Терри Пратчетт 17 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 23Следующая ⇒

Трактирщик налил в стакан порцию рома. Стакан отправился в обратном направлении.

Трактирщик отчаянно искал подходящую реплику. Его вдруг охватил леденящий ужас.

– Что‑ то не видно вас… в последнее время, – пробормотал он.

– МНЕ НРАВИТСЯ ЗДЕШНЯЯ АТМОСФЕРА. ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРИ.

– В Голывуде работаете, или как? – спросил трактирщик, доверху наполняя стакан.

Стакан тут же исчез.

– ДАВНО ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЛ. ЕЩЕ РАЗ.

Трактирщик немного помешкал. В душе он был добрый малый.

– Может, закончим? – спросил он.

– Я ЗНАЮ, КОГДА НУЖНО БУДЕТ ЗАКАНЧИВАТЬ.

– Так все клиенты говорят.

– Я ЗНАЮ, КОГДА ВСЕ ЗАКОНЧАТ.

Что‑ то в этом голосе было непостижимое и жуткое. Трактирщик не смог бы поручиться, что внимает ему с помощью слуховых органов.

– А, понятно, – сказал он. – Ну что ж… Еще раз?

– НЕТ. ЗАВТРА ОЧЕНЬ НАСЫЩЕННЫЙ ДЕНЬ. СДАЧУ ОСТАВЬ СЕБЕ.

Россыпь монет загромыхала по стойке. Каждая из них на ощупь была холодной, как льдинка, а большинство были вдобавок с прозеленью.

– Э‑ э… – сказал было трактирщик. Дверь открылась и снова захлопнулась, но помещение, несмотря на знойную ночь, обдало чьим‑ то холодным дыханием.

Трактирщик принялся бешено растирать стойку, тщательно избегая при этом касаться монет.

– Постоишь столько лет за стойкой, на таких типов насмотришься…

И тут над самым его ухом прозвучал голос:

– СОВСЕМ ЗАБЫЛ. МНЕ ЕЩЕ ПАКЕТИК С ОРЕШКАМИ, ПОЖАЛУЙСТА.

Снег сверкал на обращенных по вращению отрогах Овцепикских гор, этого гигантского хребта, что, пролегая через весь Диск, в одном месте изгибается, обходя Круглое море, и служит естественной стеной, разделяющей Клатч и огромную равнину Сто.

Эти места служат обиталищем распоясавшимся ледникам, затаившимся обвалам и высоким, безмолвным снежным равнинам.

А еще здесь обитают йети. Йети, представляющие высокогорный подвид семейства троллей, слыхом не слыхивали о том, что людоедство безнадежно вышло из моды. Их мнение по данному вопросу таково: ешь что шевелится. Если не шевелится, подожди, пока шевельнется. И тогда ешь.

В тот день им не давали покоя странные звуки. Эхо хороводами гуляло по вечномерзлым хребтам от одной вершины к другой и в конце концов слилось в густой, непрерывный рокот.

– Мой брат говорит, это очень большие звери. Эти слоны. Большие и серые, – поведал один йети, лениво ковыряя в зубе с дыркой.

– Больше нас? – спросил его другой йети.

– Почти что больше нас, – уточнил первый йети. – Но их там целая орда. Брат сказал – даже сосчитать не смог.

Второй йети втянул ноздрями воздух и, похоже, погрузился в раздумья.

– Да уж, конечно, – угрюмо заключил он. – Твой брат больше чем до одного вообще считать не умеет.

– Говорит – слонов там очень много. Такой жирный серый зверь в горы лезет. Большой и неповоротливый. И каждый на спине тащит много уграа.

– Угу.

Первый тролль показал приятелю на огромное пологое пространство, похороненное в плотном снегу.

– Хорошо сегодня. Глубоко! Быстро здесь ни один зверь не ходит. Мы с тобой в снегу ляжем, они нас заметят, только когда наткнутся на нас. И тут они испугаются, как дурностаи. И будет у нас сегодня день Большой Жратвы! – Он решительно махнул лапами. – Тяжелый такой зверь, брат сказал. Быстро не ходит, вот увидишь.

Другой йети пожал плечами.

– Ну, давай попробуем, – рыкнул он, перекрывая катящийся на них грозный рев.

И они залегли в снегу, благо белая шерсть на шкурах мигом превратила их в два малозаметных сугроба. То был прием, который неустанно шлифовался, совершенствовался и в течение тысяч лет передавался от отца к сыну, – хотя на этом поколении эстафете суждено было оборваться.

Йети замерли.

С нарастающим ревом к ним приближалось полчище слонов.

Наконец первый тролль, тщательно выговаривая слова, – до этого он немало потрудился, их подыскивая, – проговорил:

– А какая тебя ждет добыча, да, какая тебя ждет добыча, если ты перегонишь через горы много‑ много слонов?

Ответа на вопрос так и не последовало.

Расчет йети оказался правильным.

Когда пятьсот сработанных на скорую руку слоновьих бобслеев‑ двоек, перевалив через гребень, который располагался от йети всего в паре десятков футов, ринулись вниз со скоростью шестьдесят миль в час, то пристегнутые всеми возможными ремнями, ошалело трубящие погонщики увидели йети, только когда наткнулись на них…

Виктору удалось поспать всего пару часов, но, едва поднявшись, он тут же почувствовал необыкновенный прилив бодрости и оптимизма.

Итак, все кончено. Жизнь выглядела вовсе не так удручающе. Этой ночью – ну, не всей ночью, только в предутренние часы, Джинджер была с ним очень мила; а заключенная в холме тайна – что бы она собой ни представляла – похоронена теперь навеки.

«Человек не застрахован от всяких фокусов воображения, – подумал Виктор, наполнив водой испещренную трещинками раковину и быстрыми движениями растирая себе лицо. – Бывает, предадут земле какого‑ нибудь старого злого короля или волшебника, а потом их призрак начинает шататься по окрестностям, вмешиваясь в людские дела. Хорошо известный случай. Но я сомневаюсь, что какой‑ нибудь призрак сумеет пролезть сквозь тысячетонные глыбы, которые завалили туннель».

Правда, на память ему тут же пришел отвратительно живой экран. Однако сейчас даже он казался не таким уж жутким. Там, в холме, стояла абсолютная темнота, вдобавок блуждали какие‑ то тени, сам Виктор был точно сжатая до крайности пружина – стоит ли удивляться, если с ним случился самый обычный обман зрения? Положим, там еще были скелеты, однако даже они утратили прежнюю зловещесть. Виктор знал, что иные племенные вожди, уходя в мир иной из холодных степей, увлекали за собой в могилу целые армии всадников на лошадях, чтобы те продолжали и впредь служить своему повелителю. Вполне вероятно, что и здесь имел место подобный ритуал. Да, при ясном, холодном свете дня все события решительно меняли свою окраску.

Вот именно, что при холодном… Так оно и было на самом деле.

В комнате царило то особое освещение, которое видишь, проснувшись однажды зимним утром. И тогда ты твердо знаешь – за окном выпал снег. Этот свет почему‑ то отрицает тень.

Виктор подошел к окну и увидел перед собой бледное серебристое зарево…

Голывуд куда‑ то исчез.

И тогда ночные призраки вновь обрушились на него. Так возвращается тьма, когда гаснет свет.

«Минутку, минутку, – говорил себе Виктор, сдерживая панику. – Подумаешь, туман. Ведь туман – это нормальная вещь, особенно на взморье. А переливается он так потому, что его подсвечивает солнце. Ничего оккультного в этом тумане нет. Рассеянные в воздухе капли влаги. И больше ничего, ничего…»

Он торопливо набросил на себя что‑ то, распахнул дверь в коридор и едва не споткнулся о Гаспода, растянувшегося у порога самым задрипанным в мире ковриком.

Пес с трудом приподнял тело на передние лапы, остановил на Викторе желтоватое око и пробормотал:

– Хочу, чтобы ты знал, приятель, я валяюсь тут, перед твоей дверью, вовсе не потому, что всякая верная собака должна охранять своего хозяина и так далее. Это все бред. Просто когда я вернулся сюда…

– Заткнись, Гаспод!

Виктор открыл дверь на улицу. Внутрь тотчас хлынул туман. В тумане чувствовался некий естествоиспытательский душок – он хлынул внутрь с таким видом, будто давно ждал, когда ему представится такая возможность.

– Туман как туман, – сказал Виктор вслух. – Вставай, собирайся. Ты помнишь – мы едем сегодня в Анк‑ Морпорк.

– Голова… – простонал Гаспод. – Голова словно днище кошачьей корзины…

– Можешь поспать в телеге. Да и я тоже, если на то пошло.

Виктор ступил в серебристое марево. В следующий миг он уже не знал, где находится. С разных сторон сквозь пелену мороси слепо таращились на него дома Голывуда.

– Гаспод? – нерешительно окликнул он. Виктор встревожился не на шутку. «Туман как туман, – повторил он еще раз. – Только почему‑ то кажется, что этот туман… обитаем. Кажется, если он вдруг сейчас рассеется, я увижу множество разглядывающих меня в упор людей. Причем разглядывающих снаружи. Странно все это. Я ведь и сам, строго говоря, нахожусь снаружи, и еще снаружи нет ничего, ведь оно было бы снаружи по отношению к снаружи. А туман все продолжает мерцать…»

– Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я взял на себя обязанности проводника, – важно проговорил голос у его колена.

– Какое тихое, нежное утро! – проговорил Виктор как можно более беспечно. – Этот туман скрывает все острые углы…

– Вот это точно! – с готовностью подхватил Гаспод. – А еще кажется, что со дна морского явились ужасные чудища и истребили все живое, только мы с тобой остались.

– Закрой пасть!

В эту секунду в тумане вдруг проступили чьи‑ то огромные очертания. Однако по мере приближения они уменьшились, и щупальца и антенны, на которые услужливо намекало расшалившееся воображение Виктора, сменились относительно стандартными конечностями, принадлежавшими Соллу Достаблю.

– Виктор? – произнес он, чуть помешкав.

– Солл!

Солл не скрывал своего облегчения.

– Дальше кончика носа ничего не разглядишь, – сказал он. – Мы думали, ты куда‑ то исчез. Пошли, скоро полдень. Мы почти собрались.

– Я тоже.

– Отлично. – Бисерины тумана покрывали одежду и волосы Солла. – Гм… А где мы сейчас, интересно?

Виктор огляделся по сторонам. Минуту назад его дверь была точно сзади.

– В тумане чувствуешь себя как‑ то не по‑ людски, – озабоченно проговорил Солл. – Гм… Слушай, может, твоя псина доведет нас до студии? … Вид у нее вроде смышленый.

– Гав, гав, – внятно проговорил Гаспод и встал на задние лапы, выказывая, очевидно, свой сарказм.

– Ты смотри‑ ка! – сказал Солл. – Слушай, он как будто понял, что я сказал.

Гаспод отрывисто гавкнул. Через секунду‑ другую на них обрушилась лавина счастливого лая.

– Ага, вот и Лэдди откликнулся. Умнейший пес!

Гаспод был откровенно польщен.

– Говорю тебе, этот Лэдди – невероятно умный пес, – повторил Солл, когда все трое двинулись на лай. – Может, он и твою псину чему‑ нибудь путному научит…

У Виктора не хватило духу взглянуть вниз.

Не раз и не два они сбились с дороги, но в конце концов вывеска «Мышиный Век Пикчерз», как некий летучий призрак, проплыла у них над головами. На площадке толпилось множество народу; казалось, она стала прибежищем для заблудившихся путников, которые не знали, куда им идти.

У ворот конторы Достабля стоял конный экипаж. Здесь же был сам Достабль. Он нервно выбивал пыль каблуком башмака.

– Ну, живее, живее! – говорил он. – Я уже послал вперед Бригадира с лентой. Давайте, залезайте сюда. Только вы двое.

– По‑ твоему, – спросил Виктор, – мы сможем добраться туда, куда хотим?

– А что такого? – огрызнулся Достабль. – В Анк‑ Морпорк ведет одна‑ единственная дорога. Потом, когда мы отъедем немного от взморья, эта дрянь рассеется. Не понимаю, почему сегодня все такие взвинченные. Туман как туман…

– Вот и я говорю, – сказал Виктор, залезая в экипаж.

– Это просто счастье, что мы успели дорисовать «Поднятых ураганом»! – сказал Достабль. – Наверное, какое‑ нибудь сезонное явление. И нечего так психовать.

– Ты это уже говорил, – заметил Солл. – Причем раз пять за сегодняшнее утро.

На одном из сидений, свернувшись клубочком, устроилась Джинджер. Под сиденьем нашел себе место Лэдди. Осторожно переместившись вбок, Виктор придвинулся к Джинджер.

– Ты сумела хоть немного поспать? – шепотом спросил он.

– Час‑ другой, не больше, – сказала она. – На сей раз все обошлось. Даже снов подозрительных не видела.

Виктор облегченно вздохнул:

– Ну, тогда действительно бояться больше нечего. А то я вдруг засомневался…

– Ты видишь, какой туман? – резко спросила она.

– А что туман? – затравленно промолвил Виктор.

– Из‑ за чего, по‑ твоему, случился такой туман?

– Ну, как тебе сказать… Насколько я знаю, туман выпадает тогда, когда холодный воздух, соприкасаясь с прогретой поверхностью Диска…

– Не притворяйся! Ты знаешь, о чем я говорю! Этот туман какой‑ то ненормальный. Он это… как‑ то непонятно оседает, – немного сомневаясь, продолжила она. – И потом… кажется, из него какие‑ то голоса возникают.

– Ничего из него не возникает, – отрезал Виктор, отчаянно надеясь, что разумная составляющая его головного мозга сумеет подтвердить это. – Голоса либо слышны, либо нет, а возникать они не могут! Послушай, мы оба с тобой смертельно устали. И в этом все дело. Во‑ первых, мы работали как заведенные, потом… гм… толком не выспались, так что ничего удивительного, что мы видим и слышим то, чего на самом деле нет.

– Ага, значит, ты видишь что‑ то, чего на самом деле нет? – торжествующе воскликнула Джинджер. – И перестань говорить со мной таким спокойным, урезонивающим тоном! Терпеть не могу людей, которые все такие спокойные, разумные…

– Ну что, голубки, опять ссоритесь?

Виктор и Джинджер поджали губы. Достабль вскарабкался на противоположное сиденье и уставился на них с откровенным любованием. Следом в экипаж влез Солл. С грохотом захлопнулась дверца, и кучер отправился к козлам.

– На полпути сделаем остановку, перекусим, – сказал Достабль, когда экипаж тронулся.

Внезапно смутившись, он с подозрительным видом шмыгнул носом.

– А это что еще за запах? – спросил он.

– Боюсь, он исходит от моей собаки, которая лежит под твоим сиденьем, – сказал Виктор.

– Она что, болеет?

– Так уж случилось, что по‑ другому она не пахнет.

– А что тебе мешает взять эту псину и хорошенько ее выстирать?

– А что мне мешает хорошенько цапнуть тебя за ногу? – последовал еле слышный ответ из‑ под сиденья.

Тем временем над Голывудом сгущался туман.

Плакаты «Поднятых ураганом», развешанные за последние несколько дней по всему Анк‑ Морпорку, успели создать вокруг картины настоящий ажиотаж.

В определенный день и в определенный час эти плакаты добрались до Университета. Один из них был приколот к зловонному, напоминающему формой книгу шалашу, который библиотекарь называл своим «домом»[23]. Прочие плакаты негласно распространялись среди самих волшебников.

Художник сотворил небольшой шедевр. Джинджер в объятиях Виктора на фоне охваченного пожарищем города была изображена столь ловко, что являла миру обзор всего, чем наделила ее природа, и даже того, чем она ее никогда не наделяла.

Эффект, который плакаты произвели на волшебников, не мог присниться Достаблю даже в самых дерзких снах. В Магической зале плакат переходил из рук в руки. Причем руки тряслись так, словно держали нечто невероятно драгоценное.

– У девчонки все на месте, – промямлил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

То был один из самых упитанных волшебников Университета; плоть его была столь обильна, что, казалось, пребывает в полном согласии с наименованием его должности. Когда он сидел, его зачастую путали с мягким огромным креслом. Многие с трудом подавляли в себе желание пошарить в складках его телес в поисках затерявшейся мелочи.

– На каком месте, господин завкафедрой? – спросил у него другой волшебник.

– Сам знаешь. Все на месте. Уф! Просто ягодка! Присутствующие взирали на него с вежливым любопытством, по‑ видимому затаив надежду на какое‑ нибудь сногсшибательное продолжение.

– Ну вы даете! – проговорил заведующий кафедрой. – Неужели я должен все разжевывать?

– Господин заведующий кафедрой, должно быть, толкует о чувственной притягательности красотки, – пояснил профессор современного руносложения. – Маняще колышутся нежные перси, нежно подрагивает объемный торс – словом, запретные плоды желания, которые…

Сидящие слева и справа от него волшебники потихоньку начали отодвигаться от своего соседа.

– Опять секс! – вскричал декан факультета пентаклей и пентаграмм, прерывая профессора на полувздохе. – Последнее время только и слышишь об этом сексе. Один разврат.

– Ну, не знаю… – с тоской в голосе протянул профессор современного руносложения.

Тут очнулся растревоженный шумом старик Ветром Сдумс, до сей минуты мирно дремавший в своем кресле у камина. В камине Магической залы всегда пылали дрова независимо от времени года.

– Как‑ как? – спросил старик. Декан нагнулся к самому его уху.

– Я говорил, – сказал он, – что в наше время мы понятия не имели, что означает слово «секс».

– А‑ а. Очень верно, очень верно! – пробормотал Сдумс, устремляя задумчивый взор к пылающим углям. – Кстати, не помните, нам таки удалось узнать, что оно означает?

Минуту‑ другую никто не решался нарушить паузу.

– А я все равно утверждаю, что очень хорошенькая фигурка! – с упрямством, достойным лучшего применения, проговорил профессор.

– Скорее всего, ее рисовали по частям. Собрали сразу из нескольких «фигурок»… – цинично заметил декан.

Неверный, блуждающий взор Сдумса остановился на плакате.

– А кто этот юноша? – внезапно спросил он.

– Какой юноша? – в один голос спросили несколько волшебников.

– Тот юноша, который изображен в средней части этой работы, – ответил Сдумс. – Он держит на руках эту особу…

Волшебники присмотрелись к плакату.

– А, этот… – рассеянно промолвил заведующий кафедрой.

– Знаете… у меня… м‑ м… такое чувство, будто я его где‑ то видел, – проговорил Сдумс.

– Мой любезный Сдумс, только не пытайся убедить нас, будто ты тайком посещаешь сеансы движущихся картинок! – сказал декан, с улыбкой поглядывая на присутствующих. – Все мы знаем, какому осквернению подвергает себя волшебник, благоволящий мирским утехам. Аркканцлер бы очень разозлился.

– Как‑ как? – проговорил Сдумс, поднося ладонь к уху.

– А знаешь, после того, как ты об этом сказал, мне тоже кажется, что я его где‑ то видел, – сказал декан, вглядываясь в изображение на плакате.

Профессор современного руносложения склонил голову набок и вдруг воскликнул:

– Так ведь это же наш старый друг Виктор!

– М‑ мм… Прости? – сказал Сдумс.

– Точно, что‑ то общее у них есть, – проговорил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – И усики у него такие же ощипанные…

– О ком вы говорите? – прислушался Сдумс.

– Так ведь он же обучался в нашем Университете. Получил прекрасное образование. Что заставило его волочиться за юбками?

– Постойте, – сказал заведующий кафедрой. – Это действительно Виктор. Только не наш. Тут говорится, что это – Виктор Мараскино.

– А, так это просто кличка, имя для клика, – беззаботно откликнулся профессор современного руносложения. – Знаете, они вечно приклеивают себе забавные имена. Делорес де Грехх, Бланш Томност, Клифф Утес… – Он вдруг почувствовал, что собеседники поглядывают на него с укоризной. – Во всяком случае, так я слышал… – неубедительно промямлил он. – Слышал от нашего привратника. Он каждый день бегает на эти картинки…

– О чем здесь говорят? – вскричал Сдумс, рассекая воздух своей тростью.

– Вот и повар тоже бегает, – пробормотал заведующий кафедрой. – А с ним вместе – половина персонала, занятого на кухне. Добыть после девяти часов вечера сэндвич с ветчиной – это, знаете ли, проблема.

– Непонятно, кто туда не бегает. Одни мы, наверное, – сказал профессор.

Один из волшебников, не принимавший участия в разговоре, провозгласил, тыча пальцем в нижнюю часть плаката:

– Вы только послушайте! «Увликательнейшее Сказанее! Дабро Пожаловаться в Насыщенное Великими Пирипитиями Славное Прошлое Анк‑ Морпорка! »

– Так‑ так! – произнес профессор. – Видимо, что‑ то историческое.

– А еще тут написано вот что: «Ипическая Любофь, Каторой Паразились Боги и Чиловечество! »

– М‑ мм? Тут и религиозная тематика!

– А кроме того, сказано, что в картине участвует тысяча слонов!

– Ага! Тайны дикой природы. Похвальные просветительские задачи, – проговорил завкафедрой, многозначительно устремляя взор на декана.

Прочие волшебники сделали то же самое.

– Мне представляется, – медленно произнес профессор, – что едва ли кто‑ то упрекнет волшебников высшего состава, которые решили обратиться к просмотру материала исторического, религиозного и… гм‑ гм… натуроведческого характера.

– Знаешь, у нашего Университета есть своя, ярко выраженная специфика, – возразил декан, но не слишком твердо.

– Эта специфика относится только к студентам, – заявил профессор. – Я вполне допускаю, что студентам не следует позволять смотреть клики. Не исключено, что они начнут свистеть, швыряться в экран огрызками… Но ведь нельзя всерьез утверждать, что волшебникам высшего состава, таким, как мы, противопоказано исследовать этот любопытный феномен массовой культуры!

Тросточка Сдумса, заложив яростный вираж, подсекла ноги декана.

– Я требую, чтобы мне объяснили наконец, о чем идет разговор! – взвизгнул он.

– Мы считаем, что волшебникам старшего состава следует разрешить просмотр движущихся картинок! – крикнул что было мочи завкафедрой.

– О‑ оо, это вещь – то, что надо! – прокряхтел Сдумс. – Всегда приятно поглазеть на красотку.

– Ни о какой «красотке» речи не шло, – сказал завкафедрой. – Мы говорили о том, что феномены массовой культуры вызывают у нас определенный научный интерес.

– Ну, как назвать, это дело вкуса… – проговорил Ветром Сдумс.

– Но если простой народ увидит, как волшебники входят и выходят через двери заведения для просмотра движущихся картинок, они растеряют всякое уважение к нашей профессии, – заявил декан. – Это ведь даже магией не назовешь. Какое‑ то шарлатанство!

– А знаете, – задумчиво произнес волшебник, который рангом чуть уступал остальным, – мне уже очень давно хочется выяснить, что же собой представляют эти нашумевшие клики. Возможно, что‑ то вроде кукольного представления? Эти актеры вообще на сцене находятся или где? Может, это своего рода театр теней?

– Вот видите, – сказал завкафедрой, – нас считают мудрецами, а мы не знаем самых простых вещей.

Все повернули головы к декану.

– Хорошо, – уступил наконец он. – Но если на сцене появятся девочки в колготках, мы сразу уйдем.

Думминг Тупс, самый везучий обладатель академической степени за всю историю Незримого Университета, приближался к устроенному в стене тайному лазу. Думминг пребывал в самом счастливом расположении духа. Его мозг, в иных случаях сухой и безжизненный, ныне был наводнен чудесным предвкушением пива, а также посещением сеанса клика. Закончить этот чудный вечер он рассчитывал хорошей порцией ядреного клатчского карри, а после…

За всю жизнь он лишь однажды испытывал такой ужас.

Они все были здесь. Все, до единого человека. Весь преподавательский состав, включая самого декана. Включая даже старика Сдумса в его кресле на колесах. Стоя в тени, они взирали на Думминга с подобающей строгостью. В его похожем на ведро отходов мозгу темной розой расцвела паранойя. Они ждали именно его.

Тупс похолодел.

Первым заговорил декан.

– О‑ о‑ о! М‑ мм… Ага. Э‑ э… Кхе‑ кхе, – произнес он, но вскоре, по‑ видимому, сумел справиться с непослушным языком. – О‑ о‑ о?! Что такое? Что такое? Не стесняйтесь… э‑ э‑ э… проходите!

Думминг остолбенел. Но через мгновение внезапно сорвался с места и был таков.

Немного погодя профессор современного руносложения проговорил:

– Если не ошибаюсь, это был некто Тупс. Как вы полагаете, он не вернется?

– Едва ли.

– Наверняка всем растрезвонит.

– Не думаю, – сказал декан.

– А он случайно не мог заметить, где именно мы извлекли из кладки кирпичи?

– Не мог, – уверил завкафедрой. – Я закрыл отверстия спиной.

– Тогда не будем терять времени. Где мы закончили?

– Слушайте, я все‑ таки считаю, что это настоящее безумие, – заявил декан.

– Перестань болтать, старина, лучше подержи вот этот кирпич.

– Я‑ то его подержу, но хоть кто‑ нибудь мне объяснит, каким образом мы переправим на ту сторону это кресло?!

Все посмотрели на инвалидное кресло Сдумса.

Есть на свете инвалиды и старики, использующие легкие, подвижные, управляемые кресла. Благодаря таким креслам они получают возможность полнокровного и независимого существования в современном обществе. Если же говорить о кресле Сдумса, то оно крайне отличалось от своих собратьев – примерно тем же, чем гиппопотам отличается от газели. Особенности существования Сдумса в современном обществе тоже отличались – он милостиво разрешал другим заботиться о его кресле.

Кресло, будучи огромным как в длину, так и в ширину, управлялось с помощью небольшого штурвала и гигантского чугунного рычага. Чугун вообще был в явном фаворе у конструктора этого кресла. Остов покрывали железные вензельки, представляющие результат сварки нескольких водосточных желобов. Задние колеса не были снабжены приводом от руля и от этого казались чисто декоративным элементом. При этом кресло было утыкано множеством жутковатых рычажков, о назначении которых знал один лишь Сдумс. Прилагался также необъятный клеенчатый капюшон, который при выпадении осадков в виде ливней, бурь, а также метеоритов и рушащихся домов мог быть раскрыт над коляской всего за несколько часов. Немного оживлял общую картину передний рычаг, увешанный десятками звоночков, гудочков и свисточков, – их цель Сдумс видел в том, чтобы весть о продвижении коляски заблаговременно распространялась по всем переходам, дворам и коридорам Университета. Мера была нелишней, поскольку кресло, для приведения в движение которого требовались усилия очень сильного человека, всячески противилось любым усилиям это самое движение остановить. Что до тормозов, то они наверняка существовали, однако Ветром Сдумс никогда не задавался целью их отыскать. Вот почему как студенты, так и сотрудники Университета, знали, что единственный способ спасти свои жизни в тот миг, когда их оглушает близкий вопль сирены или рев гудка, заключается в скорейшем размазывании себя по ближайшей стенке, дабы пропустить грохочущее кресло‑ убийцу.

– Нам никогда в жизни не перекинуть его на другую сторону, – упрямо твердил декан. – Эта штука тянет на тонну, не меньше. Мне кажется, разумней всего оставить старика здесь. Он все равно слишком стар для подобных увеселений.

– Когда я был помоложе, знаете ли… не беспокойтесь… м‑ мм… Каждую ночь через эту самую стенку лазил, – обиженно прошамкал Сдумс. – Да, погуляли мы тогда… – продолжал он. – Если бы мне вручали пенни за каждый случай, когда мне приходилось удирать от Ночной Стражи, охо‑ хо… – Его древние губы вдруг начали что‑ то подсчитывать. – Я бы заработал на этом пять пенсов и полпенни, – наконец подвел итог он.

– Ну а если нам попробовать… – начал было завкафедрой, но отвлекся. – Как это – пять пенсов и полпенни?

– Помню, однажды они на полдороги выдохлись, – благостно проговорил Сдумс. – О, то еще было времечко! А помню, раз мы с Числителем – с Риктором, значит, и со Спольдом забрались на самую верхушку Храма Мелких Богов, причем, вообразите себе, прямо посреди службы, а у Спольда был с собой мешок, где он держал молочного поросенка…

– Ну вот! Осторожнее надо, – раздраженно проговорил профессор современного руносложения. – Теперь его не остановишь!

– Можно поднять его с помощью магии, – предложил завкафедрой. – Есть одно блестящее заклинание. Усовершенствованный Подъемник Гиндля.

– …И вот тогда главный жрец развернулся на месте, и… хи‑ хи‑ хи! … вы бы видели его лицо! А что, как вы думаете, отколол наш Числитель?

– Не думаю, что это самый достойный способ применения магии, – фыркнул декан.

– А перетаскивать эту бандуру вручную – думаешь, это более достойно? – огрызнулся профессор современного руносложения, закатывая рукава. – За дело, ребята!

– …А Угорь, тот однажды приперся ночью к Гильдии Убийц и давай колотить в двери. А там привратником в то время служил Падлидж такой, жуткий тип, и вот он… хи‑ хи‑ хи… открывает дверь, а тут как раз из‑ за угла выворачивает стража…

– Ну, готовы!? Взяли!

– …Это ужасно напоминает один эпизод, когда я и Фрамер по кличке Огурчик раздобыли где‑ то клей и пошли…

– Чуть повыше, декан! Волшебники сосредоточенно запыхтели.

– …М‑ мм, да‑ да, прямо как сейчас вижу, какую он состроил физиономию…

– Теперь отпускай!

Окованные железными ободами колеса зычно брякнулись на брусчатку аллеи. Сдумс одобрительно закивал.

– Да, какое было время! – бормотал он, начиная уже клевать носом. – Какое время было!

Отразив лунное сияние объемными задами, волшебники медленно и неуклюже перевалились через стену и теперь дружно переводили дыхание по другую сторону ограды.

– Могу я узнать, декан, – проговорил профессор, прислоняясь спиной к кирпичам, чтобы унять дрожь в коленях, – разве… за последние лет пятьдесят… Университет занимался… надстройкой этой стены?

– Э‑ э… Кажется… не занимался…

– Странное дело. Раньше, помню… перескакивал ее… как прыткая газель. Было‑ то совсем недавно. Честное слово, совсем недавно.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒