![]()
|
|||||||
ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛЕШИЙ
Близка полночь, а сон не идёт. Ребята лежат вокруг костра и рассказывают разные истории, кому что припомнится. Леса по берегам Озёрной — это не кустарник, растущий вдоль текущей по деревенским задам речушки Шой, здесь, небось, и медведи бродят и ещё что-нибудь пострашнее. С замиранием сердца вглядываются ребята в темноту и расспрашивают деда Онисима об окрестных местах. — Дедушка, а почему этот омут называется Пивлатихин? — Почему Пивлатихин? А вот почему, — начал свой рассказ дед Онисим. — Когда-то давно один мариец из Нуръяла женил своего сына. А сына звали Пивлат. Через неделю после свадьбы пошёл этот мариец всей семьей косить сено на луг возле этого омута. И сноха тоже пошла. До самого обеда косили, а день-то был жаркий, молодуха упарилась и сошла к омуту умыть лицо. Сняла она с руки браслеты, положила на песочек и стала умываться. Только умылась, вдруг — откуда ни возьмись — прыгнула на одну браслетку большая лягушка и столкнула её в воду. Лежит браслетка в воде, светится, тут рядышком, у берега, протянула молодуха руку, а браслетка соскользнула подальше. Ухватилась женщина за ольховую ветку, наклонилась над водой — вот-вот подхватит браслетку, а ветка обломилась, и свалилась Пивлатиха в омут. Два раза только вскрикнула и пошла ко дну. Омут-то тут глубокий... Так и зовут его с тех пор Пивлатихин омут... — Тело её нашли? — Две недели искали, так и не нашли. — Говорят, если утопленника не похоронить в земле, то его душа становится лешим. Так, дедушка? — Так, так, — подтвердил Онисим, — превратится в лешего и бродит по ночам. Небось и сегодня выйдет поближе к полночи. У маленького Йывуша замерло сердечко, душа ушла в пятки. А ну если выйдет леший, куда деваться? Да и остальным ребятам не по себе. — Дед Онисим, а какой он? — Кто? — Да леший?.. — Разные обличья он принимает. Когда как. В полдень, например, придёт к омуту в виде красивой женщины. Такой красивой, какой, наверное, не сыщешь на всем белом свете. Лицо — как цветок шиповника, сама стройная, белая. Запоёт — от её голоса сердце тает... — Красива, говоришь... А кто-нибудь видел её? — Иногда видят... Вон, Опанас Йогоркин чуть-чуть из-за неё головы не потерял. Шёл он однажды с озера с вязанкой лыка на плечах, и как раз в полдень вышел к омуту. Глядит — у самого омута ходит женщина и собирает цветы. Стройная, как свеча, лицо, как цветок алый, платье на ней шёлковое, разукрашено бисером и позументом, и нежным голосом жалобно выводит песенку: Не от отца мы родились, Не от матери, Мы под елью родились, От росы возросли. Опанаса-то женщина не видит, а у него сердце растаяло, бросил он лыко, вышел на середину луга, подошёл к женщине. Она поглядела на него так нежно-нежно и пошла. Опанас за ней. Глаза у женщины сверкают, манят, губы что-то шепчут. «А — будь что будет! » — подумал Опанас, обнял женщину, поцеловал прямо в губы и говорит: «О, боже, от каких родителей родилась такая красивая! » Только лишь он произнёс «боже», как женщина исчезла. Оглянулся Опанас, а он, оказывается стоит у обрыва, на самом краю, ещё бы шаг шагнул — и в омут. Вот куда его женщина заманивала. Подхватил Опанас свое лыко, и давай бог ноги!.. — А ты сам, дедушка, видел лешего? — Самому не приходилось. — Кому же он показывается? — Да говорят, что люди его, нечистого, часто встречают. Вон деду Йогорке нечистый раз щукой явился. Однажды ночью дед Йогорка решил половить рыбу острогой. Сел в лодку, зажёг смолистый сук и поплыл. У одного берега видит на мели спит щука величиной со стиральное корыто. Ударил дед по ней острогой, острога отскочила, а рыба с места не стронулась. «Неужели промахнулся», — подумал дед и ударил ещё раз изо всех сил. Опять острога отскочила. Удивился Йогорка, огляделся вокруг получше; ба, да это ж Пивлатихин омут! «Христос воскрес», — перекрестился дед. И лишь помянул он имя Христа, как рыба ударила хвостом и стрелой в глубину. Чуть лодку не опрокинула. Онисим замолчал. Ребята, затаив дыхание, подвинулись поближе к деду. — Дедушка, а если леший выйдет, что он будет делать? — Он один ходить не любит. Прежде всего начнет кричать: «о-ой! о-о-ой! » Тогда другой леший от того места, где Ильмона задавило, ему в ответ тоже завоет. Так и будут они выть... — А кто такой Ильмон? — Ильмон — мариец из нашей деревни. Его тут, неподалеку, деревом придавило, а душу, говорят, нечистый забрал. Вот теперь и бродит по ночам, мается его душа... — А если человек с ней встретится? — Ничего... Надо только помянуть бога, плюнуть через плечо — и тогда нечистый ничего тебе не сможет сделать... — Может, ночью придут, когда мы спать будем... — Бывает, приходят и душат тех, кто лёг спать, не помолившись. Иного, бывает, до смерти задушат. — Дед Онисим, а ты нечистого не боишься? — Чего ж его бояться? Помяни бога, сделай железный плетень и спи спокойно — никто и близко подойти не посмеет. — Где ж набрать столько железа, чтобы везде настроить железных плетней? Вот тут, на речке, из чего его построишь? — Для железного плетня много железа не нужно. Возьми железный нож или топор и обведи им вокруг того места, где собираешься ложиться спать. Только следи внимательней, не обведенного куска не оставляй, чтобы был плетень без дыры. Глазом такую изгородь не увидишь, а нечистый через неё никогда не пройдёт. Ну, хватит. Спите. Завтра утром придётся рано вставать. Онисим завернулся в кафтан и заснул. Ребята притихли, рассказы деда не выходили у них из ума: думали про Пивлатиху, про деда Ильмона и про всякую нечисть. Со всех сторон костёр окружает глухая ночная тьма. Так и кажется: вот-вот кто-то страшный покажется из темноты. Никто из ребят не может заснуть. Япи приподнялся и окликнул потихоньку Метрия: — Метрий, ты спишь или нет? Мне что-то не спится. Васлий и Миклай, оказываете, тоже не спали. — Дедушка Онисим заснул и забыл построить железную изгородь. — Надо разбудить его. Дед Онисим, а дед Онисим, проснись... Ты забыл построить железный плетень. Дед Онисим проснулся. — Вот беда, а ведь, правда, забыл!.. Дед Онисим поднялся и обвёл ножом вокруг того места, где расположились ребята. — Теперь спите, ничего не бойтесь, — сказал дед, снова закутался, и скоро послышался его громкий храп. Ребята немного успокоились, некоторые задремали. Но Ондрий и Сапан всё равно никак не могут заснуть, они лежат рядышком и шепчутся. — Ондрий, ведь дед Онисим только вокруг поставил железную изгородь. А что, если леший прилетит и опустится сверху? Говорят, что лешие летать могут. — Надо и сверху загородиться. Дай-ка твой ножик! Ондрий взял нож и перекрестил воздух над головой, тихо приговаривая: — Горожу железный плетень, от зла себя огораживаю... Вокруг — железный плетень, над головой — железный потолок: теперь-то уж лешему ни за что не добраться до ребят. Ондрий передал нож Йывану, и Йыван тоже «сделал» над собой железный потолок. Потом нож взял Метрий, за ним Осып и Максим — на всякий случай все оградились от лешего надёжной защитой. Но только ребята улеглись, как от Пивлатихина омута послышалось завыванье: «О-ой! О-о-ой! », а оттуда, где погиб Ильмон. понеслось в ответ: «О-ой! О-о-ой! » Немного погодя, третий голос отозвался где-то возле мельницы Кокрема. Потом к ним присоединились ещё два-три голоса. Голоса приближались, по всему лесу громкое эхо повторяло их завыванье. Забыт железный плетень, страх охватил ребят, всё им кажется, что вот-вот выскочит леший из темноты... А Онисим, как назло, храпит и ничего не слышит. Вдруг он во сне застонал: «А-ай! О-ой! » У ребят душа ушла в пятки. Неужели нечистый прилетел и давит Онисима? Чуть не плача, принялись они толкать деда под бока. Дед, вытаращив глаза, вскочил: — Что горит? Где? Чей дом? — Ничего не горит. Ты послушай, вот, вот... — Ай, дьяволы, вышли... Тихо, ребята. Повторяйте за мной, что я буду говорить. Онисим забормотал: — Железный плетень поставил, злому духу дорогу закрыл! — Железный плетень поставил, — дрожащими голосами вторили ребята деду. — Со стороны утреннего солнца, со стороны заходящего солнца, с полуденной стороны и с полунощной нет пути злому духу. Возвращайтесь откуда пришли, и Пивлатиха, и дед Ильмон, и все остальные! Ысмыла, ысмыла, ысмыла! Плюя по сторонам, дед Онисим обошёл вокруг костра. Ребята шли за ним, повторяя всё, что говорил и делал дед. — Теперь садитесь и молчите. Лешие затихнут. Но лешие, услышав, что человеческие голоса смолкли, расшумелись ещё сильнее. Ещё громче раздались стоны. Ребята уж дышать не смеют. Что же теперь будет с ними? Эге, здорово расшумелись. Видать, не желаете по-доброму утихомириться, — сердито сказал дед Онисим. — Подождите, задам я вам жару! Онисим выхватил из костра горящую головёшку, взмахнул ей, перекрестив чёрный ольшаник, и бросил головешку в сторону. Потом взял из костра ещё одну головёшку побольше, подошёл с ней поближе к ольхам и громко, изо всех сил, на весь лес закричал: — О-ой! О-ой! Хотите нас напугать, ненасытные глотки? Думаете, я не знаю ваших повадок? А ну, исчезните! А то я всех вас сейчас же в клочок бересты превращу!.. Так грозя примолкшим лешим, дед Онисим размахнулся и бросил головёшку. Очертив огненную дугу, головёшка упала далеко в ольшанике. С отчаянными, испуганными криками из ольшаника взлетели сидевшие на деревьях чёрные вороны и филины и, не переставая кричать, улетели в темноту. Дед Онисим вернулся к костру. У ребят поднялось настроение. — Теперь не придут назад, — сказал дед, — задал я им жару. — Чего их всё к людям тянет? — Душа у них томится по человеку. Ведь и сами они когда-то были людьми. — Ой, и много же их! Как буря, поднялись и улетели... — Головёшка-то прямо в них угодила, даже застонали... — Я думал: вот на нас кинутся. Теперь буду знать, ни за что не стану один спать на Озёрной! — А чего бояться? Задал же дед Онисим им жару. Коли знаешь слово, нечего бояться. С уважением смотрят ребята на деда Онисима. Он кажется им самым отважным человеком на свете: даже перед нечистым не сробел, уж на него-то можно положиться. Успокоенные, ребята засыпают... ... Рассвело. Луга покрыты росой. Ранним утром прохладно. Ребята спят, а дед Онисим давно уже встал, собрал дровишек, разжёг костёр и вскипятил чай. Теперь можно всех будить. Поеживаясь от холода, ребята придвинулись к огню, греют бока, спины, животы. Очень кстати разжёг дед костёр. Взошло солнце. Развеялись ночные страхи. Попив чаю, мальчики взяли свои удочки и отправились к реке. Вот уже Васлий вытащил трёх сорожек, Ондрию попались два окунька, Лайдемыр поймал окяня в полфунта, у деда Онисима улов побогаче — язи, окуни, сорожки и несколько щук. Маленький Епи выудил рака, а у Япи попалась на крючок большая, похожая на растоптанный лапоть, лягушка. Солнце поднялось высоко, и рыба перестала клевать.
|
|||||||
|