© 2005 by Cynthia Lennon 8 страница

Когда я зашла в помещение, Джон сразу вскочил, обнял меня, поцеловал и сказал, что я прекрасно выгляжу Тут кто-то пошутил по поводу их костюмов, и это в какой-то степени разрядило атмосферу: все начали хихикать, хотя и немного нервно. Следом за нами приехал мой брат Тони со своей женой Марджори. Они явились к самому началу, потому что отлучились с работы на время обеденного перерыва. Тони представлял на церемонии нашу семью и справился с этой задачей достойно, поддерживая и оберегая меня, как и полагается старшему брату Джон, конечно, тоже хотел, чтобы кто-то из его родственников был рядом, но, стараниями Мими, этого не случилось.

Через несколько минут после того, как все собрались, мы были приглашены в зал регистрации, где нас уже ждал чиновник, строгий и серьезный джентльмен. Как только мы предстали перед ним, собираясь принести обет верности и любви, вся ситуация вдруг приняла комический оборот: на заднем дворе дома напротив велись какие-то уличные ремонтные работы, и строители включили отбойный молоток. Шум в зале стоял просто невыносимый. Мы начали в недоумении переглядываться. Но регистратор и не думал прерывать церемонию. Нам не оставалось ничего, кроме как продолжить ее вместе с ним.

Затем последовал еще один курьезный момент: когда жениха попросили сделать шаг вперед, вместо Джона вышел Джордж. Однако ни эта невинная шутка, ни грохот за окном не могли смутить или тем более рассмешить строгого представителя государства: нам приходилось усилием воли делать серьезные лица, наклоняться к нему, чтобы расслышать вопросы, и выкрикивать ответы в полный голос. Пол, Тони и Марджори расписались в бумагах как наши свидетели, и через пару минут все вышли из зала. Вырвавшись на свободу, мы дружно расхохотались, исполненные облегчения, что все наконец закончилось.

Тони и Марджори обняли нас и вернулись к себе на работу. Мы переглянулись: и что теперь? Брайан предложил отобедать в ближайшем кафе Reece's.

Снаружи лило как из ведра. Мы бросились бегом по улице, смеясь над безумием и абсурдностью происходящего. Влетев в кафе, мы отстояли очередь за комплексным обедом, состоящим из супа, жаркого с курицей и эклера на десерт. Заведение не имело лицензии на торговлю спиртным, поэтому, усевшись за стол, мы чокались бокалами с водой, впрочем, нам и так было весело. Никакая церковная церемония с ее обрядами и всем прочим не сделала бы меня такой счастливой. Что касается Джона, то, несмотря на легкое беспокойство, которое ощущалось в нем, глаза его сияли гордостью и радостью, и это глубоко меня трогало. В Джоне как будто что-то изменилось: он стал женатым мужчиной и будущим отцом. И ему это нравилось.

Никто из нас тогда еще не знал об одном магически-странном совпадении: оказывается, череда событий вокруг нашей с Джоном свадьбы была практически полной копией того, что проделали двадцать четыре года назад его родители: они тоже расписались на Маунт-Плезант, пообедали в Reece's, и — точно так же, как нам — Мими неодобрительно цокала языком им вслед. Узнав об этом позже, я понадеялась, что Джулии и Фреду было тогда так же весело, как нам, и, самое главное, что мы с Джоном не расстанемся, как они.

Брайан расплатился за обед, по пятнадцать шиллингов на каждого, а потом объявил о своем подарке: он сказал, что жить в моей съемной комнате нам с Джоном будет не слишком удобно, что у него есть квартира, где он появляется довольно редко, и мы можем пользоваться ею — столько, сколько сочтем нужным. Джон посмотрел на Брайана с восхищением. Я пришла в такой восторг, что бросилась к нему на шею. Брайан, не привыкший к проявлению эмоций на людях, был несколько смущен, но очень доволен тем, что смог нас таким образом осчастливить. Никто из присутствовавших не знал об этой квартире Брайана. Он объяснил, что держит ее для редких встреч с клиентами, а больше мы и не спрашивали. Потом мы поняли, что она служила ему холостяцкой берлогой. Хотя Брайан по-прежнему жил с родителями, ему нужно было место, где можно вдали от любопытных глаз встретиться с партнером или просто побыть в одиночестве. То, что он отдал нам ее в подарок, было очень похоже на Брайана — тонкого и очень щедрого человека.

В тот же самый день мы переехали в квартиру на Фолкнер-стрит. Брайан помог мне собрать вещи, Джон тоже привез все необходимое от Мими. Вот уж чего точно не было у его родителей, когда они поженились: уютного гнездышка для начала совместной жизни. Нам же досталась со вкусом отделанная и полностью обставленная квартира на первом этаже, состоящая из спальни, кухни, ванной комнаты, гостиной и даже небольшого палисадника.

Вечером Джон с ребятами отправились на запланированный задолго до свадьбы концерт в Честере, а я решила остаться в нашем новом жилище, чтобы разобрать вещи до возвращения Джона. Когда он пришел домой, мы улеглись в кровать и, обнявшись, наслаждались компанией друг друга. Нам не верилось в такое счастье: раньше нам негде было проводить время вместе, не опасаясь, что кто-нибудь придет и застанет нас врасплох; в первый раз в жизни мы могли закрыть входную дверь и расслабиться, уверенные, что никто нас не потревожит. " Ну, миссис Леннон, и каково вам быть замужем? " — спросил меня Джон.

Мы были охвачены ощущением новизны и некоторой странности происходящего. Джон как-то сказал: это все равно что ходить в разных носках, и я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Не успели мы свыкнуться с самой мыслью, как уже оказались женатыми.

Следующие несколько недель Джон был полностью занят делами группы — концертами и подготовкой к записи пластинки. У меня оказалась в распоряжении куча времени, однако я чувствовала себя так плохо, что делать все равно ничего не могла. Каждое утро я, как по часам, бежала в ванную, не совладав с тошнотой, а потом плелась со стонами назад в комнату. Квартира Брайана имела один серьезный недостаток: спальня была отделена от остальных помещений и проходить в нее нужно было через общий холл, куда выходили двери других жильцов дома. То есть кто угодно мог зайти с улицы в нашу спальню либо в гостиную, если только обе двери не были заперты на ключ. Когда мы были вдвоем, мы их не запирали, но, оставаясь одна, я все-таки делала это ради своей же безопасности. Ужасно неудобно, особенно когда тебя постоянно тошнит и надо то и дело бегать в ванную.

Когда Джон находился дома, нам нравилось играть в мужа и жену. Он нежно заботился обо мне на всем протяжении беременности, дарил цветы и приносил в дом разного рода забавные вещицы. Однажды, вернувшись с выступления, он сказал: " А ну-ка, закройте глаза, миссис Леннон, у меня для вас сюрприз". Джон настоял на том, чтобы я ощупала его подарок вслепую, прежде чем увидеть его. Это всего-навсего был старенький кофейный столик, но Джон радовался так, будто приобрел его в универмаге Harrods: " Это просто фантастика, Син, правда? Наш первый кофейный столик. Посмотри, медная чеканка, ручной работы, и всего-то за пятерку! " Несмотря на некоторые сомнения, я, конечно, не могла не сдаться перед этим натиском восторга.

Еду в доме готовила всегда я: Джон понятия не имел, как это делается, да и я, надо сказать, была довольно беспомощной кухаркой. Мои кулинарные способности ограничивались приготовлением сосисок с картофельным пюре, бутербродов с сыром или нашего любимого блюда — риса с говядиной под соусом карри, — которое я покупала в виде полуфабриката, разогревала и подавала с нарезанными сверху дольками банана.

Вскоре после нашей женитьбы я познакомилась с Ринго. Он присоединился к группе за пять дней до свадебной церемонии и какое-то время спустя зашел к нам повидаться с Джоном. До этого я несколько раз его видела, когда он играл с Рори Стормом, но мы с ним не разговаривали. К сожалению, наша первая встреча не задалась с самого начала. Я пригласила Ринго к нам на ужин и приготовила тот самый рис с карри, не зная, что в детстве он много болел и с тех пор не мог есть острую пищу. Он отказался от еды и почти не обращал на меня внимания, разговаривая с Джоном. Я совершенно растерялась и тщетно силилась понять, что же я сделала не так. Позже мне пришло в голову, что он, вероятно, посчитал меня слишком высокомерной. В Ринго, выходце из рабочих кварталов Ливерпуля, наверное, взыграла пресловутая неприязнь к жителям " другого берега". Может быть, от этого он чувствовал себя неловко в моем присутствии.

В любом случае, на первых порах мы с ним относились друг к другу настороженно, но затем постепенно подружились, и я обнаружила, что Ринго самый что ни на есть добрый, приветливый и легкий в общении человек. Еще задолго до того, как я прониклась к нему симпатией, мне было очевидно, что он идеально вписывается в группу. В свои двадцать два Ринго был на три месяца старше Джона и сразу поладил со всеми ребятами, как будто играл с ними с самого начала.

Ринго обладал таким же острым, ехидным чувством юмора, молниеносно парировал любой выпад в свой адрес, и это им ужасно нравилось.

Ринго был, кроме того, еще и приличным барабанщиком, хотя начал интересоваться музыкой только с семнадцатилетнего возраста и дошел до всего сам. Как и Джон, он вырос в неполной семье и был единственным ребенком своей матери Элси, которая рассталась с мужем, когда мальчику исполнилось три года. Его назвали Ричардом, или Ричи, в честь отца. Сын редко виделся с ним после развода родителей и еще реже после того, как отец женился на другой женщине.

Детство Ринго отравляла череда тяжелых болезней. В шесть лет у него развился аппендицит, ставший причиной перитонита. Мальчику сделали две операции, он лежал в коме более двух месяцев и год провел на больничной койке. В то время родителям не разрешалось слишком часто навещать детей в больнице, так как считалось, что это нарушает их покой, и маме Ринго приходилось тайком наблюдать за сыном, когда он спал. Сейчас сложно себе представить, чтобы шестилетний ребенок был отлучен от матери в течение года, однако тогда это было нормой.

Когда Ринго исполнилось тринадцать, его мать вышла замуж за Гарри Грэйвса. Он сразу же нашел общий язык с пасынком — ходил с ним в кино, покупал ему книжки с комиксами. Однако вскоре мальчик снова заболел: простуда привела к плевриту, и Ринго вновь угодил в больницу, на сей раз почти на два года. Чтобы как-то занять себя там, он научился вязать и мастерить поделки из папье-маше, а вот наверстать пропущенную школьную программу ему не довелось.

Покинув больницу в пятнадцать лет, Ринго еще какое-то время провел дома, восстанавливая силы после болезни, а потом понял, что он уже вышел из школьного возраста и пора искать работу. От перенесенных заболеваний он был невысок ростом и слаб, поэтому тяжелым физическим трудом зарабатывать не мог и решил устроиться посыльным в местное управление железнодорожного транспорта, но его не взяли по состоянию здоровья. Тогда он нашел место ученика у слесаря-наладчика.

Как раз тогда город захлестнула безумная волна скиффла. Ринго с приятелями создал группу, благо помог отчим, купив ему за десять фунтов подержанную ударную установку. Группа играла на вечеринках и танцплощадках, пока Ринго не позвал к себе в ансамбль Рори Сторм. Когда Сторму предложили концертную программу в летнем лагере Батлинс[18] на весь сезон, перед Ринго встал вопрос, что делать с работой: все считали, что бросать ее глупо, так как в учениках ему оставалось проходить всего около года. Но он без колебаний сделал выбор в пользу Рори Сторма и Батлинс.

Именно тогда Ричард Старки превратился в Ринго Старра, " Ринго" из-за его пристрастия к кольцам, и " Старр" — потому что руководство лагеря решило подсократить его фамилию, чтобы назвать ту часть шоу, где он выдавал свое звездное соло на барабанах, " стар-тайм". Проиграв пару лет с Рори Стор-мом в одной из лучших групп Ливерпуля, Ринго всерьез задумался о том, чтобы эмигрировать в Америку и попробовать там заняться чем-нибудь другим. Он уже заполнил часть выездных анкет, когда " Битлз" сделали ему свое предложение.

Через пару недель после нашей свадьбы ребята вместе с Брайаном отправились в Лондон подписывать пятилетний контракт с Parlophone. Еще неделю спустя они записали свой первый сингл Love Me Do, песню, сочиненную Джоном и Полом. Меня несколько удивил этот выбор: на мой взгляд, песенка была не из лучших и звучала довольно монотонно. Однако Джон сказал мне, что так решил Джордж Мартин, которому понравилась его партия на губной гармошке. " Битлз" сделали около двадцати дублей этой песни, так что потом Джон просто слышать ее не мог. То же самое касалось и песни P. S. I Love You, предназначавшейся для обратной стороны пластинки. Но хуже всего, что во время записи Мартину не понравилось, как играет Ринго, и он решил заменить его на сессионного музыканта. Ребята были очень расстроены, а Ринго — просто ошарашен. Однако возразить никто не осмелился; Джордж уже несколько перегнул палку, когда на предложение Джорджа Мартина: " Если вам что-то не нравится, только скажите" — ответил: " Ну, для начала, мне не нравится ваш галстук". Эта ремарка, столь типичная для их коллективного чувства юмора, с тех пор стала почти бессмертной, но тогда они не на шутку перепугались, решив про себя, что им лучше помалкивать и продолжить запись. Пластинка вышла в начале октября. К огромному облегчению Ринго, из всех дублей Love Me Do для диска выбрали версию с его участием. Но на второй стороне играл другой барабанщик.

Как только сингл вышел, мы, затаив дыхание, принялись ждать его появления в чартах. Поначалу ничего особенного не происходило: несколько раз он звучал на " Радио Люксембург", неизменно вызывая возбужденные возгласы Джона. Однажды ребят даже показали с ней по местному телевидению в программе " Люди и места", но только через три недели Love Me Do появилась в хит-параде, правда, только на сорок девятой позиции. Конечно, это было лучше, чем ничего, но мы ожидали большего. Один Брайан не терял уверенности. " Не торопитесь. Еще не вечер", — говорил он.

В квартире Брайана, несмотря на все ее достоинства, жить на поверку оказалось не так просто. Когда Джона не было, я чувствовала себя там неуверенно. Да и вдвоем мы замучались все время отпирать и запирать наши двери. А самое неприятное, что в этом районе ошивались подозрительные личности. Однажды вечером, когда мы уже ложились, в дверь постучали. Из соседей никто не встал на стук, и Джон пошел открывать. Двое мужчин вороватого вида спросили какую-то Кэрол. Джон сказал им, что они, скорее всего, ошиблись домом, и вернулся в постель. Через некоторое время стук повторился. Мы услышали, как дверь с улицы открылась, и в дверь нашей спальни забарабанили кулаками. Это были опять те двое, и они кричали: " Мы знаем, что она там, ты, козел. Слышь, мужик, а ну верни нашу бабу — или порвем на куски! " Они продолжали стучать так сильно, что, казалось, дверь долго не выдержит. Потом попытались взломать замок. Мы с Джоном окаменели от страха. Я собралась с духом и заорала что есть мочи: " Тут только одна баба — я, Синтия. И я уже три месяца как беременна!!! "

Слава богу, они ушли, но мы всю ночь не сомкнули глаз, и потом, когда я оставалась одна в квартире, мне всегда было не по себе. Жизнь Джона становилась все более насыщенной, а мне все чаще приходилось коротать время в одиночку. Я и раньше-то старалась привлекать как можно меньше внимания на его концертах, а сейчас, когда стало видно, что я беременна, мы с Джоном договорились, что мне безопаснее оставаться дома. " Битлз", все еще неизвестные за пределами Ливерпуля, у себя дома имели целую армию поклонников, требующих все большего внимания. Девицы выстраивались в длинные многочасовые очереди у стен " Пещеры", чтобы увидеть их. Довольно часто на пути домой после вечернего концерта ребята проезжали мимо толпы девушек, стоящих за билетами в первые ряды на их дневное представление. Перед прибытием " Битлз" они по очереди бегали в туалет прихорашиваться перед зеркалом, чтобы выглядеть на все сто перед своими кумирами.

Новая подруга Ринго, Морин Кокс, уже имела возможность убедиться на своем опыте в том, как фанатки ненавидят девушек " Битлз". Морин еще недавно была сама их ярой поклонницей, хотя вовсе не злобной и сумасшедшей, как некоторые. Она училась на парикмахера и вместе с подругами ходила в " Пещеру" каждый раз, когда ребята там выступали. Как-то Морин даже на спор поцеловала Пола, однако по-настоящему ей нравился Ринго, который — о боже! — приметил ее в толпе и пригласил потанцевать.

Когда Ринго начал встречаться с Морин, ей приходилось это тщательно скрывать. Однажды вечером, когда Морин ждала Ринго в машине неподалеку от выхода из зала, к ней подскочила какая-то девица, просунула руку через приоткрытое стекло и расцарапала ей ногтями лицо. Морин, конечно, не дожидаясь продолжения, заблокировала двери и подняла вверх боковое стекло, но инцидент шокировал ее. Так как подобные случаи происходили в городе все чаще, Джон решил, что мне не стоит рисковать, появляясь на публике, и я с ним была полностью согласна. Но это означало, что видеться мы будем еще реже.

По мере сил я старалась занять себя домашними делами и встречами с друзьями, прежде всего с Фил. Мне было радостно осознавать, что хоть кто-то знает, что я жена Джона и жду от него ребенка. Ведь это приходилось скрывать практически ото всех. Я даже не могла выйти на улицу с обручальным кольцом, которое Джон купил мне за десять фунтов, чтобы фанатки, знающие меня в лицо, ничего не заподозрили. Мне хотелось, чтобы все знали, что я замужем, хотелось поговорить с кем-нибудь о моем будущем ребенке, но это было невозможно. Значительная часть простых земных радостей молодой женщины, которая готовится стать матерью, была мне недоступна, и это было очень нелегко.

Однажды утром я проснулась от кровотечения. Джон был в Лондоне на встрече в фирме грамзаписи, и я сидела дома одна. Я не на шутку испугалась, что могу потерять ребенка, но даже не знала, что предпринять. К великому счастью, ко мне забежал мой брат Тони — просто узнать, как дела. Он вызвал врача, и тот предписал мне строгий постельный режим. Тони уложил меня поудобнее, принес все, что может понадобиться, и поспешил назад на работу. Я пролежала в постели три дня, боясь лишний раз выйти в ванную; туалетом мне служило помойное ведро, я готовила себе чай на плитке, и все. Джону я не звонила, чтобы его не беспокоить, просто ждала три дня, оставшиеся до его возвращения. Я решила, что раз Джона нет и он все равно не может ничего сделать, я должна самостоятельно пройти через все это — суждено нашему ребенку остаться или нет. Сказать Джону раньше означало бы разрывать его на части, а я этого не хотела.

К тому времени когда Джон вернулся домой, кровотечение прекратилось. Он встревожился, но был рад, что все обошлось и ребенок в порядке. Джон обнял меня и сказал, что нужно было ему сообщить и что он очень жалеет, что его не было рядом.

Несколько дней спустя я убедила Джона навестить Мими. Ее реакция на наш брак так его задела, что он с тех пор с ней не общался. Я не испытывала к ней теплых чувств, но знала, что она важна для Джона. Мне очень не хотелось, чтобы они поссорились навсегда: он уже и так потерял слишком много близких людей.

Джон изрядно поупрямился, но в итоге согласился. У порога ее дома мы несколько замешкались, опасаясь повторения инцидента с летающей курицей, но Мими, вопреки ожиданиям, встретила нас с распростертыми объятиями. Было видно, что она очень соскучилась по Джону; слишком упрямая, чтобы сделать первый шаг самой, она, похоже, была рада возможности все уладить.

За завтраком мы обсудили последние новости. Мими не проявила особого восторга в отношении их контракта со студией, но признала, что в целом они " неплохо себя проявили". Из ее уст это звучало как высшая похвала. Когда же она узнала о моей недавней угрозе выкидыша, то как-то трогательно всполошилась и предложила нам переехать к ней: по крайней мере, до конца беременности со мной всегда кто-то будет рядом. К нашему с Джоном удивлению, Мими сказала, что переберется наверх, а мы будем жить на нижнем этаже. Это было очень любезно с ее стороны, и мы не могли отказаться. В квартире Брайана я уже давно чувствовала себя одиноко и неспокойно. К тому же " Битлз" снова собирались в Гамбург, так что нам с Джоном опять предстояла долгая разлука. А с Мими хотя бы можно быть уверенной, что в доме есть кому, в случае чего, вызвать " скорую". Единственное, что мешало нам немедленно переселиться и занять нижнюю половину дома — это постояльцы-студенты, которые должны были съехать после Рождества.

По окончании праздников мы собрали наши пожитки, поблагодарили Брайана за его квартиру и вернулись в Вул-тон. Вскоре после этого ребята вылетели в Гамбург выполнять контракт, который они подписали несколько месяцев назад. Перед самым их отъездом мы узнали, что Love Me Do переместилась в хит-параде на двадцать седьмое место. Кроме того, Брайан договорился, что в феврале они отправятся в турне с Хелен Шапиро, шестнадцатилетней девушкой, ставшей британской знаменитостью благодаря сильному голосу и нескольким хитам, таким как Walking Back To Happiness.

Love Me Do скоро заняла семнадцатое место в чартах. Теперь я уже частенько слышала ее по радио, и каждый раз у меня прямо дух захватывало.

В письмах из Германии Джон рассказывал о всяких безумных пирушках, которые они там устраивали, одна неделя сменяла другую, а жизнь под одной крышей с Мими лучше не становилась. До Рождества, пока студенты еще оставались в доме и Мими еще не перебралась на второй этаж, здесь постоянно крутились какие-то люди, которым не следовало знать о моем замужестве и беременности, дабы эти новости не просочились в город и не получили широкую огласку. Я носила мешковатые одежды, прикрывавшие мой живот, и старалась лишний раз не попадаться им на глаза.

Наши пути с Мими тем не менее пересекались регулярно, иначе и быть не могло.

Когда Джон уехал, она стала относиться ко мне как к бесплатной рабочей силе, то и дело ворчала и никогда не спрашивала, как я себя чувствую. Я отдавала себе отчет в том, что являюсь для нее всего лишь инструментом, одним из способов удержать Джона рядом. Мне так редко доводилось видеть ее в добром расположении духа, что я всегда отмечала это как событие в своем дневнике: " Мими сегодня в хорошем настроении (в кои-то веки)". В довершение всего, когда Джон, обычно раз в неделю, звонил домой (чаще не получалось из-за дороговизны международной связи), она первой хватала трубку и болтала с ним минут по десять. Мими хихикала, как молоденькая девушка, и подзывала меня к телефону только тогда, когда деньги Джона оказывались уже на исходе. Часто у нас едва хватало времени поздороваться.

Иногда мне удавалось выйти прогуляться с Фил или сходить в гости к моей родной тете Тесс, к маминой подруге тете Мюриэл или к тете Джона Хэрри и его сводным сестрам. Джулия и Джекки с воодушевлением говорили о будущем малыше. Их очень волновала перспектива стать настоящими тетушками. Вообще, Хэрри была всегда рада меня видеть, и я провела у них несколько очень теплых и приятных вечеров. Однако чаще всего я сидела у себя в комнате, писала Джону письма и вязала пинетки.

Джон присылал мне достаточно, чтобы я могла платить Мими за жилье и покупать все необходимое, не беспокоясь о деньгах. Я была ему за это благодарна. Мои мечты стать учителем ИЗО рухнули, я не очень-то представляла себе, чем хочу заниматься дальше, и была рада, что у меня есть возможность подумать об этом более обстоятельно после рождения ребенка.

В конце ноября Джон приехал ненадолго домой, только чтобы почти сразу отправиться в Лондон на запись второго сингла группы. Джордж Мартин подготовил для них песню под названием How Do You Do It?, которая, как он считал, подойдет им и станет хитом. Ребятам она не понравилась, они отказались ее записывать, и Джордж тогда предложил показать ему что-нибудь другое, столь же интересное. Они сыграли свою собственную, Please Please Me, и он хоть и неохотно, но все же согласился. How Do You Do It? отдали Джерри Mapсдену и его Pacemakers, благодаря им она действительно сделалась очень популярной.

Джон и Пол всегда хотели исполнять свои собственные песни, потому они и осмелились противоречить Джорджу Мартину, перед которым просто благоговели. Когда тот согласился с их выбором, они были страшно довольны и в то же время нервничали. " Надеюсь, все получится, — сказал мне тогда Джон. — Иначе мы будем выглядеть полными идиотами".

Закончив работу в студии, " Битлз" отправились в Гамбург, в пятый и последний раз, и пробыли там весь декабрь.

На Рождество квартиранты Мими наконец съехали, и я смогла переселиться вниз, как было обещано. Теперь у нас с Джоном были в распоряжении кухня, прилегающая к ней веранда, а также две гостиные. Мендипс был холодным и неуютным домом, без центрального отопления, с допотопными электрическими обогревателями почти во всех комнатах. Две гостиные на первом этаже давно не использовались, и мне мерещился там призрак мужа Мими Джорджа, играющего с маленьким Джоном. При жизни Джорджа и дом был тоже живым.

После его смерти Мими большую часть времени проводила на веранде, где чувствовалось хоть какое-то подобие уюта. Она располагалась рядом с кухней; здесь были раскладной стол, три не очень удобных кресла и телевизор, стоявший между столом и камином. В камине всегда горел огонь, и угольное ведро периодически наполнялось. Я знала, что Мими совершила немалое усилие над собой, позволив нам занять нижний этаж с ее излюбленным местом у камина, и была ей благодарна за предоставленную нам с Джоном возможность иметь свое личное пространство в доме. Наверху находились две спальни и небольшой чулан, где я до этого жила. Мими превратила одну из спален в гостиную, а мою бывшую комнату в кухоньку с портативной газовой плиткой. А я переоборудовала одну из гостиных внизу в нашу спальню. Единственным помещением, которым пользовались мы все, была холодная, как лед, ванная со стенами, отделанными черно-белым кафелем.

Мебель в Мендипсе была старой и потрепанной. Мими на сей счет говаривала: " Если бы мой муж не растранжирил все деньги и не обрек нас на долги своими азартными играми, я бы давно избавилась от всего этого хлама". Мне так и не довелось узнать, был ли Джордж действительно игроком, или это всего лишь ее выдумки.

У Мими было две ипостаси, в которых она представала перед окружающими. Дома она одевалась неряшливо: нестиранные свитера и юбки, провисшие сзади от постоянного сидения у камина; чулки в складках, на ногах — вечные тапочки, которые она практически не снимала. Давно страдая бронхитом, Мими имела привычку скрещивать руки на груди, будто защищая ее от возможных напастей. Другое дело, когда она выходила на улицу: в своем лучшем бежевом пальто с меховым воротником, мелкие седеющие кудряшки аккуратно уложены под фетровой шляпкой, элегантные туфли на высоких каблуках. Землистый цвет лица скрадывали искусно наложенные румяна — казалось, будто перед вами совершенно другая женщина.

У Мими было три страсти: деньги, Джон и ее кошки — по значимости, наверное, именно в этом порядке. Кошек тоже было три, и я уверена, что Мими предпочитала их многим людям. Поскольку мне в доме досталась полноценная кухня, предполагалось, что и кормить этих тварей буду именно я. Для этого нужно было каждый день ходить к продавцу рыбы, забирать у него рыбьи остатки, а потом варить их и отделять от костей. Запах на кухне от них стоял невыносимый — впрочем, не слишком высокая цена за личное пространство и уединение.

Меня радовали успехи ребят, но с тех пор, как мы переехали к Мими, Джон все время пребывал в разъездах, и я по нему очень скучала. Нам крайне редко выпадала возможность насладиться своим положением молодоженов, а мне так хотелось находиться рядом, разделяя с ним волнующие моменты. Но приходилось принимать вещи такими, какие они есть. Пример родителей научил меня: раз ты вышла замуж, поддерживай мужа во всем, чего бы это ни стоило. Мы с Джоном выросли в то время, когда для женщины было привычным сидеть дома в ожидании супруга. Многие мужчины в Ливерпуле уходили в море, как, например, отец Джона, и у их жен не было другого выбора. Я оказалась в таком же положении: он уезжал, чтобы зарабатывать на жизнь, а в мои обязанности входило ждать его дома и окружить любовью и лаской, когда он вернется. Никому и в голову не пришло бы спросить, почему я все это терплю: это считалось нормой. Мне оставалось только ждать и надеяться, что на сей раз разлука будет не такой долгой.

Живот мой становился все более заметным, и я стала реже появляться на улице. Да и выйти из дома было не так просто: наступила зима, одна из самых суровых за последние годы, выпавший снег превратился на тротуарах в твердый и скользкий лед. Когда мне нужно было идти в женскую консультацию, приходилось передвигаться очень осторожно, скользя по накатанным дорожкам, все время боясь упасть, хватаясь за все и за всех, кто только попадался на пути.

Время было нелегкое: холодная ненастная погода, почти постоянное отсутствие Джона, Мими, явно раздраженная тем, что вынуждена делить со мной кров, и я — будущая мать, страшащаяся одной только мысли о том, что ее ожидает.

ГЛАВА 9

После столь насыщенного событиями года я не могла себе представить, что еще мне готовит судьба. Мы пережили череду важных, изменивших нашу жизнь событий: смерть Стюарта, моя беременность, наша женитьба, первый контракт " Битлз" на запись пластинки. Я мечтала о том, чтобы у нас с Джоном образовалось несколько свободных месяцев, чтобы все переварить. Но, конечно, шансов на это не было никаких.

В начале 1963 года группа пользовалась бешеной популярностью в Ливерпуле, но за пределами города о ней все еще почти никто не слышал. Мы и не подозревали, какие грандиозные перемены несет нам этот год и что к его исходу вся Британия будет от " Битлз" без ума, а имена Джона, Пола, Джорджа и Ринго станут здесь самыми знаменитыми.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒