Якуб Колас 9 страница

Несколько минут сидевшие за столом не обращали на Савку никакого внимания. Они изредка обменивались между собой короткими фразами и кивали друг другу головами, очевидно, в знак согласия. Вся эта обстановка и таинственные переговоры наводили на Савку страх и уныние. Он стоял неподвижно, устремив глаза в одну точку, присмирев, чтобы показать свою полную покорность, и с ужасом ждал минуты, когда обрушится занесенный над его головой карающий меч. Мысли, выбитые из колеи необычайными событиями, беспокойно метались в голове Савки, тщетно пытавшегося разрешить целый сонм тревожных вопросов.

Наконец рыжий, по-видимому старший из сидевших за столом, поднял голову и уставился на Савку выпученными глазами. С, минуту он глядел молча, словно гипнотизировал стоящего перед ним Савку.

— Иди сюда! — тихо, но повелительно произнес он. Савка, весь избитый, в волдырях и кровоподтеках, сделал два шага по направлению к столу и остановился.

Шустрый вперил в Савку свои мышиные глазки. Он по-прежнему улыбался.

— Где тебя так избили? — участливо спросил он Савку.

От волнения у Савки пересохло в горле, и голос его охрип.

— Выпили и подрались, — отрывисто ответил Савка.

Он подумал, что не стоит много говорить, а то еще больше запутаешься; достаточно отвечать на вопросы. Так ему в прежние времена советовали люди, имевшие в этой области богатый опыт.

— Выпили и подрались! — повторил шустрый, хитро и многозначительно усмехнувшись, как бы говоря: «Болтай, болтай! А мы знаем нечто другое и гораздо худшее».

Затем допрашивал рыжий. Его вопросы быстро следовали один за другим.

— Как зовут?

— Сколько лет?

— Чем занимался?

— Под судом был?

— За что судился?

Все эти обычные вопросы следователя и другие в том же роде были хорошо известны Савке. Но хотя они были незамысловаты, он умышленно давал путаные ответы, чтобы показаться недалеким и придурковатым. Савка знал, что впереди его ждут более трудные вопросы. И вскоре рыжий стал их задавать:

— Ты признаешь новую власть?

Савка немного подумал и ответил:

— Признаю.

Попробуй не признай в такой обстановке!

— Ты знаешь, что войт — должностное лицо. Что же тебя побудило совершить покушение на убийство войта?

— Покушение на убийство? — с удивлением спросил Савка. — У меня и в мыслях такого не было.

— Но ведь ты нанес войту рану ножом.

— Этого я не помню.

— Значит, ты только помнишь, что выпивали и подрались? — все с той же неизменной улыбкой спросил шустрый.

— Это помню, а что бросился на войта с ножом — не помню.

— А из-за чего у вас получилась драка?

Этот вопрос был очень каверзным для Савки. Чтобы ответить на него, пришлось бы о многом рассказать. Савка же не знал, в какой степени осведомлены следователи. Лучше пока не касаться всей истории, а потом видно будет.

— Я был пьян и ничего не помню, — ответил Савка.

Шустрый не сводил с него глаз и, выслушав последние слова Савки, так выразительно усмехнулся, что Савку дрожь пробрала: он ясно видел, что ему не верят.

— Ну, так я тебе припомню, — сказал рыжий и подробно изложил содержание разговора Савки с войтом и его друзьями.

Из этого Савка понял, что следователям известно решительно все. Тогда он пустился на хитрость: надо самому признаться во всем, умолчав только о встрече с Цимохом Будзиком и дедом Талашом, чтобы на всякий случай оградить себя от их мести за предательство. Он так и сделал.

Слушали Савку внимательно. Когда он кончил, следователи его даже похвалили за то, что он взялся за такое почетное дело, как разоблачение преступников и врагов нового порядка.

Они надеялись услышать от Савки еще многое. Но Савка закончил свой рассказ.

С минуту все молчали. Рыжий, мрачно поглядывая на Савку, барабанил пальцами по столу. У шустрого был такой вид, точно он только что приготовился услышать что-то необычайно любопытное и был в полном недоумении оттого, что обвиняемый так некстати прервал свои показания. На лице у долговязого тоже было заметно разочарование. Видя, что Савка не намерен продолжать рассказ, шустрый подытожил факты, установленные следствием.

— Считаем неопровержимо доказанным, что покушение на должностное лицо со стороны обвиняемого имело место. Так и запишите, — обратился он к долговязому.

— Итак, поскольку покушение на войта установлено, — сказал шустрый, обращаясь к Савке, — этого одного достаточно, чтобы, по законам военного времени, тебя повесить. Из твоих показаний следует, что ты, несомненно, имел сношения с повстанцами против законной власти и утаил их. Отсюда следует, что ты сочувствуешь преступникам, а за укрывательство ты также заслуживаешь быть вздернутым на виселицу. Так обстоит дело. Но ты еще можешь спасти себя, если расскажешь нам, где находятся преступники, с которыми ты встречался, и поможешь нам поймать их.

Положение Савки становилось отчаянным. Но он был уверен, что о встрече с партизанами им ничего достоверно не известно и его, как говорится, берут на пушку. Он упорно отрицал, что виделся и говорил с партизанами. Долго бились с ним следователи. Старались на него воздействовать то уговорами, то обещаниями, то угрозами, увещевали его, а Савка твердил свое:

— Не знаю. Не видал.

Тогда рыжий круто изменил тактику. Он внезапно поднялся, лицо его побагровело, он, точно кувалдой, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Врешь, скотина! Но мы тебя спросим по-иному.

Он сердито зашагал к узкой двери, дважды постучал в нее и крикнул:

— Адольф!

Дверь тотчас же раскрылась. Наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, в комнату ввалился верзила богатырского сложения.

— Слушаю пана, — рявкнул он.

Рыжий кивнул головой на Савку.

— Бери его!

Савка не успел опомниться, как его сжали точно железными клещами и поволокли к какому-то предмету, на который он еще при входе обратил внимание. Вскоре он потерял сознание. Очнувшись; он почувствовал нестерпимую боль, дико закричал и снова потерял сознание. Немного спустя Савка снова опомнился и увидал себя лежащим на полу. Рядом стояли рыжий, шустрый и Адольф.

Савка тупо глядел на них.

— Скажешь, где повстанцы?

— Не знаю, — ответил Савка.

Он думал, что на этот раз ему поверят, но рыжий снова крикнул:

— Адольф!

Савка почувствовал, что сил у него больше не хватит, и сдался.

Три пары резвых коней крупной рысью бежали по лесным дорогам и гатям среди болот. В просторных санях сидели незнакомые люди, видно прибывшие издалека. Всего их было тринадцать человек. И народ все крепкий, молодой, здоровый, как на подбор.

По виду — это средней руки хуторяне. Держали они себя спокойно, с сознанием собственного достоинства. Куда они направлялись? Не в гости ли к соседям?

Однако ехали одни мужчины. Ночь укрыла их густой теменью от любопытных взглядов. Разве только изредка запоздавший путник провожал их пытливым взором и, сойдя с дороги, думал с тревогой: «Что это за люди? » Но ему и в голову не приходило, что в санях сидят переодетые легионеры, а среди них Савка Мильгун. Он показывал им дорогу в лес, где «гостей» поджидали дед Талаш и его товарищи.

Неважно чувствовал себя Савка, и не оттого, что его сильно избили и пытали, а оттого, что сломили его волю и заставили сделать то, чего он не хотел. Савка искренно стремился порвать с Василем Бусыгой и его компанией и отказаться от той гнусной роли, которую они ему навязали. Прожил бы как-нибудь на свете и без их милости. Но вышло не так. И страшно было Савке ехать туда, где он встретится с Талашом, Дед стоял перед его глазами; а в ушах звучали его слова: «Держи язык за зубами». Да Савка и не хотел выдать партизан, он сам ужаснулся при одной мысли о страшном предательстве, в которое его вовлекли. А, может быть, там никого не окажется? Как хорошо было бы застать там пустой шалаш! Ну, что с ним сделают, если в шалаше не: найдут деда Талаша: не мог же он привязать партизанского командира?! А следы его они увидят. Савка не думал о том, что будет, когда они вернутся из лесу. Он даже забыл о том, что он арестант и на руках его наручники, — их снимут только в том случае, если Савка укажет им шалаш, где укрылся партизанский вожак. Так ему было обещано. Впрочем, Савка этому не верил.

Сейчас за каждым его движением неотступно следили две пары глаз. Две руки сжимали рукоятки револьверов. Стоило Савке сделать какое-нибудь недозволенное движение или крикнуть, позвать на помощь, как его тут же пристрелят. А может, все-таки попытаться бежать? Ночь, лес, глухомань. А вдруг удастся?

Скверно было на душе у Савки, а ведь всего этого могло не быть, если бы он додумывал свои мысли до конца, не совершая легкомысленных поступков, надеясь на счастливый исход. Страшил Савку этот лес. Нет, не лес, а суд людской.

Скоро приедут. Вот и дорога кончается — дальше придется пробираться пешком.

Передние сани остановились. За ними, подъехав вплотную, остановились и другие. Отсюда было три километра до того места, где стоит шалаш деда.

Командовал рыжий.

— К оружию! — приказал он вполголоса.

Легионеры взяли карабины и револьверы, зарядили их; вышли из саней. Потом пошли гуськом по узкой лесной тропинке. Впереди шел Савка и два его конвоира. С него не спускали глаз. Шли осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума. А лес, плотно закутанный теменью, чутко ловил каждый звук, каждый шорох. Лес молчал глухо, враждебно. Казалось, пустынно было вокруг, безлюдно и мертво. Но обманчивой была эта тишина. В лесной глуши сновали, словно тени, неизвестные люди, пронизывая непроглядную тьму своими всевидящими глазами. Они уже знали — их смертельные враги в лесу. Шепотом передавались по замкнутому кругу добытые сведения о численности и вооружении противника, и неустанно суживалось кольцо окружения.

А враг приближался. С нарастающей тревогой вглядывался Савка туда, где должен был стоять шалаш. Уже больше часа шли они, крадучись, по лесной тропе. И вдруг вблизи мелькнул огонек. Он замигал, как волчий глаз в ночной тьме. «Эх, старый, — подумал Савка, — сам помогаешь врагу, выдаешь себя с головой». Савка дрожал как в лихорадке.

— Тут! — зашептал он, показывая на огонек.

Остановились.

Савка и его конвоиры остались позади. Его миссия была окончена. А десять человек во главе с рыжим двинулись вперед, потом разошлись и с дальней дистанции начали окружать шалаш и догорающий костер возле него. Томительно и напряженно тянется каждая минута. По мере того как сужается круг, конвоиры подталкивают Савку — ноги его точно одеревенели, отказываются служить. Из шалаша уже никто не уйдет — легионеры подошли к нему вплотную.

Одна за другой проходят минуты невыносимой тишины. Сверкнули узкие снопы света — карманные фонарики осветили шалаш. Но внутри него никого нет, осталась только охапка сена и пара старых дерюг.

Рыжий и его команда суетятся вокруг костра, слышатся их взволнованные голоса. Они разочарованы, обескуражены: проклятый партизан исчез, как злой дух. А он тут был, и недавно!

Рыжий обдумывает дальнейший план действий.

Он готов уже отдать новый приказ, но вдруг, как порох, вспыхнуло пламя невдалеке от шалаша и быстро распространилось ввысь, растекаясь по сучьям деревьев. И сразу же занялось пламя в другой стороне.

Вокруг шалаша стало светло как днем. Это Цимох Будзик, мастер по части поджогов, устроил такую иллюминацию.

— Складывай оружие! — загремел чей-то страшный голос.

— Складывай оружие! — словно эхо, разнесся вокруг многоголосый крик.

Со всех сторон из темноты, отодвинувшейся в глубь леса, ринулись партизаны, держа винтовки, наперевес для штыкового боя, и вмиг окружили плотным кольцом рыжего и его команду. Легионеры молча бросили оружие.

— А мы вас тут давно поджидаем! — сказал дед Талаш, и недобрая усмешка пробежала по его суровому лицу.

— Это тот самый, что меня арестовал! — крикнул Панас, протиснувшись ближе к огню и указывая на рыжего.

Савка от страха свалился. Сзади подбежали партизаны и взяли его вместе с конвоирами. Всех обезоружили и повели в шалаш.

Тут же состоялся короткий суд.

Несколько залпов, раздавшихся вскоре в лесу, свидетельствовали о том, что приговор приведен в исполнение.

А Савку судили отдельно, долго и тщательно. Партизанам было известно, что Савка ранил Василя Бусыгу и был арестован. Наконец, у Савки на руках наручники, а на лице и на шее синяки и кровоподтеки. Но судьи долго не могли прийти к единодушному решению. Одни считали, что Савку надо простить, другие были за то, чтобы его строго наказать. Наконец решили: пусть вынесут приговор Савке дед Талаш и Мартын Рыль.

Дед Талаш долго и укоризненно глядел на Савку, потом сказал:

— Уходи отсюда прочь, чтобы глаза мои тебя больше не видели.

И спросил Мартына:

— Ты согласен?

Мартын молча кивнул головой.

Морозы, внезапно нагрянувшие после мягких, ясных дней, продолжались недолго. Погода резко изменилась. Подул теплый ветер, над лесом и болотами нависла сизая пелена тумана: предвестник близкой оттепели. Осел глубокий снег в лесу и на болотах. Южный ветер стряхнул с ветвей деревьев снежный покров, весенней песней пронесся над кустарником, радостной вестью зашелестел в соломенных крышах хат. Деревья, освобожденные от зимних оков, веселее глянули на свет и дружным шумом откликнулись на порывы теплого ветра. Заплакала зима миллионами слез. Размякший, тающий снег глыбами пополз с крыш, тревожными шорохами нарушая тишину, а по улицам и дорогам потекли желтовато-мутные ручьи. Гимном весне звенела звонкая песня жаворонка… Во всем чувствовалось приближение ранней и дружной весны.

Весна — бурное половодье жизни, стремительное движение в бескрайние просторы, в туманную даль. Поток, увлекающий все — и людей, и растения, и все живые существа. Но в Полесье на этот раз ждали весну со страхом и тревогой. «Что принесет весна? » — в предчувствии грядущих событий спрашивали люди и украдкой готовились к ним.

Усилили работу военные штабы — возводили укрепления, перегруппировывали части, подвозили на фронт пушки и бронемашины, нащупывали уязвимые места в расположении противника, комбинировали, строили планы, как бы его ввести в заблуждением при первом удобном случае нанести удар там, где меньше всего ждали. Шла также подготовка и по другим линиям, не военного характера.

В городищенском костеле с самого раннего утра царило оживление. Площадь, ближайшие дворы и задворки были запружены повозками и экипажами. С близких и далеких мест, поместий, хуторов и ферм съехались паны и шляхтичи. Трезвон раздавался на всю округу. После службы паны и духовные лица встречались за чашкой чая и вели разговоры о борьбе с большевиками. Паны говорили также о том, что, как только просохнут дороги, легионеры двинутся в поход.

Весна, наступившая внезапно, в течение нескольких дней изменила до неузнаваемости вид Полесья. Болота превратились в сплошные озера, над поверхностью которых только кое-где выступали порыжелые кочки с прошлогодними травами, оголенный лозняк да высокие, засохшие ольхи, тоскливо простиравшие ввысь свои черные, подгнившие сучья. Одни только темные чащи хранили свою извечную суровость и угрюмое молчание, затаив в своих дебрях звериные логовища, непроходимые болота, речки, озера, песчаные бугры, островки, узкие проходы, дороги, пересекаемые неисчислимыми бродами, и широчайшие потоки талых вод, лавиной стекавшие в заболоченные низины и оттуда устремлявшиеся в Припять.

Как весело и приветливо глядели опушки лесов, где каждый клочок земли, пригретый весенним солнцем, оживал и красовался молодой, зеленой муравой. Шевелились мурашки, жучки, козявки, такие маленькие, что надо было пристально вглядываться, чтобы заметить их неустанную, суетню повсюду — на земле, на каждой былинке, на коре давно сгнившего дерева. Воздух наполнился гомоном перекликающихся птиц, криками, хлопаньем крыльев — птицы искали пристанища, где можно было бы обосноваться надолго — до холодов и ненастья осени. Обновлялась земля, оживала природа, и радостный весенний шум не умолкал в лесной чаще.

В безбрежных потоках половодья отражались синева неба и сияние солнца. Островками маячили селения. И тихо было в них, безлюдно.

Затаились полесские села. Но эта тишина была только обманчивой видимостью. Неслись по водным просторам быстрые, остроносые челны и легкие лодки-душегубки. Их вели от села к селу суровые, замкнутые сыны Полесья, которых гнала из дому тревога и ненависть к захватчикам. Настороженно вглядывались люди в залитые водой дома, прятались среди кустов, пробирались вдоль высоких зарослей камыша. Под завесой темных лесов таились грозные замыслы полесских крестьян. Смелые планы рождались под соломенными крышами покосившихся хат. Чутко ловило каждый звук настороженное ухо, и пристально глядел вдаль зоркий глаз…

Шла весна. Что несла она людям?

Всколыхнулось Полесье…

По лесам и болотам перекатывался неумолчный гул. Робко колыхалась молодая листва на тонких веточках. Кудрявые березы, украсив высокий бор венком ароматной зелени, стояли в молчаливой задумчивости и, казалось, прислушивались к этому необычному далекому грохоту, от которого вздрагивала земля и нагретый солнцем воздух, передавая эту дрожь ветвям и листьям. Когда порывы ветра качали деревья, листья шепотом спрашивали: «Что, что, что? » Даже солидные аисты, прогуливавшиеся на берегах, останавливались, прислушиваясь к отдаленному гулу. Встревожились звери и птицы. Старые вепри испуганно уходили глубже в лесную чащу, ведя за собой свое молодое поколение.

Земля словно стонала от боли. Люди чутко ловили отдаленный гул орудийной канонады, тревожно кивали головами и говорили:

— Началось.

И перед их глазами рисовались картины сражений, побед. Думы о завтрашнем дне выдвигали новые заботы. В темных лесных углах люди начали прятать скудные запасы хлеба и скот, чтобы спасти их от ненасытных грабителей-легионеров.

— Легионеры идут! — передавали из уст в уста.

Люди старались использовать каждый час, чтобы посеять хоть немного ржи и картофеля, а остальное спрятать подальше от непрошеных гостей.

Хотя все знали, что с приходом весны военные действия вспыхнут с новой силой, но когда эти дни наступили, тревога сильнее овладела людьми. Что-то будет? Чем все это кончится?..

Василь Бусыга провалялся в постели недели две. Он думал все время о том, что у него началась полоса невезения. Не ладилось в доме. Прогнал жену. Мартын Рыль, об аресте которого он немало хлопотал, скрылся в лесу. Деда Талаша, несмотря на все старания, не удается поймать. Савка Мильгун не только не выполнил своего поручения, но еще вдобавок пырнул его ножом. И теперь этот Савка куда-то исчез. Василю известно, что Савка повел легионеров в лес и они все до одного погибли там. Их трупы обнаружили в лесу, но Савки среди них не было. Все это наводило Василя на мысль о том, что в лесу была устроена западня. Но как это случилось? И какую роль здесь сыграл Савка?

Эти мысли больше всего тревожили Василя, заслоняя все остальное.

Василь Бусыга ходил мрачный. Он почернел и осунулся. Хата его опустела. Дед Куприян, видимо, не одобрял его разрыва с женой. Он по-стариковски думал: надо было жену немного поучить вожжами, если она провинилась, и на этом кончить. Но кто теперь слушает стариков? Он жалел Василя, а его кто пожалеет? Кто прислушается к его слову?.. Заходила сюда Авгиня, когда Василь был в больнице.

— Ну, вот и хорошо, что ты пришла, — такими словами встретил ее дед Куприян.

Он считал, что пора кончить ссору. Она должна помириться с Василем, тем более что с ним приключилась такая беда.

— Он не звал меня. Зачем же я вернусь? — сказала Авгиня и потом решительно прибавила: — Но если бы он просил и умолял меня, я бы все равно не вернулась.

Дед покачал головой.

— Не надо так упрямиться, Авгиня! Мало ли что бывает между мужем и женой.

— Он меня куском хлеба попрекает, будто я сидела сложа руки. Так не надо мне ни его хлеба, ни его одежды, ни его богатства. Пусть оно пропадет пропадом!

— Зачем же ты пришла? — недоумевающе спросил Куприян.

— Пришла забрать то, что из дому принесла с собой, и детям хлеба. Кормить-то их надо.

Дед Куприян молчал. Он знал, что детям есть надо. Спору нет. Однако если он позволит ей взять хлеб, то тем самым станет как бы ее сообщником против Василя. Дети, как только Василя отвезли в больницу, убежали к матери. Но Авгиню никак не уговоришь. Уперлась на своем — и ни с места. Дед беспомощно качал головой, разводил руками. Ну, что ей еще сказать? А детей кормить надо… Пусть делают, как хотят.

Авгиня забрала сундук, мешок крупы и два мешка муки, погрузила все это в сани. Дед Куприян, то ли из жалости, то ли из других соображений, сказал:

— Возьми уж и сала.

Обо всем этом он потом рассказал Василю.

Что подумал Василь, неизвестно, но он и словом не обмолвился в ответ на рассказ деда.

Да и не до того ему было. Все больше и больше беспокоили Василя Савка, дед Талаш и Мартын Рыль. Пока в этом деле не наступит ясность, у него не будет покоя.

И не одного Василя тревожил Савка. Думали про него и приятели Василя. Вот тебе и Савка! Так повернул дело, что лучше было бы и не ввязываться. Ведь это не шутка: двенадцать легионеров уложили в лесу. Видать, у партизан сил немало. А что, если Савка раскрыл их сговор?

У Василя Бусыги хата была просторная. Теперь она производит впечатление пустой, несмотря на то, что в ней было полно добра. Не хватало людей. Не видно было хозяйки, а без Хозяйки и хата — не хата. Не видно и детских лиц, не слышно их веселого смеха и щебетания. Тихо в хате, как в могиле. Одиноко лежит дед Куприян на полатях, около печи. Стынет старая кровь. Недолго ему оставаться здесь, завершается путь его жизни. И Василь мрачный, как туча слоняется по хате. Он был совершенно одинок и подсознательно чувствовал, что не только его жена, но почти все жители села отшатнулись от него, потому что он пошел по вражьей дороге, и Василь болезненно ощущал свою отчужденность.

Ему стало немного легче на душе, когда пришли к нему Кондрат Бирка и Сымон Бруй.

— Ну как здоровье, Василь? — спросили гости, пожимая Василю руку.

Но в их голосе не было обычной живости. Разговор сначала не клеился, и только тогда, когда хозяин поставил на стол бутылку самогона, гости оживились.

— А все-таки непонятно, куда же девался Савка, — сказал Бирка.

— Черт его знает! — отозвался Василь, пожимая плечами.

— А не думаете ли вы, что он примазался к партизанам? — допытывался Бирка.

— От Савки можно всего ждать, — заметил Бруй. — Где ему больше дадут, туда он и пойдет.

— Жаль только, что мы об этом раньше не подумали, — укоризненно сказал Василь, — и знаете, интереснее всего, почему он не хотел признаться, что виделся с партизанами и говорил с ними.

— Так это понятно, — сказал Бруй, — раз он стал с ними заодно, так и не хотел их выдавать, А может, испугался.

— И так могло быть, — согласился Василь, — но дело обстоит, видимо, иначе. Как же случилось, что все посланные туда не вернулись? Значит, партизаны знали, что приедут легионеры, и подготовились к встрече… Вот это мне объясните.

Бруй и Бирка молчали.

— Черт его знает, как все это случилось, — наконец сказал Бруй, разводя руками.

— Темное дело, — продолжал Василь. — Допустим, что Савка выдал наши планы. Они могли, поскольку у них была сила, сказать Савке: «Возвратись и приведи их сюда». Но почему же тогда Савка ничего нам не сказал?

— Значит, ты думаешь, что Савка не рассказал партизанам о нашем сговоре? — спросил Бирка.

— Трудно сказать. Но ход дела показывает, что он об этом не говорил.

Бруй вздохнул и потом сказал упавшим голосом:

— Для меня теперь ясно одно: не Савка, а кто-то другой рассказал Талашу об этом деле.

Эти слова точно громом поразили Василя. Лицо его потемнело. Он вспомнил Авгиню, вспомнил вечер, когда она выходила из хаты деда Талаша. Перед глазами Бирки также промелькнул образ Авгини, и с поразительной ясностью припомнилось ему, как он сказал ей: «Воевать я не пойду, мы за себя вояку поставим».

Василь угрюмо молчал. А Бирка не осмеливался высказать страшную догадку.

На оккупированной территории Полесья легионеры проводили мобилизацию, отправляя в глубокий тыл белорусскую молодежь. Этой мерой оккупанты думали ограничить широкий размах партизанского движения. Но подавляющее большинство белорусов, подлежавших мобилизации, вместо того чтобы явиться на сборные пункты, сразу ушли в леса, а те, которых удалось взять силой, целыми группами убегали из казарм при каждом удобном случае. Их порой ловили, жестоко наказывали, но эти меры не остановили потока дезертиров. Весенняя пора, тепло и обилие лесов благоприятствовали людям, не желавшим стать пособниками врагов. В лесах становилось все больше людей, на которых пала немилость панов и легионеров. Эти леса стали их школой борьбы за свободу и независимость. Здесь же проводили большую работу большевики-подпольщики, организуя и направляя людей, разъясняя им цели борьбы. Росла и множилась партизанская армия, затрудняя каждый шаг ненавистных врагов.

На песчаном холме близ опушки леса, где молодые сосны разбрелись, как овцы на лугу, было тихо и уютно. С одной стороны простиралось широкое поле, окаймленное бором, с другой — стоял смешанный лес, густой и сумрачный. И поле и лес, в свою очередь, окружены топкими болотами. Этот холм был превосходным наблюдательным пунктом: стоишь на нем, из-за деревьев никто тебя не видит, а сам видишь и поле, и дорогу, пересекающую его, и все подступы.

Вот почему дед Талаш и выбрал это место для временного пребывания. Но дед был не один здесь: с ним его неразлучный друг и товарищ Мартын Рыль. Сюда также должны были прибыть Цимох Будзик, Микита Самок и Кузьма Ладыга из Вепров. Может быть, здесь даже придется устроить широкий сход — надо обсудить очень важные вопросы… Приходили также отовсюду свои люди с разными предложениями и новостями.

И по виду дед Талаш стал совсем военным человеком. На голове красноармейская шапка. Вместо заношенного полушубка костюм военного покроя. И обут не в лапти, а в добротные сапоги. Брюки суконные с лампасами, как у заправского генерала. Такое обмундирование шло деду и партизанам очень нравилось.

Мартын Рыль, опершись на локоть, лежал на пригретой солнцем траве. Мысли его блуждали где-то далеко.

— И когда же мы наконец снова возьмемся за работу? Самое теперь время сеять, — сказал он деду.

— Будем живы, поработаем еще на земле, голубь. Еще как! А теперь пусть женщины и те, кто дома остался, потрудятся. Наше дело нынче — воевать.

— Теперь и разгона куда больше, — оживленно заговорил Максим, — весной нам и сам черт не брат. Знай только, когда из лесу показаться… А легионеры прут, подлецы.

— Погоди немного, голубь, они скоро на рожон полезут, — многозначительно произнес дед Талаш.

Мартыну было еще неясно, на что намекал дед. Может быть, он имел в виду большие операции партизан? Так оно и было, но не только это воодушевляло деда. Он до последнего времени не терял связи с Красной Армией и знал, что вскоре легионеры на своей спине почувствуют ее могучие удары.

— А там кто-то вышел из леса, — сказал Мартын, подняв выше голову и показав на дорогу, пересекавшую поле.

Дед Талаш и Мартын вглядывались в незнакомца. Тот остановился и стал озираться по сторонам.

— Видать, не наш, — сказал Мартын.

— Сейчас узнаем: на дороге охрана стоит, — спокойно ответил дед.

Незнакомец пошел по дороге к лесу.

Дед Талаш и Мартын молча следили за ним. Он шел размеренной твердой поступью. Еще минута, и он скроется в лесу.

— Где-то видал я этого человека, — старался вспомнить дед Талаш.

— Не Савка ли? — смеясь, заметил Мартын.

— Нет, это не Савка… А знаешь, Савка не совсем пропащий человек. Не сказал же он Василю про нас. С ножом на него бросился. Жаль, что насмерть не заколол гада. Ну, мы еще с ним сочтемся!

— А скажи, дядька Талаш, откуда вы узнали про этот сговор Савки с Василем и его сообщниками?

Дед Талаш ответил не сразу.

— Меня просили не называть этого человека. Но тебе я скажу: передала нам это Авгиня, жена Василя.

Мартын слегка вздрогнул, но постарался скрыть свое волнение.

— Любопытно! — сказал он рассеянно. Да и что ему Авгиня?

— Но говорить ты об этом никому не будешь? — спросил дед Талаш и хитро посмотрел в глаза Мартыну.

Мартын не успел ответить: вблизи послышались шаги. Дед Талаш и Мартын повернули головы. Из-за ветвистой ели тотчас же показались две фигуры: часовой с карабином и незнакомец, который только что шел по дороге.

Взглянул на него дед, и на лице его сразу заиграла улыбка. Он быстро вскочил, словно молодой парень, и бросился навстречу гостю.

— Товарищ Невидный! Здравствуйте! — от всей души приветствовал гостя дед Талаш.

Невидный не сразу узнал деда в новом обмундировании. Потом лицо его тоже озарилось улыбкой.

— Дед Талаш! — И он дружески пожал ему руку. — Как хорошо, что я встретился с вами. А я иду и думаю: куда же меня ведет товарищ?

— Я вас не знаю, и надо проверить, кто вы, — сказал партизан.

— Правильно, товарищ, правильно.

А дед Талаш, довольный, улыбался: его воины знают службу. У него порядок и дисциплина, как в армии.

— Хорошо, что надумали навестить нас, товарищ Невидный.

— А я делаю обход своего района. Работы много. И надо подходящих людей подобрать.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8910 11 12 Следующая ⇒