Екатерина: Обыскивали военные?

Екатерина: Обыскивали военные?

Алиса Бруновна: Нет, штатские.

Екатерина: Милые, наверное, такие, вежливые штатские?

Алиса Бруновна: Да, вполне. Никакого ора, никакого запугивания. Они просто делали привычную работу. Да и наши все — мама, тетя Зоя, бабушка тоже были спокойны, потому что думали, что это случайность, что скоро органы разберутся и отпустят тетю Зою. Утром брат стал спрашивать, а где мама, и ему сказали, что мама заболела и ее в больницу увезли. Помню, как Эдик хлопал в ладоши и орал: «Ура, ура! Из больницы мама принесет белую булку! В больнице должна быть белая булка, мама принесет белую булку! » Ну а потом наступил момент, когда всех немцев стали высылать из Ленинграда. Видимо, какая-то небольшая прорешка в блокаде образовалась, и появилась возможность их вывезти.

Екатерина: Но, может быть, высылка из блокадного Ленинграда — пусть даже в Сибирь, в Казахстан — спасла кому-то жизнь?

Алиса Бруновна: Не знаю. Но моя бабушка умерла в эшелоне по дороге. В общем, мы с мамой остались вдвоем в разгар блокады. Мама по профессии была бухгалтером и с начала войны получала хорошую рабочую карточку, работая на гильзовом заводе, около Волкова кладбища. Еще там ей давали дрожжевой суп — словом, можно было как-то жить. Но в тот день, когда мама собирала и провожала семейство в ссылку, она не вышла на работу (высылали же в 24 часа, нужно было торопиться), и ее за это уволили. Как жить дальше — непонятно. И тут чудо! Вот, говорят, Водолеев всегда кто-то поддерживает, когда им становится совсем плохо. Может быть, дело в том, что моя мама — Водолей… В общем, нас нашел мамин молочный брат…

Екатерина: То есть человек, с которым у нее была общая кормилица в младенчестве?

Алиса Бруновна: Да. Они какое-то время росли вместе, потом их пути разошлись, но изредка все-таки они общались до войны. Он был врачом, работал он в Горздравотделе. И вот он нас нашел и устроил маму в ясли бухгалтером. И что вы думаете, меня, великовозрастную семилетнюю девицу, определили в ясли. Впрочем, я была такая тощая, что несоответствие возрасту не очень бросалось в глаза. Но когда в ясли приходила проверка, меня укладывали в лазарет и закрывали до носа одеялом. Я уже умела читать, но было нечего — все книжки давно сожгли. У нас самих в буржуйке сгорело полное собрание сочинений Толстого, прижизненное издание. Но тут так: или смерть, или книжки в огонь… И вот наша соседка по коммуналке — дворничиха тетя Шура, имевшая доступ ко всем квартирам, которые бросали, где умирали и так далее, принесла откуда-то книжку Лидии Чарской «Лизочкино счастье». Это была моя единственная книжка за всю войну. Я читала ее по кругу: заканчивала последнюю страницу и тут же начинала первую. Еще тетя Шура подарила мне однажды чью-то роскошную куклу с фарфоровым лицом, в атласном платье, поразительную красавицу. Вот так мы и пережили блокаду. Я умудрилась даже выкарабкаться из двустороннего воспаления легких, которое подхватила.

С внуками Аней и Никитой. 1999г.
Фото: из личного архива Алисы Фрейндлих

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒