Терри Пратчетт 16 страница

– Вот и хорошо, – проговорил Виктор. – Пора заканчивать. Джинджер!

Собственный голос, отразившись от невидимых стен, оглушил Виктора. После чего удалился, ударяясь о своды и расщелины: «Джер, жер, ер! » Где‑ то вдалеке за его спиной обрушился какой‑ то камень.

– Тихо ты! – рявкнул Гаспод. – Ты что, хочешь, чтобы нам на головы потолок рухнул?

– Джинджер! – прошипел Виктор. – Это я! Она повернулась к нему и устремила взор… то ли на него, то ли сквозь него, то ли в него.

– Виктор, – нежно произнесла она. – Уходи. Уходи и больше не возвращайся. Уходи немедленно, ибо грядет много горестей…

– Грядет много горестей… – тихо повторил Гаспод. – А она ведь предвещает, узнаю этот голос.

– Ты сама не понимаешь, что делаешь, – убеждал Виктор. – Ты же сама просила удержать тебя! Давай уйдем вместе. Вернемся назад, пошли же!

Он попытался перелезть на другую сторону кучи, как вдруг…

…Как вдруг ноги его поползли вниз. Послышалось отдаленное глухое рокотание, точно где‑ то завибрировал лист железа. Вокруг распространилась какая‑ то невзрачная музыкальная нота, эхом отразившаяся от стен. Виктор попытался переставить ногу, но нога нащупала выступ, который точно так же ушел вниз, издав новый по тональности звук.

Третьим звуком стал скрежет. Виктор стоял на дне небольшой ямы. И тут, к ужасу своему, он вдруг осознал, что его поднимает вверх под аккомпанемент голосов труб, под пыхтение и одышку устаревших деталей. Виктор вскинул руки – и ударил по изъеденному ржавчиной рычагу. Тот, издав совершенно не похожий ни на что звук, отвалился… Лэдди протяжно завыл. А Джинджер, выронив факел, прижала к ушам ладони.

Неспешно отделившись от стены, на ряды сидений обрушился огромный фрагмент каменной кладки. Оглушительной дробью разлетелись обломки, причем грохочущий контрапункт, добавившийся к партии трубы, говорил о том, что этот шум заново перекроил весь облик пещеры.

А потом все замерло. Раздался долгий натужный хрип, затем последовал вздох. Сопровождавшая его череда содроганий и скрипов служила верным признаком того, что, какой бы древний механизм Виктор ни привел в действие, эта машина свое отжила.

Наступила тишина.

Виктор не без опаски выкарабкался из музыкальной ямы, повисшей в нескольких футах от пола, и бросился к Джинджер. Та стояла на коленях и рыдала.

– Давай, поднимайся, – сказал он. – Нужно уходить отсюда.

– Где я? Что со мной происходит?

– Сложно объяснить.

Выпавший из ее руки факел яростно шипел. Ничего фосфорического в его пламени теперь не было, он представлял собой смазанный дегтем, близкий к потуханию обломок плавника. Виктор поднял деревяшку в воздух и размахивал ею над головой до тех пор, пока она снова не занялась тусклым желтоватым пламенем.

– Гаспод! – крикнул он.

– М‑ да?

– Собаки должны бежать впереди, показывать дорогу.

– Ну спасибо.

Пока они тащились вверх по проходу, Джинджер крепко прижалась к нему и не хотела отпускать. Несмотря на терзающий его ужас, Виктор склонялся к тому, что ощущение это не из самых отталкивающих. Но когда взгляд его падал на некоторых зрителей, Виктора начинала бить дрожь.

– Такое впечатление, что все они умерли во время просмотра клика! – проговорил он.

– Да‑ да. Смотрели комедию и померли со смеху, – добавил семенящий впереди Гаспод.

– Почему ты так думаешь?

– Погляди, как они скалятся.

– Гаспод!

– Знаешь, иногда полезно уметь взглянуть на вещи со светлой стороны, – ухмыльнулся пес. – Нельзя же унывать только потому, что ты оказался в какой‑ то затерянной усыпальнице с умалишенной любительницей кошек и факелом впридачу, который с минуты на минуту должен потухнуть…

– Перестань болтать и смотри за дорогой!

Они сбежали, почти скатились с лестницы, чуть не поскользнувшись на облепленных водорослями нижних ступеньках. И тут же поспешили в направлении небольшого сводчатого коридора, сулящего живительный воздух и открытое пространство. Пламя факела уже обжигало руку Виктора, и ему пришлось разжать кулак. В сущности, в туннеле ничего ужасного не поджидает; если идти гуськом вдоль стены и не допускать глупостей, они рано или поздно доберутся до двери… Кроме того, вот‑ вот должен был наступить рассвет, так что вскоре на небе взойдет яркое солнце…

Виктору стало спокойнее. Все‑ таки это был героический поступок. Они не встретили чудищ, но, верно, все чудища рассыпались в прах еще в глубокой древности. Да, мероприятие было не самым приятным, но, с другой стороны, это можно назвать обычным, э‑ э, археологическим исследованием. А теперь, когда все близилось к концу, пережитое вовсе не казалось таким уж страшным…

Лэдди, бежавший во главе, вдруг яростно залаял.

– Что он говорит? – спросил Виктор.

– Говорит, – перевел Гаспод, – что туннель завалило.

– Не может быть!

– Это все твой органный оркестр.

– Что, и вправду завалило?

Правдивее быть не могло. Виктор подобрался к завалу. Рухнули несколько плит перекрытия, а за ними последовали тонны щебня и осколков породы. Он попробовал было вытащить пару камней побольше, но это только вызвало новую череду обвалов.

– Может, стоит поискать другой выход? – спросил он. – Вы собаки, так сбегайте, посмотрите…

– Выброси это из головы, дружище, – прервал его Гаспод. – Если отсюда и можно выбраться, так только по той самой лестнице. Которая ведет прямиком в море. Нырнешь и как можно дольше будешь держать воздух. Главное, чтобы легкие не подвели.

Лэдди залился лаем.

– Это я не тебе! – сказал Гаспод. – Я не с тобой разговаривал. Никогда не перебивай старших. И еще одно. Никогда не лезь в добровольцы.

Виктор тем временем попытался возобновить раскопки.

– Никак не пойму, – сказал он спустя минуту, – то ли это свет, то ли мне просто кажется… Что скажешь?

Он услышал, как заскрежетали по камням острые когти.

– Все может быть, все может быть, – пробормотал пес. – Похоже, две плиты заклинило, и остался маленький зазорчик…

– Но кто‑ нибудь небольших размеров туда пролезет? – воодушевляюще произнес Виктор.

– Ничего другого я от тебя не ждал.

Когти царапнули накренившуюся плиту. Наконец раздалось глуховатое мычание:

– Потихоньку можно… Но очень тесно, зараза! …

Вдруг все стихло.

– Гаспод! – встревоженно позвал Виктор.

– Я тут. Все в порядке. Вижу дверь.

– Молодчина!

Виктор ощутил некое дуновение, и снова послышалось яростное скрежетание когтей. Осторожно вытянув руку, он нащупал волосатое тело, отчаянно лезущее вперед.

– Лэдди хочет составить тебе компанию!

– Размерами не вышел. Застрянет там в щели…

Раздалось глубокое собачье урчание, затем, вслед за хлестким пинком, Виктора обдал целый фонтан гравия, и наконец, он услышал триумфальный лай.

– Хотя он, конечно, чуть более поджарый, чем я, – некоторое время спустя отозвался Гаспод.

– Теперь бегите и приведите подмогу, – крикнул Виктор. – А мы… хм… а мы вас здесь подождем.

Звук торопливого топотка вскоре растаял вдали. Еле слышное гавканье Лэдди убедило их в том, что собаки выбрались наружу.

Виктор перевел дух.

– Теперь остается только ждать, – сказал он.

– Где мы находимся? Внутри холма? – раздался в темноте голос.

– Да.

– А как мы здесь очутились?

– Я оказался здесь вслед за тобой.

– Я же просила тебя удержать меня.

– Да, но потом связала меня веревками.

– Не говори ерунды.

– Ты привязала меня веревками к стулу, – продолжал Виктор. – А потом заявилась сюда, сделала факел и направилась… направилась туда, где я тебя обнаружил. У меня мурашки по телу бегают, как представлю, что могло бы случиться, если бы я тебя не разбудил?

Наступила пауза.

– Неужели я на такое способна? – с трудом проговорила Джинджер.

– Как видишь, да.

– Но я ничего не помню!

– Верю. Но это мало что меняет.

– Но ты можешь, наконец, объяснить, что это было за место?

Виктор поерзал на каменистом сиденье, пытаясь устроиться поудобнее.

– Честно говоря, не знаю, – сказал он. – Поначалу я решил, что это храм. Но с виду он похож на заведение, приспособленное для просмотра движущихся картинок.

– Да ведь он древний, как сам этот холм!

– Если не древнее.

– Но послушай, ведь так не бывает, – пролепетала Джинджер тем упавшим голосом, каким обычно говорят, когда безумие уже кромсает кухонным тесаком дверь в комнату рассудка. – Алхимики додумались до этого изобретения всего несколько месяцев назад.

– Вот‑ вот. А ты думаешь, над чем я ломаю себе голову?

Он протянул руку, пальцы нашли ее плечо. Тело ее, натянутое как тетива, чуть‑ чуть отшатнулось.

– Здесь нам ничего не угрожает, – сказал он. – Гаспод скоро приведет помощь. Не бойся.

Сам он старался не думать о море, омывающем подножие лестницы, о многолапчатых зверях, которые в полночный час разгуливали по храму… Ему вовсе не хотелось занимать воображение картиной, как огромный осьминог ползет по сиденьям, что были установлены перед живым, переливающимся экраном. Он изо всех сил старался забыть завсегдатаев этого храма, которые навсегда остались во мраке, безучастные к тому, что над ними проносятся века… Может, они до сих пор ждут, когда им принесут попзёрн и горячие сосиски?

«Вся жизнь – это просмотр клика», – подумалось ему.

С той разницей, что зритель проникает в зал минут на десять позже начала и никто не скажет ему, в чем здесь суть, а потому он вынужден сам по отдельным деталям выстраивать картинку…

И в зале этом нельзя спрятаться, нельзя остаться на второй сеанс.

В университетском коридоре замаячило пламя свечи.

Казначей, разумеется, не считал себя храбрецом. Единственное оружие, с которым он виртуозно управлялся, были колонки цифр, но именно это умение возвело его на такие вершины иерархии Незримого Университета, которых достигал не всякий волшебник. Однако сидеть и дальше сложа руки было сейчас немыслимо.

…Уамм… уамм… уамм уаммуамы УАММ‑ УАММ…

Казначей присел на корточки за колонной и принялся отсчитывать шарики – их оказалось одиннадцать. Одна за другой вырывались из мешков струйки песка. Интервал между шариками составлял теперь две минуты.

Совершив стремительную пробежку, казначей приник к мешочному редуту.

Реальность не всегда и не везде одинакова. Это – начало начал магического знания. В Плоском мире плотность реальности была относительно низкой. Именно поэтому здесь так легко прижилась магия. Устройство, созданное Риктором, было задумано им, в сущности, с целью определения изменений в реальности и обнаружения тех точек, где реальное стремительно превращалось в нереальное. Каждый волшебник знал, что может случится, если на месте реальных вещей вдруг возникнет нереальная дырка.

«Однако, – размышлял казначей, не смея поднять голову над мешками, – на такие изменения требуется колоссальное количество магии! Мы должны без труда обнаружить утечку. Ведь это… это… это очень много магии».

До следующего залпа – пятьдесят секунд.

Он внимательно осмотрел вазу и окружающие ее мешки.

О.

А он так надеялся, что, может, ошибся…

Но нет, все шарики были выпущены в одном и том же направлении. Полдюжины мешков были усеяны дырками. А ведь Числитель Риктор установил, что выделение уже двух шариков в месяц служит признаком критического уровня накопления ирреальности.

Казначей мысленно провел линию, которая начиналась от вазы, проходила через истерзанные мешки и заканчивалась где‑ то в дальней оконечности коридора.

…Уамм… уамм…

Казначей отпрянул, но тут же сообразил, что бояться ему нечего. Ведь шарики выскакивают из разукрашенной слоновьей морды, смотрящей сейчас в противоположную сторону. Он позволил себе расслабиться.

…Уамм… уамм…

Ваза отчаянно раскачивалась, растревоженная спрятанным в ее чреве непостижимым механизмом. Казначей решился наклониться поближе… Да, действительно, такой странный шипящий звук. Словно воздух сжимается и…

Одиннадцать шариков, один за другим, вспороли мешки с песком.

Ваза начала падать – в соответствии со знаменитым физическим законом. Но вместо того, чтобы упасть на мешок, она упала прямо на казначея.

Минннь… минннь… миннн…

Казначей мигнул. Сделал шаг назад. И тоже упал.

Странные изменения реальности, возникшие в Голывуде, дали незаметные, но коварные побеги, которые добрались до самого Анк‑ Морпорка. Над головой казначея внезапно возникла пара певчих пташек, покружила с минуту и, прочирикав свое «фью‑ фью», так же внезапно испарилась.

Гаспод лежал на песке и натужно сипел. Рядом, захлебываясь от нетерпеливого лая, выплясывал Лэдди.

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – проговорил наконец Гаспод, вставая на лапы и стряхивая с себя пыль.

Лэдди продолжал фотогенично лаять и прыгать.

– Ну хватит, хватит уже, – вздохнул Гаспод. – Давай подумаем лучше, что у нас сегодня на завтрак. Потом отдохнем часок‑ другой, ну а затем…

Лэдди зашелся лаем. Гаспод опять вздохнул.

– Ладно, ладно, – протянул он. – Будь по‑ твоему. Только спасибо тебе за это никто не скажет, помяни мое слово.

Лэдди взял с места в карьер. Гаспод вразвалочку поковылял следом. Настоящим сюрпризом для него стало то, что Лэдди, вдруг развернувшись, осторожно подхватил его за загривок и помчался дальше.

– Ну да, ты большой, а я маленький, вот ничего и не могу сделать, – жаловался, болтаясь из стороны в сторону, Гаспод. – Да нет же, не туда, не туда! Людей в это время суток лучше ни о чем не просить. Нам помогут только тролли. Они уже успели продрать глаза, а кроме того, лучших копщиков не найдешь. Так, теперь направо. Берем курс на «Голубую Лаву», там мы все… вот проклятье!

До него наконец дошло, что ему придется прибегнуть к речи.

Причем сделать это публично.

Можно пускаться на чудеса изобретательности, скрывая свою ненормальность от людей, но обязательно наступит день и час, когда тебя припрут к стенке обстоятельства, когда тебе волей‑ неволей придется заговорить. Если он будет молчать, Виктор с этой любительницей кошек навсегда останутся в той усыпальнице. Ведь Лэдди просто опустит его к чьим‑ нибудь ногам и уставится на него с выжидательным видом. И в эту минуту ему, Гасподу, придется объяснить суть дела. В общем, свои дни он будет доживать этаким цирковым уродцем.

Лэдди рысью промчался по улице и влетел в «Голубую Лаву», битком набитую завсегдатаями. Просочившись сквозь частокол колодообразных лодыжек к стойке, он разразился призывным лаем, а потом бросил Гаспода на пол.

И вид у него действительно был выжидательный.

Гул разговоров немного стих.

– Это пес Лэдди, – заметил один из троллей. – Чего хочешь, пес?

Гаспод, неверной походкой подобравшись к ближайшему от себя троллю, деликатно подергал за полу ветхой кольчуги.

– Прошу прощения, – сказал он.

– Это умная собака, понял? – проговорил другой тролль, с ленивым зевком пиная Гаспода в бок. – Видел вчера его в клике. Он умеет исполнять команды и считать до пяти.

– Это ровно на два больше, чем ты умеешь!

Острота имела шумный успех[22].

– Подожди, закрой пасть, – велел первый тролль. – По‑ моему, он хочет нам что‑ то сказать.

– Прошу…

– Ты бы только видел, как эта собака прыгает и лает!

– Точно. Я и видел. В одном клике. Там дети в пещерах заблудились, и он к ним людей привел…

– Дело в том, что…

Ближайший к нему тролль наморщил лоб:

– Зачем? Чтобы съесть их?

– Нет, чтобы вывести наружу.

– То есть типа барбекю?

– Прошу прощения…

Тут Гасподу снова врезали ногой по башке.

– Ты посмотри на него, может, он опять детей нашел? Туда‑ сюда ходит, на улицу зовет. Он ведь умный пес.

– Пойдем, разберемся, – сказал первый тролль.

– Здорово. Давненько я не…

– Слушай, есть людей в Голывуде категорически запрещено. Это создает нам дурную репутацию! Кремневая Лига по Защите Троллей тебя в порошок сотрет.

– Точно, а так ведь можно премию получить или ценный подарок.

– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ…

– Правильно! А потом, если мы спасем детей, это будет… это будет… создание положительного имиджа тролля, хороший, как его, публичный рилейшн.

– А если никого не спасем, в конце концов можно сожрать пса, правильно?

Трактир опустел. В нем остались лишь вечные облака дыма, котлы с плавящейся троллевой снедью, Рубина, лениво соскребывающая застывшие остатки лавы с мисок, а также мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес.

И этот мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес пребывал в тяжких раздумьях.

Он пыталась определить разницу между «выглядеть Чудо‑ Псом» и «быть таковым».

– Вот паскудство, – наконец подвел итог пес.

Виктор помнил, что в детстве очень боялся тигров. Напрасно взрослые убеждали его, что в радиусе трех тысяч миль никакого тигра не может быть в помине. Маленький Виктор задавал вопрос:

– А между нашим городом и тем местом есть какое‑ нибудь море?

И когда взрослые говорили, что, дескать, моря, может, и нет, Виктор всегда отвечал:

– Значит, нас разделяет только расстояние… То же самое он мог бы сказать применительно к тьме. Все жутковатые темные местечки одинаково жутковаты именно благодаря природе тьмы. Тьма – везде, тьма – неизменна, тьма лишь поджидает, когда исчезнет свет. Это как Подземельные Измерения – они только и ждут, когда в реальности появится трещина.

Виктор покрепче обнял Джинджер.

– Не нужно, – сказала она. – Я уже взяла себя в руки.

– Молодец, – без особого воодушевления похвалил он.

– Да, но твои руки тоже обнимают меня.

Виктор попытался расслабиться.

– Тебе холодно? – спросила она.

– Немного. Здесь как‑ то сыро и промозгло.

– Значит, это твои зубы так скрежещут?

– А чьи же? … О нет, – поспешно добавил он. – Лучше не отвечай.

– Знаешь, – сказала она спустя минуту‑ другую, – хоть убей, не помню, что я тебя связывала. Я ни один узел толком завязать не умею.

– В этот раз у тебя все получилось.

– Помню только свой сон. Я слышала голос, который говорил мне, что я должна кого‑ то разбудить… разбудить… того спящего!

Виктору тут же вспомнилась закованная в латы фигура, возлежавшая на надгробной плите.

– А ты этого спящего хорошо разглядела? – спросил он. – Можешь описать его внешность?

– Сегодня я его толком не рассмотрела, – задумчиво произнесла Джинджер. – Но во сне он всегда чем‑ то похож на моего дядю Освальда.

И тогда Виктору вспомнился меч, который длиною превышал его собственный рост. Удар такого меча отразить попросту невозможно – он разрубит пополам любое препятствие. Он представил себе типа по имени Освальд с таким мечом в руке – и содрогнулся. Картинка была не из приятных.

– А почему он напомнил тебе дядю Освальда? – полюбопытствовал Виктор.

– Потому, что дядя Освальд лежал так же неподвижно, как этот воин. Дело в том, что своего дядю я видела всего раз в жизни. И случилось это на его похоронах.

Виктор открыл было рот – и тут услышал далекие, невнятные голоса. Несколько глыб сдвинулись с места. И голос, прозвучав на сей раз гораздо ближе, сказал:

– Здравствуйте, дети! Выходите, дети, мы вас спасли.

– Это же Утес! – воскликнула Джинджер.

– Я бы узнал этот голос из тысячи! – вскричал Виктор. – Э‑ гей! Утес! Я здесь! Это я, Виктор!

Повисла неуклюжая пауза. Но вскоре голос Утеса зазвучал во всю мощь:

– Это же мой друг Виктор!

– Значит, нам его есть нельзя?

– Никто не съест моего друга Виктора! Мы его быстро‑ быстро раскопаем!

Послышались скрежещущие звуки. Потом Виктор услышал, как какой‑ то другой тролль сказал:

– И это называется известняк?! Гадость какая‑ то…

Скрежет возобновился. Вступил третий голос:

– Может, все‑ таки съедим их, а? Ведь никто ничего узнает.

– Ты – некультурный тролль! – рявкнул Утес. – Ты что говоришь? Если ты начнешь есть людей, все будут смеяться над тобой, пальцами показывать, говорить: вот какой глупый тролль, абсолютно не умеет вести себя. В итоге тебя лишат трех долларов в день и отправят обратно в горы.

Виктор издал легкий смешок – по крайней мере, он надеялся, что смешок у него получился.

– Помереть можно со смеху, правда? – повернулся он к Джинджер.

– Ага. Помереть.

– Уверяю тебя, вся эта людоедская болтовня – сплошная бравада. Они сейчас этим почти не занимаются. Можешь не волноваться.

– Я и не волнуюсь. Я волнуюсь только из‑ за того, что по неизвестной мне причине гуляю во сне. Ты сейчас заставил меня поверить, что я хочу разбудить того воина. Но ведь это настоящий кошмар. Значит, с головой у меня что‑ то случилось.

Еще несколько глыб с грохотом сдвинулись с места.

– Как‑ то странно все это, – проговорил Виктор. – Видишь ли, в большинстве случаев, когда люди одержимы… эт… гм… ну, то есть одержимость не предполагает заботливого обращения с ближним, да и с самим собой тоже. Одним словом, одержимость не стала бы тщательно связывать меня по рукам и по ногам. Просто врезала бы мне чем‑ нибудь по макушке, и все.

Он поискал в темноте ее ладонь.

– А этот человек на надгробной плите…

– Ну?

– Я уже видел его. В книге, которую нашел. Там масса картинок с его изображением. Видимо, считалось, что он очень важный, потому и скрыли его за воротами. Во всяком случае, мне кажется, именно об этом говорят пиктограммы. Врата… человек. Человек по ту сторону врат. Пленник. Понимаешь, я теперь точно знаю, все эти жрецы, или как их там, должны были делать свои обходы и совершать песнопения только потому, что…

Как раз в этот миг ближайшая к его голове глыба отползла в сторону, открывая щель для струйки жиденького света. Следом за светом ворвался Лэдди, который тут же, не переставая лаять, попытался облизать Виктору лицо.

– Да, да! Хороший, хороший Лэдди! – говорил Виктор, пытаясь увернуться от его приветствий. – Умница. Хорошая собака. Умница, Лэдди!

– Умница Лэдди! Лэдди умница!

От его лая откуда‑ то сверху посыпались мелкие камешки.

– Ага! – заорал Утес. – Вот они!

Тролли один за другим менялись у отверстия, из которого на них глазели Джинджер и Виктор.

– Это не дети, – вдруг заметил тролль, сетовавший ранее на запрет к употреблению «человеческой» пищи. – Жилы да кости…

– Слушай, я тебя предупредил. Забудь про людоедство. От этого большая беда будет.

– А если по ноге от каждого? Это справедливо ведь…

Утес подхватил валун в полтонны весом, с задумчивым видом покатал его в ладони и вдруг с такой силой хватил тролля по голове, что камень раскололся пополам.

– Я тебя предупреждал! – втолковывал он, нависая над распластавшимся телом. – Из‑ за плохих троллей все хорошие тролли страдают. У нас какая цель? Занять свое место в плеяде разумных существ Плоского мира. Но с такими глупыми троллями, как ты, мы ничего не займем.

Он просунул руку в маленькую расщелину и собственноручно извлек на свет Виктора.

– Ух! Спасибо, Утес. Там, кстати, еще Джинджер осталась…

Утес по‑ свойски пихнул Виктора локтем в бок, чуть не сломав ему несколько ребер.

– Понимаю, понимаю, – сказал Утес. – Красивый у нее писуар… Ты только отыскал хорошее местечко, чтобы справиться о здоровье ее родителей, весь Диск крутился только для вас двоих…

Остальные тролли понимающе оскалились.

– Ну, как тебе сказать…

– Это ложь! – вскричала Джинджер. – Все было совсем иначе! Мы даже не…

Тролли помогли ей спрыгнуть на землю.

– Не надо, не надо! – решительно возразил ей Виктор, подавая отчаянные знаки руками и бровями. – Это абсолютная правда. Утес, ты угадал.

– Знаем, – промолвил один из троллей, что стоял за спиной Утеса. – Видел я этого парня в кликах. Он ее там целовал, а потом всегда куда‑ нибудь умыкал.

– Слушай, ты… – заговорила Джинджер.

– Ладно, давайте отсюда уходить, – сказал Утес. – Потолок ни на чем не держится. Того и гляди упадет.

Виктор поднял глаза к потолку. С некоторых выступов сочилась вниз зловещая капель.

– Ты прав, – сказал он.

Он схватил за руку Джинджер и, не обращая внимания на ее протесты, решительно потащил девушку к выходу. Тролли тем временем обступили растянувшегося на земле товарища, который, будучи некультурным троллем, не знал, как вести себя по‑ вежливому.

– Как это мерзко, – процедила Джинджер. – Ты им еще поддакивал…

– Замолчи! – отрубил Виктор. – Что бы ты от меня хотела? Какое объяснение, по‑ твоему, их бы удовлетворило? Какую версию мы должны предложить человечеству?

Джинджер замешкалась.

– Допустим, ты прав, – сказала она. – Но все‑ таки можно было изобрести какую‑ нибудь историю. Рассказал бы им, что мы искали в пещере… ну, не знаю… каких‑ нибудь окаменелых животных.

Голос ее заметно подсел к концу фразы.

– Прекрасно! Посреди ночи девушка в одном шелковом писуаре идет искать окаменелых животных… Кстати, что он имел в виду под писуаром?

– Думаю, все же пеньюар.

– Ладно, давай поспешим в город. А потом, может, я еще сумею поспать пару часиков…

– В каком смысле – потом?

– В том смысле, что нам сейчас придется угощать наших спасителей…

У них за спинами раздался ужасающий рокот. Ураган пыли вырвался из двери, взметнулся над холмом и окутал с ног до головы троллей. То обвалилась оставшаяся часть туннеля.

– Вот так‑ то, – вздохнул Виктор. – Все кончено. Надеюсь, ты объяснишь это своей составляющей, которая так любит гулять по ночам? Скажи ей, что больше ходить сюда не надо, потому что некуда. Здесь только могила. Все кончено. К моему счастью.

Такой трактир несложно найти в любом городе. Он всегда скудно освещен. Посетители, хоть и говорят без умолку, услышанными быть не рассчитывают – да их никто и не слушает. Они общаются со своим ущемленным самолюбием. В такие трактиры стекаются неприкаянные, побитые судьбой личности, а иногда и обыкновенные люди, которых злые силы временно вывели за пределы трассы, заставив пройти техосмотр.

Держать такие трактиры – дело очень выгодное.

Вот и этим утром плакальщики уже облепили стойку. Каждый завернулся в свою скорбь, как в одеяло, ибо каждый, разумеется, считал себя самым несчастливым человеком на свете.

– Ведь это мое детище! – мрачно восклицал Зильберкит. – Я полагал, что оно будет нести просветительскую миссию. Расширять кругозор человека. Я даже не думал, что это превратится… превратится в зрелище! Тысяча слонов! – ядовито добавил он.

– Точно, так и есть, – поддержал его Детрит. – Она сама не знает, чего хочет. Я сделаю, что она хочет, а она говорит: нет, так неправильно, ты глупый тролль, не знаешь, как красиво делать, не знаешь, что девушки любят. Она мне говорит: девушки любят кушать такие липкие штучки в коробках, а на коробке бантики. Я ей принес коробку с бантиком, она только коробку открыла, да как закричит, я, говорит, не велела тебе лошадь свежевать. В общем, сама не знает, чего хочет.

– Верно, – согласился с ним голос из‑ под зильберкитова табурета. – Ох, как они бы запели, если бы я плюнул на все и к волкам ушел…

– Правильно! – подхватил Зильберкит. – Вот, например, эти «Поднятые ураганом». Это ведь клевета на действительность. Ничего общего с исторической правдой. Ложь от начала и до конца.

– Понятно, – вторил ему Детрит. – Или вдруг скажет мне: девушки любят, когда музыка под окном играет. Я давай музыку под окном играть, а тут во всех домах люди проснулись, кричат из окон: ты, паршивый тролль, почему камнями гремишь в самую середину ночи? А она не выглянула, даже не проснулась.

– Да, не говори, – вздохнул Зильберкит.

– Да, не говори, – вздохнул Детрит.

– Да, не говори, – вздохнул голос из‑ под табурета.

Владелец заведения вид имел весьма благодушный. Не так трудно сохранять благодушие, когда все твои посетители исполняют роль громоотводов по отношению к любой напасти, какой только случится оказаться рядом. Он находил излишним обращаться с призывами наподобие: «Перестань, в жизни существует немало светлых сторон», поскольку таковых не существовало по определению, или: «Расслабься, самого страшного еще не произошло», потому что дело, как правило, обстояло прямо противоположным образом. Как следствие, он видел свою задачу лишь в том, чтобы поддерживать бесперебойную подачу выпивки.

Но этим утром он чувствовал себя немного не в своей тарелке. В трактире, казалось ему, находится некий неучтенный посетитель – не считая того, кто постоянно говорил из‑ под табурета. У него возникло стойкое ощущение, что он то и дело подает лишнюю порцию выпивки, получает за нее деньги – и более того, даже поддерживает беседу с этим необычайным клиентом. Который, однако, оставался невидимым. Хозяин трактира плохо понимал, что именно он должен видеть. И с кем именно поддерживает беседу.

Он прошел к дальнему краю стойки.

С другого края к нему подъехал пустой стакан.

– ПОВТОРИ ЕЩЕ РАЗ, – услышал он из темноты.

– Гм, пожалуйста. Запросто. Что пьем?

– ВСЕ ПОДРЯД.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒