● LХХIV.. ● LХХVII.

● LХХIV.

Слова его были прерваны криком петуха, услыхав который Трималхион
приказал полить вином столы и обрызгать светильники; затем надел кольцо с
левой руки на правую.
- Не без причины, - сказал он, - подал нам знак этот глашатай: ибо или
пожара должно ожидать, или кто-нибудь по соседству дух испустит. Сгинь,
сгинь! Кто принесет мне этого вестника - того я награжу.
Не успел он кончить, как уже притащили соседского петуха, и Трималхион
приказал немедленно сварить его. Тотчас же петух был разрублен и брошен в
горшок тем самым поваром-искусником, который раньше птиц и рыб из свинины
делал. Пока Дедал пробовал кипящее варево, Фортуната молола перец на
маленькой самшитовой мельнице. Когда и это кушанье было съедено, Трималхион
обратился к рабам:
- А вы еще не пообедали? Ступайте! Пускай вас другие сменят!
Сейчас же ввалилась другая толпа рабов. Уходящие кричали:
- Прощай, Гай! Входящие:
- Здравствуй, Гай!
Тут впервые омрачилось наше веселье, ибо среди вновь пришедших рабов
был довольно хорошенький мальчик; Трималхион обнял его и принялся горячо
целовать.
Фортуната, на том основании, что " право правдой крепко", принялась
ругать Трималхиона отбросом и срамником, который не может сдержать своей
похоти. И под конец прибавила: " Собака! " Трималхион, смущенный и обозленный
этой бранью, швырнул ей в лицо чашу. Она завопила, словно ей глаз вышибли, и
дрожащими руками закрыла лицо. Сцинтилла тоже опешила и прикрыла испуганную
Фортунату своей грудью. Услужливый мальчик поднес к ее подбитой щеке
холодный кувшинчик: приложив его к больному месту, Фортуната начала плакать
и стонать.
- Как? - завопил рассерженный Трималхион. - Как? Эта уличная арфистка не
помнит, что я ее взял с подмостков работорговца и в люди вывел? Ишь,
надулась, как лягушка, и за пазуху себе не плюет, колода, а не женщина!
Однако рожденным в лачуге о дворцах мечтать не пристало. Пусть мне так
поможет мой гений, как я эту доморощенную Кассандру образумлю. Ведь я,
простофиля, мог себе сто миллионов приданого взять. Ты знаешь, что я не лгу.
Агафон, парфюмер соседней госпожи, соблазнял меня: " Советую тебе, не давай
своему роду угаснуть". А я, добряк, чтобы не показаться легкомысленным, сам
себе ноги топором подрубил. Хорошо же, уж я позабочусь, чтобы ты, когда я
умру, из земли ногтями выкопать меня захотела; а чтобы ты теперь же поняла,
чего добилась, - я не желаю, Габинна, чтобы ты помещал ее статую на моей
гробнице, а то и в могиле покоя мне не будет; мало того, пусть знает, как
меня обижать, - не хочу я, чтоб она меня мертвого целовала.

● LХХV.

Когда Трималхионовы громы поутихли, Габинна стал уговаривать его
сменить гнев на милость.
- Кто из нас без греха, - говорил он, - все мы люди, не боги.
Сцинтилла тоже со слезами, заклиная гением и называя Гаем, просила его
умилостивиться.
- Габинна, - сказал Трималхион, не в силах удержать слезы, - прошу тебя
во имя твоего благоденствия, плюнь мне в лицо, если я что недолжное сделал.
Я поцеловал славного мальчика не за красоту его, а потому что он усерден:
десятичный счет знает, читает свободно, не по складам, сделал себе на
суточные деньги фракийский наряд и на свой счет купил кресло и пару
горшочков. Разве не стоит он моей ласки? А Фортуната не позволяет. Что тебе
померещилось, фря надутая? Советую тебе переварить это, коршун, и не вводить
меня в сердце, милочка; а то отведаешь моего норова. Ты меня знаешь: что я
решил, то гвоздем прибито. Но вспомним лучше о радостях жизни! Веселитесь,
прошу вас, друзья; я и сам таким же, как вы, был, да вот благодаря своим
доблестям стал тем, что есть. Только сердце делает человеком - все остальное
чепуха. " Я хорошо купил, хорошо и продал". Каждый вам будет твердить свое. Я
лопаюсь от счастья. А ты, храпоидол, все еще плачешь? Погоди еще, о судьбе
своей поплачешь. Да, как я вам уже говорил, своей честности обязан я
богатством. Из Азии приехал я, не больше вон этого подсвечника, даже каждый
день по нему свой рост мерил; чтоб борода скорее росла, верхнюю губу
ламповым маслом смазывал. Четырнадцать лет по-женски был любезным моему
хозяину; ничего тут постыдного нет - хозяйский приказ. И хозяйку
ублаготворял тоже. Понимаете, что я хочу сказать. Но умолкаю, ибо я не из
хвастунов.

● LХХVI.

Итак с помощью богов я стал хозяином в доме; заполонил сердце
господина. Чего больше? Хозяин сделал меня сонаследником Цезаря. Получил я
сенаторскую вотчину. Но человек никогда не бывает доволен: вздумалось мне
торговать. Чтобы не затягивать рассказа, скажу коротко - снарядил я пять
кораблей. Вином нагрузил, - оно тогда на вес золота было, - и в Рим
отправил. Но подумайте, какая неудача: все потонули. Это вам не сказки, а
чистая быль! В один день Нептун проглотил тридцать миллионов сестерций. Вы
думаете, я пал духом? Ей-ей, даже не поморщился от этого убытка. Как ни в
чем не бывало снарядил другие корабли, больше и крепче, и с большей удачей,
так что никто меня за человека малодушного почесть не мог. Знаете, чем
больше корабль, тем он крепче. Опять нагрузил я их вином, свининой,
благовониями, рабами. Тут Фортуната доброе дело сделала - продала все свои
драгоценности, все свои наряды и мне сто золотых в руку положила: это были
дрожжи моего богатства.
Чего боги хотят, то быстро делается. В первую же поездку округлил я
десять миллионов. Тотчас же выкупил я все прежние земли моего патрона. Домик
построил; рабов, лошадей, скота накупил; к чему бы я ни прикасался, все
вырастало, как медовый сот. А когда стал богаче, чем вся округа, тогда -
руки прочь: торговлю бросил и стал вести дела через вольноотпущенников. Я
вообще от всяких дел хотел отстраниться, да отговорил меня подвернувшийся
тут случайно звездочет-гречонок по имени Серапа, человек поистине достойный
заседать в совете богов. Он мне все сказал, даже то, что я сам позабыл, все
мне до нитки и игольного ушка выложил; насквозь меня видел; разве что не
сказал мне, что я ел вчера. Можно подумать, что он всю жизнь со мной прожил.

● LХХVII.

- Но помнишь, Габинна, - это, кажется, при тебе было - он сказал мне:
" Ты таким-то образом добился своей госпожи. Ты несчастлив в друзьях.
Никто тебе не воздает должной благодарности; ты владелец огромных поместий;
ты отогреваешь на груди своей змею".
Чего я вам еще не рассказал? Ах, да, он предсказал, что мне осталось
жить тридцать лет, четыре месяца и десять дней. Кроме того, я скоро получу
наследство. Вот какова моя судьба. И если удастся мне еще до самой Апулии
имения расширить, тогда я могу сказать, что довольно пожил. Между тем, пока
Меркурий бдит надо мной, я этот дом перестроил: помните, хижина была, а
теперь - храм. В нем четыре столовых, двадцать спален, два мраморных
портика; во втором этаже - еще помещение; затем - моя собственная
опочивальня, логово этой гадюки, прекраснейшая каморка для привратника; и
сколько ни будь у меня гостей, для всех место найдется.
Одним словом, когда Скавр приезжал, нигде, кроме как у меня, не пожелал
остановиться, хоть еще у его отца были приятели, что живут у самого моря.
Многое еще есть в этом доме - я вам сейчас покажу. Верьте мне: асс у тебя
есть, и цена тебе асс. Имеешь, еще иметь будешь. Так-то и ваш друг: был
лягушкой, стал царем. Ну, а теперь, Стих, притащи сюда одежду, в которой
меня погребать будут. И благовония из той амфоры, из которой я велел омыть
мои кости.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒