● XXXIV.. ● XXXVII.
● XXXIV.
Трималхион, кончив игру, потребовал себе всего, что перед тем ели мы, и громким голосом дал разрешение всем, кто хочет, требовать еще медового вина. В это время по данному знаку грянула музыка, и поющий хор убрал подносы с закусками. В суматохе (со стола) упало большое (серебряное) блюдо; один из отроков его поднял, но заметивший это Трималхион велел надавать рабу затрещин, а блюдо бросить обратно на пол. Явившийся раб стал выметать серебро вместе с прочим сором за дверь. Затем пришли два молодых эфиопа, оба с маленькими бурдюками вроде тех, из которых рассыпают песок в амфитеатрах, и омыли нам руки вином. Воды никому не подали. Восхваляемый за такую утонченность, хозяин сказал: - Марс любит равенство. Потому я велел поставить каждому особый столик. - Таким образом, нам не будет так жарко от множества вонючих рабов. В это время принесли старательно засмоленные стеклянные амфоры, на горлышках коих имелись ярлыки с надписью: ОПИМИАНСКИЙ ФАЛЕРН. СТОЛЕТНИЙ Когда надпись была прочтена, Трималхион всплеснул руками и воскликнул: - Увы! Увы нам! Так, значит, вино живет дольше, чем людишки. Посему давайте пить, ибо в вине жизнь. Я вас угощаю настоящим Опимианским; вчера я не такое хорошее выставил, а обедали люди много почище. Мы пили и удивлялись столь изысканной роскоши. В это время раб притащил серебряный скелет, так устроенный, что его сгибы и позвонки свободно двигались во все стороны. Когда его несколько раз бросили на стол и он, благодаря подвижному сцеплению, принимал разнообразные позы, Трималхион воскликнул:
- Горе нам, беднякам! О, сколь человечишко жалок! Станем мы все таковы, едва только Орк нас похитит, Будем же жить хорошо, други, покуда живем.
● XXXV.
Возгласы одобрения были прерваны появлением блюда, по величине не совсем оправдавшего наши ожидания. Однако его необычность обратила к нему взоры всех. На круглом блюде были изображены кольцом 12 знаков Зодиака, причем на каждом кухонный архитектор разместил соответствующие яства. Над Овном - овечий горох, над Тельцом - говядину кусочками, над Близнецами - почки и тестикулы, над Раком - венок, над Львом - африканские фиги, над Девой -матку неопоросившейся свиньи, над Весами - настоящие весы с горячей лепешкой на одной чаше и пирогом на другой, над Скорпионом - морскую рыбку, над Стрельцом - лупоглаза, над Козерогом - морского рака, над Водолеем - гуся, над Рыбами: -двух краснобородок. Посередке, на дернине с подстриженной травой, возвышался медовый сот. Египетский мальчик обнес нас хлебом на серебряном противне, причем паскуднейшим голосом выл что-то из мима " Ласерпиция". (Видя), что мы довольно кисло приняли эти убогие кушанья, Трималхион сказал: " Прошу приступить к обеду". (Это - начало).
● XXXVI.
При этих словах четыре раба, приплясывая под музыку, подбежали и сняли с блюда его крышку. И мы увидели другой прибор, и на нем птиц и свиное вымя, а посредине зайца, всего в перьях, как бы в виде Пегаса. На четырех углах блюда мы заметили четырех Марсиев, из мехов которых вытекала обильно поперченная подливка прямо на рыб, плававших точно в канале. Мы разразились рукоплесканиями, начало коим положила фамилия, и весело принялись за изысканные кушанья. - Режь! - воскликнул Трималхион, не менее всех восхищенный удачной шуткой. Сейчас же выступил вперед резник и принялся в такт музыки резать кушанье с таким грозным видом, что казалось, будто эсседарий сражается под звуки органа. Между тем Трималхион все время разнеженным голосом повторял: - Режь! Режь! Заподозрив, что в этом бесконечном повторении заключается какая-нибудь острота, я не постеснялся спросить о том соседа, возлежавшего выше меня, Тот, часто видавший подобные шутки, ответил: - Видишь раба, который режет кушанье? Его зовут Режь. Итак, восклицая: " Режь! " (Трималхион) одновременно и зовет, и приказывает.
● XXXVII.
Наевшись до отвалу, я обратился к своему соседу, чтобы как можно больше разузнать. Начав издалека, я осведомился, что за женщина мечется взад и вперед по триклинию? - Жена Трималхиона, - ответил сосед, - по имени Фортуната. Ковшами деньги считает. А недавно кем была? С позволения сказать, ты бы из ее рук куска хлеба не принял. А теперь, ни с того ни с сего, вознесена до небес. Все и вся - у Трималхиона! Скажи она ему в самый полдень, что сейчас тьма ночная - поверит! Сам он толком не знает, сколько чего у него имеется. Такой богатей! А эта волчица все видит (насквозь), где и не ждешь. Трезвее трезвого. Совет подать - золото, но зла на язык: на перине сорока. Кого полюбит - так полюбит, кого невзлюбит - так уж невзлюбит! Земли у Трималхиона - соколу не облететь, денег - тьма-тьмущая: здесь в каморке привратника больше серебра валяется, чем у иного за душой есть. А рабов-то, рабов-то сколько! Честное слово, едва ли десятая часть знает хозяина (в лицо). В общем, он любого из здешних балбесов в рутовый лист свернет.
|