26 октября 19 страница

Мы все время возвращаемся к одному и тому же: Англия не может сдерживать наступление русских на Западную Европу с помощью одной только Франции, ей понадобится Германия, но демократическая Германия станет легкой добычей для русской дипломатии и для коммунизма. Англичане осуществят свою мечту в Германии, которой будет управлять рейхсвер, они откажутся от больших завоеваний и покинут Запад. Но как сможет прожить такая Германия? Ее амбиции постоянно будут пробуждаться из-за голода и безнадежности, и она постоянно будет оглядываться на Россию.

Чтобы снова завоевать Азию, если русские поддерживают Японию, то англосаксам понадобится сильная Германия, так как одной Франции недостаточно.

Бедный Муссолини, он очень несчастен из-за того, что его выкрали немцы: ему пора было выйти из игры и он хотел это сделать. 1

1 Муссолини находился в тюрьме Гран Сассо и был освобожден 12 сентября 1943 г. группой немецких диверсантов, которой командовал капитан СС Отто Скорцени; перед Гитлером предстал обессиленный и конченный человек.

12 января

Долгий перерыв, долго не притрагивался к дневнику; оно и понятно, потому что с октября ничего особенного не происходило. Политическая ситуация не изменилась, и мое сердце, уставшее от однообразных волнений, успокоилось. Я уже не задумываюсь, покончить ли мне с собой, дать ли себя убить или же отправиться в изгнание, когда придут американцы и англичане: живу одним днем... или вечностью. Все лето и осень радовался тому, что избавился от журнала, а после того, как закончил роман " Соломенные псы", практически ничего не делал. С августа обдумываю драму " Иуда", сейчас план ее почти полностью готов, даже набросан черновой вариант одного действия. 1 По-прежнему пишу статьи в маленький еженедельник " Революсьон насьональ" - из самолюбия, чтобы никому не показалось, будто я испугался, из остатков пристрастий и по склонности к умозрениям, хотя текущая политика мне, по сути, уже совершенно неинтересна. Политика французов в отношении немцев так же ничтожна, как в отношении англичан, американцев и русских. А немцы пожинают то, что посеяли в 1940 и 1941 гг.: отсутствие революционного духа. Оправдать

1 Дриё не завершит " Иуду"; тем не менее остались значительные фрагменты, по которым можно видеть, как отражается тема предателя в представлении Дриё. См.: Julien Hervier. Deux individus contre l'Histoire". Klincksiek, 1978. P. 184-187.

вторжение и оккупацию они могли только лишь рево-дк> цией. Ведь цель была не в том, чтобы захватить Эльзас, а в том, чтобы уничтожить таможенные границы и объединить Европу против России. У немцев нет никакого иного сознания, кроме национального, а это означает, что они лишены даже национального сознания. Они одряхлели почти так же, как французы и англичане. Поражение немцев позволяет мне увидеть меру европейского упадка. Впрочем, подобное же чувство разочарования у меня было уже во время сражения на Марне в 1914 г.: развал бисмарковской Европы.

Жалкая позиция англосаксов по отношению к русским объясняется тем, что они были вытеснены с обоих континентов, и им потребуется приложить много трудов, чтобы снова поставить туда ногу. Их нелепое положение в отношении Евразии слишком стесняет их, чтобы у них появилась возможность играть там какую-то роль.

Пожалуй, им следует бояться только русских; ведь немцы этим летом не ударили по ним. И подобное предположение будет оставаться возможным до последней минуты. Однако я уверен, что в последний момент армия, буржуазия (то, что осталось от нее) и даже партия договорятся с англо-американцами: подобное чувство мало-помалу укреплялось во мне в течение нескольких месяцев. Окончательно разуверившись в революционной энергии гитлеровцев, я теперь не верю и в их способность повлиять на русских и договориться с ними.

Ничтожность Алжира ничуть не удивляет меня: французы не способны выбраться из своего болота и не выберутся никогда. Они будут продолжать хиреть. Стендаль ясно увидел, что в 1815 г. они были смертельно ранены. После того как Франции не удалось стать империей, она могла только лишь чахнуть. Кто не движется вперед, тот пятится назад. У меня всегда было обостренное ощущение искусственности 1918 г. Коммунисты играют в Алжире ту же роль, что псевдофашисты в Париже, а католики в Виши - так как французы в своей массе, неважно, настроены они умеренно или радикально, не могут больше позволить представлять себя своим былым марионеткам. Де Голль является церемониймейстером, нанятым евреями, чтобы обеспечить их возвращение во Францию. Евреи обожают дворянские частицы " де".

Немцы играли на нашем разделении, в точности как англичане: слишком уж велик соблазн. А. 1 недавно признался мне в этом. Они ведь так и не решились создать мощную французскую партию. Не решатся на это и англичане. Русские тоже. Наша единственная надежда: спасать самих себя с помощью заграницы, и противоречие тут только в терминах. Именно этого я ждал от немцев в 1940 г., надеялся, что они увидят, что они поймут: это в их интересах. " С нашего трупа пойдет разложение вашей Европы", - сказал я А.

Все или почти все французы являются иностранными агентами, но никто не желает в этом признаваться и с утра до ночи продолжает клясться именем Франции. Любой коллаборационизм с кем бы то ни было все больше и больше терпит поражение, эта позиция становится все более жалкой и презренной. Дорио - пленник в Польше, 2 точно так же как де Голль - пленник русских в Алжире; Деа - пленник в Париже, а маршал - в Виши. Франция - это поистине " Пленница" и с той же самой внутренней извращенностью.

Я начинаю верить, что русские позволят возродить демократическую Европу к западу от Вислы, "... чтобы легче съесть тебя, деточка". Это позволит ей без войны поочередно проглотить страны Запада.

1 Вероятно, Абетц.

2 По политическим соображениям Германия запретила лейтенанту Дорио (который записался добровольцем в 1941 г. ) покидать расположение Французского добровольческого легиона.

18 января

Все эти последние месяцы я продолжал двойную ясизнь: с одной стороны, прежнее пристрастие к политике, умозрения и попытки логического обоснования текущих событий, с другой, - непреходящее желание все дальше углубляться в философские и религиозные размышления. Но желание это практически проявляется лишь как историческая любознательность, ненасытная потребность чтения, которое тоже одно из моих пристрастий. Я много прочел об Индии, Тибете, Китае и постепенно начинаю постигать развитие арийской мысли Индии. Она представляется мне стократ проницательней и тоньше, стократ шире и глубже, чем философская мысль Запада (Греции, Александрии, средних веков, нового времени). И гораздо свободнее в части форм, которые использует, менее письменной, более внутренней и интенсивной, гораздо лучше связывающей жизненный опыт с самыми абстрактными размышлениями. Божественному она дает первенство перед Богом, духовному - перед душой, драме космической - перед земной драмой. Я проводил долгие часы, читая и перечитывая " Упанишады", " Брахма-сутры", 1 тексты " Большой Колесницы", 2 " Дао". 3 Подобную свободу можно встретить только у Гераклита, Плотина, Дионисия Ареопагита, 4 у некоторых мистических теологов в средние века, у некоторых немцев, Ницше и Бергсона (Кьеркегора я не знаю). Я был крайне разочарован, прочитав " Зогар":

1 " Брахма-сутры" или " Веданта-сутры" - основные тексты Веданты.

2 " Большая Колесница" (Махаяна) - буддийское учение, возникшее в первые века новой эры.

3 " Дао дэ цзинп - китайский трактат, излагающий доктрину Даосизма; его авторство приписывается Лаоцзы (VI-V в. до н. э. ).

4 Аионисий Ареопагит - афинянин, обращенный в христианст-во апостолом Павлом; ему долго приписывались произведения анонима, жившего в V-VI в., так называемого Псевдодионисия, отмененные сильным влиянием неоплатонизма.

это практически полное повторение гнозы, из той же самой бочки. Мифология, разумеется, диалектц. ческая, но куда более мелочно-подробная и прямоли-нейная. И уж слишком материальный и чувственный угол зрения. Особенно поражает она той литератур, ной отточенностью, какой блистает Библия. Евреи вообще куда в большей степени литераторы, нежели философы. Они медленно и очень неравномерно усваивали философию ариев. В сущности, в мире существует лишь арийская мысль, которая распространилась, с одной стороны, до Китая, а с другой - через греков, александрийцев, кельтов, германцев - вошла в глубинные основы Запада и в их еврейское отражение.

В любом случае, внутренняя моя жизнь полностью перевернулась, обновилась, углубилась благодаря открытию эзотерической традиции, которое я потихоньку совершал в последние несколько лет. Да, я верю в это. Верю, что за всеми великими религиями существует тайная глубинная религия, которая связывает их все между собой и является единственным выражением Человека Единого и повсюду того же самого. Мое постижение заходит не слишком далеко по причине бесплодности моей натуры и моей не особенно сильной настойчивости в поисках тех, кто мог бы устно изложить мне ее, но даже того немногого, к чему я прикоснулся, достаточно, чтобы во мне родилось доверие, пришло чудесное озарение. Как после всего этого я еще способен интересоваться политикой? Да потому что не могу избавиться от этой мании, потому что не препятствую этому автоматизму, потому что пытаюсь уклониться из боязни сосредоточения и его чудотворного воздействия, потому что я всегда бежал счастья, ну и из-за физической нечистоты.

И еще: я всегда испытывал определенное недоверие к людям, даже если не питал его к доктрине. Боюсь шарлатанов, боюсь попасть в узы духовного подчинения, которые удерживали бы меня крепче, чем узы ма-

териальные. Во мне живет ярый индивидуалист, боящийся традиции, как он всегда боялся и бежал церкви, масонства, политических партий, хотя и поддавался им.

Докуда я дойду, если в ближайшие месяцы не покончу с собой или если меня не убьют? Быть может, я умру за видимость веры в достоинство политики, которой давно уже не разделяю. Но, без сомнений, это путь испытаний, который я искал с минимальным участием духовного инстинкта. За непомерность интеллектуальных притязаний я заплачу примерной казнью. Но в таком случае смерть отбросит меня на низший уровень на путях моей вечной жизни.

Азиатские религии уводят от христианства и определенным образом возвращают к нему, так как позволяют привнести в него максимум света и выявить все то, что ушло из него.

28 января

Все, что произойдет, я нахожу превосходным и поучительным для себя. Уже в течение нескольких лет я становился все более и более равнодушен к политике, и не только к самой деятельности, но и к политическим) умозрениям. И, однако, в то время как средоточием своего существа я все больше погружался в постижение метафизики и метафизическую (в том смысле, какое придает этому слову Генон) медитацию, политические тревоги продолжали проявлять себя в моей жизни как нечто внешнее, постороннее. Однако проявление это имело четко выраженный характер, тем паче что для меня оно выражалось всего лишь в безразличии к условиям моего существования. И все-таки это было еще не вполне безразличие, тут присутствовал и привкус риска. Я искал в физической опасности, что сулила мне практическая позиция, некую кару или искупление за ту духовную опасность, в ко-т°рую она меня ввергала.

и тут получается такой вот крут. Физическая опасность в конечном счете вырастает в опасность духовную, потому что смерть, на которую обрекут меня мои политические враги, прервет мою духовную революцию, прежде чем она достигнет решающей точки.

И в то же время истина в том, что физическая опасность открыла мне глаза на присутствие смерти куда отчетливей, чем все мои болезни, моя душа и усталость от жизни в этом веке. И это ускорило мою духовную революцию. В конце концов добро и зло почти что уравновешиваются в той двусмысленности, какая является фактом условий любого человеческого существования, тем более что условия эти инте-риоризирутотся.

- У меня желание покончить с собой. И я спрашиваю себя, а вдруг в последний момент поступок этот представится мне противоречащим моей внутренней революции, и я предпочту казнь, хотя мне она кажется нелепой и бессмысленной, так как вынудит прожить последние мгновения как бы представляющим политическую позицию, которая уже не соответствует ничему реальному, что есть во мне.

Период этот я завершил тем, что выстроил лестницу политических направлений: в самом низу демократия, выше - гитлеризм, недееспособность которого я пережил, еще выше - коммунизм, чей безусловный и неизбежный триумф я ясно предвижу, но который уже не более чем оболочка, что лохмотьями спадает от земного вращения.

С определенной точки зрения, уже год, как я мог бы и должен был бы стать коммунистом. Но мало того, что коммунизм просто на глазах становится все безобразней и все больше увязает по мере приближения к своей цели, крайне преходящей и недостаточной, то есть к приутотовлению людей к возврату теократии во всей полноте, я устал от своих собственных политических перевоплощений; к тому же все это приходит слишком поздйо: я уже не здесь.

Я умру, практически так и не сумев выразить свой духовный опыт, если не считать несколько фраз во " Всаднике" и " Соломенных псах". Я не смогу завершить " Иуду", да даже и не стремлюсь к этому. Стихи же мои хромают.

Но я предпочел бы проявить себя по-другому: предпочел бы прожить несколько лет, ничего не писать и быть поистине тем, кем являюсь сейчас.

Подумать только, что в 1922 г. у Галеви1 я встретил Генона и ни о чем не догадался; однако я никогда не забывал это изможденное лицо. Быть может, его мимолетный взгляд навсегда задел меня.

8 февраля

Я полностью в зимнем оцепенении, которое так люблю. Пишу крайне мало, много читаю, мечтаю либо размышляю, вижу очень мало людей. Гуляю не очень много. Впрочем, чувствую я себя довольно скверно. Надо бы сделать анализ крови и мочи, чтобы узнать, а не умираю ли я потихоньку! Но я не делаю: очень уж тоскливо идти в лабораторию, взять бутылочку, потом отнести ее обратно. Та же самая лень мешает мне воспользоваться моим испанским паспортом. Ну а кроме того, путешествие предполагает всякие мелкие хлопоты, бессмысленные встречи, выставление себя напоказ, вранье, то есть все, от чего я бегу, сломя голову. Когда я был в Швейцарии, 2 то жил в еще боль-

1 Галеви Даниель (1872-1962) - историк, специалист по начальному периоду III Республики, друг Пеги и сотрудник " Кайе де ла Кензен"; написал предисловие к эссе Дриё " Масштаб Франции" (Grasset, 1922).

2 В ноябре 1943 г. Дриё съездил в Швейцарию и встретил во Фри-бУрге Бертрана де Жувенеля, который настойчиво уговаривал его не возвращаться во Францию, однако он решил вернуться даже при том, 4X0 там ему, возможно, пришлось бы совершить самоубийство. Более Полно он объясняет причину в " Сокровенной исповеди".

шем одиночестве, чем в Париже. Я наслаждался своей леностью гораздо откровенней, чем когда-либо, так как прекрасно знал, что рано или поздно снова при, мусь за работу, а также в большей степени и потому что презираю манию добиваться известности и заставлять себя читать, предоставляя приличествующие до-казательства. С двадцати трех лет я нашел для себя отличное оправдание, чтобы заниматься этим как можно меньше: чего ради писать, если не обладаешь гениальностью. Тщеславие таланта поражает меня и в других, и в самом себе. Вот и мой " Иуда" не движется. Боюсь, как бы он не оказался педантским выбросом всего того, что я прочел за эти последние годы. Однако я отмечаю некий драматический или лирический интерес.

- Еврейские друзья, что остались еще у меня, либо в тюрьме, либо бежали. Я занимаюсь ими и оказываю кое-какую помощь. И не вижу в этом никакого противоречия. Или, верней, противоречие между личными чувствами и общими идеями - это и есть основной принцип всего человечества. Гуманным становишься по мере того, как нарушаешь собственные догмы. Гуманист становится человеком, добавляя к своим слащавым принципам капельку страсти.

Более всего к смерти склоняет меня скверное здоровье. И потом, у меня нет никакого желания увидеть, на какой новой ступени упадка все во Франции окажется после войны. У нас миллиард долгов, оборудование наших заводов устарело, и мы попадем в полную зависимость от Империи, которая будет снабжать нас сырьем. Что же до основ духа или до нравов, то об этом и говорить не стоит. Коллаборационисты-германофилы, англофилы или русофилы корчатся У ног своих хозяев в конвульсиях раболепной любви. Француз, сохранивший остатки духовного порыва, может мечтать лишь о праве носить английский, немецкий или же русский мундир. Восхищение Америк0й выявляет для меня все, что есть самого низменного и вырожденческого во французе, но именно это и доминирует. Восторг от американских фильмов и романов, у которых такое короткое дыхание. А джаз, свинг: краткосрочная судорога. Уродство американской цивилизации расползается по всей земле. О ней мечтают и русские, и немцы тоже. В Женеве я сходил посмотреть американские фильмы. И очень быстро снова ощутил этот зольный привкус.

Те крохи индивидуальности, которые может еще иметь Франция, она обрела именно сейчас, под сенью немецкой оккупации, напрягаясь и объединяясь против нее. Немцы не смешиваются с французами, и это последний раз, когда французы оказываются наедине с самими собой. Правда, вполне возможно, что иностранцы и не слишком-то будут рваться на эту землю, опустошенную Историей... и экономическими процессами.

Смерть Жироду. 1 Я не часто восхищался талантом, скрывавшим, на мой взгляд, антипатичную натуру и возмутительную концепцию порядка вещей. То был представитель наших французов, особенно французов 1920-1940-х годов. Статичный мир, в котором, по сути, ничего не происходит. Трагедия всегда разрешается комедией. Человек никогда по-настоящему не является ни врагом, ни другом человека. Что до богов, то в их существовании сомневаются, так как полагают, что укрыты от их жестокого произвола. Это мир, где играют с идеей катастрофы. Философия Ана-толя Франса, чуть подретушированная знакомством с 1914 г. А Франс уже имел опыт 1870 г. Все это завершается гротескным отречением от прошлых взглядов: пишется " Полнота власти", и Жироду становится министром пропаганды, написав ранее " Троянской войны не будет", где воинственные витии смешива

1 Жироду скончался 31 января 1944 г.

ются с грязью. Ср. Франса во время войны четырнадцатого года. 1

У меня отвращение к этому высокопарному и жеманному стилю, отвратительному симптому декаданса. Нет, лучше уж Франс. Эта поэзия, которая в средствах своих колеблется между Эдмоном Ростаном и Жюлем Ренаром, эта вечная инверсия метафоры, эта однообразная система антитез. Обломки романтизма и символизма, приспособленные одним из тех французов, которые по сути своей не могут вырваться из Лафонтена.

Жироду бросился в дверь, открытую Клоделем, и, кстати, сделал возможным скандально запоздалый успех Клоделя.

Но тем не менее линия его пьес восхитительна, это прелестная арабеска морализма. Этакий Клодель, который, следуя линии " Романа о Розе" Ракана, преци-озниц, Лафонтена, Фенелона, Флориана, Шатобриана (" Мученики" ), Гюго (как маньяка некой литературной софистики, некой риторики 1820-х и Реставрации) и двух противоположных отпрысков Гюго - Ро-стана и Ж. Ренара, - витийствует, как Гюго, о самом себе.

Его книги всегда валились у меня из рук. Для полуобразованной публики он заменил одновременно и Франса и Ростана.

1 После бомбардировки немцами Реймского собора Анатоль Франс написал статью, в которой заклеймил немецкое варварство и заявил, что французы не запятнают свою будущую победу ни одним преступлением; кончалась статья следующей фразой: " Мы провозгласим, что французский народ примет в друзья побежденного врага". Эта фраза вызвала лавину оскорбительных писем. Впоследствии Франс пытался занять более определенную позицию. Он писал патриотические статьи (" На дороге славы" ), превознося мужество французских солдат в битве с врагами-варварами; хотя статьи эти были относительно умеренными в сравнении с крайностями Барреса, Франс после войны испытывал угрызения совести й сожалел, что опубликовал их.

- Перечитываю " Дневник" Констана и его " Красную тетрадь". Развлекаюсь, сравнивая себя с ним. Какое беспредельное удовлетворение тщеславия, какое утешение для литераторов - сравнивать себя с предшественниками, с теми, которые были уверены в своем месте! Как и он, я провел свою жизнь у юбок светских дам, предпочитая им шлюх. Я не мог обойтись без женщин и ненавидел их, презирал, но иногда понимал и испытывал к ним жалость. В глубине души они зна\и, что я ощущаю их одиночество, как свое. Та же склонность к одиночеству, но куда более определенная и способная гораздо лучше защищаться. Характер не столь нерешительный, либо очень рано переставший быть таковым. Та же политическая жесткость под видимостью скептицизма или темперамента, которому присуща личная снисходительность. То же несчастное и незавершенное пристрастие к философским спекуляциям, к истории религий. Одним словом, два француза с севера. Тот же космополитизм и тот же суровый взгляд на французскую ограниченность. Но его мятеж против Наполеона у меня обратился в мятеж против радикально-масонского конформизма (а равно и католического) конформизма).

Исторические взгляды (и политические тоже) у меня гораздо шире: мир стал более открытым.

Моей г-жой де Сталь была бы Виктория. Но диапазон у нее был гораздо уже, и через несколько месяцев я освободился из самого тягостного плена.

Те же литературные заблуждения: его театр стоит моих потуг в поэзии и драматургии.

Лучшее, что я мог бы сделать, было бы что-то наподобие " Адольфа". В глубине та жа нежная сухость. Но он, более слабый, способен был лучше ощущать драму страсти, внушенной женщинами.

Я лишен его порока - страсти к игре, вместо него у меня другие - табак, шлюхи (но последний был свойствен и ему). В конце концов наперекор всем уверткам он все-таки выбирает политическую позицию и отдается ей, вкладывает весь свой талант. То же самое чувство преждевременного постарения: не достигнув еще сорока лет, он говорит г-же де Сталь: мы старые...

Когда в 1814-1815 гг. он был влюблен в г-жу Ре-камье, ему было лет сорок семь-сорок восемь. Примерно как мой кризис с Белу: мне было всего сорок два (1935), но я уже износился до основания. И тем не менее...

У него был сифилис, как у Шамфора, Бейля, Мюссе, Бодлера, Верлена, Рембо и многих других. Вне всяких сомнений, он обладал не особенно сильным темпераментом и с ранних лет был полуимпотентом. Не слишком молодые женщины для бесед, а для прочего - шлюхи. Физическая храбрость, при случае.

/ марта

После многих лет я тут вдруг перечитал Барреса. Ни одну книгу я не читал так, как читал " Свободного человека", если не считать некоторые вещи Ницше. Первым делом я взялся за " Холм", который, как мне казалось, я никогда не читал; какие жертвы он принес - после такого множества французов - идее классической чистоты. Великолепная чистота, но линия кажется выверенной. Какими скудными средствами он ограничивает себя, приняв решение создать совершенно однолинейное повествование, как бы имитацию " примитива", чего-то средневекового. При такой предрасположенности к неловкости любая модуляция кажется нежданным, наивным мастерством. А какой отталкивающий сюжет: герой, я какой отталкивающий для Барреса материал - мистика. Во всем имитируя Шатобриана, Баррес захотел создать свою " Жизнь Ранее" и, как Шатобриан, в конце жизни кружил вокруг запретной сферы. И еще он хотел быть верным бедности Лотарингии (й Оверни).

Потом я перечитал " Врага законов" и " Неделю у г-на Ренана", а затем " Три остановки" и " Вседозволенность". До чего это тонко, утонченно, отмечено уверенным, но маньеристским изяществом. Будучи первым, Баррес вне всяких сомнений является отцом раннего Жида и раннего Валери! Одновременно, чтобы увериться в этом, я перечитал " Введение" 1 и " Г-на Тэста". Конечно, Валери не слишком глубок, но все-таки более последователен. Однако, если перечесть целиком " Культ Я", не там ли окажется законченная, завершенная целостность, которая стоит первых произведений Валери и Жида? Но к чему устраивать состязание? Ведь Баррес пострадал от забвения. Они похожи, как три брата. Наверное, они читали друг друга, следили друг за другом? Беда Барреса, что он указал им путь. П. Луис, четвертый брат, шел сзади. А самый старший из них, Р. де Гурмон, был слишком взбудоражен символизмом и был не способен, как они, возобладать над ним. За это я и люблю его - за уязвимость, за неловкость. Большой глубины они не достигли, даже, в конечном счете, и Валери. Они попросту вышли на прогулку, но вместе с ними французский дух во всю прыть устремился назад, к классицизму. Клодель нырнул гораздо смелей, гораздо глубже. (Какое впечатление произвел бы на меня сегодня его " Златоглав": я не нашел книги у себя в библиотеке, откуда ее попросту стащили. )

Перечитал два тома " Революции" Мишле: я в восторге, это один из величайших французских писателей, один из величайших французских романистов. Франц(узские) историки великолепны! Какая плеяда! Тьерри, Мишле, Бальзак и Стендаль, Тэн, Сорель2 и т. д. Никогда не читал Минье, Тьера. Очень мало Кине.

1 Очевидно, " Введение в систему Леонардо да Винчи" (изд-во " Галлимар", 1919).

2 Историк Альбер Сорель ( 1842- 1906), бывший в течение тридцати лет генеральным секретарем Сената, в частности, является авто-Ром труда " Европа и Французская революция" (1885-1906).

- Завтрак с молодым товарищем, в какой-то степени моим последователем, который прибыл с русского фронта. До чего он великолепен, спокоен, доволен. Он обо всем судит с восхитительной рассудительностью, дающейся опытом и испытаниями. Россия представляется ему ничтожной и слабой. Но белая Россия - тоже Россия. Политически немцы потерпели там крах, как и всюду. Наделение землей принесло отличные результаты, но слишком поздно, и они не смогли справиться с проблемой партизан. Французы после Марокко называют их " шлё". Эти две или три тысячи французов испытывают удовлетворение и пребывают в согласии с собой. Увы, военная отвага не так трудна, как политическая. Несколько тысяч французов могли бы способствовать политическому решению в России, Савойе, Италии. Он не видел там рабочих, коммунистов. Условия жизни в России, улучшившиеся в 1938 г., снова стали ужасными: нищета, голод. Армия живет на американских консервах. Пехота у русских слабая, плохо обученная. Нехватка личного состава. Значит, они не смогут оккупировать Европу? Немцы ведут колониальную войну: один против пяти или десяти. Они обходятся минимумом сил и по-прежнему вполне уверены в себе. В России они принесли в жертву все, поскольку ожидают высадки. Второй фронт потенциально существует и довлеет над ними, потому они отказались от завоевания России. Но и от эвакуации оттуда тоже. Но сколько ресурсов потеряно.

Я верю в высадку, всегда верил. Удастся ли она? Потом будет время оправдать происшедшее. Уверен, она окажется успешной, но медленной, настолько медленной, что политический ее эффект будет утрачен - как в Италии. Германия может разыграть отличную карту: как можно меньше уступать на Западе и как можно больше - на Востоке; таким образом она в последнюю минуту принудит англо-американцев к компромиссу. Если русские окажутся у ворот Берлина раньше, чем американцы у ворот Парижа, Брюсселя, Милана, Гамбурга, Германия спасена. И Европа тоже.

Немцы - никакие политики. Их прямолинейная, жестокая древнеримская политика грубого господства вредна. Они и англичане с удовольствием наблюдают, как в Савойе французы уничтожают друг друга. 1

Какой упадок Европы! Германия столь же бездарна, как Англия и Франция! После века " мелкобуржуазной цивилизации" исчез политический гений. Гитлер - революционер германский, но не европейский. Он завершил дело Бисмарка, вот и все. Он недостаточно социалист - больше национал-, чем социалист, - больше военный, чем политик. Я не могу поверить, что Россия исчерпала себя; вывод: Росия одолеет его рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Германии не хватит храбрости самой броситься в русские объятия, но они все равно сомкнутся на ней - вопреки запоздалому сближению с англосаксами.

- Период религиозной холодности. Я начинаю пробовать оккультизм, Азию. Но это находит волнами.

2 марта

Сколько людей знал я, который никогда не искал знакомств. Сколько женщин любил я, который стольких бросал! Сколько? Медицинскую сестру, алжирку, американку, Белукию. Но разве еврейка, итальянка, графиня, аргентинка, Николь не оставили свой след? И даже полька, может ли она стереться?

1 Макизары, сосредоточенные на плато Глиер, во второй половине февраля 1944 г. были окружены силами охраны порядка, а также мобильными группами резерва (МГР) и ударными отрядами французской милиции. Произошли инциденты, и безоружные макизары были арестованы, несмотря на обещания, данные командиром МГР полковником Лелоном. Но только лишь 10 марта МГР предпримут неудачное наступление на макизаров. Милиция атакует их 20 марта, а 23-го пойдут в наступление немцы и окончательно подавят их сопротивление.

- Я много перечитываю или заново читаю Валери. Вот он - гений уходящей Франции, воплотившийся в этом изысканном и сдержанном человеке. Нет, он вовсе не эготист, но монах-атеист. Ведантист, даже не знающий об этом: все ради атмана, 1 ради " Я", ради алмазной точки посреди фантасмагории движений духа. Это философ, который секуляризирует и иссушает все порывы религии. Бог существует в человеке, но этот Бог - неощутимая точка, по сути дела, пустота, в еще большей степени чем в ведантизме Рамануджи, 2 это " Большая Колесница", когда она присоединяет Веданту. Своим тонким искусством, изысканностью своего метода Валери оправдывает сосредоточенность каждого француза на себе. Меньше страсти, чем у Малларме. И вообще ничего общего с Малларме, любое сходство - чистая видимость. В сущности, это француз XVI или XVII века, страстный поклонник разума, который случайно повстречал Малларме и По. Ничего романти-i ческого. " Юная Парка" - ловкий иллюзионистский фокус, или, верней, она вобрала в себя хаос, что кроется в глубине этого крайнего релятивизма. Та же позиция, что у Ницше, та же теория познания. Крайний релятивизм как выражение крайнего рационализма. Это Ницше " Человеческого, слишком человеческого". Валери никогда об этом не говорит, может, даже не знает об этом - простой параллелизм эпохи?

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒