

Разве она только что не думала о том, как ей необходимо быть одной? Как ей необходимо научиться справляться с пережитым самостоятельно? Да. Но она все равно оставалась на связи.

***

Похороны оказались ужасны.

Конечно, Орион не считала, что хоть какие-нибудь похороны могли быть хорошими, но она надеялась, что, по крайней мере, эти будут более многолюдны. Как бы то ни было, количество присутствующих людей оказалось не чем иным, как удручающим.

Шелби.

Её родители, потому что все еще не избавились от привычки повсюду за ней ходить. Ни в коем случае их милая, маленькая дочь не будет что-то делать самостоятельно.

Орион задавалась вопросом, не думали ли они о том, как с такой же легкостью могли присутствовать на похоронах собственной дочери. Судя по тому, как ее мать сжимала руку Шелби, именно это и было у нее на уме. Орион беспокоилась, что смерть Жаклин приведет к тому, что родители Шелби будут еще сильнее контролировать ее жизнь, ее существование.

У Жаклин не было семьи. Никто после ее смерти не повылезал из щелей в поисках славы или возможности высосать немного денег. Это был тот самый момент, когда приходит понимание того, что у тебя действительно никого нет. Когда даже пиявки не явились ради халявы. Орион знала, каково это, потому что никто из ее семьи не сделал того же. На самом деле, на ее похоронах были бы те же люди, что и на похоронах Жаклин.

Эйприл сжимала руку Орион так же, как мать Шелби держала руку своей дочери. Они обе были в перчатках, так как холодный укус зимы пробирался сквозь любую открытую частичку кожи, и это была единственная причина, по которой она разрешила Эйприл держать себя за руку. Не было прямого контакта кожи к коже. Орион не смогла бы этого вытерпеть. Она была уверена, что это не являлось прогрессом ее выздоровления, но, учитывая, что она уже довольно давно не была у психиатра, это не имело значения. Ей было некомфортно, но терпимо. И, если быть честной с самой собой, ей нравилось, что что-то привязывало ее к этой мерзлой земле.

Она не оглянулась на двух последних присутствующих. Она делала все возможное, чтобы старательно их игнорировать. Ну, она не так старательно игнорировала Эрика. С ним у нее не было проблем. На самом деле, он ей даже немного нравился.

С другой стороны, мужчина, стоявший рядом с ним, ей вроде как не нравился. Да она была уверена, что ненавидит его. Или была совершенно равнодушна. Или была безвозвратно сбита с толку своими ядовитыми чувствами к нему. Ядовитыми желаниями. Что бы это ни было, она злилась, что он пришел сюда и отвлекал, когда она должна была быть сосредоточена на том факте, что хоронила одну треть себя.

Жаклин не понравились бы эти похороны, так как ее хоронили на католическом кладбище со священником, восхваляющим ее. Жаклин ненавидела организованную религию. Ее отец был закоренелым католиком, который все еще придерживался убеждения, что может грешить сколько угодно, если потом раскается, а Жаклин или ее мать при этом будут лежать на полу, истекая кровью. Этими похоронами Орион в очередной раз ее подвела.

Планирование похорон не входило в ее обязанности, и, честно говоря, последние несколько дней она была в некотором оцепенении. Она закрылась в своем мире с тех пор, как Мэддокс вошел в квартиру Жаклин, и всё стало слишком реальным. А это означало, что у нее не хватило сил спорить, когда Эйприл со своей мамой решили взять все в свои руки.

Теперь она была рада оцепенению, учитывая, что впервые с четырнадцати лет увидела Гретхен Новак, которая отправляла ее домой с рюкзаком набитым домашним печеньем. Нет, она не была ей как вторая мама или что-то в этом роде. Гретхен Новак была хорошим человеком и хорошей матерью. Она была добра к Орион, потому что именно так поступали хорошие матери. Она часто приглашала ее на ужин, заворачивая с собой остатки, когда понимала, что у Орион не будет возможности поесть у себя дома, и, как правило, заботилась о нищей лучшей подруге своей дочери. «Воспитание» в каком-то отдаленном смысле. Но каким бы хорошим человеком она ни была, ей не нравилось, что ее дочь дружит с мусором из трейлерного парка. Конечно, она хорошо это скрывала, почти идеально, но даже в детстве Орион видела, как та слегка задирала нос, глядя на нее. То, как она делала небольшие замечания по поводу одежды, которая не подходила Орион, или говорила, что ей следует подстричь волосы.

Когда спустя десять лет Гретхен впервые увидела ее снова, она не задрала нос. Были лишь объятия, слезы и ужас из-за того, через что прошла Орион. Ощутимое сочувствие. К счастью, слезы и физический контакт длились недолго, Гретхен решила перейти сразу в «режим мамы» и приступить к организации похорон, как это могла бы сделать мать-католичка из высшего класса.

Именно так, как ненавидела Жаклин.

Но это была услуга. Способ показать, что ее жизнь имела значение.

Конечно же, представители средств массовой информации были повсюду. Полиция окружила вход на кладбище вместе с членами общества «B. A. C. A. »*. Это была громкая новость, и местные власти серьезно отнеслись к частной жизни девушек и похоронам.

Но это не означало, что представители СМИ не пытались урвать лакомый кусочек.

Еще одна жертва погибла. Еще один гребаный заголовок.

Орион не осознавала, что священник перестал бубнить, пока Эйприл не сжала ее руку.

Орион резко подняла голову.

Эйприл протягивала ей розу.

Орион моргнула.

— Брось её, — мягко сказала она.

Орион посмотрела перед собой, на яму, в которую опускали Жаклин. Потом снова посмотрела на розу, которую предлагала ей Эйприл. Она была белой.

Она не хотела принимать ее. Вся эта красота вызвала у нее отвращение, будто это был какой-то безумный ритуал, показывающий смерть изящной или безмятежной, когда на самом деле Жаклин умерла с иглой в руке и демонами в сердце.

Но она все равно взяла розу. На автопилоте она бросила ее на гроб, хотя и знала, что цветок не остановит тело Жаклин от разложения и превращения в ничто.

Она притворилась, что ни капельки ей не завидует.

***

— Ри, — мягко сказала Эйприл.

Орион ничего не ответила, не поправила ее, хотя это имя резало, как лезвие.

— Мама организовала небольшой прием у нас дома, — продолжила Эйприл.

Орион внутренне содрогнулась при одной мысли о том, чтобы войти в эту парадную дверь. На это крыльцо. Это чертово крыльцо.

Она продолжала смотреть на кучу земли. Надгробия пока не было. Видимо, им предоставили некоторое время. Что было хорошо, так как она понятия не имела, что на нем написать.

«Жаклин Рейнольдс прожила одиннадцать лет вне плена».

Орион задавалась вопросом, что было бы написано на ее собственном надгробии?

Вероятно, что-то подобное.

— Орион, — повторила Эйприл.

— Я…

Орион замолчала. Она хотела сказать, чтобы та уходила. Ей хотелось прогнать ее, закричать и избавиться от всякой ответственности, чтобы не присутствовать на гребаных поминках, которые были со вкусом организованы и ужасно тошнотворны. Она бы сказала это, но что-то остановило ее. Что-то в мягкости голоса Эйприл. И том факте, что она никогда не уходила, какой бы жестокой Орион ни была по отношению к ней.

Это заставило ее задуматься.

Но это не могло остановить ее навсегда. Потому что, если бы у нее был выбор оставаться жестокой или снова войти в дверь этого дома, она бы выбрала первое.

— Думаю, нам нужна минутка, — вмешался голос, ровный, уверенный, хотя и немного шаткий от горя.

Орион вместе с Эйприл посмотрели на Шелби.

Она была почти неузнаваема в элегантном черном платье под дорогим черным пальто, кожаных перчатках и длинных черных сапогах.

Орион иногда забывала, что Шелби была из обеспеченной семьи. Или, по крайней мере, из той, что девушка из трейлерного парка считала обеспеченной. Это было ничто по сравнению с тем, что они имели сейчас.

Орион решила не наряжаться по такому поводу. На ней были черные джинсы, туфли на каблуках — которые не проваливались в землю, потому что было очень холодно, — черная водолазка и дорогая кожаная куртка. Все было куплено онлайн, конечно же. Орион не собиралась идти в гребаный торговый центр или в какой-нибудь дорогой бутик, где продавцы учуяли бы ее бедность, независимо от того, насколько дорогими были ее духи.

Но Орион обнаружила, что ей действительно нравится одежда. Мода. То, как она могла преобразиться. Спрятаться за кружевами и дорогой кожей.

Шелби не изменилась из-за своей одежды и макияжа, слегка смазанного из-за слез. Нет, она выглядела сильнее и казалась выше, несмотря на то, что была ниже ростом Эйприл и Орион.

— Я приведу ее обратно, — сказала Шелби все еще твердым голосом.

Орион никогда не слышала, чтобы она так говорила… никогда.

Эйприл засомневалась, как будто Шелби была какой-то незнакомкой. Как будто все еще была близкой подругой, но между ними больше не было разницы в возрасте.

— Все в порядке, — сказала Орион, ее голос звучал не так твердо, как у Шелби. Ей стало стыдно.

Эйприл посмотрела им за спину, туда, где, как знала Орион, скрывался Мэддокс.

— Хорошо, тогда увидимся у меня дома?

Орион кивнула, хотя у нее не было никаких гребаных планов туда направляться. Это было грубо, но, пройдя через то, через что прошла она, человеку должно было сходить с рук такое нахальное поведение. Она бы послала корзину фруктов Гретхен или другое подобное дерьмо.

Эйприл еще раз сжала ее руку, прежде чем повернуться и уйти, земля потрескивала под ее ботинками.

Шелби и Орион долго стояли молча. Они уставились на грязь, медленно покрывающую тело Жаклин. Земля поглотила ее.

— Умереть там — было нашей судьбой, Шелби, — сказала Орион не дерзко, но и не мягко. У нее не было способности к мягкости. — Это объединяло нас. Наши гребаные цепи на лодыжках и замки на двери. В ту же секунду, как она открылась, часы начали свой отсчет. Мы бы никогда не встретились друг с другом в реальном мире. И это нормально. Мы помогли друг другу справиться со всем так, как только могли. И мы закончили, так, как могли. Нам нужно разобраться в своих жизнях, — она сделала паузу. — Или в том, что нам осталось.

— Нет, — ответила Шелби. — Мы сами определили свою судьбу. Мы сделали это. Мы выбрались, — она сглотнула. — И Жаклин тоже решила свое будущее. Может быть, не нарочно, но она это сделала. Мое сердце теперь навсегда будет разбито, но ты не посмеешь использовать это как предлог, чтобы оттолкнуть меня. Я тебе не позволю.

Орион захотелось улыбнуться. То, что Шелби командовала ею, было настоящим поворотом событий. Жаклин бы оценила. Но она, конечно, не улыбнулась, и ничего не сказала. Она словно онемела. Но больше всего она устала. Устала от всего этого.

— Я пишу книгу, — сказала Шелби после паузы, как ни в чем не бывало.

Орион моргнула, встревоженная внезапной переменой в разговоре.

— Что?

Шелби заломила руки. Ее глаза метались из стороны в сторону. Она нервничала. И была напугана.

— Я пишу книгу, — повторила она. На этот раз ее голос был тише.

Орион ничего не сказала, просто ждала.

— Мой психотерапевт посоветовал вести дневник, — сказала Шелби. — Сначала мне это не понравилось: видеть всё это на страницах, — она вздрогнула. — Я хотела убежать от всего этого. Никогда больше не вспоминать. Но думаю… — она замолчала. — У меня был небольшой эпизод. Так это называют мама с папой. Это не так страшно, чем попытка самоубийства.

Это поразило Орион. Но не тем фактом, что это произошло. Её холодная, расчетливая часть ожидала, что она сделает это гораздо раньше. Она не предполагала, что Шелби ее переживет.

Это поразило Орион, потому что она и подумать не могла, что услышит такое признание от Шелби. Думала, та ограничится цитатами и сообщениями, которые Орион игнорировала.

Чувство вины наполнило ее, как скисшее молоко, скрутив желудок.

Шелби улыбнулась, как будто прочитала ее мысли.

— Да, думаю, это не так уж и удивительно. Я всегда была самой слабой, не так ли? Не такой сильной, как ты или Жак, — ее глаза устремились на кучу земли. — Но это дало мне понять, что я хочу жить. Не хочу, чтобы произошедшее поставило на мне клеймо. Конечно, это будет преследовать нас всю оставшуюся жизнь, несмотря ни на что. Поэтому, я подумала, пусть преследует на моих собственных условиях, и моими собственными словами. Думаю, теперь я понимаю, что изложить всё на бумаге — единственный способ преодолеть это. Только так я смогу двигаться дальше.

Орион была, мягко говоря, шокирован тем, как красноречиво звучала Шелби. Как четко и уверенно. Если бы Орион делала ставки, она бы поставила на то, что Шелби будет первой из них, кто сломается, первой, кто окажется в могиле. Так было и в Клетке. Ее хватка за здравомыслие была слабой, и она потеряла его почти сразу же, как там оказалась.

Но теперь это обрело смысл. Орион и Жаклин крепко держались в Клетке — насколько этого можно было ожидать — и не могли справиться с этим здесь, в то время как Шелби была полной противоположностью. Она была другим, более скромным типом храбрости, маскирующимся под слабость.

— Я хочу завести семью, понимаешь? — продолжила Шелби. — Я хочу жить своей жизнью, — она сморгнула слезы, глядя в хмурое небо. — Муж, дети, белый забор. Вся эта чепуха. Я хочу этого. Я хочу нормальной жизни.

— Да, — прошептала Орион, зная, что это было единственное, чего у нее никогда не будет.

Шелби никогда не узнает о ее планах. Какая-то ее часть вынашивала идею рассказать ей обо всем, в надежде, что если у нее появится соучастник, то возможно, он отговорит ее. Но услышав неприкрытую надежду в голосе Шелби, вся надежда рухнула.

Шелби сжала ее руку и оглянулась назад.

— Кажется, тебя тоже ждет целая жизнь, Орион.

Орион проследила за ее взглядом. Эрик уже ушел, но Мэддокс все еще стоял там, расставив широко ноги, выдыхая воздух видимыми клубами и наблюдая за ней.

— Это не жизнь, — ответила Орион, поворачиваясь назад. — Это прошлое, которое не хочет отпускать. Или он считает, что у него есть какая-то долбанная ответственность передо мной, — она пожала плечами.

Шелби приподняла бровь.

— Я не эксперт в любви, мужчинах или в чем-то подобном, но я не слепая. Он здесь не по долгу службы. Он здесь ради тебя.

— Он даже не знает меня, — огрызнулась Орион.

Шелби не вздрогнула от ее тона, каким бы резким он ни был. Еще один сюрприз. Она посмотрела на Орион с бесстрастным лицом.

— Тогда почему бы тебе не подойти и не представиться?

Затем она наклонилась, поцеловала ее в щеку и ушла.

Орион слишком долго обдумывала эти слова, шаги, которые сделала Шелби, пока Орион пряталась в своей квартире, фантазируя об убийстве, а Жаклин впрыскивала яд в вены, заглушая ужасную боль.

К тому времени, когда она обернулась, кладбище опустело, если не считать ее и Мэддокса. Казалось, что весь мир был пуст.

Она огляделась по сторонам. Эта сучка, Шелби бросила ее, черт возьми.

В тысячный раз за эту неделю Орион пожалела, что не умеет водить машину. Выяснилось, что ей придется учиться и сдавать экзамены, как и всем остальным. Но она совсем не была готова оказаться ради этого в машине с незнакомым человеком.

В этом не ощущалась независимость, и она ненавидела это. Она не хотела полагаться на людей. Эйприл рассказала ей все об Убере, загрузила приложение на телефон и все такое. Но для Орион мысль о том, чтобы сесть в машину с гребаным незнакомцем была безумной. До того, как ее похитили, все люди только и делали, что предостерегали от этого. Казалось, что весь мир был посвящен рекламе определенного вида опасности, но забывал о других.

Орион впилась зубами в губу, уставившись на Мэддокса. У нее в сумочке был телефон, и она пыталась решить, что было хуже: оказаться потенциально убитой незнакомцем в такси или находиться в замкнутом пространстве с Мэддоксом.

Он не двигался. Она ждала, что он что-нибудь предпримет. Надавит на нее. Броситься спасать от психического срыва, висящего на краях ее сознания.

Но он этого не сделал. Он просто стоял там, засунув руки в карманы, в десяти футах от нее, и смотрел. Ждал.

Она вздохнула, холод пробежал по ее ногам. Идти к нему было все равно, что идти в гребаную камеру смертников.

«Тогда почему бы тебе не подойти и не представиться? »

Слова Шелби эхом отозвались в ее голове. Она произнесла их так, как будто это было чертовски легко. Как будто гребаное рукопожатие могло все исправить.

Конечно, это было не так.

Но это показало бы ему, что Орион больше не была Ри. Что он не мог удержать ту версию ее, которую поцеловал на крыльце. Точно так же, как она не могла держаться за него.

По крайней мере, сейчас он никуда не собирался уходить. Она уже пробовала игнорирование и враждебность, и это не сработало. Что могло произойти плохого, если она последует совету Шелби?

— Привет, — сказала Орион.

Она чувствовала себя неловко. Смущенно. Словно истекает кровью. Как раз в тот момент, когда она решила, что может поквитаться, сможет двигаться вперед, гребаная Жаклин оттолкнула ее назад. И она не могла сердиться на нее, потому что та была мертва. Злиться на мертвого человека было неправильно. Да и бесполезно.

— Привет, — ответил он.

Она ждала. Ждала сочувствующих вопросов, типа, все ли с ней в порядке, или как она держится? Но ничего подобного не последовало.

Она сглотнула.

— Меня зовут Орион, — сказала она.

Он моргнул, его лицо ничего не выражало. Ей стало интересно, не думает ли он, что она сходит с ума. Хотя это не имело значения.

— Мне двадцать четыре года, и у меня нет водительских прав, — продолжила она. — В моем доме нет бокалов для вина. Твиттер, Инстаграм и Убер — это одни из многих слов, которых я не понимаю. Но зато я могу приготовить суп из омара с нуля, — она сделала глубокий вдох. — Два месяца назад я выбралась из подвала, и не думаю, что когда-нибудь стану нормальной или чем-то похожей на девушку, которую поцеловали на крыльце десять лет назад, — она резко втянула воздух после того, как произнесла эти слова. Ей хотелось проглотить их обратно — слишком много откровенностей. — Я никогда не буду в порядке. И никогда не стану нормальной.

В глазах Мэддокса плясали свет и тьма, надежда и страх.

— Приятно познакомиться, Орион, — сказал он немного грубым голосом. — Меня зовут Мэддокс. Я люблю пиццу с ананасами. Единственное, что умею готовить — это рамен. Я пью слишком много виски. Плохо сплю. У меня вспыльчивый характер. Я полицейский, потому что хочу всех спасти и загладить вину перед одним человеком, которого спасти не смог.

Слова гудели между ними, пульсировали, как живое существо.

— Приятно познакомиться, Мэддокс, — кротко ответила она.

Они смотрели друг на друга дольше, чем это было уместно, дольше, чем это было безопасно.

— Полагаю, отсутствие прав означает, что тебя нужно подвезти? — спросил Мэддокс с легкостью в голосе, которая, как они оба знали, была ложью.

Орион хотелось упасть в обморок от облегчения. Ей не нужна была правда перед могилой ее лучшей подруги.

— Да, я бы этого хотела, — тихо сказала она. — Спасибо.

***

По дороге домой они не разговаривали.

Мэддокс включил знакомую ей музыку, и она успокоилась. «Radiohead», «Queens of the Stone Age», «Green Day». Орион задумалась, не специально ли он создал этот плейлист?

Он не давил на нее. Вел машину непринуждённо, одна рука на руле, другая лениво покоилась на бедре. Она долго притворялась, что не смотрит на его руку. Странное притяжение удерживало ее взгляд от того, чтобы взглянуть на нее. Она совсем не понимала свое очарование этой рукой.

Нет, это была ложь.

Она понимала.

Она представляла, каково бы было, если бы эта рука лежала на ее бедре. Возможно, реалистичнее бы было представить, каково это отрастить крылья и улететь. Она никогда не собиралась ехать в машине с мужской рукой, лениво лежащей на ее бедре, была бы это рука Мэддокса или кого-то другого.

Такое возможное будущее было у нее украдено.

Легкое прикосновение мужчины было не чем иным, как фантазией. Даже если бы она набралась достаточно смелости, чтобы позволить мужчине прикоснуться к ней, это никогда не было бы легко. Его кончики пальцев, его руки касались бы мест, уже покрытых синяками, шрамами от мужчин, которые были до него. Эти прикосновения были бы подобно раскаленному железу, обжигающему ее плоть.

Остаток пути она провела, злясь на себя за то, что думала о руке Мэддокса на своем бедре через несколько минут после похорон своей близкой подруги. Ей следовало сосредоточиться на других вещах. Более важных. Например, на мести.

— Я могу научить тебя, — сказал Мэддокс.

Они остановились, Орион только сейчас это поняла. Они припарковались перед ее жилым комплексом. Она даже не заметила, как они проехали через ворота. Здесь была хорошая охрана. И для этого ей пришлось бы залезть в сумочку, чтобы показать свое новое удостоверение личности. Должно быть, она это сделала, хотя и не помнила об этом.

— Научить меня? — повторила она.

— Водить, — уточнил он. — И прежде чем ты сразу скажешь «нет», знай, что я хороший учитель. Я научил Эйприл. Она кричала на меня только раз, — он пожал плечами. — И еще ни разу не попадала в аварию.

Мэддокс был прав. Она сразу же захотела сказать «нет». И что сегодня сесть с ним в машину, — было исключительным обстоятельством.

Временным помешательством.

Орион уже дала себе обещание относительно Мэддокса: никогда не оставаться с ним наедине, и как можно чаще его избегать.

Но она помедлила, прежде чем произнести свой отказ, потому что задумалась о том, а кто бы еще смог ее научить? Единственным человеком на земле, с которым она чувствовала себя комфортно, была Шелби, но она тоже не умела водить. Ее отец учил ее. А у Орион не было отца. Она подумала о том, что к тому времени, как Шелби сможет сесть за руль, она измениться еще больше. Она стала бы для нее не более чем незнакомкой, с которой у нее было общее прошлое.

Орион подумала о том, что ее брат мог бы ее научить.

Укол острой и невыносимой боли неожиданно пронзил ее сердце. Она чуть не вскрикнула, но проглотила этот звук. Она скучала по своему брату так сильно, что это причиняло физическую боль.

Она ненавидела эту гребаную жизнь.

Мэддокс наблюдал за ней. Она знала это. И то, что он изучал ее этим взглядом. Своим полицейским пристальным взглядом.

Скорее всего, он ожидал, что она откажется. Или надеялся, что она согласится. Но по какой причине? Чтобы заглушить чувство вины перед выжившей девушкой? Или получить какую-то власть над ней? Или таким образом присматривать за ней в поисках признаков зависимости? Безумия?

Он хорошо умел наблюдать за ней и замечать разные вещи. Орион знала это, потому как ее кожа горела каждый раз, когда его голубые глаза останавливались на ней. Все внутри нее пыталось вырваться и превратиться не во что-то темное и уродливое, а во что-то новое и прекрасное.

Если бы она сказала «да», то он получил бы возможность чаще наблюдать за ней, видеть. Было слишком рискованно держать Мэддокса так близко ко всему, что она делала. Мэддокс больше не был тем парнем, которого она целовала на крыльце дома его родителей. Он был полицейским.

Он был полицейским, который арестовывал монстров и спасал жертв.

Она не была жертвой. Больше нет.

Ее целью было стать монстром.

— Хорошо, — ответила она, не понимая, кто именно сказал это за нее.

Была ли это жертва, монстр, или Ри? Которая, как она была уверена, оказалась еще одним пятном, оставленным на бетонном полу Клетки.

_____________________________

* B. A. C. A. (Bikers Against Child Abuse) — благотворительная всемирная мотоциклетная организация, созданная из членов байкерского сообщества. Их предполагаемая цель — расширение прав и возможностей детей, подвергшихся насилию.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒