Независимость и смерть 3 страница

В Ноакхали Ганди сопровождали несколько учеников, каждый из которых должен был поселиться в одном из поселков округа, чтобы проповедовать там ненасилие, не обращая внимание на раздававшиеся угрозы.

Иной раз ему удавалось остановить насилие. Но в большинстве случаев Махатма не мог в одночасье погасить глубокую ненависть между индусами и мусульманами. Он пережил глубокий моральный кризис, поскольку, несмотря на его проповедь братской любви, индийский народ оказался расколот на две враждующие религиозных общины. 2 января 1947 года в дневнике Ганди появилась мрачная запись: «Проснулся в два часа ночи. Одна лишь милость Божия поддерживает меня. Должно быть, во мне есть большой изъян, который и причина всего этого. Вокруг меня все — тьма».

Ганди решил, что в основе раскола была не вера в другого Бога, а целенаправленная политика, колонизаторов на провоцировании вражды между индусами и мусульманами, хотя эта вражда существовала задолго до британского завоевания Индии. Страну лихорадило. Центральное временное правительство делало первые шаги, а в провинциях продолжались межобщинные столкновения; кровь лилась рекой.

Неру просил Ганди вернуться в Дели, чтобы помочь своими советами временному правительству. Но Махатма отметил, что самая действенная помощь правительству — это то, что он делает, пытаясь урегулировать индусско-мусульманские столкновения на местах.

2 сентября 1946 года Неру по радио провозгласил первую внешнеполитическую декларацию новой Индии. Там говорилось: «Шесть дней назад мои коллеги и я заняли высокие посты в правительстве Индии. В нашей стране появилось новое правительство, хотя и временное, но это — веха на пути к полной независимости Индии. Мы получили тысячи пожеланий со всех концов мира, из каждого уголка Индии. Но мы не призывали праздновать это историческое событие и даже сдерживали энтузиазм нашего народа, ибо нам хотелось, чтобы он осознал, что мы пока находимся в пути и нам предстоит еще достичь нашу цель…

Мы вошли в это правительство в надежде на скорое достижение полной независимости, и мы намерены работать так, чтобы постепенно достичь независимости действий как в нашей внутренней, так и во внешней политике. Мы будем принимать активное участие в международных конференциях, проводя свою собственную политику как свободная страна, а не как сателлит другой страны. Мы надеемся установить тесные и непосредственные контакты с другими странами и сотрудничать с ними в укреплении всеобщего мира и свободы.

Мы намерены, насколько это возможно, держаться в стороне от политики силы, проводимой противостоящими друг другу группировками, которая в прошлом вела к мировым войнам и опять может привести к большим бедствиям… Мы особенно заинтересованы в освобождении колониальных и зависимых стран и народов и в признании в теории и на практике равных возможностей для всех рас…»

В соответствии с установкой Ганди относительно особой мирной миссии свободной Индии Неру в заключение сказал: «Индия идет вперед, и старый порядок уходит. Мы слишком долго оставались безучастными зрителями событий, игрушками в руках других. Сейчас инициатива переходит к нашему народу, и мы сами будем вершить его историю. Объединимся же ради выполнения этой огромной задачи и сделаем дорогую нашему сердцу Индию великой страной, играющей выдающуюся роль в деле мира и прогресса! »

В октябре 1946 года в Мируте состоялся первый после войны съезд конгресса, который высказался за превращение Индии в суверенную светскую республику.

Ганди направлял деятельность конгресса и имел решающее влияние на формирование его политики. Под его влиянием Неру заявил об отказе Индии от участия в военных блоках, призвал к борьбе против колониализма и империализма, за предотвращение новой войны и сохранение мира. В декларации ИНК были сформулированы новые принципы международных отношений, которые позднее стали основой политики позитивного нейтралитета, а с середины 50-х годов стали называться «политика неприсоединения».

Через месяц после сформирования временного правительства Индии Дж. Неру направил министру иностранных дел СССР В. М. Молотову послание, в котором говорилось: «Мы искренне хотим развивать дружественные отношения с СССР и обмениваться с вашей страной дипломатическими и другими представительствами. Мы надеемся, что сотрудничество между Индией и Россией будет благотворным для обеих стран и послужит делу мира и прогресса во всем мире». Советское правительство 13 апреля 1947 года установило с Индией дипломатические отношения еще до официального провозглашения независимости и выразило готовность оказать индийскому народу всестороннюю поддержку.

Ганди не хотел терять время на заседаниях. Он больше общался с народом. Но именно благодаря его усилиям конгресс стал массовой партией, правда, пользующейся поддержкой главным образом среди крестьянства. В газете «Хариджан» в 1946 году Ганди писал: «Если бы конгресс руководил всеми промышленными рабочими в Индии, он был бы куда более сильным, чем он есть сегодня».

Не скрывая своих предубеждений против коммунистов из-за их подхода к принципу ненасилия, Ганди никогда не занимал по отношению к ним враждебной позиции и не призывал к отказу от сотрудничества с ними. «Я знаю, что вы стоите немало, — обращался он к индийским коммунистам. — У вас есть очень способная молодежь, которой присуще такое же бескорыстие, на какое претендую и я. Вы — трудолюбивые люди, обладающие большой энергией и соблюдающие строгую дисциплину. Все это я высоко ценю и перед этим преклоняюсь. Я бы не хотел потерять такую силу из-за каких-то своих предубеждений».

Правительство Эттли начало понимать: медлить с передачей всей полноты власти в Индии нельзя. 20 февраля 1947 года Эттли огласил третью декларацию своего правительства о политике в Индии, в которой было заявлено, что англичане уйдут из Индии не позднее июля 1948 года. Вице-король фельдмаршал Уэйвелл был заменен адмиралом флота лордом Луисом Маунтбеттен, родственником королевской семьи и хорошим дипломатом. Он прибыл в Индию с готовым планом раздела Индии на два доминиона — Индийский союз и Пакистан.

Маунтбеттен сразу же попросил Ганди прервать свою миротворческую поездку по Бихару и срочно прибыть в Дели для обсуждения вопроса о предоставлении Индии полной независимости. Адмирал также вел переговоры с лидерами национальных партий. Ему удалось склонить некоторых руководителей ИНК, в том числе В. Пателя, принять план раздела Индии. Дж. Неру и А. К. Азад, осудившие В. Пателя, ожидали приезда Ганди. Перед встречей с вице-королем он сказал им: «Если конгресс согласится на раздел, то он может сделать это, только переступив через мой труп. Пока я жив, я никогда не соглашусь на раздел Индии».

Маунтбеттен и Ганди беседовали три дня. Махатма шел на существенные уступки, лишь бы исключить раздел Индии. Он просил вице-короля распустить временное правительство и, чтобы устранить все подозрения мусульман против индусского большинства, предложить Джинне сформировать новое правительство. Но лидер мусульман, как и предполагал Маунтбеттен, отверг это предложение и продолжал настаивать на создании Пакистана.

Спасая положение, Ганди предложил отложить вопрос о разделе Индии до того времени, когда англичане уйдут из Индии. «Мы не в состоянии независимо мыслить до тех пор, пока в Индии действует британская власть, — заявил Ганди вице-короля. — Эта власть существует не для того, чтобы изменять карту Индии. Все, что должно быть сделано с ее стороны, — так это покинуть Индию, осуществляя свой уход в условиях порядка, если возможно, а может быть, даже и в обстановке хаоса, в обещанный день или раньше». Поддерживая мысль вождя, Азад образно сказал, что «не может быть развода раньше женитьбы».

Ганди, заявив Маунтбеттену, что он против раздела страны, и покинул переговоры. От конгресса их продолжили Неру, Патель и Азад. Для обсуждения плана Маунтбеттена в июне 1947 года собралась сессия Всеиндийского комитета конгресса. Ганди в ней не участвовал. Он не одобрял раздела страны, но был в меньшинстве. Впервые в решении самого важного вопроса — о независимости Индии конгресс шел против воли своего вождя. Однако политическая обстановка была куда сложнее, чем в начале войны, когда Ганди мог просто отойти от конгресса и отстаивать свою собственную позицию. Теперь на одной чаше весов истории страны лежала свобода, на другой — вспышка небывалого еще по своим масштабам межобщинного насилия.

Ганди видел, что конгресс может расколоться и утратить роль ведущей партии страны, а тогда верх возьмут религиозные экстремисты и начнется гражданская война. Поэтому Ганди пришел к заключению, что «политический реализм требует принятия плана Маунтбеттена».

И делегаты Всеиндийского комитета конгресса 157 голосами против 61 проголосовали за этот план. Сердце Ганди разрывалось на части. Ганди тоже голосовал за него, предпочтя меньшее зло большему.

Маунтбеттен убедил Лондон перенести срок передачи власти в Индии с июня 1948 года на 15 августа 1947 года, опасаясь, что в случае промедления может начаться полномасштабная война между индусами и мусульманами. Парламент Англии утвердил Закон о независимости Индии. Ганди, тяжело переживая крушение своих идеалов и не желая принимать участия в празднествах по случаю получения независимости, демонстративно покинул Дели. Он все больше осознавал несостоятельность идеи ненасилия и горевал по этому поводу. Но вместе с тем Ганди прилагал отчаянные усилия, чтобы остановить лавину людского безумия.

4 августа Джавахарлал Неру сформировал первое национальное правительство Индии в составе 14 человек. Он стал не только премьер-министром, но также министром иностранных дел и по делам содружества, а также возглавил Министерство по научным исследованиям. В. Патель получил посты заместителя премьер-министра, министра внутренних дел и по делам княжеств, а также министра информации и радиовещания.

14 августа председатель Учредительного собрания Р. Прасад провозгласил образование Индийского союза. «Много лет назад мы избрали свою судьбу, — заявил Неру. — Теперь настал момент, когда мы вспомним свою клятву — если не целиком и в полной мере, то во всяком случае в значительной части. Когда часы пробьют полночь и весь мир будет погружен в сон, Индия проснется к жизни и свободе… В этот торжественный момент мы должны поклясться посвятить себя служению Индии и ее народу…»

15 августа 1947 года на площади перед делийским Красным фортом при огромном стечении народа Джавахарлал Неру поднял шафраново-бело-зеленый флаг свободной Индии. Сбылась мечта всей жизни Ганди, и он больше, чем кто-либо другой, сделал для достижения Индией независимости. Но он не был рад происходящему, потому что праздник независимости омрачался массовыми убийствами, грабежами и пожарами по всей Индии.

Тогдашний председатель ИНК Ачария Крипалани в «Послании к нации» с восторгом писал: «Никогда еще столь великое событие, изменившее судьбу миллионов мужчин и женщин, не осуществлялось с таким незначительным кровопролитием и таким незначительным применением насилия… То, что это оказалось возможным, — заслуга вдохновляющего руководства Махатмы Ганди, который, если вообще можно называть так кого-либо из людей, является отцом нашей нации».

Архитектор индийской независимости, однако, не разделял восторга Крипалани. Ведь сотни тысяч индийцев в последние месяцы обагрили свободу Индии своей кровью. Д. Дж. Тендулкар, индийский автор многотомной биографии Махатмы Ганди, писал: «По всей стране проходили празднества, но человек, который больше любого другого сделал для освобождения Индии от иноземного владычества, не участвовал во всеобщем ликовании. Когда представитель Министерства информации и радиовещания правительства Индии обратился к нему с просьбой о послании, то Ганди ответил, что „его красноречие иссякло“. На слова о том, что если он не выступит с каким-либо посланием, то это будет нехорошо, Ганди ответил: „Мне нечего сказать, и если даже это плохо, пусть все-таки будет так“».

Индусам и мусульманам теперь надо было выбирать, в каком из двух новых государств жить. Людям приходилось покидать родные места часто под угрозой смерти. Пенджаб погрузился в пучину кровопролитных столкновений между индусами, сикхами и мусульманами. По дорогам Индии потянулись колонны беженцев. По самым приблизительным подсчетам, более шести миллионов мусульман и четырех с половиной миллионов индусов переместились из одной страны в другую. Около миллиона человек погибли. Маунтбеттен признал, что британская армия не в силах контролировать положение.

В начале августа 1947 года Ганди возобновил миротворческую миссию в Бенгалии, опасаясь вспышки насилия в день провозглашения независимости Индии и Пакистана. В Калькутте Ганди поселился в доме мусульманского губернатора Хусейна Шахида Сухраварди. Они с Сухраварди не только жили под одной крышей, но и общественных местах тоже появлялись вместе. Не раз дом губернатора, полуразрушенный во время беспорядков 1946 года, окружала толпа враждебно настроенных индусов, бросавших камни в окна. Возле дома не было ни одного полицейского. Но Ганди принял делегацию индуистской молодежи и убедил ее отказаться от насилия. Позднее мусульмане и индусы в Калькутте даже начали брататься. Ганди сотворил чудо, которое никто не ожидал. Ганди и Сухраварди ехали в автомобиле по улицам, на которых ликовали тысячи людей.

Лорд Маунтбэттен написал Ганди: «В Пенджабе у нас 55 тысяч солдат — и крупные беспорядки. В Бенгалии наши силы состоят из одного-единственного человека — и беспорядков нет». Однако Махатма не обольщался. Он понимал, что лишь его присутствие сдерживает столкновения. Но он не мог одновременно быть в каждом индийском городе и деревне.

И мир в Калькутте продлился всего две недели — до тех пор, пока не пришли вести о погромах в Пенджабе, устроенных мусульманами против сикхов и индуистов. Толпа индусов ночью ворвалась в дом, где спал Ганди. Его чуть не убили. Махатму защитили его ученики. Попытка переговоров на этот раз не удалась. В Калькутте вновь вспыхнули антимусульманские погромы. Тогда Ганди начал голодовку до тех пор, пока погромы не прекратятся. Он заявил: «Возможно, постом мне удастся совершить то, чего не удалось сделать словом». Через четыре дня к Ганди явилась группа раскаявшихся погромщиков. Беспорядки на время прекратились. Но Ганди завершил голодовку только тогда, когда лидеры индусской, мусульманской и сикхской общин дали ему обещание улаживать все разногласия миром.

«Ганди многое удалось, — утверждал Раджагопалачари, — но не было ничего замечательнее, даже независимость, чем его победа над злом в Калькутте». А пресс-атташе лорда Маунтбэттена заявил: «Корреспонденты сообщают, что не видели ничего подобного этому проявлению влияния на массы. Маунтбэттен считает, что Ганди добился моральным убеждением того, чего не удалось бы добиться силой даже четырех дивизий».

В сентябре 1947 года Ганди переехал в Дели, намереваясь оттуда направиться в Пенджаб, где продолжались столкновения. Однако погромы мусульман начались в индийской столице, в которых видную роль играли индусы, бежавшие из Пенджаба.

Махатма хотел поселиться в квартале хариджан, где было много беженцев, но в итоге вынужден был поселиться в громоздком особняке, принадлежавшем крупнейшему индийскому промышленнику Бирле и любезно предоставленном им Бапу. Не привыкший к комфорту, Ганди спал на циновке, расстеленной на мраморном полу. В Бирла-хаусе он принимал делегации и отдельных посетителей, писал статьи и письма, проводил молитвенные собрания, отвечал на бесконечные звонки из правительства. Но сколько он ни советовал беженцам «забыть и простить», остаться дома, под защитой правительства, или вернуться домой, оставаясь верным своим корням, ему больше не верили. Поток беженцев все нарастал.

Ганди готов был говорить о своих заблуждениях и признавать ошибки, но никогда не терял веру в истинность ненасилия как основополагающего принципа организации человеческого общежития, хотя бы в ближайшем будущем. Ненасилие оставалось для Ганди «величайшей силой на службе человечества, более действенной, чем самое мощное оружие разрушения, изобретенное человеческим гением». Ганди без устали повторял, что ненасилие — это не отказ от активных действий, а самоотверженный и мужественный акт, бесстрашный вызов власти зла, несправедливости и национальному гнету. Он признавался: «Мы ежедневно расплачиваемся дорогой ценой за бессознательную ошибку, которую допускали, смешивая пассивное сопротивление с ненасильственным. Если бы я не допускал и сам этой ошибки, мы не были бы свидетелями этого ужасного, унижающего человеческое достоинство зрелища бездушного и бесчеловечного братоубийства».

«Как можно добиться политической цели, — возражали Ганди, — не ответив на силу силой, не подвергнув насилию и не разгромив врага? »

«У вашего врага, нередко мнимого, воображаемого противника, есть свое понимание цели, свое человеческое достоинство, ему так же дорога жизнь, как и вам, — объяснял Ганди. — Сатьяграх не должен проявлять к нему ненависти и лишать его жизни. Больше того, вы не сатьяграх, если молча, пассивно наблюдаете, как убивают вашего врага. Вы должны защитить его даже ценой своей жизни. Постыдные религиозные погромы были бы невозможны, если бы так поступали и индусы, и мусульмане… К тому же разве они враги друг другу? Врагами их делает только насилие. Взаимная ненависть ослабляет и тех и других. Любая третья держава легко поработит Индию, пока индусы и мусульмане готовы перерезать друг другу горло…

Я должен признать банкротство свое, но не принципа ненасилия. Я уже говорил, что ненасилие, которое практиковалось на протяжении истекших тридцати лет, было ненасилием слабых. Индия не имеет опыта ненасилия сильных».

Ганди и принимал вину за гибель десятков и сотен тысяч людей на себя, поскольку не сумел научить народ подлинному ненасилию. Все силы он отдавал примирению индусов и мусульман. Несмотря на кровавые погромы, он верил, что подлинная природа человека — любовь и милосердие. Он был потрясен, что разное представление людей о Боге — носителе высшей справедливости толкает людей к насилию. Ганди призывал не делать различий между исламом и индуизмом, между Кораном и священными книгами индусов, поскольку добро едино, как едино человечество.

Часть из конгрессистов-индусов отказывались вести разъяснительную работу среди мусульманской общины. Среди них был Патель, который вместе с Неру снова приехал к Ганди в «Бирла-хаус» за советом. Махатма настаивал, чтобы правительство проявило заботу о мусульманах, занялось устройством их быта и приняло неотложные меры, чтобы ликвидировать их дискриминацию и обеспечить им безопасность.

Патель, выслушав Ганди, обвинил его в чрезмерных симпатиях к мусульманам, зато Неру полностью согласился с учителем. Ганди попросил дочь Неру Индиру съездить в штабы мусульманских и индусских общин в Дели и побудить их к примирению.

В Дели постоянно прибывали беженцы из Пенджаба. К началу 1948 года их было уже около 400 тысяч. Погромы начались в столице. Лишившиеся всего беженцы-индусы убивали мусульман, разрушали мусульманские святыни и исторические памятники.

Каждый день перед «Бирла-хаус» собирались тысячи людей, чтобы послушать проповеди Ганди. Но в своем большинстве они оставались глухи к его страстным призывам к взаимной религиозной терпимости, к братству и единению индусов и мусульман. А воинствующие фанатики — как индусы, так и мусульмане — выкрикивали: «Ганди мурдабад! » («Смерть Ганди! »).

Ганди еще раз прибег к последнему средству — голодовке, о которой объявил 12 января 1948 года и которую начал на следующий день, уже в шестнадцатый раз в своей жизни. Он заявил, что будет продолжать ее до тех пор, пока в Дели не восстановятся мир и спокойствие.

Махатма так объяснил свое решение: «Смерть станет для меня чудесным избавлением. Уж лучше умереть, чем быть беспомощным свидетелем самоуничтожения Индии».

Ганди был истощен и физически, и морально; длительная голодовка почти наверняка привела бы его к смерти. Неру, Патель и Азад пытались уговорить Ганди не голодать, но он их не послушал.

Ганди хотел добиться мира между общинами не силой оружия и чрезвычайных законов, а силой человеческой солидарности и любви. И ведь в Калькутте ему действительно удалось совершить такое.

Вся Индия напряженно следила за голодовкой вождя, который готов был отдать свою жизнь, чтобы обуздать религиозных фанатиков. В Дели прошли митинги и демонстрации солидарности с Ганди.

Поскольку Ганди к тому времени был серьезно болен, руководство ИНК делало все, чтобы не допустить его смерти во время голодовки. Патель и правительство решили, что эта голодовка среди прочего вызвана отказом правительства Индии выплатить долг Пакистану. Поэтому было решено срочно перечислить в Пакистан причитающиеся тому 550 миллионов рупий. Но Ганди продолжал голодать, поскольку хотел гораздо большего. Он хотел межобщинного мира.

17 января 130 представителей всех религиозных общин собрались у председателя ИНК Прасада и приняли резолюцию о поддержании мира. Правда, в этой встрече не участвовали несколько наиболее радикально настроенных религиозных организаций, но под конец заседания прибыли даже представители экстремистских индусских организаций, согласившиеся поддержать резолюцию. Там говорилось: «Мы заверяем, что будем защищать жизнь, собственность и веру мусульман, и те инциденты на почве религиозной нетерпимости, которые имели место в Дели, больше не повторятся».

Ганди был так истощен, что врачи уже не надеялись, что он выживет. Ему зачитали резолюцию, в которой провозглашалось «искреннее стремление к тому, чтобы индусы, мусульмане, сикхи и члены других общин снова жили в Дели в дружбе и согласии…». А в конце присутствовало обращение лично к Ганди: «Мы молим Махатмаджи поверить нам, прекратить свой пост и по-прежнему направлять нас, как он делал до сих пор».

Наконец, 18 января представители индусов и мусульман в его присутствии поклялись сохранить мир между общинами и распространить его на всю Индию и Пакистан. И Махатма прекратил голодовку. Погромы на время прекратились. Однако многие обвиняли вождя в «предательстве священного дела индусов» и угрожали ему расправой.

Но индуистские экстремисты были в принципе против сотрудничества с мусульманами. «Хинду Махасабха» — политическая организация, связанная с отрядами террористов «Раштра дал» и «Ваштрия сваям севак», решила продолжать борьбу против мусульман за «Индию для индусов». Был организован заговор с целью убийства Махатмы, возглавляемый лидером «Хинду Махасабха», бомбейским миллионером Винайяком Саваркаром. Он объявил Ганди «коварным врагом» индусов, а идею ненасилия назвал безнравственной. На имя Ганди ежедневно поступали протесты от ортодоксальных индуистов. Он вспоминал: «Одни из них считают меня изменником. Другие полагают, что я усвоил свои нынешние убеждения против неприкасаемости и тому подобное от христианства и ислама».

Согласно одной из версий, Саваркар в октябре 1947 года создал террористическую группу. Однако обвинения в причастности к убийству Ганди Саваркару так и не были предъявлены. Убийца Ганди Натхурам Годзе был шеф-редактором крайне правой газеты «Хинду раштра». Годзе было 37 лет, он происходил из ортодоксальной брахманской семьи и имел неполное школьное образование.

Первое покушение на жизнь Махатмы Ганди произошло 20 января 1948 года, через два дня после прекращения голодовки. Духовный отец нации обращался к верующим с веранды своего дома в Дели, когда беженец из Пенджаба по имени Маданлал бросил в него самодельную бомбу. Она взорвалась в нескольких шагах от Ганди, но никто не пострадал. Вождь продолжил свою речь, заявив, что «враг мусульман является врагом Индии». В письме, написанном в декабре 1947 года, Ганди в глубине души уже смирился с близкой смертью. «В конце концов свершится так, как мне повелевает Рама. Я танцую, а он дергает за веревочки. Я в его руках и испытываю от этого величайшее чувство покоя».

Индийское правительство, встревоженное покушением, хотело усилить охрану Ганди, но он отказался. «Если мне суждено погибнуть от пули безумца, я сделаю это с улыбкой». На тот момент ему было 78 лет. Ганди также возразил Бирле, который пытался обеспечить его защиту с помощью своих телохранителей: «Возможно, сегодня лишь я один еще сохранил веру в ненасилие. Я молю Бога даровать мне силу доказать ахимсу, даже на собственном примере. Поэтому мне все равно, выставят ли полицию и военных для моей защиты или нет. Я под защитой Рамы… Я все больше убежден, что все остальное не имеет значения».

Тут следует сказать, что в условиях, когда Махатма почти ежедневно встречался с толпами из тысяч поклонников, никакие телохранители все равно не спасли бы его от вооруженных террористов, задумавших его убить.

Теперь, когда конгресс стал правящей партией, Ганди нередко критиковал ИНК за отход от принципов ненасилия. Ганди и Неру стремились построить в Индии светскую демократическую республику. «Демократия и насилие едва ли могут существовать вместе, — утверждал Ганди еще в 1938 году. — Государства, которые сегодня номинально считаются демократическими, станут в конечном итоге или открыто тоталитарными, или, если они действительно хотят остаться демократическими, должны мужественно воспринять ненасилие. Было бы кощунством утверждать, что ненасилие может осуществляться только отдельными личностями и никогда целым народом, который состоит из этих личностей».

Непременным условием ненасилия и демократии, установления мира между народами, согласно убеждениям Ганди, должно стать разоружение, в первую очередь отказ от ядерного оружия и других средств массового уничтожения. Махатма говорил, что «великие державы имеют возможность в любой момент воспринять ненасилие и тем самым покрыть себя неувядаемой славой и заслужить всеобщую благодарность будущих поколений. Если они, преодолев страх, разоружатся, то помогут тому, чтобы и в остальных странах возобладал здравый смысл. Но затем великие державы должны будут отказаться от империалистических амбиций и эксплуатации так называемых нецивилизованных или полуцивилизованных наций. Трудно ожидать, чтобы великие нации, следуя своим привычным курсом, вот так, вдруг одновременно начали двигаться в противоположном направлении и, руководствуясь общечеловеческими ценностями, шли от победы к победе. Однако ясно одно: если сумасшедшая гонка вооружений будет продолжаться, она непременно приведет к такому массовому истреблению людей, какого еще не было в истории. Если и будет победитель в этой войне, то его единственным завоеванием станет его же собственное жалкое примитивное существование, какое только он может себе представить. У человечества нет иного спасения от неминуемой гибели, кроме честного и безусловного принятия доктрины ненасилия».

Когда Ганди указывали, что вся история человечества — это в первую очередь история войн, он соглашался, что «история в самом деле свидетельствует о бесконечных войнах, но мы стремимся создать новую историю человечества, теперь уже без войн и насилия; я говорю об этом как выразитель чаяний моего народа. Человеку суждено заменить закон джунглей законом осознанного братства».

Ганди до самой смерти остался в убеждении, что «не верить в возможность прочного и постоянного мира — значит не верить в природу человека. Миллионы таких же людей, как я, может быть, окажутся неудачниками, доказывая свою правоту. Но это будет их собственная неудача, а не неудача доктрины ненасилия».

29 января Ганди послал Индире Ганди записку, прося навестить его. В тот же день она пришла в «Бирла-хаус» вместе маленьким сыном Радживом. Ганди сидел в тени раскидистого дерева в саду. Увидев Индиру и Раджива, он радостно всплеснул руками и пригласил их присесть рядом.

Индира выполнила поручение Ганди. Она пошла в народ и убедила индусов встретиться с мусульманами. Сначала беседовали друг с другом делегаты от общин, затем небольшие группы, а уж потом началось настоящее индусско-мусульманское братание, которое, однако, не предотвратило скорое возобновление вооруженных столкновений.

Бапу говорил Индире о детях, о будущем Раджива, а тот играл четками Ганди.

«Берегите себя, Бапу, будьте осторожны», — сказала Индира на прощанье.

«Не беспокойся за меня, — успокоил ее Ганди. — Индия обрела свободу, теперь ей нужно обрести единство и мир. Сделать это надлежит вам».

30 января 1948 года Ганди проснулся по обыкновению рано утром и принялся за работу над проектом конституции, который собирался представить на рассмотрение ИНК. Весь день ушел на дискуссии по поводу будущего основного закона страны. Когда настало время вечерней молитвы, Ганди в сопровождении своей племянницы вышел на лужайку перед домом.

Как обычно, собравшаяся толпа бурно приветствовала отца нации. Последователи Ганди бросились к своему кумиру, пытаясь, по древнему обычаю, дотронуться до ног Махатмы. Пользуясь возникшей суматохой, Натхурам Годзе, террорист из экстремистской индусской организации «Хинду махасабха», в числе прочих поклоняющихся приблизился к Ганди и трижды выстрелил в него из 9-мм «береты». Первые две пули прошли насквозь, третья застряла в легком в области сердца. Слабеющий Махатма, поддерживаемый с обеих сторон племянницами, прошептал: «О Рама! О Рама! » (эти слова написаны на мемориале, воздвигнутом на месте выстрела). Затем показал жестами, что прощает убийцу, после чего скончался на месте. Это произошло в 17 часов 17 минут. Натхурам Годзе на суде так объяснил свой теракт: «Я заявляю перед Богом и людьми, что, положив конец жизни Ганди, я уничтожил существо, бывшее проклятием для Индии, силой зла, которое тридцать лет, эгоистически проводя неразумную политику, приносило ей лишь горе и нищету…»

Годзе пытался покончить жизнь самоубийством сразу после покушения, но в этот момент к нему бросились люди, чтобы расправиться с ним на месте. Однако телохранитель Ганди спас убийцу от суда Линча и передал его в руки полиции.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 202122 23 Следующая ⇒