Третья эпоха 42 страница

Еще при жизни основателя движение проникло в американские колонии, и в Пенсильвании его организовал Уильям Пенн; в этом штате в настоящее время проживает 4/5 всех приверженцев этой секты (ок. 170000).

В самом начале своего существования квакеры воспринимались как социально нежелательное движение (отказ от принесения клятв и военной службы, от официальных богослужений) и поэтому подвергались преследованиям.

б) Из-за многочисленных спадов и подъемов сильно страдало внутреннее единство движения без строгой организации; при этом постоянно рождались противоположные догматические концепции. Но несмотря на все эти явления, квакеры оказали заметное влияние, особенно во время и после первой мировой войны, на религиозную и культурную жизнь Западной Европы и США.

в) В основе вероучения квакеров лежит представление о «внутреннем свете», побеждающем грех и объединяющим человека с Иисусом Христом. И так как в душе каждого человека в виде «внутреннего света» присутствует Бог, то и Церковь, и священство, и таинства— в том числе и крещение, — и даже Библия отвергаются квакерами в качестве источника веры и высшей истины. В их организации есть старейшины, проповедники и наставники молодежи, но они не признают штатных должностей и церковные порядки. Богослужения представляют собой прежде всего молитвенное молчание. Главным являются личные искания под водительством «внутреннего света», особое внимание уделяется сохранению нравственной чистоты путем добрых дел (воздержание, порой пуританский запрет на танцы и прочие увеселения).

Движение квакеров никак нельзя назвать квиетистским, оно скорее направляется необычайным миссионерским порывом. Существуют квакерские школы и высшие учебные заведения. Квакеры прежде всего отстаивают человеческое достоинство (например, в первой мировой войне) и работают тем самым на дело мира.

ВОСТОЧНЫЕ ЦЕРКВИ

§121. Многообразие и единство христианского Востока

I. Введение

1. В первом томе (§34) мы временно вывели за скобки рассмотре ние истории восточной Церкви. Это соответствовало исторической ситуации. С момента разрыва официальных отношений с Ватиканом римско-католическая Церковь, которой в первую очередь посвящена эта книга, не испытывала существенного влияния со стороны великих Церквей-сестер. Ислам уже давно поставил мощную преграду между Востоком и Западом. И латинская Церковь в своем развитии тем упорнее следовала только законам западного и даже римского ареала. Правда, крестоносцы прорвались через этот заслон, и их прорыв внес в жизнь европейского Запада бесценные импульсы. Но их предприятие никак не способствовало сближению разделенных Церквей. Напротив. Все то, что вкупе можно назвать эгоизмом крестоносцев, углубило пропасть разрыва. Жестокость, проявленная ими при взятии православного Константинополя в 1204г.; изгнание греческих епископов латинскими патриархами; запрет, наложенный ими на византийский обряд; множество других невероятных унижений и всякого рода ущемлений, которые принесла на византийскую землю бессмысленная авантюра Латинской империи, остались в памяти греков и Греческой Церкви как тяжелая душевная травма²⁷⁷. И она обрекла на неуспех различные попытки воссоединения, предпринятые в последующее время (§54, II; 66 и ниже §123). Аналогичным образом глубоко укоренившееся недоверие русских православных христиан к латинской Церкви объясняется, в частности, захватнической политикой тевтонского ордена в Прибалтике²⁷⁸.

Приток греческой учености из Византийской Церкви начиная с XVв. заметно обогатил богословское мышление на Западе, но латинская Церковь еще долгое время продолжала коснеть в своей изолирован ности. Османская империя все сильнее угрожала распространиться на Запад и препятствовала всякому сближению Запада с восточным христианством. Даже в 1484г. на синоде в Константинополе латинян снова, как и всегда, сурово упрекали за их заблуждения.

2. Правда, в Новое время со стороны латинско-католической Церкви был предпринят ряд попыток нащупать контакты с православными Церквями. Но, во-первых, эти подчас титанические усилия (см. ниже) оказывались не особенно успешными, а, во-вторых, как раз они усилили недоверие «восточников» к латинянам. Восточные Церкви снова увидели в римских посланцах крестоносцев, иными словами, не столько добрых пастырей и проповедников Благой Вести, сколько представителей системы, которая, по их мнению, стремилась прежде всего расширить сферу своего влияния и даже своей власти.

Правда, многие свидетельства и отзывы говорят о том, что приверженность вере папских посланцев и чистота их помыслов, подтвержденная героическими жертвами, не была оценена по достоинству. Но все проницательные историки в наши дни единодушно считают, что «захватнический», «прозелитический» метод, применявшийся папскими посланцами, был в высшей степени неудачным.

Для исторического понимания проблемы необходимо видеть, что эти недостатки в определенной мере укоренены в образе мыслей и действия, характерных для латинского Запада. Со времени перемещения политической активности на Восток сначала Диоклетианом, а затем Константином, с того момента, когда был сделан решительный шаг к духовной самостоятельности Запада, что соответство вало концепции Церкви, выдвинутой Августином, с момента становления того, что определяется термином «civitas christiana», в западном христианстве все более ослаблялось сознание церковной связи с Востоком. Развитие и укрепление Церкви на Западе опиралось на своеобразное, замкнутое само на себя сознание. Несмотря на все ограничения и оговорки, в представлении Запада мировая действительность являла собой единое целое, совпадала с латинской Церковью папства; западное сознание не вмещало в себя претензий церковного Востока на равенство, не говоря уже о диаконии. Запад имел весьма смутное представление о державной мощи византийского царства, о его великолепной культуре, его самосознании и его сознании своего посланничества; Запад слишком мало знал о том, что Византия была щитом против ислама, что Киевская Русь, а затем Великое княжество Московское защищали его от монголов.

Соответственно на протяжении многих столетий Запад не поднимался до концепции общего наследия и судьбы с восточной Церковью, т. е. до того единственного представления, которое могло бы освободить его— при условии сотрудничества с христианскими братьями на Востоке— из сужающегося кольца ислама, избавить от надвигающейся азиатской угрозы²⁷⁹.

Говоря об этом сужении кругозора западной Церкви, мы должны, вероятно, вспомнить о том единственном эпизоде, когда Римская Церковь пренебрегла возможностью воссоединения: речь идет о деяниях славянских моравских апостолов(Первоучители славянских народов, святые (и православной, и католической Церкви) Кирилл [Константин] и Мефодий по происхождению не славяне, а солунские греки, «как видно из естественно понимаемой (без обычных перетолкований) заметки зальцбургского летописца под 873-м годом («quidam Graecus Methodius»)»— цит. по: Поснов М. Э. История христианской Церкви. Брюссель: Изд-во «Жизнь с Богом», 1964, с. 245. — Прим. ред. ), но именно тогда западная Церковь решила остаться общиной, говорящей только по-латыни. Это было судьбоносное решение, и оно имело не только позитивную сторону. В нем следует искать важнейшую причину углубления разрыва с восточным христианством.

3. Итак, минуя различные страны и эпохи, мы добрались— к началу ХIХв. — до того соотношения сил, которое снова восстановило духовный, богословский и церковно-политический контакт обеих Церквей на Востоке и на Западе.

Могущество ислама, столь долго угрожавшего христианству, неудержимо ослабевало. Несмотря на отчаянное сопротивление, он потерпел поражение в 1571г. (битва при Лепанто), а с 1683г. начал отступать. Священный союз, т. е. сплочение православной России, протестантской Пруссии и римско-католической Австрии против «антихриста» Наполеона²⁸⁰, а позднее мощное (хотя и весьма неоднозначное) влияние русских мыслителей и литераторов на духовную жизнь Европы, начавшееся в ХIХв., означало повторную встречу Европы с православным Востоком.

Эта встреча в конце прошлого века стала более доверительной благодаря плодотворным усилиям западных и православных мыслителей, стремившихся сохранить сокровища православного благочестия.

И все же этот экзотический мир восточных Церквей остается для нас в каком-то глубинном смысле еще неизвестным. Мы еще не вступили с ними в тот интимный контакт, который придает уверенность суждению, — такую, например, с какой мы подходим к оценке различных этапов западной церковной истории, где хотя бы некоторые моменты кажутся само собой разумеющимися. Даже в трудах авторитетных историков восточной Церкви постоянно звучат жалобы на отсутствие в той или иной области более ранних исследований, которые придали бы научную убедительность компетентному суждению.

И несмотря на это мы полагаем, что огромное значение восточных Церквей и во многом героическое величие их блистательной и многострадальной истории оправдывают нашу попытку в этом направлении.

Кроме того, важнейшим импульсом является экуменическое мышление. Оно становится все более определяющим для нашей эпохи, оно нарастает неудержимо, как глубинная волна. Оно уже сегодня стало духовной реальностью. После того, как папа Лев ХIII настойчиво указал на сокровища восточных Церквей²⁸¹, созыв современного экуменического Собора, о котором Иоанн XXIII говорил как о дальней перспективе, переместился в план непосредственной церковной истории и обрел актуальное значение.

В контексте этой экуменической реальности наш анализ с необходимостью должен учитывать результаты изучения истории восточных Церквей: Реформация XVIIв., реальным следствием которой явился церковный раскол христианства, была протестом против специфически западной ориентированности католической Церкви. Ипотому можно с полным основанием утверждать, что определенные перегибы и крайности средневекового развития, которые мы не могли обойти молчанием, вряд ли были бы возможны в Церкви, где действовали бы восточные патриархаты со всем своим авторитетом апостольской традиции, столь высоко ценимой папами новейшего времени. Знание восточных Церквей может принести большую помощь, когда нужно будет ответить на животрепещущий вопрос о возможности воссоединения²⁸².

4. Если мы таким образом решаем включить в наш анализ историю восточной Церкви, располагая тем запасом знаний, который накопили к настоящему моменту, нам с необходимостью придется вернуться назад, к более ранним временам. О восточном благочестии, восточном монашестве, о миссионерской энергии восточных Церквей нельзя составить достаточно полного представления, исходя только из того, что было для них возможным и что еще возможно в XIX и ХХвв. Чтобы составить адекватное суждение, нужно оглянуться на то, чем они были до того, когда большие части этих Церквей парализовал длившийся столетиями гнет ислама, нашествие монголов, турецкое владычество и связанные с этим бесконечные войны, выселения, истребления. Необходимую исходную базу дают нам для этого изложенные выше сведения из эпохи древней Церкви и некоторые факты из средневековья.

II. Церковь или Церкви?

1. В истории христианской древности мы говорили о восточной Церкви в единственном числе, понимая под этим весь церковно-хри стианский Восток как единое целое. Такой подход был правомерным во многих отношениях. Во-первых, потому что (если отвлечься от особых церквей несториан и монофизитов) догматическое, литургическое и каноническое единство различных патриархатов, включая румынскую, славянскую и другие национальные Церкви, т. е. единство «православной Церкви» действительно существует²⁸³. Существовал даже, хотя и в ослабленном смысле, единый церковный государь Востока, вселенский патриарх Константинополя. Имеются многочисленные доказательства того, что византийские патриархи стремились распространить свое влияние и даже свою власть на другие Церкви и патриархаты, удержать за собой право официально рукополагать для них верховных пастырей. Эти тенденции были не только выражением естественного человеческого стремления к самоутверждению, их сила состояла в том, что они переносили верховное владычество василевса над христианством своего царства (вполне реальное и в церковном смысле)— на личность вселенского патриарха. Нам известно об этом со времен Константинополя и возведения христианской религии в ранг государственной. Нам известно о постепенном увеличении церковного ареала, зависимого от Константинополя, особенно со времен Халкидона, когда вселенский патриарх получил право рукоположе ния в диоцезах Фракии, Понта и Азии²⁸⁴. В ту эпоху патриарх «второго», «нового», Рима стал почти что высшей апелляционной инстанцией в восточной Церкви. Позже вследствие арабского завоевания патриархи Иерусалима, Антиохии и Александрии были практически отлучены от своей паствы и часто искали защиты в Константинополе, а патриарх Константинополя все более становился de facto «вселенским» епископом Востока. Выше (§41, II) уже говорилось о том, как Фотий отрицал примат старого Рима и требовал признать примат Константинопольской кафедры, а также о том, как он успешно распространял свое влияние на Балканы (Болгария).

Церковная автономия различных православн ых и раскольнических Церквей пыталась, правда, энергично сопротивляться претензиям Константинополя, однако стремление к церковной централизации оставалось. В течение многих столетий не прекращаются попытки в определенном смысле грецизировать православ ные Церкви славянского и арабского языкового ареала, а также румын, или по крайней мере (и прежде всего) передать епископские кафедры грекам.

В этом причина многочисленных споров и конфликтов между местным клиром и настойчивыми греческими претендентами на епископские места. Точно так же долго длилось соперничество между славянской и греческой литургией в Сербской, Болгарской и Румынской Церквях.

2. Даже турецкое владычество в значительной мере способствовало претензиям вселенского патриарха. При беспощадной финансовой эксплуатации, спорадичес ких преследованиях и непредсказуемых взрывах жестокости турки проявляли достойную удивления религиозную терпимость в отношении христиан. Они даже сохранили некоторые христианские церкви и их клир. Уничтожение василевса и тот факт, что его место занял султан, не означал устранения раскола восточных Церквей (Братсиотис). Но для новых властителей было проще иметь дело только с одним, ответственным за всех, христианским церковным главой; а им не мог быть никто, кроме патриарха прежней столицы. Именно тогда, под турецким владычеством, совместными усилиями завоевателей и фанариотов²⁸⁵ на Балканах осуществлялась упомянутая выше грецизация²⁸⁶.

3. Об одной православной Церкви можно говорить постольку, поскольку каждая отдельная автокефальная Церковь понимает себя как духовное представительство всей истинной кафолической Церкви той же веры.

Зафиксировать это духовное единство пытались синоды XVII (Яссы, 1642г., Иерусалим, 1672г.; оба синода, кстати, высказались против протестантизма) и ХХ столетий (Константинополь, 1923г., Афины, 1930г. ). Наконец, представители всех православных Церквей встретились на Родосе по приглашению вселенского патриарха. Целью и желанием этой конференции было подвигнуть православные Церкви к осознанию своего наднационального характера²⁸⁷. Православие прокламировало здесь себя как единая община под духовным руководством патриарха Константинопольского²⁸⁸.

4. Но это единство следует понимать только в духовном смысле, никоим образом не имеется в виду какое-либо юридическое главенство или подчинение. Единство хотя бы приблизительно в том смысле, как оно существует в латинской Церкви папства, никогда не имело места на Востоке. Отдельные патриаршьи Церкви скорее автокефальны²⁸⁹, т. е. подчиняются единому главе.

Однако это отнюдь не исключает оживленных межправославных контактов. На Родосе все участники конференции, в том числе и Русская Православная Церковь, ратовали за усиление и углубление этих связей. Россия уже во время юбилейных торжеств 1948 и 1958г. в Москве установила постоянные отношения с большинством православ ных Церквей. Современное расщепление православия вызывает всеобщее сожаление. Объединяющим фактором остается принцип, согласно которому юрисдикцию над православной, но еще не имеющей иерархии страной, осуществляет Константинополь.

Энергично ведется подготовка всемирного православного собора, который должен будет заняться актуальными проблемами православия и, кроме того, проблемой отношения к латинским Церквям и конфессиям и к «восточным», «меньшим» Церквям. Богословские беседы о воссоединении ведутся с монофизитами. В Константинополе существует собственная, весьма активная панправославная и еще одна так называемая панхристианская (по делам отношений с другими христианами) патриаршья комиссия; генеральным секретарем обеих комиссий является известный богослов и митрополит Хризостомас Константинидис.

5. Это многообразие и самостоятельность Церквей является характерной особенностью Востока. И у нее весьма глубокие корни. Многие Церкви Востока были изначально апостольскими²⁹⁰, в то время как на Западе была только одна основанная апостолом Церковь— Римская. Многообразие происхождения характерно для Востока.

Раннецерковные установления отличаются большим разнообразием. Ссамого начала языковыеразличия в литургии и вообще в провозглашении Благой Вести воспринимались здесь как нечто само собой разумеющееся. Народный элемент проявлялся в том, что каждый народ группировался, подчиняясь собственному верховному главе. Церковные границы и «национальные» границы перекрывались. Самым древним примером тому является Сирийская Церковь, основанная вIв.

Эти близкие отношения между Церковью и «народом» (или племенем), а значит и государством, имели решающее значение для всего дальнейшего развития. Вот почему сдвиги политических границ, например, в многообразных и запутанных перипетиях, взлетах и падениях Византии в борьбе против болгарского и сербского царства всякий раз неизбежно и долго отражались на церковной истории. Каждое новое изменение границ после очередной войны обуславливало новые границы влияния Церкви. Эта политическая связь или ориентация позже с окончательной ясностью проявится в России. Киев, а потом Москва станут как политическими, так и церковными метрополиями.

Все это дает весьма пеструю и причудливую картину расщепления восточных Церквей и обрядов, которая с трудом поддается описанию. Сдвиги и смещения границ после двух мировых войн ХХ столетия еще более усложнили для историка обзор современной ситуации в этом ареале.

В Польше до второй мировой войны (1932г. ) имелось 4 миллиона католиков и 4 миллиона некатолических «восточных» христиан, весьма различных по национальному происхождению. Многие православные поместные Церкви, руководствуясь традицией и обычаями, соперничали и противостояли друг другу. Или вспомним о разного рода течениях, движениях, реакциях и схизмах среди рутенитов. В настоящее время кроме русских самое мощное рассеяние наблюдается у армян: они живут в России, Турции, Иране, Сирии, Ливане, Египте, США; в Европе, например, в окрестности Лиона, имеется большой армянский город.

Расщепление очень характерно и для того комплекса стран, где некогда христианская весть была наиболее плодотворной: на Переднем Востоке. Там христианство чуть ли не полностью уничтожено. Но и то, что от него осталось, все-таки делится на разного рода группы, члены которых также не образуют и не ощущают своего социально-культурного единства. В горной части Ливана существуют рядом друг с другом Маронитский патриархат в Бкерке, Греческо-католический патриархат в Бзоумаре, Армянско-православный патриархат Антилиаса, Сирийско-католический патриархат в Шарфе и апостольская нунциатура, и все это помимо православ ного священства. — В Каире маленькое христианское меньшинство представлено семью католическими обрядами, каждый со своей юрисдикцией, а кроме того имеются православные Церкви— Коптская, Греческая, Сирийская, Халдейская.

6. Несмотря на изначально смущающее церковное расщепление следует еще раз подчеркнуть, что это многообразие прежде было связано глубоким единством. Восточные Церкви ощущали себя единой Церковью, и они суть одна Церковь. Единство это восходит к працеркви через византийскую императорскую Церковь (с догматическими оговорками относительно особых Церквей) к славянским Церк вям на Балканах и в России и к Румынской Церкви.

Тем не менее, следует учесть, что эта связь времен была нередко (а иногда и в высшей степени) внешней и определялась общей враждебностью Риму, а в новейшее время к протестантским общинам.

Ныне несмотря на далеко зашедшее расщепление на национальной почве, православная Церковь не только сильнее, чем столетия назад, осознает свое единство, но и предпринимает энергичные попытки его укрепить. Упомянутая Конференция на Родосе и богословские работы, опубликованные ее участниками, служат тому доказательством.

7. а) Итак, если мы попытаемся заметить определенные закономер ности в истории этого многообразия, мы увидим, что здесь на Востоке историческая проблема оказывается намного более сложной. Более того, если отвлечься от общности вероисповедания, создается впечатление, что характерным и определяющим фактором развития было как раз отсутствие всеохватывающего и всепроникающего единения. Движение истории представляется причудливым сочетанием и неукротимой борьбой неравных компонентов: византийско-греческого, румынского и южно- и северославянского. Это развитие либо постоянно, либо в течение нескольких столетий (как в России) нарушается и жестоко подавляется необычайно мощными внешними силами. И таким образом, в огромном ареале, предстающем перед исследователем, пестрота и изменчивость картины достигает таких размеров, что кажется невозможным уловить здесь какую бы то ни было закономерность.

Чтобы составить первое впечатление, возьмем для примера Византию. Несмотря на глубоко впечатляющую волю к жизни, о которой свидетельствует история вселенского патриархата в Новое время, расщепление так велико, эпохи расцвета столь быстро сменяются периодами упадка и бессилия, политические и церковно-политические сдвиги влекут за собой такие этнические, духовные, церковные перемены; смуты и смены вех так многочисленны и чувствительны, церковная жизнь в ее многообразии столь часто попадает в непосредствен ную зависимость от случайных прихотей политической власти, декорации конкретных событий так стремительно смещаются, что попытка уловить реалии «духовного пространства», обвести их крупным общим контуром не удается.

В эпоху высокого и позднего средневековья и в Новое время ситуация во многом отличалась от той, которую мы смогли обрисовать для древней истории Церкви. Там мы имели дело с однойуниверсальной империей и с духовными фундаментальными процессами формулирования догматов, развитие которых подчинялось значительной и сравнительно легко уловимой закономерности.

б) Поэтому мы изберем другой путь. В первой части нашего обзора мы проследим историю отдельных восточных Церквей. Во второй части мы поставим вопрос об их общих особенностях и о своеобразии их подхода к понятиям Церкви, спасения, литургии, монашества, клира.

§122. Отдельные восточные Церкви

I. Вселенский патриархат в Константинополе

Много веков подряд и вплоть до наших дней вселенский патриархат в Константинополе в определенном (изменявшемся) смысле являлся духовным центром православной Церкви. Эту роль оспаривала у «второго Рима» Москва, но не вполне успешно.

1. Основание и возвышение церковной метрополии в Константино поле было, как мы знаем²⁹¹, связано с политическими, а говоря конкретнее, с государственно-церковными обстоятельствами. Здесь имело место прямое продолжение языческих представлений об императоре как о summus pontifex. В пространных высокопарных титулах Константина Великого, которые мы встречаем у Евсевия Кесарийского («богоизбранный» и пр. ²⁹²) и которые позже стали адресовать также и церковному владыке третьего Рима, император представлен как законный юридический владыка Церкви.

О таком государственно-церковном подходе к сану епископа Константинопольского в простоте душевной рассуждает Халкидон, выдвигая обоснование 28-го канона; он говорит, что кафедре епископа следует оказывать такое же почитание, как и престолу в Риме, «коему от отцов наших было оказано предпочтение, ибо он был градом императора»²⁹³. Это означало, что ранг епископа соответствует рангу города или выводится из него.

Этот принцип, о котором мы уже говорили (см. выше, §122), многократно повторяясь позднее во всех восточных Церквях (в том числе и как средство защиты против тенденции к централизации, особенно патриарха Константинопольского) расширился до чреватого последствиями тезиса, который в наши дни столь высоко вознесен большинством восточных Церквей: политическая свобода есть основа церковной независимости.

Из Византии государственная церковность как господствующая форма церковной жизни перешла на все основанные Византией Церкви. И таким же образом идея императора всей земли— помазанника Божия перешла ко всем православным народам: болгарам, сербам, русским.

2. Для всякого исторического феномена небезразлично, в каких географичес ких, культурных, даже ландшафтных условиях он развивается.

Чтобы полностью оценить по достоинству православие, а также ту огромную роль, которую играет в нем Константинополь, не следует забывать об уникальном географическом расположении этого города, приводившего в восторг всех путешественников, и о царившей в нем атмосфере поистине имперской культуры. Историческая память о проходивших здесь важнейших соборах²⁹⁴, живое ощущение могущества и красоты, осознание себя городом по преимуществу, бесспорно срединной точкой— все это отражается на церковной сфере.

Византийские митрополиты, подчинявшиеся вселенскому патриарху не слишком стремились сохранить свои места в провинции: их притягивал Константино поль; там обреталось множество церковных иерархов. Таким образом сформировалось некое подобие римской курии, некий «двор», атмосфера которого в силу имманентной логики отнюдь не благоприятствовала христианскому стремлению к совершенству.

3. В христологических спорах Византия утвердилась как центр православной веры; на нее ориентировалась не признавшая раскола часть Антиохии, Александрии, Грузии, а также патриархат Иерусалима. Благодаря отвоеванию для царства части Сирии во второй половине Хв. (Антиохия, 969 г. ) в Антиохии укрепилась греческая община и православие. Но политика насильственных мер, направленных против «еретиков», и попытки принудительно насадить православие вызвали антипатию местных яковитов к Византии. Такие же насильственные меры, направленные против рутенов (у которых византийцы в 1045г. отняли последнюю резиденцию), привели лишь к тому, что началась массовая эмиграция этих христиан на Запад. Во время крестовых походов патриархи Антиохии и Иерусалима часто жили в изгнании в столице царства. Легко понять, что обряд и церковное право этих метрополий приближались к византийским.

В свою очередь расширение византийского царства с момента отвоевания столицы в 1261г. вплоть до XIVв. укрепили в патриархах сознание своего могущества, и на этот раз— в противовес Риму. Когда затем из-за близорукой политики Запада (изоляционистская политика Карла Анжуйского, поддержанного курией, 1281г. ), а также из-за продвижения турок положение Константинополя и империи стало более уязвимым, имели место известные попытки воссоединения со стороны императора, но патриарх, монахи и народ упрямо оставались на антиримской позиции. Именно в последние полвека независимости столицы это противостояние усилилось. За исключением нескольких мужей Церкви (см. Собор в Ферраре_Флоренции, т. I), стремившихся достичь взаимопонимания с Римом, в те времена и богословы были в большинстве своем настроены полемически против латинян.

Ибо еще большим злом было глубоко укоренившееся внутреннее разделение обеих частей христианства. Об этом свидетельствует крах обеих уний— Лионской и Ферраро-Флорентийской. Хотя латиняне и греки еще накануне падения Константинополя совместно отслужили литургию, сопротивление народа и монахов ненавистным латинянам было слишком велико. Да и после падения империи обе части христианства, ослепленные враждой, противостояли друг другу.

4. а) С момента захвата Константинополя турками (29 мая 1453г. ) начался новый период в истории восточной Церкви. После трех дней кровавых убийств султан Мехмед II приказал установить мир в завоеванном городе. Оставшимся в живых христианам было предписано вернуться. Исповедание христианской веры (как и в других некогда завоеванных христианских землях) было дозволено. Христиане (как и евреи) подпадали под действие определенных особых законов (исключение из военной службы, запрет на вступление в брак с мусульманами и на представление свидетельских показаний в суде против мусульман; повышенные налоги и поборы; публичное отправление культа не допускалось).

б) По приказу султана находившиеся в Константинополе епископы избрали нового патриарха, высокоученого Геннадиоса Схолариса, убежденного противника унии с латинской Церковью²⁹⁵. Султан принял назначение патриарха в той же форме, как некогда император (новоизбранный патриарх упал ниц перед султаном, а тот вручил ему епископский жезл). Султан подтвердил его главенство над всеми христианскими патриархами и представительство за всех христианских подданных султана; патриарх был также верховным судьей христиан во всех гражданских брачных тяжбах²⁹⁶.

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 414243 44 45 46 Следующая ⇒