Глава восемнадцатая

Беседа. – Сайрес Смит и Гедеон Спилет. – Идея инженера. – Электрический телеграф. – Проволока. – Гальваническая батарея. – Алфавит. – Лето. – Колония процветает. – Фотографии. – Эффект снега. – Два года на острове Линкольна.

Несчастный человек! – сказал Герберт, который инстинктивно бросился к двери, но, увидев, что Айртон уже спустился вниз по веревке подъемника и исчез в темноте, вернулся назад.

– Не беспокойся, он вернется! – уверенно сказал Сайрес Смит.

– Послушайте, мистер Смит, – заговорил Пенкроф, – что же это значит? Оказывается, Айртон и не думал бросать бутылку в море? Кто же в таком случае это сделал?

Если и нужно было о чем‑ нибудь спрашивать, так именно об этом. Ответ Айртона не разъяснил ничего, а знать это было необходимо.

– А я уверен, что это сделал именно он, – заметил Наб, – но только он этого не помнит, потому что в то время был уже наполовину сумасшедший.

– Да, – сказал Герберт, – наверное, он сам хорошо не сознавал, что делал.

– Это единственное объяснение, друзья мои, – оживленно сказал Сайрес Смит. – Теперь я понимаю, что Айртон мог точно указать местоположение острова Табор, потому что события, предшествовавшие его высадке на остров, давали ему эти знания!

– Однако, – заметил Пенкроф, – если он не был еще животным, когда писал эту записку, и если прошло семь‑ восемь лет с того времени, как он бросил бутылку в море, то почему же бумага нисколько не пострадала от морской воды?

– Это доказывает, – ответил Сайрес Смит, – что Айртон лишился рассудка гораздо позже, чем он думает.

– Конечно, так и должно быть, – согласился Пенкроф, – иначе эту историю нельзя объяснить.

– Да, этого объяснить пока нельзя, – сказал инженер, по‑ видимому не желая продолжать этот разговор.

– Но правду ли сказал Айртон? – спросил Пенкроф.

– Да, – ответил Спилет. – Рассказанная им история правдива от начала до конца. Я прекрасно помню, что в свое время в газетах писали о поисках капитана Гранта.

– Айртон сказал правду, – добавил Сайрес Смит, – не сомневайтесь в этом, Пенкроф, потому что он был слишком беспощаден к себе самому. Человек не может говорить неправду, обвиняя себя таким образом!

На следующий день, 21 декабря, колонисты спустились на побережье и, взобравшись на плато, не нашли там Айртона. Айртон ночью отправился в свой домик в корале, и колонисты решили пока его не беспокоить. Время само сделает то, чего они не могли добиться словами.

Герберт, Пенкроф и Наб приступили к своим обычным занятиям, а Сайрес Смит и Спилет отправились работать в мастерскую, устроенную в Гротах.

– Знаете что, дорогой Сайрес, – сказал Гедеон Спилет, – меня, признаюсь вам, совсем не удовлетворило ваше объяснение по поводу этой записки! Неужели и вы допускаете, что этот несчастный написал записку, вложил ее в бутылку и бросил в море, а потом забыл об этом?

– Он не писал записку и не бросал бутылку в море, дорогой Спилет.

– Так вы думаете…

– Я ничего не думаю, ничего не знаю! – ответил Сайрес Смит, перебивая журналиста. – Я ограничиваюсь тем, что причисляю этот случай к числу тех, которые я не могу объяснить себе до сих пор!

– Да, Сайрес, если сказать правду, – продолжал Гедеон Спилет, – все это очень загадочно! Ваше спасение, ящик, выброшенный на песок, случай с Топом, наконец, эта бутылка… Неужели нам никогда так и не удастся узнать эту тайну?..

– Узнаем, непременно узнаем, – перебил его инженер, – хотя бы мне пришлось для этого обыскать этот остров до самого его дна!

– Может быть, случай даст нам ключ к загадке!

– Случай!.. И это говорите вы, Спилет. Я не верю в эти случаи точно так же, как не верю во все таинственное на этом свете. Всем этим необъяснимым происшествиям есть причина, и я найду ее… А пока будем наблюдать и работать.

Наступил январь 1867 года. Летние работы велись с большим усердием. Герберт и Гедеон Спилет, отправляясь за дичью, ареной для своих охотничьих подвигов выбирали преимущественно окрестности Красного ручья и часто заходили в кораль, где теперь поселился Айртон. Возвращенный к жизни и раскаявшийся преступник с полным знанием ухаживал за порученными его заботам животными, и колонисты теперь были освобождены от этой обязанности и только заглядывали в гости к новому фермеру, не желая оставлять его одного надолго. Айртон с каждым днем все меньше и меньше дичился своих товарищей.

Инженер и Гедеон Спилет сочли возможным сообщить ему о своих подозрениях, и Айртон взял на себя наблюдение за местностью, прилегающей к коралю. В случае каких‑ нибудь происшествий, которые могли пролить свет на интересующие всех явления, он обещал немедленно дать знать об этом обитателям Гранитного дворца.

Но могло случиться, что Айртону понадобится немедленно вызвать к себе кого‑ нибудь на помощь. Не говоря уже об обстоятельствах, связанных с тайной острова Линкольна, могли произойти и другие события, о которых необходимо было знать всем колонистам. Айртон мог увидеть проходящее ввиду западного берега острова судно, стать свидетелем кораблекрушения или набега пиратов и т. д.

Поэтому Сайрес Смит решил обеспечить более быстрое сообщение между фермой и Гранитным дворцом и 10 января рассказал об этом проекте своим товарищам.

– Что и говорить, это было бы очень хорошо… Но только как же вы это устроите, мистер Сайрес? – спросил Пенкроф. – Уж не собираетесь ли вы проводить телеграф?

– Именно, – ответил инженер.

– Электрический? – спросил Герберт.

– Электрический, – ответил Сайрес Смит. – У нас есть все необходимое для того, чтобы сделать батарею. Труднее всего будет вытянуть телеграфную проволоку, но я думаю, что и это удастся сделать…

– Ну, значит, для вас нет ничего невозможного! – в восторге воскликнул моряк. – Так мы в один прекрасный день построим здесь железную дорогу!

Скорейшее осуществление проекта инженера было очень важно, поэтому колонисты немедленно принялись за работу, начав с самого трудного, то есть с изготовления проволоки, потому что, если бы это не удалось, незачем было бы делать и все остальное.

На острове Линкольна, как известно, имелась железная руда превосходного качества, вполне пригодная для изготовления тонкой проволоки. Сайрес Смит начал с устройства волочильни, то есть стальной пластины с коническими отверстиями различного диаметра. Последовательно пропуская сквозь них железные прутья, их можно было вытянуть в проволоку желаемой толщины. Эту стальную пластину сначала отлично закалили, а потом прочно закрепили в большой неподвижной раме, врытой в землю всего в нескольких футах от большого водопада, силу которого инженер хотел использовать еще раз.

Там стояла валяльная машина, которая в это время не работала, но Сайрес Смит рассчитывал вытягивать проволоку, наматывая ее на вал этой машины, приводимый в движение мощной силой воды.

Работа была нелегкой и, кроме знаний, требовала еще и большого терпения. Тонкие длинные прутья мягкого железа, заостренные с одного конца, протаскивались сначала через самое большое отверстие в стальной пластине, наматывались на вал и в результате получались куски толстой проволоки длиной футов в двадцать пять – тридцать. Затем эти прутья прошли через весь ряд отверстий, с каждым разом уменьшаясь в диаметре и увеличиваясь в длину. В конце концов инженер получил куски тонкой проволоки длиной от сорока до пятидесяти футов, которые нетрудно уже было соединить и протянуть на столбах на расстоянии пяти миль между коралем и Гранитным дворцом.

Приготовление проволоки заняло всего несколько дней, причем инженер только показал своим товарищам, как и что надо делать, а затем предоставил им самим справляться с этой работой, а сам занялся изготовлением электрической батареи.

Сайрес Смит после зрелых размышлений решил сделать простую батарею, руководствуясь способом Беккереля, сделавшего свое открытие в 1820 году.

Инженер изготовил несколько больших стеклянных банок и наполнил их азотной кислотой. Каждая банка была герметически закрыта пробкой, сквозь которую проходила стеклянная трубка, нижний конец которой, закупоренный с помощью глиняной втулки и обмотанный тряпкой, был погружен в азотную кислоту. Затем он налил в трубочку раствор поташа, предварительно добытого путем сжигания различных морских растений. Таким образом кислота и поташ могли взаимодействовать через глиняную втулку.

Затем Смит взял две цинковые пластинки, одну из них погрузил в азотную кислоту, а другую – в раствор поташа. Тотчас же возник электрический ток, который направлялся от пластинки, погруженной в банку, к пластинке, находившейся в трубке, по тонкой металлической проволоке, причем пластинка в трубке была положительным полюсом, а пластинка в банке – отрицательным. Каждая банка представляла собой источник тока, соединив все банки, инженер получил настолько сильную батарею, что ее было вполне достаточно для устройства телеграфного сообщения между Гранитным дворцом и коралем.

С 6 февраля начали устанавливать телеграфные столбы, снабженные стеклянными изоляторами, которые должны были поддерживать проволоку вдоль всей дороги в кораль. Спустя несколько дней проволока была натянута и могла проводить электрический ток со скоростью сто тысяч километров в секунду.

Инженер установил две батареи: одну в Гранитном дворце, другую в корале, потому что может возникнуть необходимость передавать сообщения не только из кораля в Гранитный дворец, но и из Гранитного дворца на ферму.

Устройство телеграфного аппарата на конечных станциях тоже было самое простое. Концы телеграфной проволоки были прикреплены к электромагниту, то есть куску мягкого железа, обмотанному проволокой. Когда включали ток, он направлялся от положительного полюса одной станции по проволоке, проходил в электромагнит на другой и возвращался через землю к отрицательному полюсу. Поэтому достаточно было поместить перед электромагнитом мягкую железную пластинку, которая притягивалась бы или, лучше сказать, приподнималась в то время, когда проходил ток, и опускалась бы в те моменты, когда он прерывался. Затем Сайрес Смит соединил эту пластинку тонкой проволокой со стрелкой, укрепленной на диске, по окружности которого в строгом порядке были написаны все буквы алфавита. С этого момента станции могли переписываться между собой.

Установку телеграфа закончили 12 февраля. В этот день Сайрес Смит по новому телеграфу отправил первую депешу из Гранитного дворца на ферму с вопросом, все ли благополучно в корале, а несколько секунд спустя уже получил ответ от Айртона.

Пенкроф ликовал и с этого времени обязательно каждый день утром и вечером посылал на ферму телеграммы, никогда не остававшиеся без ответа.

Этот способ связи имел два вполне реальных преимущества: во‑ первых, колонисты в любой момент могли узнать, на ферме ли Айртон, а во‑ вторых, изгнанник с острова Табор теперь уже не оставался одиноким. Впрочем, Сайрес Смит не реже одного раза в неделю навещал отшельника на ферме, а затем и сам Айртон время от времени стал появляться в Гранитном дворце, где, конечно, его всегда радушно принимали.

Незаметно в обычных работах прошло лето. Запасы колонии, главным образом, овощные и зерновые, заметно увеличивались день ото дня, а растения, привезенные Гербертом с острова Табор, отлично принялись. Плато Дальнего Вида стало настоящей житницей колонии. Четвертый урожай пшеницы оказался превосходным, и на этот раз никто уже не стал проверять, удалось ли собрать четыреста миллиардов зерен. Впрочем, Пенкроф хотел этим заняться, но отказался от своего намерения, когда Сайрес Смит объяснил ему, что даже если ему удастся отсчитывать по триста зерен в минуту или девять тысяч зерен в час, то, чтобы сосчитать все количество зерен, потребуется около пяти тысяч пятисот лет.

Погода стояла прекрасная, хотя днем даже в тени было очень жарко, но к вечеру ветер с моря смягчал дневную жару, и по ночам бывало довольно прохладно. За лето пронеслось несколько кратковременных гроз, они обрушивались на остров Линкольна с необыкновенной силой. Несколько часов подряд молнии во всех направлениях прорезали тучи, и непрерывно раздавались раскаты грома.

Маленькая колония процветала. Население птичьего двора увеличилось до таких размеров, что появилась необходимость сократить его до более скромных цифр, что достигалось путем употребления в пищу обитателей птичника. Молодые поросята требовали более тщательного ухода, и это поглощало много времени у Наба и Пенкрофа. На онагги, принесших двух красивых «ослят», как их называл моряк, чаще всего ездили верхом Гедеон Спилет и Герберт, который под руководством журналиста стал прекрасным наездником. Кроме того, их запрягали в повозку, чтобы перевозить в Гранитный дворец дрова, уголь и различные полезные ископаемые, которые были нужны инженеру.

За это время колонисты совершили несколько экспедиций в дремучие леса Дальнего Запада. Исследователи направлялись туда, не боясь жары, потому что солнечные лучи едва проникали сквозь густую листву, раскинувшуюся над их головами. Таким образом, они обошли весь левый берег реки Милосердия до устья ручья Водопада.

На эти экскурсии колонисты отправлялись всегда хорошо вооруженными, так как довольно часто встречали стада злых диких кабанов, которым иногда приходилось давать отпор.

Как раз в эту пору колонисты вели непримиримую войну с ягуарами. Гедеон Спилет питал к ним особенную ненависть, и его ученик Герберт был ему хорошим помощником. При том оружии, какое они имели, они не боялись встречи с этими хищниками. Герберт проявлял безудержную отвагу, журналист отличался поразительным хладнокровием. В результате уже около двадцати великолепных шкур украшали большой зал Гранитного дворца. Со временем охотники надеялись окончательно уничтожить этих хищников на острове Линкольна.

Иногда и Сайрес Смит принимал участие в экспедициях, когда исследователи направлялись в неизвестные еще части острова, которые он тщательно изучал. В самых глухих участках леса он искал другие следы, а вовсе не следы животных, однако ему ни разу не попалось на глаза ничего подозрительного. При этом и Топ, и Юп, сопровождавшие Смита, вели себя спокойно, а между тем собака часто все так же с лаем металась у отверстия колодца, который осматривал инженер без всякого результата.

Гедеон Спилет с помощью Герберта сделал несколько фотографических снимков наиболее живописных видов острова, пользуясь найденным в ящике фотоаппаратом, до этого еще ни разу не бывшим в употреблении.

К этому аппарату с мощным объективом имелись все необходимые принадлежности: коллодий для обработки стеклянных пластинок, азотнокислое серебро, чтобы сделать их светочувствительными, гипосульфит для фиксажа, хлористый аммоний, в котором выдерживается бумага для печатания снимков, уксуснокислый натрий и хлористое золото для пропитывания бумаги, – словом, ни в чем не было недостатка. Даже сама бумага была уже пропитана хлором, так что перед тем, как печатать снимки, ее оставалось только продержать несколько минут в водном растворе азотнокислого серебра.

Вскоре Спилет и Герберт стали прекрасными фотографами и сделали очень удачные снимки пейзажей. Фотографы сняли вид на гору Франклина с плато Дальнего Вида, устье реки Милосердия, живописно окаймленное высокими скалами, долину кораля, примыкавшую к нижним уступам горы, прихотливо очерченные мыс Находки и мыс Когтя и т. д.

Кроме того, фотографы сняли портреты всех обитателей острова без исключения.

– Это увеличит население, – шутил по этому поводу Пенкроф.

Он был в восторге при виде своих безукоризненно похожих портретов, получившихся довольно удачно. Портреты всех колонистов украшали стены Гранитного дворца, и Пенкроф довольно часто останавливался перед ними с таким же удовольствием, с каким прохожие любуются на роскошные витрины Бродвея.

Но лучше всего удалась фотография мастера Юпа. Мастер Юп позировал с таким серьезным видом, что на него нельзя было смотреть без смеха, но зато портрет его вышел очень и очень удачным.

– Он вот‑ вот скорчит гримасу! – кричал Пенкроф.

И если бы мастер Юп остался недоволен, то это означало бы, что угодить ему очень трудно, но обезьяна была в восторге и с таким комично‑ серьезным видом рассматривала свое изображение, что невольно вызывала улыбку.

Сильная жара окончилась в марте. Довольно часто шли осенние дожди, но было еще довольно тепло. В этом году март, соответствующий сентябрю северных широт, не был таким хорошим, как на то можно было рассчитывать. По всей вероятности, это обещало раннюю и суровую зиму.

Однажды колонистам даже показалось, что выпал первый снег. Утром 21 марта Герберт, подойдя к одному из окон Гранитного дворца, вдруг крикнул:

– Вот это да! Все покрыто снегом!

– Снег? В это время? – с удивлением спросил Спилет, подходя к Герберту.

Остальные колонисты присоединились к ним и с удивлением увидели, что не только остров Спасения, но и все побережье вблизи Гранитного дворца покрыто белым ковром выпавшего снега.

– Однако это настоящий снег! – сказал Пенкроф.

– Или что‑ нибудь вроде него, – ответил Наб.

– Но сегодня ведь только 21 число и термометр показывает 14° выше нуля, – заметил Гедеон Спилет.

Сайрес Смит смотрел на белый покров и не произносил ни слова, потому что не знал, как объяснить такой феномен в это время года и при подобной температуре.

– Тысяча чертей! – вскрикнул Пенкроф. – Наши плантации погибнут!

Моряк уже собирался спуститься вниз, но его перегнал ловкий Юп, соскользнувший по веревке на землю.

Но не успел еще орангутанг коснуться земли, как белоснежный покров поднялся и рассеялся в воздухе бесчисленными хлопьями, которые на некоторое время даже заслонили солнечный свет.

– Птицы! – крикнул Герберт.

Внизу и в самом деле были целые тучи морских птиц с ярко‑ белыми перьями. Сотни тысяч этих пернатых опустились на остров и белым, как снег, ковром покрыли все побережье, а затем так же быстро исчезли. Колонисты, как в волшебной феерии, с удивлением любовались этой эффектной сменой зимней декорации на летнюю, так что ни корреспондент, ни Герберт не успели пристрелить хотя бы одну из этих птиц, чтобы определить, какой она породы.

Через несколько дней, 26 марта, исполнилось ровно два года с того дня, как потерпевшие крушение в воздухе были выброшены на островок Спасения.

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 394041 42 43 44 Следующая ⇒